Тёплое безразличие. Как любить с умом и без боли

Данила показал ему Галино фото, и он сразу сказал, что у нее есть некий «нарост» в груди в районе сердца. Через него она и «работает» как через «фильтр».

Потом Данила спросил у нее самой, нет ли у нее чего-то в районе груди, и Галя сказала, что есть. Какая-то то ли грыжа, то ли шишка. Она спросила, откуда Данила об этом узнал, и он сказал, что это привет от ее «коллеги».

Важно отметить, что Галина работа была титанически трудной. Сотни и тысячи людей возвращались обратно после «исправлений», не соблюдая ее советы. Все это напоминало гигантский конвейер, на котором то и дело оказывались одни и те же люди. Галя принимала этот факт безропотно, считая, что она награждена даром и смыслом жизни, но к ним прилагаются обет безбрачия и общая монотонность работы.

В июне 2009-го Данила приехал к ней в гости вместе с сестрой, чтобы Галя посмотрела Ясю, которая тогда прилично переживала из-за развода, а заодно и подлечила его псориаз – после ее сеансов пятна по всему телу прятались на длительный срок. Он искренне был уверен, что в первую очередь везет к ней сестру, а сам находится на втором плане. Но события сложились совсем по-другому.

Галя приезжала временами в Москву, но говорила, что дома она гораздо сильнее. В тот приезд Данила узнал, что значит это «сильнее».

Ритуал в ее доме содержал в себе не только покручивание рукой и подачу пасов. Она провела пару стандартных сеансов, а в следующий раз вывела Данилу в центр своего двора, налила таз воды и стала ходить вокруг него, читая молитвы, периодически обращаясь то к Дане, то к тазу.

Обойдя вокруг него кругов десять, она спокойно взяла таз и с размаху обдала Данилу «намоленной» водой…

… его тряхнуло так, как будто кто-то сунул ему электрошокер прямо в лоб. И дело было не в холодной воде. Голова его закружилась, в глазах застыли искры, и все вокруг на мгновение вспыхнуло, как будто от фотовспышки.

– Не вставай. Посиди маленько. Сейчас пройдет, – ласково, с бархатистым местным говором прошелестела Галя.

Меня слегка затошнило, но я быстро забыл об этом, потому что в моих глазах, как в рваном монтаже модного клипа, кадр окружающего двора начал резко сменяться какой-то пыльной дорогой, а сам я сидел на коне, и передо мной боком сидела какая-то женщина в ослепительно белом платье с кружевами, и я, обняв ее, держал повод лошади.

Двор.

Лошадь и женщина.

Двор.

Лошадь и женщина.

Я покрутил головой, чтобы скинуть наваждение.

В кадр заглянула Галя и нежно спросила:

– Видишь что-то?

– Вижу… что-то… – попытался сконцентрироваться он, но почувствовал на левом плече теплую Галину руку, и реальность вернулась на место.

– Регрессия. Бывает. Ты, главное, не напрягайся. Видишь – пусть идет. Ушла – не переживай, – технически спокойно, как будто объясняя, как выключить телевизор, сказала Галя.

Тем же вечером произошло нечто еще более странное.

На небольшом столе в той самой комнате, где Галя работала с клиентами, дымилась рассыпчатая картошка с кубиками сливочного масла, посыпанная укропом и стружкой чеснока, печеная курица, жареная тилапия, хлеб, овощи, коньяк и так далее.

За столом сидели Данила с сестрой, Коля, Галя и ее друг Дима лет тридцати пяти со своей девушкой. Им было как-то необычайно легко и весело, как будто они знали друг друга много лет. Шутки рождались сами собой. Данила с Димой острили чаще других, развлекая публику, и вся атмосфера вечера походила на семейное сборище людей, которые видятся очень редко, но вот наконец для них выдалась такая возможность.

Диму он видел в первый раз, но он вызывал в Даниле какой-то невероятный внутренний восторг и глубокое уважение. Не было ни заискиваний, ни пошлого пьяного братства. Выпивать вообще не хотелось, поэтому одной рюмки ему хватало на пять-шесть тостов. Дима тоже выпивал аккуратно, что, безусловно, приводило в восторг Колю.

