Белорусские земли в советско-польских отношениях

Белорусские земли в Первой мировой войне (август 1914 – февраль 1917 г.)

Мировая война коренным образом изменила ситуацию в крае. На повестку дня вышел польский вопрос. В начале Первой мировой войны как для российского, так и для германского командования Польша стала важной оперативной базой для ведения боевых действий. Для создания трудностей российскому военному командованию и привлечения на свою сторону симпатий населения Царства Польского 9 августа 1914 г. командование германской и австро-венгерской армий на Востоке обратились с воззванием к полякам Царства Польского. В нем они обещали освободить их от азиатской власти России – но не касались судьбы других частей Польши. Обращение было выдержано в духе концепции Ю. Пилсудского, рассчитывавшего на национально-освободительное восстание в Царстве Польском в случае военного конфликта разделивших Польшу держав.

1 (14) августа 1914 г. появилось воззвание русского главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Он обещал объединить под властью российского императора все части разделенной Польши, дав ей самоуправление, свободу вероисповедания и языка. Границы этой автономной Польши не оговаривались, однако слова «одного ждет от вас Россия: такого же уважения к правам тех национальностей, с которыми связала вас история» – могли, по мнению российских исследователей, означать, что украинские и белорусские земли не должны были войти в ее состав¹¹¹.

Официальная Россия не торопилась конкретизировать свою позицию по польскому вопросу, поскольку ситуация в Царстве Польском была для империи вполне благоприятна, пропаганда Пилсудского не находила живого отклика у его населения, а уже в августе – сентябре 1915 г. российские войска были вынуждены отступить из Польши. Ситуация с польским вопросом потребовала реакции России лишь в 1916 г.: 5 ноября генерал-губернаторы германской и австро-венгерской оккупационных зон огласили совместный манифест о создании на территории Царства Польского королевства в форме наследственной конституционной монархии, связанной с Центральными державами.

Россия, хотя и осудила этот шаг, была вынуждена выступить с ответным заявлением. 12 (25) декабря 1916 г. Николай II, возложивший к тому времени обязанности главнокомандующего российской армией на себя, издал приказ по армии и флоту, в котором сформулировал цели войны для России. Полякам в нем он обещал объединение всех их этнических земель под властью Романовых, широкую автономию, аналогичную дарованной Александром I в 1815 г., то есть собственный сейм, местное самоуправление, даже армию. Позиция России была одобрена державами Антанты и США¹¹².

Таким образом, российская позиция по польскому вопросу в первый период войны предусматривала объединение всех этнически польских территорий в одном государстве, связанном с Россией военным союзом. Земли с непольским населением, некогда бывшие частью Речи Посполитой, предполагалось оставить в составе России. Что касается Белоруссии, то даже весьма умеренные в то время автономистские планы белорусских политиков российское руководство было склонно считать польской интригой.

Осенью 1915 г., в результате масштабного отступления русской армии, территория Белоруссии была разделена линией фронта на две части. Гродненскую, большую часть Виленской (вместе с Вильной) и небольшую часть Минской губернии оккупировали немецкие войска. Восточная же часть нынешней Белоруссии стала базой для полуторамиллионной группировки российских войск. Оккупационные власти, по свидетельству начальника штаба Восточного фронта генерала Э. Людендорфа, столкнулись с непростой ситуацией. В результате политики «выжженной земли», примененной российским военным командованием при отступлении, и масштабной эвакуации населения литовско-белорусские земли были разорены. Местные жители, в основном православные, частью добровольно ушли с отступавшей русской армией, а частью были эвакуированы принудительно. Местами люди прятались в лесах и постепенно возвращались домой¹¹³. Русские правительственные чиновники и судьи, все представители администрации и интеллигенции покинули край, и лишь оставшееся на месте духовенство, главным образом католическое, обладало авторитетом.

