Образ.ЕЦ. Часть 0.2. Король под горой

…Ей

* * *

Древняя пыльная площадь. Потрескавшиеся от времени плиты мощными квадратами очерчивают ровное прямоугольное пространство, сразу за которым начинается темнота, – бескрайняя, непроглядная и полная пугающих неизвестностей.

Посреди площади стоит четырёхколёсная повозка, запряжённая двумя величественными и преисполненными мудрости белыми слонами. Мощные бугры титанических мышц играют чистым светом во тьме. Застоявшись на месте, слоны нетерпеливо переминаются с ноги на ногу. Сзади к повозке прочно прикреплён блестящий золотом канат. Он тянется к краю площади, где над тьмой возвышается сияющий восьмиступенчатый храм, украшенный многочисленными резными статуями и барельефами. Вырезанные с предельной точностью фигуры людей, животных и божеств застыли в вечности, изображая на каждой из ступеней свой глубокомысленный танец.

Исходящее от храма сияние выходит далеко за пределы площади, с игривой лёгкостью оттесняя окружающую тьму.

Ровно посередине между повозкой и храмом, на помосте из гранитных плит, расположился кристально чистый источник. По зеркальной водной глади скользит лёгкая рябь, размывая отражения окружающего пространства.

С пронзительно громким скрипом колёса повозки тронулись с места. Хлопья тьмы редеют и отступают всё дальше вглубь.

* * *

Данное произведение является исключительно плодом воображения, потоком вибрационно-энергетических возмущений, эманировавших пиксельно-чернильными символами в условно-материальную реальность. Обратное их отображение в сознательное бесконечное осуществляется исключительно на собственный страх и риск читающего.

Все персонажи и события вымышлены, все совпадения случайны.

Все упоминаемые в тексте торговые марки являются собственностью их уважаемых владельцев, все права сохранены. Наименования брендов, групп и музыкальных произведений упоминаются в тексте в качестве обязательных и неизбежных отражений антропосферы, запечатлённых в субъективных границах индивидуального сознания.

Автор просит воспринимать их исключительно в этом качестве.

Описанные в ходе повествования сцены употребления наркотических средств и сексуального насилия введены исключительно в целях художественного описания «тёмных» сфер жизни социума и ни в коей мере не являются их пропагандой. Автор категорически осуждает любые виды зависимостей и любые проявления насилия над личностью.

Начало. Тьма

Выскользнувшая и тут же скрывшаяся в водовороте вечности искра породила неиссякаемое желание. Желание заполнить образовавшуюся пустоту, вернуть торжество совершенного баланса. Один единственный, идеальный, сияющий элемент, непостижимым чудом преодолевший незыблемую грань, оставил темноту неполной и несовершенной, заставил её страдать неутолимой жаждой света. Без него темнота потеряла полную и всеобъемлющую глубину, утратила блестящее совершенство полноценной формы и превратилась в бесконечно пустое разбалансированное содержание. Павшее равновесие отравило пространство и заполнило его ядом расползающейся тьмы. Неудовлетворимое желание быстро перерастало во всепоглощающую жажду.

Любой сияющий источник тут же становился объектом неистового вожделения, стремления забрать, познать, насытиться его светом и вернуть утраченную гармонию. Но, стоило лишь подумать об этом и попытаться прикоснуться, как источник в тот же миг гас. Словно опущенная в воду спичка, он мгновенно прятал свою тайну, скрывая яркий свет и заставляя неутолимую жажду разгораться только сильней. Всё существо тьмы было пронизано расходящимися в вечную бесконечность бесцветными волнами вибрации неуёмной жажды, стремящимися впитать любой свет и поглотить его своими нежными и ласковыми щупальцами.

Лишённая собственной формы тьма раз за разом поглощала всё новые источники света, она лопала их словно воздушные шарики, пытаясь насытить бесконечную и вечно неполную глубину.