В какой-то особенно взрывной момент вечеринки, после очередной успешной шутки Димы, Данила внезапно уронил голову лбом в стол. Просто упал на него вместе с плечами.

Внутри же его сознания он провалился сквозь стол в…

…седло другого [вороного, первый был светлее] коня, который в стремительном полевом галопе мчал меня по какому-то полю в сумерках то ли вечера, то ли утра.

На мне была исподняя рубаха, наскоро натянутые рейтузы, расстегнутые нижние пуговицы на штанинах которых торчали сверху плотных кавалерийских сапог. Левой рукой я крепко держал повод коня, а в правой, отведенной назад за себя по движению ветра, сжимал тяжелую саблю с золотой гардой и рукоятью, плотно оплетенной мягкой кожей, чтобы не скользила.

Я стал оглядываться по сторонам и увидел вокруг себя скачущих с той же скоростью мужчин. Одеты они были кто во что, как будто их только что разбудили: одни были как я, в исподнем и рейтузах, кто-то успел нацепить китель, а кто и высоколобую гусарскую фуражку, но был только в подштанниках и босой, также по ходу ветра держа за собой саблю.

Посмотрев пред собой, я увидел приближающийся расчет солдат в два ряда, один из которых был в приседе на одно колено, а второй стоял за ним на обеих ногах. Оба ряда целились в нашу сторону длинными карабинами со штыками.

Мы проскакали еще совсем немного, и весь расчет стрелков стал исчезать в постепенно нараставшем дыму выстрелов.

Вокруг меня засвистели пули, которые иногда с глухим звуком врезались в тела моих соседей по этой дикой скачке. Некоторые из тех, в кого врезалась пуля, со сдавленным выдохом валились с лошадей, некоторые, плотно матерясь, оставались в седле, и на их рубахах и голых плечах проявились багровые пятна.

Несколько месяцев спустя после этого видения я нашел информацию о том, что наполеоновские войска первыми в истории стали атаковать в то время, в которое им заблагорассудится. Утром, днем, вечером и в неожиданных местах. До Наполеона войны велись по договоренности: такое-то поле, во столько-то. Это объяснило, во-первых, как Наполеон так легко брал страну за страной, а во-вторых, внешнюю разобранность мою и моих коллег, и, судя по всему, именно утренние сумерки, в которые произошла та бойня.

Завидев первые выстрелы, я истошно завопил:

– ВПЕРЕ-О-О-ОД! РУБИ БЛЯДЕЙ!!!

Французы знали, что времени на перезарядку у них не будет, поэтому нижний ряд упер карабины в землю под углом вверх, а верхний приподнял их так, чтобы штыки оказались на уровне то ли голов, то ли шей несущихся на них лошадей. Ни я, никто из нападавших даже головой не повел, моя рука механически развернула острие клинка от себя, и, проходя на всей скорости сквозь французский расчет, я слегка помог ей направиться в сторону приближающихся голов. Те же, у кого были заряженные мушкеты, разрядили их в противника буквально за несколько метров до непосредственного контакта.

Люди, даже если они и профессиональные солдаты, все равно люди: увидев приближающихся всадников, некоторые из них дрогнули и попытались увернуться, что дало возможность мне и еще нескольким моим ребятам полоснуть кого по спине, кого по руке. Мне же удалось снести одному из стрелков часть черепа.

Несколько лошадей таки попали в ловушку и со звонким ржанием повалились на землю. Парни же, упавшие из седел, как-то невероятно ловко вскочили на ноги и пошли в рукопашную. Сам я успел зарубить двоих или троих неловких карабинеров, но что-то вдруг привлекло мое внимание.

Я увидел лежащего на земле молодого парнишку, который в агонии смотрел в небо, и из правого уголка его рта по щеке текла речушка крови. Завидев его, я завопил:

– Пешка! Пешка! Ты что?! Пешка!

Я подскочил к нему, упал на колени и взвалил на себя его судорожно дышащее тело.

– Пешка! Да что ж ты?! Ну зачем ты здесь?!