Немецкая политика в занятом регионе была нацелена, во-первых, на поддержку антироссийских группировок, а во-вторых, на усиление там роли германского элемента. Поскольку Берлин проводил на оккупированных территориях Северо-Западного края политику нещадной эксплуатации местных экономических ресурсов и первоначально не собирался брать на себя каких-либо политических обязательств в отношении какой-то национальной группы населения, то местная администрация формировалась главным образом из русских немцев, выходцев из Курляндии¹¹⁴. Кроме того, немецкие власти сформулировали своего рода культурную программу «поворота на Запад», в рамках которой планировалось, изолируя белорусские, украинские, литовские и латвийские земли от российского влияния, пропагандировать немецкий образ жизни и любовь к Германии. Чтобы остановить русификацию местного населения, еще в 1915 г. немецкие власти запретили преподавание в школах на русском языке. Как отмечает белорусский историк В. Ляховский, данная мера была явно дискриминационной и шла вразрез с декларируемой политикой равенства всех национальностей, поскольку в оккупированной зоне небольшое число русских все же осталось¹¹⁵.

На рубеже 1915–1916 гг. оккупированная область была разделена на следующие административные округа: Курляндия, Литва, Сувалки, Вильно, Ковно, Белосток. В дальнейшем были произведены некоторые изменения. В начале 1916 г. Вильно и Сувалки были объединены в один административный Виленский округ, затем появился единый генеральный округ Белосток-Гродно. В июле последовало объединение округов Вильны и Литвы в Литовский административный округ¹¹⁶. Осенью 1917 г. Гродненский округ был слит с Литвой.

Немецкие власти в начале 1916 г. объявили равноправными на оккупированных территориях четыре языка – белорусский, литовский, польский и еврейский. Этот акт фельдмаршала Гинденбурга пробудил у белорусских национальных деятелей надежды на возможность национального самоопределения и культурного (прежде всего) развития при поддержке немцев.

Очень скоро немецкие власти, первоначально объявившие Вильну «жемчужиной польской короны» и собиравшиеся разыграть польскую карту в противовес России¹¹⁷, начали воспринимать поляков в качестве конкурентов своему влиянию. Э. Людендорф писал в своих воспоминаниях, что, переехав в Ковно, «типично русский город», он «решил вновь приступить к той культурной работе в занятой области, которую германцы вели в течение многих столетий. Многонациональное население не могло бы создать своей культуры и, будучи предоставлено самому себе, ополячилось бы»¹¹⁸.

Литовцы, не добившись от немцев немедленного удовлетворения своих политических требований, неохотно шли на сотрудничество, хотя и не отказывались от него. Поляки заняли недоброжелательную позицию, видя, что немцы, не желая усиления их влияния в крае, ориентируются скорее на взаимодействие с литовцами¹¹⁹. Евреи остались нейтральны, но не создавали оккупационным властям каких-либо проблем.

Что же касается белорусов, то, по свидетельству все того же Людендорфа, с ними «считаться не приходилось, так как поляки их национально обезличили, ничего не дав им взамен. Осенью 1915 г. я захотел получить представление о белорусах. Сначала их буквально нигде нельзя было найти. Лишь позднее обнаружилось, что это весьма распространенное, но крайне ополяченное племя, стоящее на столь низкой ступени культуры, что помочь им можно было лишь продолжительным воздействием»¹²⁰.

Тем не менее установление немецкого оккупационного режима сыграло немаловажную роль в политизации белорусского национального движения: не видя в белорусах сколько-нибудь реальной силы, немцы не чинили никаких препятствий деятельности белорусских организаций, особенно культурно-просветительских.

«При благосклонном внимании» оккупантов начала развиваться сеть белорусских начальных школ, открылся ряд издательств, выпускалась на белорусском языке газета «Гоман». В Вильне работали Белорусский комитет помощи пострадавшим от войны, приобретший в итоге значение национального представительства белорусов перед оккупационной властью, Белорусский клуб, Научное товарищество (бел. Навуковае таварыства), Белорусский союз учителей (бел. Беларускі вучыцельскі саюз), наконец, Центральный союз белорусских национальных общественных организаций (бел. Центральны саюз беларускіх нацыянальных грамадзкіх арганізацый)¹²¹.

