Read the book: «Дети Антарктиды. Возвращение. Часть II»

Пролог

24 августа, 2093-й год.

Лес Блафф Хилл, Новая Зеландия.

Температура +6 °C

Солдат торопливо пробивался сквозь густые заросли, когда ветка хлестнула его по брови, оставив порез. Маленькая капля крови сползла вниз и смешалась с горячим потом на щеке.

Дыхание клокотало в груди, сердце стучало так, будто в дверь убежища яростно колотил кулак человека, чья жизнь вот-вот оборвётся.

Он заставил себя взять передышку, отдышаться и осмотреться. Вокруг – сплошные деревья и кусты. Боже, до чего это непривычно! Дома, на родной «Звёздной» его окружали лишь стены его комнаты, а снаружи – белая пустота, тянущаяся на многие километры. Он всё бы отдал, лишь бы вновь оказаться там прямо сейчас. Если это случится, если он выживет, то поклянётся самому себе, что больше его ноги не будет на Захваченных Землях.

За спиной раздался душераздирающий вопль. Кровь застыла в жилах. Трясущимися руками он снял винтовку с плеча, прижал приклад к бедру, и стал рыскать взглядом между толстых стволов. Потом медленно попятился, не оглядываясь, боясь даже моргнуть.

Нога скользнула по грязи, изо рта вырвался крик, а только что стоявшие перед глазами деревья сменились облачным небом, затем влажной почвой, снова небом, снова почвой… Он скатывался по обрыву, как брошенный сверху булыжник, пока наконец неконтролируемое падение не прекратилось.

Всё тело ныло от боли. Во рту чувствовался металлический привкус. Он перевернулся на левый бок, мысленно моля Господа о целости бёдер – пронесло. Затем на правый бок – и здесь всё в порядке. Он встал на четвереньки, открыл глаза…

На него уставились полузакрытые веками глаза лейтенанта Сардеева. Язык старшего по званию высунут наружу. Тело отсутствовало, одна только голова с половиной хвоста позвоночника.

Солдат в ужасе отполз от находки, теперь уже не чувствуя никакой боли. Поднял винтовку, выпавшую во время падения, и ринулся прочь от ужасной находки. К берегу! Да, нужно выбираться отсюда. К чёрту задание! К чёрту всё это! Пускай его отдадут под трибунал, пускай высекут плетьми хоть сто, хоть двести раз, но его голова хотя бы останется на плечах…

Только вот где этот проклятый берег?!

Вот и тело лейтенанта, лежит у дерева, разорванное в клочья, месиво из кишков и прочих внутренностей. Его друга, Серёжу Власова, одна из этих тварей разделила на две части, порвала как тряпичную куклу. Ещё одному, Гробовски, их собирателю, существо оторвало обе ноги.

Всё должно было пойти иначе, совершенно иначе…

Протяжный визг пришельца послышался за спиной, совсем близко. Бежать! Бежать! Господи!

Поздно. Оно схватило его за плечо, потянуло к себе. Солдат закричал, замахнулся рукой, готовый умереть, но вдруг…

– Сержант!

– Т-сс! – Он приложил указательный палец к губам, взял его за рукав и силой потянул за собой, в ложбину.

Сержант взял в руки прислонённую к упавшему дереву крупнокалиберную снайперскую винтовку и превратился в слух.

– Транквилизатор при тебе? – прошептал он.

– Ч-что? Ах да…

Солдат осторожно, лишь бы не нашуметь, расстегнул карман на липучке и вытащил дротик, высотой с ладонь. Внутри шприц-капсулы виднелась жидкость голубоватого цвета.

– Сиди тут… – Сержант взял у него дротик и зарядил им винтовку.

Солдат закивал и вжался в землю, прижав к груди собственное оружие. Потом бросил взгляд на снайперскую винтовку сержанта и заметил следы крови на ствольной коробке – крови их стрелка, его друга Вани Потапова. Всё покатилось к чёрту именно с этого, когда он не смог попасть в мерзляка. И теперь все мертвы, кроме него и сержанта.

– Рядовой… – донёсся словно бы откуда-то издалека голос сержанта.

– Видишь вон тот холм? – Он указал на юг. – За ним будет берег. Беги к капитану, пусть готовится к отплытию. Если я не свяжусь с вами через пять минут – отчаливайте.