Каждый из этих источников оказывался по-своему интересен, каждый нёс собственный, ни на что не похожий свет. Но чем больше встречалось этих вечно ускользающих разноцветных огоньков, тем сильнее росла и множилась жажда. Ни один из них не был тем самым, способным окончательно восстановить искомое равновесие. Каждый новый источник становился всё желаннее, он привносил всё большую глубину и увеличивал притягательную силу всепринятия.

Прозрачный плащ звёздной пыли укрыл Его покой от страхов и невзгод.

Сутки пятнадцатые. День

Пронзительная головная боль разметала в клочья уютный покой ночи. Она разлетелась по телу бритвенно-острыми осколками сожаления, звеня пульсирующими венами в висках и терзая сознание гнетущим чувством хронического недосыпа. Через щель в занавеске в комнату проникал сумрак серо-ледяного воскресного декабрьского утра. На столике рядом с кроватью стоял пустой винный бокал в компании пачки Афобазола. Угольки вчерашнего стресса сухо тлели в груди, отдавали тупой горечью обиды и заставляли негодование из-за торжества несправедливости бурлить в крови.

Предыдущим вечером Рома Романов, её парень последние три года, которого она на протяжении всего этого времени пыталась перевоспитать и вернуть на путь истинный, опять спустил в букмекерской конторе занятые у неё под «честно верну, не как в прошлый раз» пять тысяч. Прощай, шампунь Wella с кератиновой защитой, присоединяешься к зимним сапогам, шубе и мечте об отпуске в Тае. Эта ссора стала последней каплей. Они и раньше ругались и, порой, довольно серьёзно, но вчера Рома перешёл непозволительную грань, – он поднял на неё руку. Пусть это была лёгкая пощёчина, стерпеть и простить такое она не могла. Всё, хватит.

Нет, в целом Романов неплохой парень – честный, добрый и весьма неглупый. Он был абсолютно ей верен и безропотно выслушивал все упрёки и нравоучения на протяжении этих трёх лет, но при этом со скалоподобным упрямством оставался неизменным. Лишь один существенный грех числился за ним, именно он каждый раз сводил на нет все зарождающиеся перспективы. Рома был заядлым лудоманом. Практически любое увлечение, в котором хоть сколько-нибудь пахло азартом, с лёгкостью захватывало его с головой. Регулярно оставляя Рому без гроша за душой, этот небольшой грешок уже давно запустил жадные лапы и в карманы друзей, окружая его самого отталкивающим ореолом безнадёжности. Снова и снова он выигрывал и проигрывал по кругу, всецело отдаваясь игре и выплёскивая в неё всю энергию без остатка. Все, кто хорошо знал Романова, искренне жалели его, но при этом предпочитали держаться на расстоянии. Когда они только познакомились, Рома работал управляющим в отцовском автосервисе, гонял на Х5 и подавал большие надежды. Но маленькое пагубное пристрастие вскоре опустило его на уровень рядового менеджера после того, как он тайком залез в кассу фирмы. Лишь отцовское покровительство и доброта коллег спасли тогда от тюрьмы. Раз за разом он словно специально огорчал её, высасывал своим неуёмным азартом всю радость жизни.

Но теперь всё будет по-другому. Сегодня она как следует оторвётся с подругами в ночном клубе, а с завтрашнего дня начнется новая глава, в которой больше не будет места неудачам и неудачникам.

По крайней мере, ей этого очень хотелось.

Но тёплая постель не грела, а утро выглядело всё так же безнадёжно безрадостным. Усталое лицо осветил экран телефона, с которого самозабвенно улыбалась очаровательная брюнетка с огромным букетом ярко-красных роз. Часы показывали половину девятого. В любимом чёрном флисовом халате с маленькими серыми звёздочками она умылась и поставила кипятиться чайник, достала вчерашнюю варёную курицу и листья салата. Из маленького круглого зеркала на стене на неё смотрела красивая молодая девушка с безнадёжно спутавшимися густыми чёрными волосами.

Где же ты свернула не туда? – вопрошала она пустоту.

Снаружи, за окном второго этажа, словно в кадрах трогательного кино про любовь, с неба медленно падали непривычно огромные хлопья снега, застилая землю ровным белым ковром. Непорочная сверкающая чистота укрывала мусор и слякоть грязного серого города.