Реакция российской прессы, как и официальных кругов, на эту деятельность белорусских политиков была резко негативной. В нейтралитет Германии в оккупированных областях в национальном вопросе, особенно белорусском, поверить было трудно, поскольку именно белорусский сепаратизм подрывал один из основополагающих принципов русской идеи – единство великорусской, малорусской и белорусской ветвей русского народа. Так, газета «Новое время» писала: «В занятых немецкими войсками западно-русских областях германцы… стараются всеми силами привить русскому населению стремление к культурно-национальному сепаратизму. Они… не признают русского народа, как единого национального организма, и стремятся к тому, чтобы Россия из государства национального, русского, превратилась в государство национальностей, чтобы она, одним словом, сделалась тем, что называется „лоскутной империей“. Это стремление является краеугольным камнем австро-германской политики в занятых русских областях… Заняв часть коренной русской территории, населенной малорусскими и белорусскими племенами, они начинают заводить там особые „белорусские“ школы и всеми средствами поддерживают сепаратистические стремления кучки чужеродных интеллигентов, приверженцев белорусского сепаратизма», Автор статьи, писавший под псевдонимом Б-къ, призывал российскую либеральную интеллигенцию понять, что «всякое маниловское благодушие и всякая поддержка „белорусских“ и „украинских“ сепаратизмов является только работой в пользу нашего врага, работой pour les rois de Prusse et de rAutriche»¹²². Деятельность издателей «Гомана», как и ранее «Нашей нивы», объяснялась желанием навредить русскому делу и объявлялась инспирированной германским командованием¹²³.

Практически сразу после вступления оккупационных войск в Вильну белорусские политические и общественные организации образовали координационный орган – Белорусский народный комитет (БНК). В него входили представители Виленского комитета Белорусской социалистической громады, Белорусского товарищества помощи пострадавшим от войны, редакции католического еженедельника «Беларус» и др. Возглавил БНК А. Луцкевич.

Деятели Белорусского комитета, осознавая недостаточность собственного политического веса, в 1915 г. совместно с польскими, литовскими и еврейскими демократическими организациями, действовавшими на оккупированной территории, выступили с постулатом «полной государственной независимости Белорусско-Литовского края». Они предлагали создать Литовско-Белорусское государство (Великое княжество Литовское) с сеймом в Вильне, избранным на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования¹²⁴. Восстановление ВКЛ предполагалось в пределах оккупированных немцами земель, таким образом, восточная часть Белоруссии оставалась бы за пределами этого государства. По словам А. Луцкевича, в то время отсутствовала фактическая возможность «для малой части сознательных белорусов в пределах оккупации думать о своей особой государственной работе для Белоруссии и со всей Белоруссией»¹²⁵.

Концепция возрождения белорусской государственности в форме конфедерации Великого княжества Литовского имела и своих оппонентов. А. Бурбис, возглавлявший московскую организацию БСГ, считал, что условия оккупации не дают никаких надежд на национальное освобождение края. В то же время он более всего опасался победы в войне царской России, что «поставило бы крест на освобождении Белоруссии».

В годы Первой мировой войны белорусский вопрос впервые был доведен до сведения международной общественности. Белорусский народный комитет в мае 1916 г. представлял Белоруссию, в том числе Восточную, на конференции народов России в Стокгольме, на которой заявил о желании белорусов выйти из состава России и создать собственное государство со столицей в Вильне¹²⁶.