Я смотрел на его исчезающий взгляд, рыдал во всю силу и вдруг…

…поднял голову от стола и посмотрел на Диму…

…потом снова вниз на Пешку…

…снова на Диму.

Так бывает, когда вы еще толком не проснулись и сон смешивается с явью. Вот за столом сидит живой и озадаченный Лешка, а вот на моих коленях внизу лежит умирающий Дима. Потом за столом сидит Дима, а на коленях умирает Лешка. Взгляд вверх, взгляд вниз.

От неразрешимости этой задачи и от какого-то невероятного, вызванного ею возмущения я стал приходить в себя.

Рядом уже стояла Галя и протягивала Даниле кружку с водой:

– Тихо, тихо. Это дело былое и тебя уже не касается. Попей воды.

Он схватил из Галиной руки кружку и, все еще в моторике битвы, в которой участвовал (я участвовал в битве?), проливая половину на себя, стал жадно глотать холодную воду.

Регрессии – штука многими желанная, но только не теми, кто переживает их так внезапно и глубоко, как пережил Данила. Сейчас он бы ни за что на свете не согласился снова побывать там, где побывал.

Да и то сейчас, когда я печатаю этот текст, в груди начинает что-то клокотать, как будто все это произошло только что.

Важно отметить, что я видел не буквально лица людей, которых знаю в настоящем времени, а как бы понимая, что это они, узнавал их в совершенно других лицах.

В следующие пару месяцев я посмотрел еще несколько, как я их назвал впоследствии, «мультиков».

Первой и самой подробной была гусарская история. Еще несколько раз меня посещали видения о том, как меня казнили после того боя.

Выяснилось, что весь мой полк таки положили, а меня взяли в плен. Какое-то время меня держали связанного в палатке на опушке леса, а когда ничего от меня не добились, отвели в чащу и проткнули мне горло штыком.

 

Изощренность казни была вызвана отчасти моим поведением: я ерничал, делал вид, что не знаю французского языка, и всячески материл военное начальство тех, кто меня арестовал. А отчасти извращенностью командовавшего моими палачами, ибо, судя по всему, полевые казни офицеров моего ранга не были распространенным явлением во французской армии. Грубо говоря, я сам нарвался. Видимо, из-за того, что не хотел жить.

Хорошо помню, как меня убивали.

Я смотрел в небо, и последними моими словами было что-то вроде «нет тебя, будь ты проклят!». Это я так по-гусарски прощался с Богом, к которому меня отправили, с размаху воткнув мне в горло штык, который вышел из основания затылочной части черепа.

Женщиной в белом кружевном платье, которую я вез на лошади в тех первых «вспышках», оказалась хорошо знакомая мне Света [имя изменено]. Как раз в тот период, когда я приехал к Гале, она занимала все мое сознание, но избегала меня, и я страдал. Через «мультики» я выяснил целую историю нашего «того» знакомства.

Я вывез ее из Крыма, судя по всему, не совсем с ее согласия. Поэтому я заключил, что участвовал в какой-то из Крымских войн в конце XVII века, и она стала для меня неким трофеем.

А вез я ее в церковь венчаться. Был «мультик» о том, как мы выходим из церкви и мои подопечные бросают в воздух фуражки. Церковью была церковь Троицы Живоначальной в Серебряниках, которая стоит на том же месте и по сей день.

Я даже запомнил дату венчания – 19 августа 1793 года. Меня звали Николаем, а ее Софьей. Что потом мне подтвердила и сама Света, рассказав, что все детство врала, что ее зовут Софья, а не Светлана.

Я порывался потом найти документы о себе и о нашем бракосочетании, так как до революции многие браки оформлялись в церквях, роль которых потом взял на себя ЗАГС. Я позвонил в один из архивов, и там мне сказали, что искомые бумаги могли сгореть вместе с Москвой по приказу Кутузова. Продолжать поиски я не стал, ибо череда регрессий мешала мне сосредоточиться на чем-либо.