Как получилось, что она, шикарная и стильная девушка, за которой всегда увивались самые сильные и классные парни, очутилась вот здесь, на этой грязной кухне? Ведь и Ророма (так она иногда в шутку называла Романова) когда-то был очарователен, умело ухаживал, вкусно пах и смешно шутил. Когда-то она, кажется, даже любила его. Но это было очень давно, словно в прошлой жизни. Как же хочется среди всей этой промозглой безысходности, серой безнадёги и унылого безрадостного мрака всего-навсего капельку удачи и глоток чистой, настоящей и светлой любви. Много ведь не надо, лишь самую малость, стартовый трамплин. А уж она-то не оплошает и положит все силы, чтобы жизнь наконец-то расцвела волшебной сказкой и заиграла яркими красками. Тогда-то все увидят и оценят, какая она есть на самом деле… Но такого, увы, никогда не случалось. Всё детство прошло в ежедневной бесцветной борьбе за ничтожное существование, которое изредка освещалось бледными подачками с кареты госпожи Судьбы.

Лена Ситталь выросла без отца. Он бросил мать и бесследно исчез ещё до её появления на свет. Мама настолько его ненавидела, что, не задумываясь, дала дочери свою фамилию. Она как-то рассказывала, что корни их рода уходят куда-то очень далеко, чуть ли не в Индию. Но ни отца, ни бабушки с дедушкой, ни каких-либо других родственников Лена не знала и никогда не видела даже на фотографиях. От предков она унаследовала густые гладкие чёрные волосы, карие глаза и тонкие, словно молодой месяц, брови. Слегка пухлые губки, крохотная родинка а-ля Мэрилин Монро и аккуратный носик всегда привлекали внимание мужчин. Ещё большим вниманием окружающих пользовалась упругая грудь третьего размера, постоянно аккумулирующая на себе взгляды как мужской, так и женской аудитории.

Мать всегда была строгой и холодной с ней, пытаясь исполнять роль обоих родителей одновременно. Постоянная игра в хорошего и плохого полицейского удавалась не лучшим образом: мистер Хайд гостил у них дома гораздо чаще досточтимого доктора Джекила. Мама отличалась суровым нравом и держала «больно красивую» дочь в ежовых рукавицах, требуя железной дисциплины и беспрекословного подчинения во всём. Вкалывая посменно на двух работах, мама постоянно выматывалась и часто приходила домой не в настроении и совершенно без сил. Всего несколько раз на памяти Лены она была радостной и, возможно, даже счастливой. В такие моменты мама могла обнять дочь и сказать что-нибудь тёплое и ласковое. Безрадостная тоска четырёх домашних стен вынуждала Лену отчаянно искать приключений на стороне, зачастую переходя грани дозволенного и даже разумного. Словно назло родительским оковам, она росла упрямой и своенравной, всегда ставя личную свободу превыше любых правил и шаблонов. Лена без особого труда справлялась со школьной программой, при этом почти всё свободное время проводила на улице в отвязных компаниях хулиганов-старшеклассников.

Однажды, когда ей было чуть больше тринадцати лет, на улице её силой запихали в машину, вывезли за город и изнасиловали в гараже трое пьяных отморозков. Лена молча вынесла издевательства омерзительных, провонявших по́том, водкой и куревом подонков. Пережила обиду, унижение, боль и стыд, но так никому и никогда об этом не рассказала. Мать терпеть не могла жалобы дочери.

Гнетущая атмосфера, постоянное давление и упрямый свободолюбивый характер заставили Лену устроиться на работу сразу после окончания школы. Она не пошла в университет, хотя мать на этом настаивала, а поступила на вечернее отделение в агротехнологический техникум и днём подрабатывала продавцом в магазине автозапчастей. Сняв на двоих с подружкой небольшую квартирку, она, наконец, сбежала из-под материнского надзора. Закончив учёбу, не стала искать счастья на службе по призванию, а осталась работать всё в том же магазине. Жёсткая и жестокая школа жизни отточила до совершенства природное несгибаемое упрямство Лены.