– Н-но… как же вы, товарищ сержант?

– Попробую закончить начатое, – ответил он, не спуская взгляда с прогалины впереди.

– Вы уверены? Может, лучше…

– Уверен, – твёрдо сказал он. – И с каких это пор обсуждаются приказы старшего по званию? Живо к берегу!

Солдат подчинился и пулей вылетел из укрытия.

Сержант разложил сошки, открыл откидную крышку прицела, приложился щекой к прикладу и навёл перекрестие на бойца. Указательный палец ласково поглаживал спусковой крючок.

– Ну давай… давай… – шептал он.

Мерзляк появился сзади рядового, как на то и рассчитывал сержант. Высокая тварь с вытянутой мордой подбиралась к ничего не подозревающей жертве, быстро перебирая четырьмя конечностями. Чёрный, как ночь, панцирь был покрыт прозрачной субстанцией, а брюхо, по форме похожее на треугольник, вполне могло сгодиться как дополнительное оружие.

Сержант уже сталкивался с этим видом мерзляков. Потрошитель.

Две передние лапы мерзляка, самые короткие, словно два серпа, взмыли ввысь и пронзили жертву в грудь.

Тишину леса разорвал крик.

Жук принялся рвать на части поваленного на землю бойца, а сержант тем временем искал в оптике уязвимое место твари, в области брюха, не скрытое прочным хитином. Отыскав его, он задержал дыхание и мягко нажал на спусковой крючок. Воздух разорвал глухой свист дротика, и толстая игла вонзилась в цель, впрыснув мерзляку огромную дозу паралитического вещества.

Потрошитель издал пронзительный вой, покачнулся, попытался улизнуть, но, не пройдя и десяти метров, рухнул на землю, издавая скрипучие звуки.

Сержант прочистил горло, взял винтовку и подошёл к мерзляку. Взглянул на его молочно-белые белки – глаза существа из иного мира. Эта тварь ещё не скоро сможет шевелиться.

Он коснулся кнопки передатчика возле ключицы и проговорил в микрофон возле губ:

– «Твердыня», докладывает сержант Буров. Я поймал одного, требуется помощь в транспортировке. Как слышите меня, приём?

Ответ последовал незамедлительно:

– Вас понял, сержант Буров. Оставайтесь на месте, мы пришлём отряд.

– Поспешите, вокруг могут быть ещё эти твари.

Его отвлёк короткий всхлип. Сержант обернулся и увидел безногое туловище, ползущее в сторону холма. Оно оставляло после себя жирный след крови и остатков плоти.

Михаил Буров подошёл к рядовому и сел на корточки возле изуродованного тела.

– Станция «Звёздный» благодарит тебя за службу, сынок. Твоя жертва не будет забыта.

Сержант вынул из кобуры пистолет и помог парню избавиться от страданий.

Дневник Арины Крюгер

2 ноября 2093 года.

07:21

В это невозможно поверить, но тот механик оказался прав, когда нахваливал наш новый вездеход. «Марта», несмотря на своё весьма прискорбное состояние, помогла нам преодолеть ледник Берд без происшествий. Весь день Матвей и Лейгур не смыкали глаз, по очереди беря управление этой колымагой. Пока один сидел за рулём, другой не спускал глаз с радиолокатора, где отображались расщелины. Раза три во время перехода устройство показывало странные помехи вместо отметок расщелин в виде кривых линий, в связи с чем Лейгуру приходилось выходить наружу и высматривать их самостоятельно. Уже оттуда он давал указания Матвею, куда следует переместить «Марту» в обход расщелины. Всё это длилось от силы минут пять, но каждый раз, возвращаясь в вездеход, он обязательно приносил на своей бороде и бровях иней; его зубы стучали, а от дрожащего тела веяло леденящим холодом. Его укутывали в тёплые одежды и ненадолго усиливали отопление. В тот самый миг я взглянула на термометр возле приборной панели и увидела, что температура снаружи замерла на отметке −39 °C. Прошло двое суток с тех пор, как мы покинули «Мак-Мердо».

