Последний день лета

дожил до нее всего несколько дней.

– Это отразилось на компании?

– Не совсем, – посмотрев насмешливо, сказал Игорь. – Изначально она была разделена между братьями пятьдесят на пятьдесят. После смерти Виктора в семье и осталась. Во всяком случае, я не слышал, что на господское добро есть претенденты со стороны.

– А вдова?

– Не похоже, что женушку он обидел. Вдова вполне румяна и фигуриста.

– Жанна ведь вторая его жена?

– Да. На первой супруге, матери Павла, он женился еще в студенчестве. Несколько лет назад она умерла от рака. Погоревав, он женился во второй раз, на молодой сотруднице фирмы.

– Жанна работала на Зуевых?

– Да, в бухгалтерии. А что, ты против служебных романов?

Я пожала плечами и собиралась сказать, что до чужих романов мне, в принципе, дела нет. Но передумала и заявила:

– Категорически.

– Зря, – усмехнулся Игорь и притормозил у моего дома. – Угостишь кофе?

– Не смею отвлекать от дел «по твоей специфике», – не сдержавшись, съязвила я.

Оказавшись дома, я поставила чайник и перетащила ноутбук на кухню. К моему большому удивлению и, признаться, разочарованию, интернет моим поискам ничуть не помог. Об Игоре Демидове всемогущая Сеть не знала ничего. Будто бы его и не существовало вовсе.

Немного попереживав об этой неудаче, я позвонила коллегам. Новостей о Софье у них было не больше моего.

Признаться, я терпеть не могла такие минуты. Когда казалось, весь мир на грани. А все, что ты можешь – лишь смирно сидеть и ждать.

Допив чай, я перебралась в кабинет. В минуты хмурых настроений и отчаянья меня всегда выручала работа. Не подвела и в этот раз.

Когда же стрелка часов миновала полночь, позвонил Демидов. Разом забыв о чертежах, я ответила. И услышала лаконичное:

– Девчонка нашлась. Пряталась в доме подружки. Наш визит ее напугал, собралась смыться из города. Сейчас ее везут родителям.

– Она что-нибудь сказала?

– Молчит, как партизан.

Я нахмурилась. Поведение Софьи удивительным не было. Но что-то во всей этой истории не давало мне покоя. Будто почувствовав мои сомнения, Игорь сказал:

– Дело сделано, Агата. Разборки потеряшки с родителями нас не касаются.

– Да, ты прав, – глухо отозвалась я. – Спасибо, что сообщил.

– Всегда пожалуйста, – усмехнулся Демидов и отключился.

С момента возвращения Софьи домой минули целые сутки. За окном вновь воцарилась ночь. Тихая и прохладная. Шуршали листвой еще не успевшие пожелтеть деревья.

Завершив проект, я отправила работу отцу. Все, как и обещала, сделано в срок. Папа не терпел неаккуратности в делах.

Потерев усталые глаза, кое-как доковыляла до спальни. Провалилась в глубокий мирный сон.

– Агата!

Крик сестры испуганной птицей пронесся по пустому дому. Штормовой ветер ворвался внутрь, зазвенели оконные стекла. Взмыли в стороны легкие занавески. Страшно загромыхал гром, небо полоснул раскат молнии.

В непередаваемом ужасе я вскочила с постели. Дрожала так, что не попадал зуб на зуб. В ушах еще звенели ее крик и страшные завывания ночи. Но, приглядываясь к окружающей тьме, я уже понимала, что все это лишь сон.

Ночь за окном все также тиха, окна дома закрыты, зашторены. Нет ни единой причины для страха. Бояться нечего. Это всего лишь сон. Страшный сон.

Убеждать себя я могла сколь угодно, но точно знала, что этой ночью мне уже не уснуть. Потратив некоторое время на то, чтобы взять себя в руки, я оделась. Набросив куртку, в несколько шагов достигла причала.

Ночные прогулки по реке были для меня столь же привычны, как и кошмары. Но за время белых ночей я успела отвыкнуть от кромешной тьмы, что опутывала все вокруг, лишь стоило лету уйти.

Отлично ориентируясь, я могла бы пройти реку и ближайшие озера даже с закрытыми глазами. Это было полезно, ибо сейчас я почти так и поступала.