Белорусская делегация участвовала также в работе III конференции народов России, проходившей 27—9 июня 1916 г. в Лозанне. Текст реферата, с которым делегация выступила на конференции, был подготовлен А. Луцкевичем и 11 июня 1916 г. одобрен БНК, отражая, таким образом, господствующую позицию в национальном движении виленских белорусов. Основным его содержанием было обоснование идеи «Соединенных штатов от Балтики до Черного моря», которая предполагала создание после войны федеративного союзного государства в составе Белорусски, Литвы, Латвии и Украины. Такая федерация, по мнению А. Луцкевича, была бы очень выгодной для Белоруссии с точки зрения политического, экономического и культурного развития. В то же время осуществление этой идеи представлялось возможным только «при полном развале российской государственной системы»¹²⁷. Эта концепция очень напоминала польские федералистские концепции, с тем, однако, отличием, что она не предполагала опоры на какое-либо из соседних государств, для которого эта федерация служила бы буфером и защитой от России. Федерация представлялась авторам самостоятельной ценностью, позволявшей создать достаточно сильное объединение, обеспечивающее национальное развитие всех стран-участниц. Тем не менее осуществление этой идеи после «полного развала российской политической системы», судя по всему, предполагало поддержку Германии.

Российские революции и белорусский национальный проект

Февральская революция создала в России ситуацию двоевластия. Временное правительство в своей первой декларации от 3 марта 1917 г. обещало уравнять всех граждан России в правах независимо от их религиозной, национальной, сословной принадлежности. Разрешено было использование национальных языков в школах и частных организациях, сохраняя при этом за русским языком статус государственного. Вопрос же об изменении государственного статуса нерусских народностей остался открытым, за исключением Польши и Финляндии¹²⁸.

14 марта 1917 г. с воззванием к польскому народу обратился Петросовет. Он заявил, что Польша имеет право «на полную независимость в государственно-международном отношении»¹²⁹. 16 марта последовало обращение Временного правительства по польскому вопросу. В нем говорилось о готовности признать независимость Польши при условии, что границы будут установлены с согласия российского Учредительного собрания, а Польша вступит с Россией в «свободный военный союз». Кроме того, оно выразило надежду, что судьба народов, входивших некогда в состав Речи Посполитой, будет решена с учетом их интересов¹³⁰.

Польский регентский совет, созданный немецкой администрацией оккупированного Царства Польского, отверг эти условия и заявил, что судьба территорий, лежащих между этнически польскими и великорусскими землями, должна быть решена «с учетом государственных интересов независимой Польши и вниманием к воле народов, населяющих эту территорию»¹³¹. Таким образом, уже в начале 1917 г. было посеяно зерно территориального конфликта между Россией и Польшей. Лагерь сторонников Пилсудского по-своему стремился решить проблему восточной границы. В мае ряд польских партий (ППС, ПСЛ, Партия национальной независимости, Объединение демократических партий, Народная партия и Национальная партия) подписали совместную декларацию об отношениях будущей независимой Польши с Литвой. Они высказались за возобновление их прежнего союза. В августе Л. Василевский, сторонник Пилсудского и его тогдашней ориентации на Германию, в издании «Культура Польши» (польск. Kultura Polski) поддержал эту декларацию и высказал ряд соображений по поводу польской восточной политики. Он подчеркнул, что лагерь сторонников вооруженной борьбы поляков за свою независимость, опиравшийся на Четверной союз, отдавал себе отчет в том, что польские амбиции в этом случае будут касаться земель, ранее принадлежавших России. Отсюда и происходило их представление об общности интересов Германии и Польши. Создание Польского государства за счет российских территорий отодвигало границы России на восток, закрывало бы Центральные державы от русской угрозы польским щитом. Польша была бы тем более надежным союзником, чем более значительную часть территорий ей удалось бы оторвать от России, а значит, чем в более конфликтных отношениях с Россией она бы оказалась. Польское общество, по мнению Василевского, было не в состоянии представить себе такую ситуацию, когда Литва была бы совершенно оторвана от Польши. Он считал, что многовековая традиция совместного бытия, тесная экономическая связь Царства Польского с исторической Литвой выработали во всех слоях польского общества глубокое убеждение, что после падения российского ярма уния Польши и Литвы будет непременно возобновлена. Очень показательно, с его точки зрения, было то, что создание на литовских землях, отнятых у России, независимого государства, связанного унией с Польшей, было единственным постулатом, с которым согласились все без исключения партии Царства Польского – от национал-демократов до ППС¹³².