Лето в Антарктиде наступило лишь несколько дней назад, но зима ещё не торопилась покидать эти земли. Пройдёт ещё месяц или около того, прежде чем здешняя температура упадёт хотя бы до −25 °C. Но лишь здесь, в окрестностях субантарктических гор и вдоль береговых линий восточной части континента. А там, куда мы держим путь, температура ниже −39 °C, кажется, не падает никогда…

Я боюсь возвращаться на «Восток». Ещё ни разу за эти десять месяцев мне не было так страшно, как эти последние несколько дней. Всё равно, как если бы тебе сказали, что кто-то из твоих многочисленных близких умер, и ты не узнаешь, кто именно, до тех пор, пока не преодолеешь тяжёлый и трудный путь до его могилы. И на протяжении всего пути ты мучаешься, грызёшь ногти, не можешь спать, есть, пить…

Прежде стремление выжить отвлекало от этих мыслей, но теперь, когда вокруг лишь белая пустыня, бескрайнее небо и долгая, тягучая дорога, где каждая секунда чудится минутой, только и остаётся отдать этому поганому страху свой разум на истязание.

Боже, когда же это всё уже наконец закончится?

И закончится ли?..

09:44

Я вдруг вспомнила, как мы проезжали эти места почти год назад. Неужели всего лишь год? Я абсолютно уверена – прошло лет десять.

Или Домкрат, ушедший искать хвороста для костра, но в итоге ставший жертвой мерзкой твари, утащившей его в свою нору.Кто бы мог подумать, чем всё это обернётся? Что Вадим Георгиевич всё же спасёт свою дочь, но так и навсегда останется лежать там, в той полуразрушенной церквушке на краю леса.

А Надя? Могла ли она хоть на мгновение вообразить, что вновь будет проезжать здесь, держа в руках не свою громадную винтовку, затерявшуюся где-то там, далеко-далеко отсюда, а ребёнка? Своего первенца? Бьюсь об заклад, перенеси меня сейчас в прошлое и расскажи ей об этом, она бы рассмеялась мне в лицо.

Йован?.. Что бы он сказал, увидев своего сына? Я уверена, он прыгал бы от счастья, сотрясая воздух своим раскатистым смехом, но всё же… что? Я бы отдала всё на свете, лишь бы узнать это.

Матвей… Дорогой Матвей. Кажется, он знал, как всё будет с самого начала. С тех самых пор, как пожал руку Вадиму Георгиевичу, соглашаясь на эту экспедицию, он знал, чем всё это обернётся. Думается мне, для него ничего не поменялось, за исключением той внутренней боли, мешающей ему спать по ночам. Боли, от которой ему не избавиться никогда.

14:02

Зря я накинулась на Тихона. Лишь благодаря нему мы все здесь, живы и здоровы. Ну… почти все.

Как это ни странно писать, но я скучаю по Юдичеву. (Перечитываю эту строчку, и мне как-то даже не по себе от осознания этого.) Не хватает его прежде раздражающего бормотания и мерзких шуток.

Да, он был тем ещё придурком, но… не знаю.

В последний миг он совершил то, что прежде невозможно было вообразить.

А с Тихоном надо будет всё же поговорить. С тех пор, как мы сбежали с «Палмера», на нём лица нет – постоянно поникший, бледный, хмурый. Вероятно, думает о брате.

Да, с ним точно следует поговорить…

3 ноября 2093 года

6:02

Проснулась и увидела ярла Эрика.

Когда только началось его путешествие сюда, он не затыкался, засыпая нас всех вопросами про быт Антарктиды. Сейчас он в основном молчит и лишь изредка бормочет себе под нос на родном норвежском.

Думается мне, не такой он ожидал увидеть Ледышку. Признаться, и я ожидала её не такой, когда решилась спрятаться в отсеке для хранения «Титана».

7:33

Сделали первую длительную остановку для зарядки аккумулятора «Марты», а сами принялись за обед.

Мистер Шутер, прежде сохранявший угрюмое молчание на протяжении всего пути, попросил Матвея рассказать, где он был эти последние десять месяцев. Ну Матвей и рассказал, совсем кратко, не вдаваясь в детали. И про «Копьё» он не стал ничего утаивать, мотивируя это мол тем, что если уж и Уильям Морган знает о его существовании, то чем Дэн хуже?

В середине рассказа мистеру Шутеру уже кусок в горло не лез. Он, вытаращив глаза, смотрел на Матвея как на безумца, несущего бесконечный поток искусно выдуманного бреда, и порой отрывал от него взгляд, посматривая на остальных здесь собравшихся.