До рассвета оставалось еще несколько часов. Самое темное время суток. Ни в одном прибрежном доме, ни в одном поселке не горел свет. Лишь изредка можно было заметить небольшие огоньки, больше похожие на светлячков. Они напоминали о том, что где-то рядом дорога, мост или дачник, не выключающий освещение придомовой территории на ночь.

Оказавшись у дома Зуевых, я заглушила мотор. Прислушалась. Вода чуть слышно билась о борт лодки. Где-то негромко кричала птица. Не было ни единого повода для тревоги. И все же я не уезжала.

Хороша же я буду, если Зуевы меня обнаружат в ночи, караулящей неизвестно что у их дома…

Вдруг появился и тут же исчез небольшой огонек. Будто кто-то решил осветить себе путь, используя мобильный, но тут же передумал. Вновь тишина. Тягучая, нервная.

Всплеск воды, тихий стон и вновь безмятежная сонная одурь. Сжав зубы, я быстро включила свет. Катер разом стал заметнее мишени в тире.

–Эй, кто там? – громко крикнула я.

Тишина. Лишь где-то очень далеко залаяла собака. Мне бы следовало убраться подальше, но этот дом будто приковал меня к себе. Повинуясь непонятному мне самой порыву, я включила мотор и направила катер к пирсу.

До берега оставалось всего несколько метров, когда я заметила ее. Взвыв, я скинула куртку и тут же бросилась в воду.

Я не знала мертва ли девушка или без сознания. Но тело ее оказалось совершенно безвольным. Свет катера освещал путь до берега. Держа ее голову над поверхностью, я поплыла так быстро, как могла. А казалось, будто не движусь вовсе.

Вытащив ее на берег, я заорала, что есть мочи. В окнах дома загорелся свет. Практически сразу, заприметив свет катера, выбежал Павел. Он побежал к берегу, еще не видя нас.

Но я не заметила его – делала искусственное дыхание Софье. Я видела ее только на фото, но точно знала, что это она.

Рухнув на колени, Павел в ужасе спросил:

– Что происходит?

– Скорую вызывай!

Дважды повторять не пришлось, он побежал в дом так быстро, как не бегал никогда.

Из дома стали показываться другие домочадцы. Одетые в пижамы, перепуганные и сонные, все они были совершенно растеряны. Сжимая мобильный, вернулся Павел.

Наконец, Софья пришла в себя. Зашлась в жутком кашле. Выплевывая воду, она содрогалась всем телом. А я держала ее, стараясь хоть чем-то помочь.

Когда же она смогла свободно дышать, отец подхватил ее на руки и понес, будто кроху, в особняк. Ирина переодела ее в сухое и укутала одеялом. Больше она не отходила от нее ни на шаг. Никто не смел произнести даже слово, молчала и бледная до синевы Соня.

Златокудрая девушка, чем-то неуловимо похожая на Аленушку из русских сказок, забилась в угол кровати и сидела тихонечко, не решаясь даже пошевелиться. В ее темно-карих, столь редких для блондинок, глазах таилась неприкрытая, невыносимая мука.

Жанна взяла меня за руку и кивнула на дверь. Я послушно последовала за ней. Растрепанная после сна, в небрежно завязанном на талии пеньюаре, она была встревожена, как и все. Но старалась держаться.

– Тебе нужно срочно переодеться. Еще не хватало подхватить воспаление легких, – распахнув дверь одной из комнат, она велела. – Иди в душ, а я поищу что-нибудь из одежды.

– Мой катер, я должна…

– Все с ним в порядке, – отмахнулась она. – Сегодня Максим ночевал здесь. Уже пришвартовал его. Или как это там называется?

– Спасибо вам, но я бы лучше домой…

– Вначале душ и чай. Потом домой. Все. Иди.

Весь ее вид был преисполнен решимости, и спорить я не осмелилась. Послушно кивнула и направилась в гостевую комнату. Стоя под горячими струями воды, я могла лишь признать, что Жанна была совершенно права.

Выйдя из душевой кабины, я обнаружила махровые полотенца на тумбочке. Рядом стопкой лежал спортивный костюм, футболка и даже совсем новенькие кроссовки.

– Ох, прости, что влезла. Я стучалась, честно, – засуетилась Жанна, едва я вошла в комнату.

– Что ты…Спасибо большое.

– Это тебе спасибо! Даже и подумать страшно, что бы случилось, если бы…– Жанна зажала рот рукой и быстро отвернулась.