Виленские белорусы в этот период, возможно под немецким влиянием, резко негативно высказывались в адрес этих планов польских политиков. Так, петроградская газета «Новое время» цитировала статью из «Гомана» под названием «Руки прочь»: «Наш край, наша родина никогда Польше не принадлежали и никогда собственностью Польши не были; много веков назад она объединилась с Польшей в одно общее государство по доброй воле и на равных правах. Если в настоящее время весь мир признал право Польши на независимое существование, то такими же правами располагает и наш край…Мы открыто и громко заявляем, что не желаем быть батраками поляков, не желаем быть государственными крепостными в шляхетской Польше»¹³³.

Уже тогда, в середине 1917 г., была обозначена суть конфликта: Польша намеревалась решить вопрос принадлежности белорусских земель путем соглашения с Российской республикой, против чего белорусские политики решительно протестовали. Такая постановка вопроса заведомо лишала их права голоса, чего, как они надеялись, не допустят «ни русская республика, ни международная мирная конференция», которые «не согласятся на подобное стремление захватить чужую землю и полякам, обладающим непомерно широкими аппетитами, ответят открыто и веско «руки прочь»¹³⁴. Характерно здесь не только благосклонное на сей раз отношение российской газеты, еще недавно подозревавшей тех же белорусов в шпионаже против России, но и апелляция белорусских политиков в споре о принадлежности Белоруссии не к мнению белорусского народа, а к доброй воле России и Антанты.

Василевский считал белорусов, главным образом католиков, потенциальными союзниками польского населения в борьбе против литовских амбиций и предполагал, судя по всему, их скорую ассимиляцию с польским, более влиятельным, населением¹³⁵. Антипольская в большинстве позиция белорусских политиков не имела для польских лидеров какого-либо значения, поскольку, видимо, их непопулярность в белорусском обществе была достаточно очевидной.

На территории, оставшейся под контролем России, условия не благоприятствовали белорусской национально-политической деятельности. Белорусские активисты работали в основном в беженских комитетах и обществах помощи населению, перемещавшемуся в глубь России перед наступлением немецкой армии¹³⁶.

Вопрос о самоопределении Белоруссии в период от Февраля до Октября не ставился в плоскости национального самоопределения и отделения от России. Речь шла исключительно об автономии. Большинство активистов национального движения как на территории Белоруссии, так и среди работников белорусских беженских комитетов в Центральной России были в этом вопросе солидарны. Белорусские исследователи объясняют этот факт верой в демократический потенциал русской революции, в то, что она сможет создать условия для национального развития Белоруссии¹³⁷. В это время активно создавались белорусские национальные организации в армии.

Несмотря на умеренность программы автономии, она не была принята центральной властью. В апреле 1917 г. делегация Белорусского национального комитета¹³⁸ во главе с Р. Скирмунтом прибыла в Петроград для переговоров с Временным правительством об изменении статуса белорусских губерний. Кадеты, которые в тот момент составляли большинство в российском руководстве, удостоверившись, что реальной экономической или военной силы за комитетом нет, свернули всякие переговоры на эту тему. Они в принципе были противниками создания национально-территориальных образований в пределах России, поэтому Скирмунт не получил ответа на свой запрос. Было решено только поддерживать с БНК постоянную связь¹³⁹.

В условиях нарастания общенационального кризиса в стране, роста революционной борьбы лидеры белорусского движения стремились выработать единую платформу действий всех национальных партий и организаций. С этой целью в Москве 24–26 сентября был созван I Всероссийский съезд беженцев-белорусов. Главным вопросом съезда снова стало политическое устройство края. Делегаты либерально-демократических партий высказались вообще против автономии, аргументируя свою позицию тем, что «крестьянство не хочет полной автономии». В итоге все же была принята автономистская резолюция, с требованием широкого самоуправления края¹⁴⁰. Съезд выявил разные политические тенденции в национальном движении Белоруссии. Проблема консолидации сил белорусских партий и организаций не была решена.

В период 15–25 октября 1917 г. была проведена реорганизация руководящего центра белорусского движения, создан новый краевой орган – Великая белорусская рада (ВБР).