Когда Матвей закончил, мистер Шутер не проронил ни слова. Но по его взгляду я как будто бы отчётливо разглядела его мысли: «Да уж, бремя убирать дерьмо за макмердовцами куда легче, чем-то, что выпало на вашу долю…»

15:04

Я вижу, как нервничает Зотова: постоянно тарабанит пальцами, прикусывает нижнюю губу, смотрит в не меняющийся за окном пейзаж.

Я чувствую, как она хочет поскорее оказаться на «Прогрессе», дома, где все живы и здоровы. Ей не сдался «Восток», не сдалось наше с Матвеем горе. Скажи ей это сейчас прямо в лицо – так она начнёт упираться, говорить, что всё это ложь. Но я-то знаю…

Её волнует только токсин. Остальное – сопутствующие потери.Я раскусила её эгоистичную натуру уже давно. Не понимаю, что Матвей нашёл в ней помимо милой мордашки?

Она горевала, когда погиб Йован? Пускала слюни, когда не стало Домкрата? А Юдичев… она ругала его на чём свет стоит, но в итоге благодаря нему она сейчас здесь – живая и невредимая.

Будет ли она пускать слёзы, если вдруг не станет Матвея?

Сомневаюсь.

4 ноября.

05:22

Сегодня всех разбудил плач малыша. Он стал чаще дышать, его губы и пальцы немного посинели. Гипоксия дала о себе знать, как и предсказывал Матвей. Удивительно, что это не случилось раньше. Надя уже была готова. Она положила маску на лицо малыша, и тот вскоре уснул. Пока всё это происходило, по её лицу ручьём текли тихие слёзы. Даже представить не могу, что она чувствует прямо сейчас…

Я не выдержала и тоже заплакала. Видеть этого крошечного человечка с кислородной маской на лице оказалось намного страшнее и больнее, чем я могла представить. Страшнее всех этих проклятых стай мерзляков.

Вот так выживаешь где-то там, далеко отсюда, борешься за жизнь и, кажется, уже готова ко всему.

Но нет. Жизнь способна удивлять своей жестокостью.

09:02

Эрику внезапно тоже стало худо. Ярл резко побледнел, и позже его стошнило. Ему пришлось воспользоваться своим баллоном. Выглядит он совсем неважно.

17:54

Матвей говорит, что мы уже близко. «Восток» приблизительно в ста километрах от нас. Я это чувствую: воздух стал спёртым, дышать трудно. После стольких месяцев совершенно забываешь, какого это – жить на высоте около трёхс половиной тысяч метров.

Как бы я хотела, чтобы эти сто километров растянулись ещё на день, а лучше на два, а лучше и вовсе навсегда, да простят меня за эти мысли маленький Йован и ярл Эрик.

Боже, знали бы вы, как я боюсь…

Глава 1. Только мы

Зимовочный комплекс станции «Восток» лениво выплывал из-за снежного горизонта. Отсюда он походил на гигантскую, жирную гусеницу, замёрзшую среди заледенелой пустыни: опоры для регулирования высоты внизу напоминали лапы, а передняя часть – неповоротливую морду, смотрящую вдаль. Вокруг комплекса раскинулось множество жилых модулей, расположенных на сваях – несколько десятков контейнеров, наполовину погребённых под толстым слоем снега. Солнечные батареи блестели в свете яркого солнца. В паре километров от станции дрожали безлопастные ветряки. Отсюда и не разобрать, работают ли они.

Сама же Надя с тех пор, как горная болезнь настигла её сына, ни словом не обмолвилась. Она лишь неотрывно смотрела на него, словно заклиная гипоксию убраться прочь от её ребёнка, и только иногда бросала взгляд на показания баллона возле её ног.

Матвей оглянулся через плечо, проверить Надю. Малыш на её руках крепко спал. Благодаря гибкости силиконового материала маски, её чашу удалось подогнать под необходимый размер, закрыв половину лица младенца.

Сразу и не поймёшь, каково было малышу Йовану. Он не мог пожаловаться на тошноту, затруднённое дыхание, головную боль.

Чего нельзя сказать об Эрике…

Матвей посмотрел в его сторону. Ярл упёрся затылком в стекло. Болтающаяся маска на его шее напоминала чудаковатое ожерелье. Лицо бледное, синеватого оттенка. Из приоткрытого рта доносился мучительный стон. Сомкнутые веки трепетали от тяжести навалившегося на его разум полубреда.

