Тёплое безразличие. Как любить с умом и без боли

Глава 2
7/14/21/28/35/42

0–7 лет [семилетка Накопления в двадцатиоднолетке Накопления]

С младенчества он много играл один. Ему было спокойно и трансцендентно. Он самозабвенно строил города и заводы из груды поломанных в первые же дни после покупки игрушек, мастерил самодвижущиеся установки из железного конструктора, рисовал кривые детские комиксы и придумывал к ним истории.

Когда же в поле его зрения появлялся отец, который первые его семь лет бывал дома крайне редко из-за спортивных и армейских сборов, он становился для Данилы олицетворением божества. Божество это было два метра красоты, жилистое, широкоплечее, всегда опрятное и пахло каким-то сладковатым то ли цитрусовым, то ли бергамотовым одеколоном.

Папа манил Данилу своей молчаливостью, задумчивостью и грустным взглядом, который оставался на его лице, даже когда он улыбался. Годы спустя Данила узнал, что папа «надломился» после того, как его сняли с выступлений на Олимпиаде-80. Представьте на минуту, что может значить для фехтовальщика мирового уровня, капитана сборной СССР, двукратного чемпиона мира, взявшего множество других наград, включая почетнейшее чемпионство СССР, смотреть выступление собственной сборной на Олимпиаде по телевизору.

За суету в жизни Данилы всегда отвечали мама и сестра Яся. Они постоянно заставляли его что-то делать. Он служил им безропотно и покорно, иногда взрываясь внезапными истериками. Но в них обеих никогда не было того тяжелого, гнетущего и туманного обещания, которое содержал в себе отец.

У Данилы невероятно красивая мама. Союз природы и ухода за собой в ней всегда дополняла капризно-королевская ранимость, которую оттеняли покладистость и надежность, утонченный вкус в одежде, прекрасное чувство юмора и способность жить полноценно, несмотря ни на какие тяготы жизни. Даня и Яся побаивались ее внезапных королевских вспышек гнева, но за одно то, что она провела одна двоих детей через голодные 90-е, не растеряв при этом ни стиля, ни свежести, она достойна быть отлитой в бронзе.

Жили они в достатке, у них часто бывали гости. К отцу приходила вся сборная шпажного фехтования СССР, которую он развлекал, мама наготавливала богатый стол, и эти вечеринки всегда были задорными и щедрыми. То были истинно хорошие времена, но Данила рос в атмосфере неминуемо надвигавшейся катастрофы, отдаленными всполохами которой были утяжелявшееся молчаливое напряжение между родителями, периодически разряжавшееся ссорами, а также папин усугубляющийся алкоголизм, который делал его все более отстраненным.

Садик Данила почти не помнит, Он ужасно не любил спать днем, а после полдника вырезать аппликации: руки его не слушались, он отрезал лишние куски бумаги, клей всегда вытекал из-под вырезанных деталей, и на выходе он получал позорное нечто, издалека напоминавшее внебрачного ребенка медведя и зайчихи, которое тут же начинал неистово ненавидеть.

7 лет (переход из Накопления в Действие]

Отец появляется в доме на постоянной основе, а Данила испытывает крайне странные ощущения на последнем утреннике в детском саду перед уходом на каникулы и началом школы: отупение, отстраненность, как будто все во сне. Так он чувствовал себя за пару месяцев до дня рождения (15 июля), Когда же он пошел на свою первую линейку в школу, то чувствовал невероятный подъем сил, хоть было и страшновато, когда он подходил к бежевому зданию школы с белыми проемами окон, напоминавшему большой прямоугольный торт медовик.

В 13 лет Данила, отходив к отцу на фехтование год, взялся за баскетбол. Отец быстро увидел отсутствие у сына хоть каких-нибудь спортивных задатков и деликатно предложил ему поговорить с мамой о дальнейшем пути на каком-нибудь другом поприще.

14 лет [переход между семилетками Действия и Выводов]

Данила совершает попытку побега из дома бабушки и дедушки на каникулах в городе Кара-Балта в Киргизии, целью которого были родственники отца в Бишкеке. С ними Даниле всегда было веселее, чем с бабкой и дедом. Он все тщательно спланировал, но был пойман буквально через пять минут после выезда со двора на велосипеде с пухлым рюкзаком за спиной. Скандал был грандиозным. Бабушка блистала.