В голове шумело, за окном медленно падал снег, душа хотела высот. Высот, которых нельзя достичь с балластом по имени Рома Романов. Всё, хватит, пора разорвать порочный круг. Сколько раз говорила, умоляла, сколько давала ему шанс… Как ни горько, но, похоже, права была мама. Никто не любит признавать ошибок, за которыми последует фраза «а я тебе говорила». Мать давно пилила её из-за отношений с Ромой, словно упиваясь каждой их ссорой. Было даже сложно сказать, что доставляет ей большее удовольствие – ощущение собственной правоты или неудачи дочери, раз за разом это подтверждающие.

Всю жизнь Лена словно пребывала в тени собственной матери, как незримое лекало «примеряя» ко всему происходящему её своеобразную циничную реакцию. Красным огнём где-то в глубине подсознания иногда вспыхивала фраза, брошенная сгоряча, когда Лена случайно сожгла сковородку: «Ты жалкое ничтожество. Такая же, как твой убогий папаша-алкаш». Подобный волшебный пендаль действовал эффективнее любого инфоцыганского тренинга, воспаляясь клеймом на заднице и заставляя, стиснув зубы, подниматься с колен, перешагивать неудачи и бороться за свой кусочек счастья с серой и жадной на радость жизнью. Вот и теперь, когда Лена оценивала глубину ямы, в которой очутилась, эта фраза в очередной раз напомнила о себе. Всё, конечная, поезд дальше не идёт. Это просто новый поворот в жизни. Очередной. Ну и пусть. Хуже уже точно не будет, – решила Лена и пошла расслабиться в ванной. Там, нежась в пузырьках душистой пены, она намазалась мягким молочком для тела. На этикетке белого флакона в грациозном па застыла плохо прорисованная обнажённая женская фигура, с ног до головы опоясанная вьющейся лентой, символизирующей, по-видимому, чистоту и уход.

После обеда состоялся сеанс лечебно-психологической промывки косточек в чате с подружками. Все хором согласились, что Рома совершенно бесполезный и никчёмный, бесперспективный и не ровня ей, давно надо было избавиться от этих токсичных отношений. Общим голосованием они решили отпраздновать освобождение подруги в лучшем ночном клубе города. Дружить против кого-то всегда легче и приятнее сообща. Приподняв настроение, Лена закусила кефиром с булочкой, залезла под одеяло и включила на ноутбуке сериальчик про молодую и преуспевающую бизнес-леди, покоряющую коварный мир бессердечных мужских пороков в заоблачной сфере финансово-корпоративных пирамид.

Вечером, нанеся «боевой» макияж, она с тремя любимыми подружками стояла возле дверей сияющего неоновыми огнями и гремящего басами пафосного клуба «Тифон» в самом центре города. На входе всё прошло гладко, и уже в половине двенадцатого охранник распахнул перед ними ярко-красные двери. Душе хотелось перемен. Забыться, освежить голову от вчерашних мыслей, коим нет места в «завтра», перелистнуть страницу, убежать от себя хотя бы на время.

С Машей, Катей и Мариной Лена познакомилась в техникуме, все четверо были примерно одного возраста. Маша – высокая худая брюнетка со слегка вьющимися волосами. Она увлекалась далёкими для Лены темами эзотерики, раджа-йоги, свободных духовных практик и тесных телесных интеграций. Всё её тело было покрыто татуировками мудрых животных, мистических символов и непонятных мантр, походивших скорее на небрежные рецепты врача на обрывке блокнотного листа, чем на глубокомысленные истины, от которых должно что-то ёкать и просветляться внутри. Воздушно-загадочный образ довершало увесистое титановое кольцо-септум в носу. Катя была её практически полной противоположностью: невысокая пухловатая блондинка, предпочитающая кожаную одежду, мотоциклы, пиво и брутальных бородатых мужиков с длинными ухоженными волосами. Марина разбавляла эту гремучую смесь, словно слой масла между кусками ржаного и белого хлеба. Гладкие, крашеные в гранатовый цвет волосы, приличная семья, хорошая работа, стройная, умная, весёлая и общительная, на спорте и всегда в центре внимания. Единственным, что выделяло Марину из окружающих, но о чём сама она не любила распространяться, – в её постели не было места мужчинам. Всех четверых объединяла тяга к необычным приключениям, странным местам и нестандартным путешествиям. Время от времени они срывались то в вояж на ослах по деревням Замбии, то в поездку к полуразрушенному старообрядческому храму в сибирской тайге с ночёвкой в палатке посреди дикого леса.