Пока меня «держало» это невозможно тяжелое состояние, я мог в любой момент окунуться в уже просмотренные «мультики» и «перематывать» их как угодно, что вызывало во мне снова и снова ровно те же эмоции, которые испытывал персонаж, которым я [предположительно] был, в любой момент, на каком бы я ни сосредоточился.

Я был измотан донельзя каждым «эфиром» и как зомби блуждал по московским улицам, которые запомнил из них. Все было совсем другое – другие дороги, дома, маршруты. Вместо асфальта на земле лежала смесь песка, какого-то суглинка и опилок. Где-то была откровенная мясистая грязь. Я слонялся кругами вокруг Кремля и Китай-города, ища непонятно что. Как будто эти ритуальные прогулки могли вернуть меня в то время и помочь увидеть там что-то еще.

Именно то, что я тогда и за все прошедшие годы не смог выдумать ни одной новой секунды хронометража «мультиков», доказало мне, что это не фантазия. Или же фантазия, но какая-то наркотически реальная.

Были и другие «воспоминания». Как, например, я бился на дуэли с ее братом [Сергея – имя изменено – я знаю в этой жизни, он появлялся и в других «мультиках»] и убил его. Как она бросилась с обрыва, видно из-за брата и из-за ненависти ко мне.

А потом пошли и совсем другие «истории».

Вот я трясусь в конвульсиях с пеной во рту, умирая от отравления и глядя в глаза женщине, в которой узнаю свою сестру Ясю, которая точно так же трясется в конвульсиях с пеной во рту, а на нас терпеливо смотрят женщина и мужчина, в которых я узнаю свою мать из этой жизни и все того же Сергея. Эпоха была давняя, страна какая-то средневековая европейская.

Из той памяти удалось вынуть только мысль о предательстве и измене моей жены, которая теперь была моей матерью.

А вот я – знатный англичанин откуда-то из конца XVIII века и узнаю, что очередная моя служанка беременна от меня, а где-то вдалеке плачет добрая ко мне, но несчастная из-за меня же супруга, которую исполняла все та же Света. Судя по всему, проигралась незавершенная программа из гусарской жизни, и мы снова встретились, а я снова был подонком по отношению к ней.

Не все мои «воспоминания» были жизнями мужчин. Была и одна женская. В том «мультике» близкая мне в этой жизни женщина «тогда» была моим мужем [в другом «мультике» она была моей сестрой, которая покончила жизнь самоубийством в древнерусской жизни, которую я опишу чуть ниже]. Что там происходило, описывать не буду, но скажу одно – я знаю, что такое ваш оргазм, девочки. И это вообще ни в какое сравнение не идет с тем, что испытывают мужчины.

Во-об-ще.

Самым «далеким» моим «воспоминанием» был как раз тот самый Витька, который познакомил меня с Галей.

Это были времена Древней Греции. Он был моим старшим братом, и мы были воинами.

Я видел только два «кадра» из того времени.

Первый «кадр» был о нем: он был невероятно гордым, сильным, мечтающим остаться в памяти веков и вызывавшим во мне уважение сродни вере в божество. Это были абсолютно другие люди с абсолютно другим сознанием. Они жили с глубоким, твердым, как камни дошедших до нас развалин, принципом роковой предопределенности их жизни, на фоне которого любые современные национальные убеждения кажутся детской суетой.

Вторым «кадром» была Галя. Она была нашей матерью и точно знала нашу с братом сияющую своим торжеством судьбу – погибнуть в бою.

Последней из череды еще нескольких регрессий была сцена, в которой я убиваю младшего брата, рассекая ему голову мечом. Гнев, который испытывал «тот» я, невозможно описать, ибо я казнил брата за предательство. Он что-то такое сказал противнику, что сильно подорвало обороноспособность Руси во времена, предположительно, Александра Невского. Другой же младший брат следил за этой сценой из раскрытой широкой деревянной двери в палаты знатных людей, коими все мы трое были на тот момент, и в нем я чувствовал глубокое и трагическое понимание сложившейся ситуации.

В лице убиенного я узнал своего старшего сына Федю из этой реальности, а лицо наблюдателя скрывало лицо моего младшего сына Кеши.