В том же году разводятся его родители, и снова это странное ощущение, как будто все во сне, в котором он с мамой и Ясей переезжает в другой район Москвы.

Десять школьных лет ему запомнились редкими дружбами, парой влюбленностей и Верой Владимировной – учителем русского и литературы, которая всего лишь за месяц (!!!) научила его и весь класс писать грамотно, чтобы оставить больше времени на чтение.

Клянусь, я не помню, как она это сделала, но надеюсь, что питатели этого текста оценят

В Московский авиационный институт ничего не понимавшего семнадцатилетнего Данилу буквально впихнула мама, наняв отличных репетиторов по истории и математике. Начальник факультета социального инжиниринга Азер Гамидович Эффендиев питал невероятные надежды на то, что Данила прославит факультет. Он оказался прав, но до славы не дожил.

Для Данилы МАИ остался в памяти двумя основными явлениями: институтской самодеятельностью и Надеждой Доровской. Будучи одним из ведущих на тот момент диагностов Психиатрической лечебницы имени Кащенко, она умудрилась вместить в два с половиной года курса Общей психологии вообще все, что было актуально в мире психологии на тот момент. Данила называет ее своей «матерью в психологии», ибо она подарила ему здоровый профессиональный цинизм, обладала блистательным юмором и была отменным хирургом людских слабостей и одержимостей.

Только ее занятия я посещал без пропусков и в любом состоянии. Это были редкие паузы между пьяными репетициями команды КВН «Аномалия» и самодеятельного театра «Фауст», и я до сих пор горжусь тем, что мне удалось завоевать ее уважение – мои курсовые работы по проективным методикам она потом показывала как эталон младшим курсам.

На выпускном Доровская сказала, что все, что они изучали, можно забыть, ибо человеческая психология требует пополнения знаний всю жизнь.

21 год [переход в семилетку Накопления и смена двадцатиоднолеток Накопления и Действия]

Даниле звонит его бывшая девушка Диана и просит приехать к ней домой, чтобы он послушал, как она читает стихи, так как знает, что он участвует в студенческой самодеятельности и наверняка понимает что-то в чтении стихов. Он не понимал, но приехал.

Послушав ее чтение, он с восторгом сказал:

– Блин! А ты неплохо пишешь!!!

– Это Ахматова… – поняв всю глубину его профанства, спокойно ответила Диана.

Тем не менее она попросила его на следующий день сходить с ней на прослушивание в Щукинский театральный институт (далее Щука), где они просидели двенадцать часов в очереди, и когда за финальной «десяткой» (к педагогам заводили группы по десять человек) спустился первокурсник, выяснилось, что осталось только девять желающих. Он спросил Данилу, не хочет ли тот дополнить группу, и тот, в присущей ему гусарской манере, скрывающей под собой тотальное смущение, согласился.

В аудитории за столом сидела Наталия Ивановна Санько [величавая в своей гостеприимной ироничности, спрятанная в обитаемые складки просторного голубого хлопкового платья с бахромой, очевидно предельно уставшая от бесконечного потока талантов, жена моего будущего худрука и мой будущий старший педагог].

Все были одеты в белый верх, черный низ и начищенную до блеска обувь. Данила же был в мятых кожаных сандалиях, рэперских широченных шортах, футболке почти по колено и кепке с вышитым на кокарде роликовым коньком. Кепку он догадался снять только к выступлению пятого абитуриента после того, как увидел, что Наталия Ивановна смотрит не на читающего стихи, а на него.

Когда очередь дошла до его выхода на сцену, он встал, вышел в центр и понял, что не знает, что говорить.

Вспомнив старое, до медовых соплей романтическое стихотворение, которое он по очередной влюбленности написал очередной старшекурснице, он начал его читать, запинаясь почти на каждой строке. Вспотев к финалу, он закончил, глубоко вздохнул и на вопрос, «приготовил ли он что-то еще», честно ответил «нет».

Наталия Ивановна поблагодарила всех выступивших, пообещала через пару минут сообщить решение, кто проходит в следующий круг, и попросила всех на выход.

Данила выходил последним, и Наталия Ивановна окликнула его:

– Данила, а вы, совершенно случайно, никогда не читали Чехова? – она не скрывала иронии.