Выпив в баре по паре-другой коктейлей и обменявшись горячими новостями, девушки вышли на танцпол и принялись энергично и весьма умело отдыхать телом и душой, целиком отдаваясь музыкальному ритму. Нет, Лена не собиралась найти здесь сегодня свою судьбу, встретить рыцаря сердца или подцепить какого-нибудь героя на вечер. Она вообще ни о чём таком не думала, сознание вольно отдыхало в потоке электронных вибраций. Хотя, чем чёрт не шутит?

Посередине клуба на круглой сцене с пилоном, выхватываемые из темноты разноцветными вспышками прожекторов, сплелись сверкающие маслом полуобнажённые тела двух танцоров – парня и девушки. Лица были едва различимы, в глаза бросались лишь многочисленные татуировки. Время от времени блестящие тела освещались оранжевыми бликами струй живого огня, поочерёдно вырывающихся из пола и потолка. Алкоголь, адреналин и музыка уносили поток мыслей всё дальше, тревоги серого опостылого мира растворялись, а телом завладевала приятная усталость. После полуночи музыка становилась тяжелее и жёстче, движения всё резче и отрывистей, а тело – свободнее. Дикая и необузданная энергия, сотканная из коктейля горечи обиды и предвкушения неминуемого торжества справедливости, безраздельно овладевала сознанием. Растворяясь в жёстких рифах и мелодичных пэдах, Лена представляла себя парящей в небе, словно ангел мести. Бесстрастная валькирия или безжалостная немезида, она вершила кару над грешниками, слабыми и самовлюблёнными эгоистами. Где-то там, внизу, под ногами, молил о пощаде и Рома Романов с его маленькими непростительными слабостями, а вместе с ним были все обиды, разочарования и слёзы, что пришлось пережить за эти три года. Жар пламени со сцены обдавал улыбающееся лицо, в огне танца горело всё. В этот момент абсолютно не было разницы, что было вчера и что будет завтра.

Неожиданно в эпически-карательный полёт фантазий стал всё настойчивей вклиниваться подвыпивший несуразный паренёк быдловатой наружности. Увиваясь кругами, он всё теснее прижимался, а местами и откровенно лапал Лену. На нём была чёрная толстовка с каким-то психоделически-кислотным принтом. Красное офисно-крестьянское лицо и неадекватные серо-голубые глаза навыкат не предвещали ничего хорошего.

Нет, к Вальгалле таких и на пушечный выстрел не подпускают. Лена сегодня не против компании, и, возможно, даже нуждается в ней, но точно не из подобного контингента. Сколько не пыталась, отвязаться по-хорошему никак не удавалось. И только вмешательство Марины, без особых церемоний оттолкнувшей нахрапистого кавалера и занявшей охранительное место возле подруги, избавило её от неприятного общества. Быдло-ухажёр утёр нос, слился и исчез в толпе. Минут через десять девушки пошли перекурить и охладиться к заднему выходу. Из них четверых «белыми солдатиками смерти» баловались только Маша и Марина, последняя предпочитала исключительно тонкие ментоловые Pall Mall. Едва они закурили и принялись обсуждать свежие сплетни, как из дверей клуба вышел тот самый быдло-танцор в компании троих столь же расслабленно-незатейливого вида дружков. Чёрные куртки, лет двадцати пяти-тридцати, с явно недружелюбными намерениями они направились в их сторону. Холодные глаза горели злобой, в пьяных осоловелых физиономиях читалась жажда крови и насилия.