Желание сбежать достигло критической точки. Но я не шевельнулась, ожидая, пока она справится с эмоциями. Надо отдать ей должное, совладала с собой она быстро.

– Все уехали в Соней в больницу, а я не смогла, – призналась она. – Толку от меня там все равно нет. А все эти учреждения я просто не выношу – находилась с Виктором на три жизни вперед. У него ведь сердце, вот мы и…

Жанна махнула рукой и присела на край кровати. Она была совершенно разбита.

– Соню осмотрел врач?

– Да. Сказал, ничего серьезного. В больницу забрал, чтобы родителей успокоить. Ну и…мало ли что.

Это «мало ли что» сейчас значило невообразимо много. Все понимали это слишком хорошо, оттого и отправили Соню под присмотр врачей.

– Она не сказала, как оказалась в воде?

– Нет. Она вообще ни слова не обронила. Будто говорить разучилась.

– Такое бывает. Шок.

– А как ты очутилась здесь?

– Случайно. Как бессонница одолеет, так и катаюсь по реке. Маршрут сам собой прокладывается, вот и занесло к вам.

– Понимаю. Я стресс в спортзале снимаю. Когда Витюша умер, неделями из зала не выходила. Вымотала даже тренера. Думала, с ума сойду. Но нет, пока не спятила. Хотя, похоже, дело за малым.

– Перемелется.

Жанна посмотрела с надеждой, но вновь нахмурилась и спросила осторожно:

– Ты видела, как это произошло? Она…сама?

– Нет, не видела. Когда я ее заметила, Соня уже была в воде.

– Она такая хорошая девочка. Умненькая, послушная, красавица. Что на нее нашло? Ума не приложу!

Я поднялась. Подобные разговоры мне всегда были против шерсти. Жанна тут же вскочила.

– Вы простите, но я домой поеду.

– Да-да, конечно. Максим отвезет, куда скажешь.

– Не стоит. Я доберусь сама. Но буду очень признательна, если вы напишете, как дела у Сони. Когда навестите ее.

– Разумеется, Агата! Обязательно напишу.

Бросив пакет со своей промокшей одеждой на сиденье, я помахала провожавшей меня Жанне и отчалила.

На небе занимался рассвет, когда я вновь забралась под одеяло. Уснула мгновенно. И в этот раз, к моему большому счастью, сны меня не тревожили.

Я допивала утренний, точнее, обеденный кофе и проверяла почту. Мысли о Софье меня не тревожили. Жанна выполнила обещание, написав в СМС, что с племянницей все отлично. Ее оставили еще на одни сутки в больнице, но всерьез за ее здоровье не опасались.

А количество писем удручало, все же надо больше уделять внимания работе. И не подводить отца.

Просидев за ноутбуком больше часа и выпив ни одну чашку кофе, я разобрала почти все. И тут на пороге моем вновь объявился гость нежданный. Точнее, не на пороге, а за забором.

Увидев, кого привела судьба, я малодушно хотела притвориться, что меня дома нет. Но в последний миг одумалась и открыла ворота.

Пока Стас парковался, я ждала его на террасе и гадала, что забыл он здесь. С момента нашей встречи прошло почти два года. Все это время я умело избегала любой встречи с ним. И вот, он здесь.

Стас приблизился и улыбнулся ласково, чуть зажмурился от светящего в глаза солнца. Мы знали друг друга со школы. И на какой-то миг, поддавшись ностальгии, я вновь почувствовала себя Агатой Нефедовой, ученицей десятого класса, смущенно принимающей букет от одноклассника на 8 марта.

Тихо охнув, я посмотрела на свою ладонь. На подушечках пальцев показалось несколько багровых капель крови.

– Укололась? – заботливо спросил Стас.

– На то она и роза, что с шипами, – в ответ улыбнулась я, чувствуя, как рассеивается магия. – Кофе?

– Не откажусь.

Мы прошли на кухню. Стас бывал здесь и раньше. Но тогда дом был весь в лесах и без внутренней отделки.

– В реальности получилось даже лучше, чем в проекте. Никогда не видел такого красивого дома!

– Спасибо.

На лице Стаса странная смесь из восхищения, удивления и стыда. Я старалась этого не замечать. А он не сдержался:

– Ты живешь здесь…одна?

– День на день не приходится.

Его любопытство было вполне объяснимо, как и мое раздражение. Определив цветы в вазу, я села напротив и без обиняков спросила:

– Что-то случилось?