После проведения целого ряда фронтовых съездов в Минске в октябре¹⁴¹ была создана Центральная белорусская войсковая рада во главе с С. Рак-Михайловским со своим печатным органом «Белорусская рада». Она приняла затем активное участие в создании Великой белорусской рады. Основной задачей Войсковой рады стало собирание «живой силы», в основном интеллигенции и солдат, вокруг идеи белорусской автономии¹⁴², создание военных формирований «для обороны родной белорусской земли и Российской федеративной демократической республики»¹⁴³. Членом ЦВБР К. Кондратовичем был разработан и представлен Верховному главнокомандующему на утверждение план формирования белорусских частей. Однако это ходатайство совпало по времени с Октябрьской революцией. И. о. главкома генерал-лейтенант Н.Н. Духонин отказался утвердить этот проект, ссылаясь на то, что «вопрос выходит за пределы военных дел, а потому не подлежит его компетенции». Новый главнокомандующий, большевик

Н.В. Крыленко, сначала дал согласие на формирование «1-го Белорусского полка и Белорусского корпуса по штатам польского». Главком Западного фронта А.Ф. Мясников подписал приказ об образовании белорусских частей, но категорически против организации каких-либо национальных вооруженных сил выступил Временный революционный комитет Западного фронта (из чисто политических соображений и вопреки военной необходимости, по мнению В. Ладысева¹⁴⁴).

На протяжении 1917 г. национальная программа РСДРП(б) существенно менялась, в первую очередь в вопросе о национально-государственном устройстве России. Примерно до июня среди большевиков господствовало отрицательное отношение к принципу федерализма. Известно, что VII (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б) отклонила лозунг культурно-национальной автономии, заявив, что он направлен на искусственное размежевание рабочих, их разделение по национальному признаку. Однако конференция не поддержала и позицию Г.Л. Пятакова, который считал лозунг самоопределения наций вплоть до отделения реакционным, а национальное государство – пройденным этапом. В принятой резолюции подтверждалось требование программы партии о праве наций на самоопределение вплоть до отделения и создания независимых государств. При этом, однако, подчеркивалось, что «вопрос о праве наций на свободное отделение нельзя смешивать с вопросом о целесообразности отделения той или иной нации в тот или иной момент. Этот последний вопрос партия пролетариата должна решать самостоятельно, с точки зрения интересов классовой борьбы пролетариата за социализм»¹⁴⁵.

Впервые положение о том, что многонациональная Россия может стать союзом добровольно объединившихся республик, было высказано В.И. Лениным в речи на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов 9 июня 1917 г. Он отметил, что «не нужно бояться отдельных республик. С точки зрения интересов рабочих и крестьян это не страшно. Пусть Россия будет союзом свободных республик». Это заявление имело принципиальное значение.

Оно исходило из анализа развития национально-освободительного движения в Финляндии и на Украине. До этого РСДРП(б) считала наиболее целесообразным дать национальным окраинам автономию. Она опасалась, что федерация ослабит существующие политические, экономические и культурные связи между народами России. Многие теоретики большевизма, например Сталин, после Февральской революции считали, что «неразумно требовать для России федерации, самой жизнью осужденной на исчезновение. Половинчато-переходная форма – федерация – не удовлетворяет и не может удовлетворить интересов демократии». Вместо федерации предлагалось предоставить: «1) право на отделение тем нациям, которые населяют определенные области (компактно) и не хотят оставаться в рамках целого; 2) политическую автономию в рамках единого (унитарного) государства с едиными нормами Конституции для областей, отличающихся определенным национальным составом и которые остаются в рамках целого»¹⁴⁶.

На практике этого принципа РСДРП(б) стала придерживаться только после Октябрьской революции, что нашло свое отражение в «Декларации прав народов России» от 2 (15) ноября 1917 г., подготовленной В.И. Лениным и И.В. Сталиным на основании решения съездов Советов о праве народов России на самоопределение. Следует сказать, что, как и охарактеризованная выше национальная программа РСДРП(б), декларация была документом двойного назначения. В ее констатирующей части провозглашалось, что в основу деятельности СНК РСФСР по вопросу о национальностях России будут положены следующие начала:

1. Равенство и суверенность народов России.