– Неа! – не думая ни секунды ответил он.

– А почему так?

– Скучно, – искренне ответил Даня.

Она очень внимательно посмотрела ему в глаза, и эта пауза показалась ему бесконечной. Помолчав секунд десять, она с нажимом сказала:

– Так почитайте! Стихи, басня, проза. Жду в следующий вторник с двенадцати часов здесь же. И да, видели, как ребята одеты? – Он кивнул. – Вот будьте добры!

Больше никого не вызвали. Диану он проводил домой и больше не видел.

Сердце его стучало как отбойный молоток, когда он, подстриженный, в отглаженных черных брюках, которые надевал последний раз на школьный выпускной четыре года назад, и белой рубашке с того же выпускного, почти бежал к Щуке в следующий вторник.

Он не сказал ничего матери и снова был в этом состоянии ирреальности, как и в предыдущие смены семилеток. Происходило что-то масштабное. Данила впервые принимал сам какое-то очень большое и серьезное решение, которое окончательно затвердело в нем после того, как Наталия Ивановна допустила его на первый тур к Юрию Вениаминовичу Шлыкову, после которого Данила как-то интуитивно понял, что его берут на курс.

Вечером, после его выступления перед Шлыковым дома случился скандал. Данила рассказал, что происходит, и мама ответила, что в театральный он пойдет «только через ее труп» или как минимум после окончания первого института. Очевидно, она переживала, что он вырастет неучем, но не подозревала, что он того и хотел.

В тот период у них гостила Ольга, старинная мамина подруга, которая с восторгом приняла его сообщение и поддержала с такой силой, как будто это не он поступал в театральный, а она. Мама дрогнула, и он не упустил момента воспользоваться этим, радостно нахамив ей в стиле «а я перешагну», после чего умчался пить пиво.

В одном из первых своих разговоров по мобильному телефону, купленному в складчину с мамой, Данила сообщил отцу новость. Папа похвалил его за решительность и пожелал удачи. Через полтора месяца по этому же телефону мужской голос с дежурной скорбью сообщил Даниле, что его отец мертв. Он несколько раз переспросил, кто это, решив, что это чья-то злая шутка, и ни проронил не слезинки, пока не увидел папу. Как бы Данила ни любил мать, особенно живые тактильные воспоминания у него всегда были об отце. Возможно потому, что он рано ушел из жизни сына, и тот зацепился в памяти за все, за что смог. Он до сих пор ассоциируется у Данилы с колючей щекой, мягкими длинными сильными пальцами и оранжевым махровым халатом с капюшоном, который он привез откуда-то из священной «заграницы».

Когда Данила опознавал его тело, лежавшее ничком на лестничной клетке сталинского дома где-то на Щелковской, те ирреальные пару минут он таращился именно в папин небритый подбородок, упершийся в пыльную ступеньку, перечеркнутый кривой багровой линией, стекавшей из его расшибленного о следующую ступеньку лба.

Данила и раньше видел мертвых, но тут было другое дело. Он смотрел на мертвого бога.

Двадцатиоднолетний Данила смотрел на труп отца и ощущал новое, неизведанное до того момента чувство, похожее на то, которое испытываешь в кино, когда до последней секунды не принимаешь смерть главного героя и следующий за ней финал фильма. Только Данила был не в кинотеатре и изображение было тотально реалистичным.

Рядом была сестра. Они дошли до метро. Сели на диван в поезде. Проехали несколько станций. И он завыл. Так иногда воют собаки, когда их оставляют одних в квартире.

Смерть отца стала для Дани границей между вчера и завтра. Его шок был таким глубоким, что из памяти стали стремительно исчезать воспоминания о юности, как исчезает мел со школьной доски под щедро смоченной тряпкой. Растущая в памяти черная дыра поглощала воспоминания обо всем, что было до.

Отца похоронили тридцать первого августа. Данила не помнит ни похорон, ни людей. Помнит только, что впервые в жизни за день выкурил две пачки сигарет.

Первого сентября он заехал к приятелю в Дом на набережной напротив Кремля похвастаться тем, куда идет, и отправился пешком через Большой Каменный мост в направлении Нового Арбата. Прогулка получилась символичной: как будто он пересекал мост между прошлым и будущим.