Удивительно, но именно за Эрика Матвей переживал даже больше, чем за пассажира у Нади на руках. Видно, маленькому Йовану передалось немного устойчивости к горной болезни от его отца.

Остальные выглядели вполне здоровыми, отражая на своих лицах лишь незначительный след местных, тяжёлых для выживания условий. Разве только Дэн выглядел немного хуже прочих, но до ухудшающегося с каждой минутой состояния Эрика ему было ещё далеко.

– Мы почти на месте, – объявил Матвей. – Внутри комплекса давление нормализуется, и дышать станет легче. Потерпите ещё немного…

Последнее предложение он скорее адресовал себе, нежели остальным.

Рядом, обхватив рукой спинку сиденья, встала Арина.

– Вот мы и вернулись, да? – тихо произнесла она, будто только что созналась в совершении ужасного проступка.

– Да… – отрешённо ответил Матвей.

Несколько минут спустя он остановил вездеход напротив крайнего левого блока комплекса. Собиратель быстро осмотрел стоявшие перед ним жилые блоки, в надежде выцепить взглядом движение людей или хоть что-нибудь живое – никого. Одна только пустота гуляет, взявшись под руку со смертельным холодом.

Матвей нажал на гудок, и воздух прорезал гулкий звук, почти сразу затонувший в мёртвой тишине. Он выждал секунд десять и посигналил ещё несколько раз, более настойчиво.

От громкого шума проснулся Йован, и по салону разнёсся тягучий плач.

– Тихо, тихо… – послышался шёпот Нади.

Сидевший на переднем месте Лейгур кивнул в сторону высокой лестницы, ведущей к входу в блок, и произнёс:

– Может, нам стоит…

Раздавшийся над головой грохот не дал ему договорить. Вездеход задрожал, чуть подпрыгнул, и малыш расплакался ещё сильнее.

Стена комплексного блока лениво, с тягучим металлическим скрежетом, стала опускаться, образуя широкий пандус. Старому механизму понадобилась целая минута, прежде чем её край коснулся снега, в нескольких метрах от передней части «Марты».

Матвей нажал на педаль газа, и вездеход начал медленно взбираться по образовавшемуся подъёму. В зеркале заднего вида собиратель заметил, как все наклонили головы к салону и смотрели в лобовое стекло, где осточертевшая картина, разделённая на две части – ослепительно-белого снега и хмурого неба, – впервые за пять дней сменилась на совершенно иное.

Преодолев половину расстояния по пандусу, секционные ворота, ведущие внутрь комплекса, принялись подниматься дёргаными движениями. Они полностью скрылись под потолком аккурат, когда вездеход заехал внутрь гаража – одного из трёх, расположенных на «Востоке». Остальные два находились в ангарах, в южной части станции, и своей маленькой вместимостью даже близко не стояли с теми, что находились в «Мак-Мердо».

Внутри их встретила теперь уже знакомая им спутница – звенящая тишина. К ней присоединилась и обширная пустота, поглотившая этот некогда наполненный десятком с лишним вездеходов разных моделей и типов. Ещё год назад в этом помещении вовсю трудились механики, модифицировали технику, занимались починкой, стучали, гремели, кричали. Но сейчас единственными «жителями» гаража были лишь брошенные куски запчастей, подъёмники и разбросанные всюду инструменты.

Дверь позади закрылась, погрузив их в кромешный мрак, освещаемый лишь блёклым отблеском приборной панели. Щёлк! Послышалось электрическое гудение, вспыхнул белый свет. Матвей поймал взглядом движение штурвала одной из герметичных дверей. Кто-то собирался их встретить.

– Выходим, – взволнованным голосом велел Матвей.

Все повставали с мест, кроме одного пассажира.

– Эрик! – собиратель осторожно тряхнул ярла.

Северянин склонил голову на плечо и посмотрел на него помутневшими глазами. Всё его тело сводила судорога. К верхней губе подползала дорожка крови, вытекающая из носа.

– Ну что… добрались? – пролепетал он, издав свистящий, задыхающийся звук.

Надя силой приложила маску к его рту.

– Он совсем плох, Матвей, – обеспокоенно сообщила она. – Надо что-то делать.