– Нет, с чего ты взяла?

– Ты здесь, и это явно непросто так, – мягко сказала я. – Выкладывай.

– Ты всегда выбирала прямую дорогу, – усмехнулся он. Я пожала плечами.

– Ничего не изменилось. Итак?

– Я просто хотел тебя увидеть, – упрямо говорил он, но пальцы нервно забарабанили по кружке.

– Здорово. Печенье?

– Как ты живешь? – пристально смотря на меня, спросил он. Я озадачилась.

– Как все. Пью кофе, ем печенье. Избегаю дурацких разговоров.

– Я и забыл, какая ты острая, – усмехнулся он.

– Умение забывать – великий дар. Гарантирует спокойный сон и отличное пищеварение.

– Прекрати!

В фирме своего отца Стас занимал руководящую должность. Не только по праву рождения, но и, если верить самому Стасу, благодаря отличной чуйке и блестящему образованию. Не верить Стасу причин не имелось. Напротив, стоило даже признать, что чему-то в высоком кабинете он научился. Например, появилась вот эта повелительная интонация. Раньше мне ее слышать не доводилось. И хорошо, а то получил бы он в лоб. А это больно.

– Ты хоть смотришь новости?

– Ага. Доллар растет, льды в Арктике тают. Все пучком. И ничего нового.

– Я не об этом, – злясь, сказал он.

– Да? О чем же тогда?

– Этот человек, – с трудом подбирая слова, говорил Стас. – Его освободили в зале суда. Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю. А вот почему это тебя тревожит не очень.

– Агата, ты же не маленькая, в конце концов! Если у такого типа возникнут к нам вопросы, он ни перед чем не остановится.

–Ты напрасно тревожишься, – заверила я. –Если уважаемый и захочет пообщаться, то явно не с тобой. Ибо нет никаких нас.

Стас дернулся, будто от удара. Но совладал с собой довольно быстро.

– Зачем ты так? Я волнуюсь не только о своей шкуре. Ты совершенно одна в этом доме и…

– Я тебе очень признательна. Честно, – перебила я. – Но беспокоиться не о чем. Если товарищ решит поболтать, то я даже за.

Стас побледнел. Хриплым от гнева голосом, тщательно выговаривая слова, произнес:

– Даже не думай, слышишь? Это опасно! Эти люди тебя изничтожат!

– Спасибо за совет. Тебе не пора?

Сдаваться без боя Стас не любил. Оттого потратил еще полчаса моего времени на ненужные разборки. Когда же он угомонился, я с большой радостью вышла его проводить.

Недовольный и сердитый, он шел к своей машине. А я смотрела ему в спину. И не удержалась:

– Стас.

– Да? – обернулся он в надежде непонятно на что.

– Не стоит его прятать.

– Что? – растерялся он.

– Кольцо. Супругам их должно носить с гордостью.

Стас содрогнулся. А я поспешно, пока он не вообразил себе ничего, сказала:

– Никакого волшебства. Тебя выдал загар.

Он перевел взгляд на свои загорелые руки. На безымянном пальце виднелась тонкая белая полоска от обручального кольца. Он снял его по дороге ко мне и теперь оно, будто стыдом покрытое, лежало в нагрудном кармане его рубашки.

– Агата, я…

– Все нормально. Не надо объяснять. Жизнь идет вперед.

Он шагнул ко мне, но ожил его мобильный. И этот звонок был благом, ибо спас от ненужной сцены. Кивнув на прощанье, Стас уехал. Я же с явным облегчением вернулась в дом.

Но увидев подаренные им розы, почувствовала жуткую тоску. Против нее я знала лишь одно лекарство – вырвать с корнем. Схватив цветы, решительно выбросила их в мусорный бак. Полтора года назад я поступила также со своим обручальным кольцом. Помнится, в тот день мы разошлись окончательно. Женой ему я так и не стала. Он оставил меня одну, уходя не обернулся. И я рыдала долго и беспомощно. Чувствуя, словно очередная потеря пулей разворотила мою грудь. Сейчас же я не испытывала ничего, кроме досады. Наверное, стоило поздравить себя с этим. Но отчего-то не хотелось.

Вместо этого я поднялась на второй этаж и сосредоточилась на выборе наряда. Перебрав ворох платьев, я остановилась на нежно-лиловом с идеальными складками на греческий манер. К нему подобрала туфли, сумочку и плащ. Нанесла макияж, заплела волосы в мудреную косу.