И действительно, с самого рождения и до недавнего времени я автоматически называл каждого из них «братан». Да и стиль поведения каждого из них, а также наших отношений за прошедшие века особо не изменился.

Галя объясняла этот феномен побочным действием ее работы с людьми. Она говорила, что, видимо, некоторые родовые психологические узлы на генетическом и эмоционально-информационном уровне завязаны так крепко, что развязывать их приходится следующим поколениям. Эту наследственность она называла «памятью клеток».

И правда, в какой-то эзотерической книге Данила потом вычитал, что душа часто перерождается в одних и тех же генетических ветках, что объясняет, почему некоторые из нас могут «вспомнить» то, что было много столетий назад.

Юнг называл это «коллективным бессознательным», которое содержит в себе всю память всех поколений человечества, а буддисты так и вообще утверждают, что все мы были буквально всеми нами из прошлого и есть в настоящем, что все мы являемся каплями одного океана, периодически чувствующими себя всем океаном в целом.

Отмечу важную мысль: даже если все просмотренные мною «мультики» были порождением моей безудержной фантазии или снами, они все равно глубоко образным и эмоциональным способом объяснили мне суть моих взаимоотношений без малого с тремя десятками людей, которых я считаю близкими и которые сыграли в моей жизни немаловажную роль.

Но вот что я, как обычно, «случайно» обнаружил несколько лет спустя.

Единственной моей любимой настольной эзотерической книгой является «Путешествия души» американского гипнолога Майкла Ньютона. В ней он изначально признается, что не является верующим человеком и просто рассказывает то, что рассказали ему тысячи его клиентов под гипнозом.

Для меня эта книга хороша тем, что в ней он вполне спокойно и технически описывает то, что происходит с душой человека между его жизнями. Основной фокус внимания в ней направлен на устройство «Мира Духов» и на то, как работает распределение, обучение и сохранение человеческих душ, когда они находятся вне очередного тела.

Уверен, что все социальные конструкции, описанные в этой книге, являются субъективно человеческими [исходящими из принятого социального строя на Земле, к которому привыкает большинство из нас], и на самом деле никто толком не может описать То, Что происходит Там. Но меня вполне устраивают эти привычные человеку символы.

Высшие Духи, перерождавшиеся на Земле многие тысячи раз и доведшие цвет своей информационно-энергетической сущности [мыслеформы] от бледно-молочного до темно-фиолетового, уходят «на покой» и начинают заниматься обучением и распределением молодых душ, очень редко возвращаясь потом на Землю.

По некоторым источникам, Будда перерождался 547 раз; я запомнил эту цифру, потому что учился в школе номер 547

По этой книге, ни одна человеческая судьба не случайна, и в каждом новом теле, в которое нас распределяют, нам положено пройти несколько важных уроков. Если урок пройден, то ты идешь на новый уровень, если нет, то будешь жить в еще более трудных условиях, чтобы старые уроки в твоей кармической памяти показались тебе [мыслеформе] детским лепетом.

Вся эта система напоминает некую смесь школы, армии и большой корпорации с вертикальной системой социальных лифтов, в которой есть высшее руководство, топ-менеджмент и рядовые сотрудники, отвечающие каждый за свой сектор общего дела.

Самого Бога, рождающего на манер гермафродита новые мыслеформы в виде будущих душ живых существ, не видел никто даже из «высшего руководства». Что вполне объясняет его масштаб и значение.

Для визуализации того, что описывает Ньютон, хорошо подходит листок туалетной бумаги известного бренда.

Мелкая перфорация по центру – это воплотившиеся мыслеформы. Овальную границу мира держат «проводники». Остальные «на подходе» или занимаются теми, кто собирается воплощаться.

Поздравляю, теперь вам есть о чем подумать на унитазе.

Наша Земля по меркам «Путешествий души» – это не более чем «детский сад», из которого только единицы дорастают до «школы». Здесь нет сущностей потемневшего [потертого] цвета. Максимум, кто здесь находится, – это те, у кого душа становится небесно-синей. И это совсем не звезды шоу-бизнеса или политики мирового уровня. Самыми «опытными» и «просветленными» тут могут быть нянечки из ракового корпуса, водители скорой помощи, воспитатели и так далее.