– Ну, чё, сука рыжая, думаешь, лучше других? Пригрелась по жизни, творю что хочу? – ухмыляясь, нагло процедил сероглазый ухажёр, обращаясь к Марине. Он достал из кармана нож-бабочку и стал угрожающе выписывать им узоры в воздухе.

Недобрые предчувствия подступили комком к горлу. Кроме них восьмерых в узком тёмном переулке никого не было. Путь назад в клуб оказался отрезан, убежать от здоровых крепких парней, пусть и нетрезвых, вряд ли получится, да и крики никто здесь не услышит. В испуге девушки сбились в кучку и приготовились к худшему. Холодок пробежал по спине и спустился мелкой дрожью куда-то в подгибающиеся колени. В голове судорожно замельтешили панические мысли, которые призывали бежать без оглядки, спасаться любой ценой, спрятаться куда-нибудь. Туда, где никто не найдёт и не причинит вреда. От мыслей о вчерашнем стрессе не осталось и следа.

Вдруг среди неконтролируемого мыслительного хаоса яркой вспышкой где-то в глубинах подсознания Лены мелькнула одна картина. Буквально микросекундный кадр, за которым внутри разлилось странное всеобъемлющее успокоение. Она словно с головой погрузилась в бесконечное море безразличного отрешённого спокойствия, и в холодных чёрных водах безразличие стало источником, а спокойствие – следствием. С ледяным взглядом глаза в глаза Лена уверенно шагнула вперёд, прикрывая подруг своей спиной.

– Оп-а-а, парни, смотрите! Говорил вам, тёлки с меня текут! Краля сама хочет с нами позабавиться! Сама начнёшь или помочь? – угрожающе направив лезвие ей в лицо, весело спросил сероглазый.

Неожиданно всё пространство переулка между домами залил яркий слепящий свет. Сзади, метрах в двадцати, угрожающим рыком взревел движок чёрной иномарки, дальний свет фар расстелился по асфальту и ослепил молодых людей.

Вмешательство посторонних свидетелей остудило пыл бравых гопников, как хозяйский тапок усмиряет кота, тянущего хулиганскую лапу к курице на столе. Переругиваясь и плюясь в сторону ускользнувшей добычи, несостоявшиеся мамкины насильники ретировались в ближайшую подворотню.

Задняя дверь машины открылась, из неё вышел высокий мужчина лет шестидесяти, в очках с толстой роговой оправой. Прямые зачёсанные назад волосы, наполовину покрытые сединой, крупный нос и пронзительные серо-зелёные глаза. Солидное коричневое кашемировое пальто чуть выше колен резко контрастировало с мусорными баками грязной подворотни. Было в его лице что-то притягивающее и отталкивающее одновременно, словно в одном человеке соединились актёр Сергей Селин с известного улыбающегося мема и доктор Ганнибал Лектер в исполнении Энтони Хопкинса.

– Вы в порядке, барышни? – спросил он девушек, продолжающих жаться друг к другу, словно потерявшиеся цыплята.

– К-какие мы вам барышни? – дрожа, но стараясь выглядеть спокойно, возмутилась Катя.

– Пропитанные страхом отражают его наружу гневом, – опустив глаза куда-то вбок, задумчиво пробормотал незнакомец. – Рад, что вы в порядке!

Он собрался было уже уходить, но тут его взгляд задержался на Лене.

– Твоё лицо мне знакомо… Мы раньше не встречались?

– Возможно, вы видели меня в автомагазине на Курсантской, – предположила Лена.

– Всё возможно… – задумчиво погладил себя по подбородку незнакомец. – Ладно, постарайтесь сегодня больше не влипать в неприятности, – посоветовал он и пошёл обратно к машине.

– Спасибо вам! – словно извиняясь за бестактность подруг, крикнула ему вслед Марина.

Переведя дух, девушки вернулись в клуб, где в это время играла уже совсем жёсткая электроника, а на сцене в жарком танце сплелись тела полностью обнажённой пары. И даже базового английского хватило Лене для понимания смысла слов, которые гремели из колонок на весь зал.