Еще раз проверила чертежи и, позвонив папе, поехала в город. Мысли о Стасе остались за ближайшим поворотом. Мне предстояло куда более сложное испытание.

Пожелав себе удачи, я вошла в здание бизнес-центра. На лифте поднялась под самую крышу, где и располагалось архитектурное бюро родителей. Встречала по пути коллег, улыбалась жизнерадостно и чем-то самой себе напоминала Демидова.

Обсудив все рабочие вопросы, мы втроем отправились в ресторан. Гоша, мой младший брат, уже ждал нас там. Со стороны мы казались воплощением счастливого семейства. И это было оправдано, ведь мы все так старательно улыбались и смеялись. И пусть не хотелось ни того, ни другого.

После ужина родители уехали домой. А мы с Гошей отправились в кино. Кажется, всем стало легче, как только мы разошлись.

Мы брели по тихому переулку не спеша, до сеанса времени было достаточно. За плечами Гоши болтался школьный рюкзак, в руке неизменный скейтборд. Ветер игриво трепал его густые светлые волосы, так похожие на осенние листья осины. А в голубых глазах была совсем не детская грусть.

– Как в школе?

– Считаю дни до выпускного.

– Еще только первая неделя года, – улыбнулась я и приобняла брата за плечи. – Лучше считай до каникул. Быстрее наступят.

– Ладно.

– Как родители? – осторожно спросила я.

Брат нахмурился еще больше. Его молчание и было ответом. Я взяла его за руку, как в детстве. Сказала тихо:

– Они не позволят тебе остаться у меня. Слишком далеко от школы.

– Половина моих одноклассников живет в пригороде! Ты могла бы меня возить. Да я бы и сам добрался. Что я, маленький?!

– Дело не в этом, ты же знаешь. Они не позволят тебе остаться со мной.

– Неправда.

– Правда. Оставить ребенка на попечении у спятившей сестры, живущей в глухом лесу, отважится не каждый родитель. Я бы сказала, никто.

– Ты не сумасшедшая, -упрямо сжал губы Гоша. –Все, кто говорит такое – идиоты!

– Не злись, -попросила я. – Тебе от этого лишь тяжелее. Лучше приезжай ко мне на выходные. Покатаемся, пока погода позволяет.

После кино я отвезла Гошу домой. Он не хотел уходить, но пришлось. Подниматься я не стала, хоть и видела силуэт мамы возле окна.

Хуже и быть не может, когда близким лучше только вдалеке друг от друга.

Я знала, что это сон. Наяву не бывает такого кроваво-алого пугающего заката. И все же мне было страшно. Я задыхалась, но шла по мертвой земле, обожженной пожаром. При каждом моем шаге трава превращалась в пепел, прах. Но мой дом, что стоял за спиной, был все также статен и прекрасен.

Я видела мужчину на краю причала и не могла понять, кто он. А это было важно. Так важно, будто вся моя жизнь зависела от того, узнаю я его или нет.

И я побежала. Я пыталась кричать, но не могла. Я спотыкалась и падала, но не приближалась к нему ни на шаг. Кто-то вдали кричал мое имя. Меня молили о помощи. Я же знала, что помочь не в силе.

Наконец, я оказалась на пирсе. Это был пирс подле моего дома. Но теперь я не узнавала его. Багряно-красный закат был так ярок, что делал невозможным мой путь. Отражаясь в воде, ослеплял.

Заслонив глаза перепачканными в пепле руками, я упрямо шла вперед. Шептала безмолвно пересохшими губами:

– Кто ты?

Незнакомец обернулся. Я увидела Демидова. Он был одет в привычные джинсы и рубашку. А рубашка была цвета облаков. Таких, какими они обычно бывают в погожий ясный день наяву.

Игорь подал мне руку, будто пытаясь не дать мне упасть.

Я протянула дрожащие пальцы в нелепой надежде. И тогда лишь заметила, что по его лицу струится алой струйкой кровь. И бледен он, как мертвец.

Горячие беспомощные слезы тяжелыми каплями падали на пододеяльник. Это был уже не сон. Закусив до крови губу, я пыталась успокоиться и не могла. Рухнув на подушки, я зашлась в глухом крике. А потом, окончательно обессилев, долго лежала, не чувствуя ровным счетом ничего, слушая глухой звук дождя, бьющегося об оконное стекло.