Социальный статус тут совершенно ничего не значит Там. Важна только глубина сочувствия и умение истинно любить ближнего, осознавая свою частную ничтожность и величие общего. Все религии и философии, каждая со своей стороны, говорят об этом, но что ты сделаешь из этого знания, зависит исключительно от тебя.

Суть пребывания человеческого существа на Земле, таким образом, сводится к поиску баланса внутри специфической двойственности: твоя судьба написана, но как ты ее проживешь – это твоя ответственность. «На Бога надейся, но сам не плошай».

Воля же дана тебе, чтобы исполнить написанную пьесу, а жанр выбираешь уже ты сам. Так удиви сам себя и Бога в себе вниманием, откровенностью, самоотдачей и уникальным стилем «игры».

Именно поэтому в своей работе с людьми я так много уделяю внимания ролевым моделям поведения. Чем больше на себя берешь, чем больше «наигрываешь», тем меньше сделаешь и поймешь. Люди, практикующие медитацию, вообще периодически впадают во внеролевой транс, но у меня есть подозрение, что именно плотное, откровенно болезненное, но такое сладкое в моменты озарений проявление своего персонального бытия в страдающем, но переживающем все тяготы жизни теле и является единственным технически конструктивным смыслом жизни каждого человеческого существа.

В каждом этапе жизни – в каждой семилетке и двадцатиоднолетке – у нас есть конкретные цели и буквально на биологическом уровне прописанные в нас стремления, складывающиеся каждый день в особенный рисунок нашего жизненного калейдоскопа. Да, стеклышки в калейдоскопе складываются то так, то так, но их цвет и форма неизменны, как неизменны 97 % генетических исходных данных, которые носит в себе каждый человек.

Моя семилетка Действия [с 28 до 55 лет] в двадцатиоднолетке Действия [с 21 года до 42 лет] стартовала с глубочайших озарений и привела меня к тому, что не важно, кем ты был в прошлых жизнях.

 

Да, я кое-что узнал о «путешествиях» своей собственной души и о том, где и как я «наследил», а те, кого я знаю сейчас, были всегда во всех моих жизнях [по книге «Путешествия души» мы, как правило, живем и «работаем» с ограниченной группой душ в 50–50 особей + у каждой души есть свои «проводники», которые могут меняться по ходу развития «пьесы», но в твою группу очень редко «залетает» кто-то из других групп, все организовано очень четко], и да, я даже немного побыл «экстрасенсом», но все это оказалось совсем не тем, чем казалось до. Вселенная загадочна, скрытна и содержит в себе массу тайных ходов и секретных хранилищ и «в небе», и внутри нас.

Но! Основной вывод, который я сделал из всей этой потусторонней истории, – это то, что важно, какие задачи стоят перед тобой в настоящий момент. В этот момент. В момент, который ты переживаешь Сейчас. Именно он требует от тебя максимума внимания к себе и к тому, что ты делаешь.

Да, так уж вышло, что все, что я «подсмотрел» из далекого прошлого, мне так или иначе необходимо исправить в себе в этой реальной жизни. И получается так, что в этой жизни я «отрабатываю косяки» сразу аж из 6 или 7 прошлых.

И именно так устроен закон кармы [с санскрита – действие]: твои действия сегодня рождают необходимость твоих же действий завтра. Следи за тем, что и как делаешь сегодня, и тогда у тебя не останется лишней работы на завтра.

Или в будущей жизни.

Наваждение стало уходить, когда Данила стал совершенно осознанно и регулярно посещать храм и молиться о том, чтобы от него ушел этот странный талант. Потому что, кроме «мультиков» о прошлом, он стал видеть также некоторые сцены из будущего и, например, предсказал сестре отъезд из Москвы, неожиданный побег дочери одной из маминых подруг в сомнительный брак, читал мысли друзей и случайных знакомых и много чего еще. Возможно, он просто подсказывал им их дальнейшие действия, но ничего не предвещало того, что потом происходило в реальности, и на него сначала смотрели как на дурачка, но потом предпочитали не говорить о том, что произошло.