 
Ты лишь обычная подстилка,
Жалкая тупая бесполезная дырка.
И ты получишь свою долю,
Я развлекусь сегодня вволю.
 

Рассвет утра понедельника был бессердечно безжалостен, словно матадор на арене. Преодолевая пудовые оковы сна, с огромным трудом и небольшим опозданием Лена вырвала себя из постели и добралась на работу, где ждал долгожданный горячий кофе и бутер с колбасой. На её счастье, в это время ни одному автолюбителю, ровно как и ей самой, не было совершенно никакого дела до запчастей.

Часов в одиннадцать в двери магазина неожиданно вошёл вчерашний спаситель в пальто.

– Доброе утро, Лена, – сразу обратился он к ней.

– Здравствуйте. Откуда вы знаете моё имя? – удивилась она, на всякий случай удостоверившись в отсутствии бейджика на груди.

– Представлюсь, меня зовут Павел. Павел Петрович. Я вспомнил, откуда мне знакомо твоё лицо.

Он застыл всё с той же странной улыбкой, пристально глядя на девушку и словно ожидая реакции. Но её не последовало. Лена уже мысленно пожалела, что назвала вчера адрес магазина. Чёрт его знает, что у этого господина на уме.

– Когда-то очень давно мы работали вместе с твоей мамой, и она показывала твои фотографии. Очень сильная и умная женщина, – наконец, продолжил он.

Лена удивилась. Странно было слышать, что мама имела при себе её фото, и ещё удивительнее, что перед кем-то ими хвасталась. В этот момент к ней вдруг пришла даже не догадка, а некое осознание, что существует другая версия мамы, отличающаяся от известной ей. А та мама, которую она видела с самого детства, которая растила и воспитывала её, – на самом деле вовсе не настоящая, не полноценная. Эдакая полумама. И перед ней сейчас стоит человек, знакомый с «той стороной» её личности. Лене вдруг жутко захотелось узнать маму с другой, чужой стороны, ведь она почти ничего не рассказывала ни о своей работе, ни о прошлом и роде своих прежних занятий. Надо попробовать его разболтать. Вроде на вид не опасный, сам пожаловал.

– Она никогда про вас не рассказывала, Павел Петрович, – с лёгким сарказмом сделала акцент на имени Лена.

– Это было действительно очень давно. Она, возможно, уже и не вспомнит.

– Прям давно-давно? Когда страна была большая и красная, а ценники штамповались сразу на заводе? А вы сами-то помните мою маму, какая она была?

– Помню, конечно. Я не настолько стар, как может показаться, – усмехнулся Павел Петрович. В его глазах на мгновение мелькнул искренне тёплый огонёк, доля Селина в выражении лица заметно перевесила хищный оскал Лектера. – В девяностых это было, мы тогда работали на одном складе. Под присмотром твоей мамы он рос и расцветал на глазах, в те времена для неё не существовало преград. Когда было надо, она становилась хитра, как лис, и безжалостна, словно сама судьба. Закупки, челноки, точки на рынках, надёжная крыша, – её стараниями всё было выстроено идеально и работало как часы.

– Звучит как начало криминальной драмы. Сейчас на склад ворвутся некие благородно-криминальные элементы в кожаных куртках и спортивных штанах, по-доброму вырубят охранников и как рыцари увезут маму на чёрном Мерседесе на базар к местному авторитету?

– Ничего такого, – рассмеялся Павел Петрович. – Потом в её жизни появилась ты. Бизнес наш по тем временам был рискованный и не совсем законный, ради твоей безопасности она ушла и сожгла все мосты. С тех пор мы виделись всего пару раз, но фотографию твою она мне показала.

– Мама никогда не рассказывала… – задумчиво произнесла Лена. Образ не самой удачливой и озлобленной на весь мир женщины дал лёгкую течь, словно айсберг, отколовшийся от Антарктиды и медленно проплывающий Экватор.

– Как и у любой женщины, у твоей мамы хватает скелетов в шкафу, – многозначительно сказал Павел Петрович. – Но я к тебе по делу.