Стряхнув тяжелые капли дождя с темных волос, Демидов улыбнулся. Я спросила тревожно:

– Что случилось?

– И тебе здравствуй.

– Здравствуй. Что случилось?

Голос мой слегка дрожал, и он, конечно, это заметил. Но что поделать, если сегодняшний сон все никак не выходил из головы. А тут еще и Игорь объявился.

– Ну, мы ведь договорились вести поиски вместе. Вот я и здесь.

– Какие поиски? – изумилась я. – Соня нашлась.

– Нашлась. А потом опять потерялась. Точнее, сбежала.

– Когда?

– Сегодня в ночи. Родные ее стерегли, да проглядели. Девчонка оказалась на редкость шустрой.

По дороге к Зуевым Игорь поведал, что после возвращения в отчий дом Софья так и не разоткровенничалась. Все попытки родных узнать, что же послужило причиной ее побега, остались безрезультатны. О ночи, когда она едва не погибла, и вовсе не проронила и слова.

– Не знаю, что и делать, – вытирая слезы, говорила Ирина. – Это так не похоже на мою девочку!

Жанна накапала ей успокоительного и заставила выпить. Зуев, не отпускавший руки жены, сказал:

– Мы привезли ее из больницы. Она была молчалива, но спокойна. Мы побыли рядом, пока она уснет. А утром жена зашла к ней в спальню, но Сонечки уже не было.

– Я звонил Ксюхе, – сказал Павел. – Ее там нет.

– В прошлый раз, – напомнил Игорь. – Она уверяла нас в том же.

– Мне врать не станет, – отрезал брат Софьи.

Вряд ли Игорь принял его слова на веру, но промолчал. Поднялся и сказал:

– Необходимо осмотреть ее комнату.

– Я провожу, – отозвался Павел и быстрым шагом направился к лестнице.

Игорь обернулся и спросил:

– Идешь?

Не ожидав, что меня позовут, я немного растерялась. Но быстро поспешила за мужчинами.

Спальня Софьи была воплощением девичьей мечты. Просторная комната со множеством окон. Кровать с пушистым пастельно-розовым пледом в углу. Мягкое кресло в цветочек подле окна. На подоконнике недочитанная книжка. В кресле скучает без хозяйки старенький плюшевый зайка. На туалетном столике немного косметики и целая коллекция парфюма в красивых флакончиках. Под потолком хрустальная люстра. В солнечную погоду ее капли ловят свет и, создавая в радугу, озаряют комнату.

Счастье девичьим смехом звенело здесь с того самого дня, как Зуев внес в детскую сидевшую на его руках малышку Соню. Ей тогда было всего четыре годика. Стены комнаты были расписаны, будто иллюстрации книги о сказочной стране. Маленькую кроватку украшал балдахин из прозрачной ткани, расшитый крошечными серебряными звездочками. Сонечка всегда подолгу рассматривала их засыпая.

Но теперь от былого осталась лишь едва ощутимая дымка. Быть может, оно и вовсе исчезнет, как тонкий аромат ее духов.

– Спасибо, дальше мы сами, – сказал Игорь, и чары рассеялись.

Павел собирался возразить, но за его спиной показался Зуев. Позвал племянника за собой. И тому ничего не оставалось делать, как, сжав зубы, оставить нас одних.

Игорь прикрыл дверь и сказал:

– Родители проверили ее вещи. Нет маленького чемодана – она брала его с собой в ручную кладь. Некоторых вещей. Из кабинета Зуева также пропали все деньги.

– Деньги?

– Не удивляйся. Похоже, девчонка учла ошибки первого побега.

Игорь умело и скоро обыскивал комнату. Похоже, дело это для него привычное. Толку от меня здесь было мало. Точнее, не было вовсе. Посему я просто рассматривала вещи Сони. Книги, фотографии, грамоты, безделушки… Они говорили о ней так много и были так обидно бесполезны.

– Агата, – позвал из гардеробной Игорь.

Я поспешила на его голос. Он держал в руках коробку из-под обуви и хмурился. Заглянув внутрь, я увидела пачку противозачаточных таблеток и какие-то фантики.

– Будь другом, принеси мой портфель.

Я шустро выполнила его просьбу. Поставив коробку на полку, Игорь взял портфель, который отлично подошел бы офисному боссу, но никак не Демидову.

Достав прозрачный пакет на застежке, он, не касаясь, переложил в него свою находку.