Он ощущал, что его прошлое отваливается, как отваливается хвост у ящерицы, занимавший почти половину ее тела. Позади него, во мраке оставляемой им на том берегу Москвы-реки памяти, постепенно скрывался весь массив прожитых за первый двадцать один год событий.

На другой стороне квантового моста его сознания, вальяжно оперевшись на левую ногу, отбросив в сторону правую и держа из-за этого правое плечо чуть выше, стоял его худрук Юрий Вениаминович Шлыков, который почти мистическим образом подхватил падающую из околевшей руки Данилиного отца эстафетную палочку его незаконченного мужского воспитания.

Более внимательного, въедливого, эмпатичного и конструктивно жестокого человека Данила в своей жизни не встречал. К этим качествам нужно прибавить титаническую харизму и умение манипулировать ею на уровне автоматической коробки передач.

То, чего не смог дать ему отец, «с горкой насыпал» худрук, обучение под иезуитски властным, но весьма милым его сердцу крылом которого после недолгих разговоров любезно согласилась оплатить Данина мама.

Мистику, связанную с ее истинным участием в моем стремлении на сцену, я опишу чуть ниже.

Также я не могу не отметить своих «родителей» в кино – Светлану Сергеевну Дружинину и Анатолия Михайловича Мукасея, которые утвердили меня на мою первую в жизни главную роль Сумарокова в своем эпохальном историческом киносериале «Дворцовые перевороты».

Помимо вообще всех, какие только возможны, хитростей работы в кино, я узнал от них целое море житейской мудрости. Светлана Сергеевна и «дядя Толя» – невероятного ума, юмора и выдержки люди. Таких больше «не делают». Я счастлив, что работал и рос под их началом, и благодарен им за дорогу в кино, которую они передо мной открыли в этот период моей жизни.

28 лет [переход в семилетку Действия двадцатиоднолетки Действия)

Весь 2009 год прошел для Данилы, уже по традиции, как во сне. Но эта граница между семилетками запомнилась ему особенно хорошо, потому что те события, которые будут описаны ниже, сложно назвать стандартными.

За два года до этого его друг Витька (имя изменено) – веселый, харизматичный и лукавый актер, с которым они подружились на съемках одного очень сомнительного проекта (о Витьке я еще вспомню чуть ниже), познакомил Данилу с некой Галей (имя изменено).

Галя была миловидной и моложавой женщиной около шестидесяти лет, с величавым лицом и бесконечно добрым взглядом. Она лечила людей. Но не традиционными способами, а… нетрадиционными.

«Сеанс» с Галей всегда был приключением для Данилы. Они много говорили об эзотерике, энергиях, устройстве человеческой психики и влиянии психических процессов на организм. За годы их знакомства Галя поведала Даниле целую энциклопедию знаний о психосоматических реакциях органов не просто на собственные проявления человека, но и на целые родовые сценарии, которые уходят своими корнями в десятки, сотни и тысячи предыдущих поколений, с которыми связан каждый из нас.

Она не просто реанимировала его похороненные после смерти отца навыки в психологии, а несметно обогатила их подробными рассказами из своего богатейшего опыта, составляющего на момент их знакомства уже более чем тридцать тысяч человек, с большинством из которых она провела по нескольку сеансов.

Она лечила все: от артрита и мигрени до ранних стадий рака и ВИЧ, от хронического безденежья и параноидального безбрачия до шизофренического властолюбия и даже однажды развязала сложный юридический узел, связанный с одним весьма известным зданием федерального значения в Москве, просто встретившись пару раз с его «владельцем».

Про «сглазы» и «привороты» и говорить нечего. И именно от нее Данила узнал технологию этих не всегда магических, а часто исключительно психологических ритуалов.

У Данилы богатая и широкая фантазия, но даже он сначала сомневался в Галиных суперспособностях, пока сам не увидел очередь благоговеющих людей и не послушал пару десятков историй о том, как она, никогда не беря ни копейки, дарила людям обновленную надежду, а часто и очевидное спасение. Данила сравнил бы ее с Матроной Московской или Вангой, но такое сравнение было бы неточным. О ней не знал никто, кроме тех, кто должен был узнать. Никакой популярности. «Случайный» эксклюзив. Она просто делала, что делала, до последних дней своей жизни.