– Ко мне?

– Да, представь. С настоящим деловым предложением. У нас с партнёрами за городом организован бизнес, достаточно прибыльный, но в последнее время обнаружилась небольшая проблема. Предприятию не хватает, как бы это выразиться… Ответственной головы. И что-то мне подсказывает, что твоя как раз подойдёт.

– Моя голова? – рассмеялась Лена. – А с чего вы решили, что я так просто её отдам? Вас что, на хедхантере заблочили?

– Такие вакансии не висят в открытом доступе. Это редкое, эксклюзивное предложение. Но я бы не хотел обсуждать это здесь…

В этот момент в павильон вошел охранник Дима. Видимо, он заметил по камере, что клиент застоялся у прилавка. А может, просто замёрз в своей каморке.

– Всё в порядке? – поинтересовался он у Лены, окинув посетителя недобрым взглядом сторожа, у которого отняли сразу и телефон, и газету, и бутылку.

– Никак свечи на девятнадцать не можем подобрать, – отмахнулась Лена.

Но Дима не собирался уходить, солидный вид покупателя вызывал у него какое-то внутреннее раздражение.

– Вы не могли бы нас оставить? – вежливо обратился к нему Павел Петрович.

– Не мог бы, – нагло ответил охранник и облокотился на край прилавка, с вызовом глядя посетителю в глаза.

Павел Петрович о чём-то на секунду задумался, казалось, взвешивая дальнейшие действия.

– Как ты думаешь, Гудков, что случится, если Эдуард Анатольевич узнает про твои махинации на складе? На сколько вы с дружками вынесли за два года, миллионов на десять?

Произнесённая совершенно обыденным тоном фраза поразила Лену сильнее, чем если бы посетитель достал из-под пальто обрез и направил ей прямо в лицо. Она, конечно, подозревала о неких манипуляциях охранника или кого-то из отдела снабжения, заметных по мелким расхождениям в бумагах и коробках на складе, но чтобы в таком масштабе… И откуда, чёрт побери, этот гусь, Павел Петрович, знает об этом?

– Ты что за чёрт такой? – испуганно отшатнулся Дима, с ужасом поглядывая то на посетителя, то на Лену.

– Я – тот, кто знает о твоих маленьких секретах. А сейчас, поверь, самое время тебе вернуться на пост.

Дима спешно удалился, бормоча себе под нос что-то на-охранниковском и бросая испуганные взгляды в сторону совершенно невозмутимого посетителя.

– Так вот, продолжим, – сказал Павел Петрович, когда они вновь остались наедине. – Если в тебе есть хотя бы толика талантов матери, в чём я почти не сомневаюсь, ты именно та, кто нам нужен. Но что-то мне подсказывает, что ты сможешь даже превзойти её.

Тонкий манипулятивный императив незаметно скользнул куда-то в подсознание, задействовав нужные триггеры в разуме жертвы. Замаячивший на горизонте соблазн заткнуть за пояс собственную мать вызвал прилив пьяняще-возбуждающего головокружения, подобно бокалу холодного пива летом тайком от жены. Причём источником возбуждения был даже не сам долгожданный бокал пенного, а уже только гипотетическая возможность – мысль о доступности объекта соблазна, вероятность перейти грань дозволенного. Лена даже не стала расспрашивать, откуда ему известно про творящиеся у них на складе злоупотребления.

– Что за работа? – стараясь замаскировать интерес, лениво спросила она.

– Давай обсудим это в другом месте. Знаешь кафе «Яблонька» в центре?

– Да, слышала.

– Встретимся там сегодня в 8 вечера. Согласна?

Лена задумалась. Неужели это он, её звёздный час? Синяя птица удачи сама села на подоконник и стучится в окошко. В конце концов, пока она ничем не рискует: место людное, а господин «знаю всё про всех» точно не похож на закоренелого уркагана. В любом случае, там будет возможность всё как следует прощупать, а заодно и про маму разузнать. Ещё и поесть на халяву… Такой шанс упускать нельзя.