– А фантики тебе зачем? – изумилась я.

– Фантики? – переспросил Демидов и весело хохотнул. – Агата – ты просто чудо.

Чем так рассмешила его, понять я не успела. Олег Зуев вошел в комнату. И в тот же миг Игорь ловко спрятал находку в портфеле.

– Вы закончили?

– Да. Сейчас я бы хотел поговорить с вашими сотрудниками.

– Я позову их. Думаю, в кабинете вам будет удобнее всего.

По неведомой причине я ожидала, что на встречу придет щуплый мужчина в темном костюме и фуражке. А пришел рослый парень лет тридцати пяти, одетый в джинсы и коричневую водолазку. Причем, последняя явно была призвана подчеркнуть его мускулы. Оно и правильно, не зря же в зале четырежды в неделю трудился.

Демидов его явно нервировал, и скрыть это у Макса получалось плохо. И все же он подробно и очень обстоятельно рассказал о дне, когда впервые исчезла Соня. Оценил ли его старания Игорь было не ясно, но точно не порадовался, ведь нового ничего не услышал.

– Понятия не имею, как она в воде оказалась, – поморщился Макс. – Может, худо ей стало и подышать вышла. Предки же ей форменный допрос устроили. Жанна с Павлом ничуть не лучше. Я бы и сам взвыл, если б так донимали.

– То есть, ничего подозрительного ты не видел?

– В четыре утра? Я спал, как сурок.

Тут Макс посмотрел на меня и нахмурился. Что ж, я суркам могла лишь завидовать.

– Парень? Да вроде не было у нее никого. Во всяком случае, я не видел. Но я ведь при ней не все время. Все больше с Алешкой. А Соня то на такси, то с друзьями, то из семьи кто подбросит. Она и сама на права сдавать собиралась. И давно бы сдала, да родители все боялись ее за руль пускать.

Ольга пыталась казаться милой, но предельно настороженный взгляд портил все впечатление. Отвечая на вопросы Демидова, непрестанно пыталась убрать короткую прядь за ухо, а та все упрямо падала ей на глаза. К новой стрижке она не привыкла, и сейчас это досаждало ей особенно.

– Друзей у Сони было полно. Я работаю у Зуевых довольно давно и точно могу сказать, что до недавнего времени здесь всегда был хоровод из гостей.

– До недавнего времени?

– Вы ведь знаете про Виктора? С его смерти дом будто в склеп превратился.

– То есть с весны к Софье друзья не приходили?

– Только подружка ее. Шебутная такая. Как же звать ее? Еще живет по соседству…

– Ксюша?

– Точно!

– Она вам не нравится?

Ольга поджала из без того тонкие губы. Если дорожишь местом, о хозяевах лучше помалкивать. Но сдержаться она не смогла.

– А с чего мне этой малолеткой восхищаться? Без денег родителей она пустое место.

– Соня тоже?

Ольга поморщилась, но сдержалась. Сказала холодно:

– Понятия не имею. Я с хозяевами и их детками чаи не гоняю.

– Расскажите нам о смерти Виктора.

– Виктора? – удивилась Ольга. – Он-то вам зачем понадобился?

– Для общего развития. Так что произошло в тот день?

Ольга задумалась, перебирая в памяти воспоминания. На ее некрасивом лице появилось вполне искреннее сострадание.

– Он хороший мужик был, – наконец заговорила она. – Всегда вежливый, приятный. Как и брат его. Жену свою забыть не мог, хоть и померла она несколько лет назад. Нет-нет, да и вспомнит про нее. Варя любила малину, Варя пекла пироги с корочкой…Жанну это, конечно, бесило. Оно и понятно. Кому такое слушать приятно? Но она виду не подавала. Да и Виктор старался ее не обидеть ни словом, ни делом. Они хорошо жили.

– Но первой леди дома она не стала?

– Как и Варя не была. В доме может быть только одна хозяйка, и ей всегда была Ирина.

– Павел ладил с мачехой?

– Когда Виктор женился, я еще здесь не работала. Но при мне все мирно было. Парень он взрослый, головастый. Понимать должен.

– А с Софьей он ладил?

– Не разлей вода. Он по сестре убивается. Сам не свой, что она сбежала.

– Как по-вашему, что ее подвигло на такой поступок?

Ольга отрезала, не задумываясь:

– С жиру бесится!