Умерла она в 2014 году после начала военных действий в Луганске, где она жила большую часть своей жизни. По ее собственному признанию, она пыталась «полечить родную землю», но как только приступила к этому, тут же заболела раком и «высохла» буквально за три месяца, поделившись напоследок только тем, что «там работают люди гораздо сильнее нее».

Не думаю, что это связано только с конкретными «магами»; в настоящий момент у меня есть подозрение, что многие события просто должны произойти и им никак нельзя помешать; если ты противишься квантовому полю, сложившемуся в конкретный сценарий, то, скорее всего, оно избавится от лишнего слагаемого, которое в текущий момент противостоит целому и содержит в себе меньший ресурс.

По ее собственным словам, дар у нее открылся после того, как в пожаре умерли двое ее детей, В глубочайшем шоке, она таки решилась выйти из несчастного брака и перебралась в местное общежитие с еще двумя детьми, в тесную трухлявую комнату.

Боюсь переврать историю, но все началось вроде с того, что к ней пришла в гости утешить одна из подруг, у которой в тот момент сильно болела голова. Галя просто погладила ее по волосам, и голову отпустило в считанные секунды. Подруга рассказала соседке. Соседка пришла с ногой, Нога прошла. Соседка рассказала мужу, который рассказал об этом на работе, и так далее и тому подобное.

Когда к ней потянулись люди, Галя принципиально не брала никакой платы, но те все равно несли ей хлеб, сыр, крупы и другие продукты. Потом стали приносить деньги, Таксы никакой и никогда не было, поэтому сколько оставляли, столько и было. На заработанные новым способом деньги она купила маленький домик в деревне рядом с Луганском и потом построила на участке еще один чуть побольше. В новом она жила вместе со своим братом Колей, в старом принимала людей.

На Колю Галя всегда очень смешно бранилась, когда видела его пьяным. Коля беспощадно пил и всегда находил такую возможность, как бы Галя ни мониторила его передвижения. Сама она говорила, что он жив только благодаря ей, что подтверждал и сам наглец Коля.

Что, собственно, делала Галя?

Она совершала круговые движения кистью, на каждом круге отдавая невидимые пасы в твою сторону открытой вверх ладонью. При этом на тебя неизменно нападали сначала тотальное расслабление, а потом сонливость. Данила несколько раз буквально засыпал на ее сеансах и часто видел яркие и позитивные сны, в одном из которых, например, он стоял на сцене перед битком набитым залом и пытался запеть. У него все никак не получалось, но в какой-то момент он обрел невероятную уверенность в себе и выдал какую-то сложнейшую джазовую импровизацию, от которой зал вскочил и устроил ему овацию.

Сама Галя объясняла свои способности избранностью своего духа к подобным делам и умением концентрировать в своих руках (запомните про руки) энергию, при этом сама никогда толком не понимала, что делает, сколько бы ни изучала вопрос и ни консультировалась с подобными ей. Такой вот талант, который всегда проявлялся уникально в зависимости от того, что требовалось «починить» в очередном человеке.

У одной Данилиной хорошей знакомой есть муж. Джон (имя изменено) – англичанин, который в свое время работал на адронном коллайдере, но уволился по собственному желанию, переехал в Подмосковье, женился и принял православие.

Его мозг еще во время работы на объекте стал вибрировать на таких частотах, что он чуть ли не начал «видеть сквозь стены». «Видел» он, как вы понимаете, много чего еще, но никогда толком не использовал этот дар, считая, что для этого он слишком эгоистичен.

Сам он рассказал, что это нормальная ситуация для тех, кто оказывался на той работе. Люди туда приходят неординарные, эрудированные, с очень объемным мышлением, пассионарные и бесконечно стремящиеся познать тайны Вселенной. Из-за этого (а может, и из-за какого-то влияния самого экспериментального аппарата) там всегда была серьезная текучка мегаквалифицированных кадров, потому что многие из таких людей начинают «разговаривать со Вселенной» буквально напрямую. Бывало, что это доводило людей до сумасшествия, но в случае с ним и с подобными ему это оказалось вполне контролируемым в силу его крепкой нервной системы, высокого интеллекта и практикуемой осознанности.