2. Право народов России на свободное самоуправление, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.

3. Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений.

4. Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России.

Но в преамбуле документа, несмотря на заявленное в его констатирующей части право на отделение, главной целью партии в национальном вопросе был объявлен «честный и прочный союз народов России»¹⁴⁷. Это означало, что, как отмечает Г.Ф. Матвеев, «подписанты декларации В.И. Ленин и И.В. Сталин применительно к России не ставили задачи ее расчленения по национальным швам… Тем самым он объявляли себя сторонниками сохранения России как многонационального государства в будущем»¹⁴⁸.

В составе первого советского правительства был создан Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац), который возглавил известный в партии как специалист по национальному вопросу Сталин. Созданный в ноябре 1917 г. во ВЦИК отдел по национальным вопросам, руководителем которого был назначен М.С. Урицкий, просуществовал до конца декабря и был слит с Наркомнацем.

Наркомнац, состоявший из ряда комиссариатов (польского, литовского, мусульманского, еврейского, армянского, белорусского и др.), и отделов (киргизского, марийского, украинского и др.) способствовал организации национальных республик и областей, проводил работу с национальными кадрами, подготавливал программные документы по национальным отношениям, участвовал в формировании национальных частей Красной армии¹⁴⁹.

Сразу же после революции Советом народных комиссаров РСФСР было принято решение о признании независимости Польши и Финляндии. Что же касается остальных территорий страны, то там создавались советские республики на основании как национального (Украинская, Молдавская и др.), так и территориального (Одесская, Донецко-Криворожская и др.) принципов. Таким образом, большевики без промедления приступили к реализации одного из принципов своей партийной программы в области национальной политики.

Большевики в Белоруссии опирались на местный пролетариат (весьма немногочисленный), революционно настроенных солдат Западного фронта (около 1 млн человек) и беднейшую часть крестьянства (значительно увеличившуюся в результате военных действий и вызванной ими разрухи). После Февральской революции и до осени 1917 г. большевики сотрудничали с меньшевиками и бундовцами в объединенных социал-демократических организациях¹⁵⁰. Самыми известными из местных лидеров РСДРП(б) были М.В. Фрунзе (Михайлов), А.Ф. Мясников, В.Г. Кнорин, К.И. Ландер, И.Я. Алибегов. В национальном вопросе они исходили из общих установок партии и в первую очередь – из интересов «классовой борьбы за социализм». Большевики стремились поддержать левое течение в белорусском движении, чтобы направить его в русло революционной борьбы. Учитывая, что БСГ объединяла различные слои белорусского общества, они считали целесообразным сотрудничать с ней на социальной основе. Как вспоминал позднее Кнорин, «Минский Совет и его большевистское большинство на протяжении всего лета относился очень положительно к работе белорусской Громады, хотя у нее и не было представительства в Совете. На массовых собраниях предоставлялось слово А. Смоличу, П. Бодуновой и другим лидерам Громады… Ухудшение отношений между Советом и белорусскими организациями началось с того времени, когда в белорусском движении стали главную роль играть правые элементы и белорусское движение приобрело характер буржуазного сепаратизма»¹⁵¹.

Октябрьская революция радикально изменила ситуацию в крае. Минский Совет рабочих и солдатских депутатов стоял, в отличие от других белорусских губернских центров, на большевистских позициях и уже 25 октября 1917 г. издал приказ о переходе власти в Минске и окрестностях к Совету. Значение Минска в общероссийской борьбе большевиков за власть усиливалось тем, что именно там находилось управление армиями Западного фронта. Сторонники Временного правительства создали, в противовес Совету, Комитет спасения революции, который попытался установить собственную власть в крае, однако войска Западного фронта практически полностью оказались на стороне Совета. В начале ноября победа большевиков в Белоруссии стала очевидной¹⁵².