– Не было ли ссор в семье или…чего-то еще?

– Какие ссоры? – удивилась Ольга. – Они все здесь, как в мавзолее стали. Такое горе, понятное дело, не каждому по силе. Но и убиваться так тоже нельзя. Жизнь продолжается. Сонька, видать, это смекнула и от вечно траурных родственников сбежала. Да только вряд ли надолго. Как папины деньги кончатся, мигом вернется.

Следующим в списке Игоря был садовник. Но он был сотрудником приходящим. Все волнующие Демидова события происходили в его отсутствие. О жизни же домочадцев он не знал почти ничего. Зато о саде поведать мог многое. Но Демидову было не слишком интересно.

Отпустив садовника, мы пошли на поиски хозяина дома и столкнулись с ним в коридоре. Взволнованный Зуев принялся осыпать Демидова вопросами о его дальнейших действиях. Игорь отвечал кратко и не особо понятно. Я к разговору не прислушивалась.

В какой-то миг, почувствовав на себе чей-то взгляд, подняла голову вверх. На лестничном пролете, прислонившись щекой к ограде, сидел Алеша. Он смотрел на нас грустным испуганным взглядом, и от этого сердце мое будто оледенело.

– Все нормально? – вдруг спросил Демидов и коснулся моего плеча.

– Ой, – пискнула я. – Ты током бьешься.

– Прости, – улыбнулся он и, проследив мой взгляд, посмотрел вверх. Там уже никого не было.

– Будем на связи, – кивнув Зуеву, сказал он и быстро зашагал к выходу.

Выехав за ворота, Игорь сказал:

– Сейчас едем к Ксении.

– Она ничего нам не скажет.

– Попробовать все же стоит.

Может, и стоило. Но не получилось. Нас не пустили даже за порог. Пухлая горничная, уперев руки в боки заявила, что хозяев нет дома, и захлопнула дверь прямо перед нашими носами.

Возвращаясь к машине, я сказала с обидой:

– Ксюшка дома.

– Иначе как бы она на нас в окно смотрела?

Поняв, что теперь путь Игоря ведет к моему дому, я спросила:

– Что теперь?

– Ты домой набираться сил, а мне надо пару вопросов пробить.

– Каких?

– Я все тебе расскажу, – улыбнулся Игорь. – Когда проверю.

– С тобой неинтересно.

– А мне с тобой очень, – вновь улыбнулся он и даже добавил. – Правда. Я рад, что у меня такая коллега. Хоть ты и против служебных романов.

– Оболтус.

Игорь припарковался возле ворот. Я открыла дверь, а он вдруг спросил:

– С тобой все нормально?

Я выразительно фыркнула и собралась сострить. Но взгляд его серых глаз не позволил.

– Не лучше и не хуже, чем обычно.

Демидов попытался взять меня за руку, но я тут же спряла ее в рукаве. С недавних пор я не выносила, когда кто-то касался меня. Пусть даже и из добрых побуждений.

Желая скрыть неловкость, попыталась переключиться на дело:

– Ты можешь узнать, у кого Соня брала уроки музыки? Или мне позвонить Зуевым?

– Музыки? – озадачился Игорь. Смотря строго перед собой, я попыталась объяснить:

– В ее комнате множество грамот, кубки. Кажется, она занималась на скрипке.

– Быть может. Но зачем тебе ее преподаватель?

Говорить не хотелось. Но Демидов ждал объяснений и пришлось себя заставить:

– Соня юна. Она никогда надолго не покидала дом. И уж точно ей чужда роль всеми разыскиваемой потеряшки. Ей нужен кто-то, кому можно доверять. Чтобы укрыться, чтобы выслушали. Или дали совет.

– И ты думаешь, этим человеком может быть преподаватель музыки?

– Почему бы и нет? – чувствуя, что мой довод вовсе не убедил Демидова, я попыталась объяснить лучше. – Мой сестре было шестнадцать, когда она впервые сбежала из дома. Глупая ссора с родителями. Сейчас бы никто и не вспомнил, с чего все началось. Она собрала вещи и показательно хлопнула дверью. Родители не пошли за ней – хотели проучить. Она ушла, как Соня, без денег и вещей. Но уступать не желала. И отправилась к нашей учительнице. Клавдия обучала нас игре на фортепьяно с шести лет и была нам как семья. Сестра прожила у нее несколько недель. Пока не успокоилась и не пошла мириться к родителям.