У Матвея уже была идея на этот счёт. Он взял Эрика под руку и попытался поднять его на ноги.

– Лейгур, помоги мне с ним.

Исландец подхватил его за вторую руку. Вдвоём они осторожно принялись выходить из вездехода.

Снаружи их встретило трое человек. Каждого из них Матвей узнал и почувствовал крохотную долю облегчения, увидев их живыми. Прямо сейчас он бросился бы к ним, обнял и расцеловал бы от счастья, да только вот сперва нужно было позаботиться об Эрике.

– Гюго, помоги! – обратился он к мужчине невысокого роста, с бородой-лопатой.

Его брат-восточник встал как вкопанный, и на его лице отразилось неподдельное изумление, словно он призрака увидел.

– М-Матвей?..

– Позже, позже! У одного из наших спутников тяжёлая стадия гипоксии. Умоляю, скажи мне, что та барокамера в медотсеке ещё работает.

– Да, вроде должна работать. Но нужны ватты…

– Арин, неси батарею! – приказал Матвей. – И побыстрее!

Глаза у Гюго вновь сделались большими от удивления, когда он наблюдал за скрывшейся в вездеходе Ариной. Но затем он тряхнул своей волосатой головой, будто прогоняя прочь страшные видения, и резко выдохнул.

– Так, ладно, – теперь его голос звучал уверенно. – Никит, Паш, поищите Щукина и срочно его в медицинский отсек.

– Сделаем, – ответил Паша, не отрывая взгляда от Матвея.

«И Щукин жив… хорошо» – мелькнуло утешение в голове собирателя.

– С возвращением, Матвей, – бросил убегающий к выходу Никита. Матвей вспомнил, как в последний раз видел его: восточники едва не линчевали за кражу товара.

Потащили Эрика к дверям. Мыски его ботинок чиркали по полу с глухим скрипом. До ушей доносилось невнятное бормотание на норвежском.

Всей гурьбой зашли в тамбур. Гюго закрутил до упора штурвал двери, дёрнул за рычаг и давление стабилизировалось. Когда же они покинули тесное помещение и очередная герметичная дверь за спиной плотно закрылась, лёгкие наполнились нормальным воздухом. Дышать стало значительно легче.

Эрика долго тащили по коридору, освещённому тусклым светом жировых ламп. И никакого электричества. Арина, придерживая под мышкой батарею, убежала вперёд. Когда спустя несколько минут они добрались до палаты, девушка уже включала барокамеру.

Матвей и Лейгур стали осторожно укладывать обмякшее тело внутрь капсулы и закрыли стеклянной крышкой.

Уложив Эрика, они поспешно пристегнули ремни и закрепили маску для подачи кислорода. Арина, щурясь в потёмках, уже задавала параметры: давление, влажность, температуру. Барокамера тихо загудела, зашипела, и прозрачный купол медленно начал запотевать изнутри. Воздух в отсеке дрогнул – едва ощутимая волна давления прошла по комнате.

Матвей отошёл на шаг, смахнул запястьем выступивший на лбу пот.

Сзади послышался топот. Доктор Щукин в сопровождении Никиты и Паши встретил собравшуюся группу взглядом, преисполненным удивления. Его плешь блестела в оранжевом свете.

– Матвей?

– Доктор… – собиратель быстрым шагом сократил между ними расстояние, – выручайте. Одного из наших достала горная болезнь, ему совсем худо.

Виктор Щукин – так его звали, – не мешкая приблизился к приборной панели барокамеры. Арина уступила ему место.

– Аринка Крюгер… И ты здесь! – В голосе доктора слышалось удивление, смешанное с каким-то странным, лихорадочным оживлением.

– Здравствуйте, Виктор Степаныч.

– Вот так сюрприз, а? – он обернулся к Гюго с широкой улыбкой, обнажая воспалённые дёсна. – Ну надо же, вернулись! А мы-то уж думали…

– Виктор… – Матвей указал на барокамеру. – Наш друг. Пожалуйста…

– А? – Его тонкие брови приподнялись. – Ах да! Минуту, сейчас я всё сделаю как надо. Можете не переживать за него… – Он подошёл к панели и продолжал бормотать: – Всё сделаем, он будет жить… будет. Обязательно будет!

Виктор был явно не в себе, и на это указывали не только его несвязная речь, но и дерганые движения.

Не таким знал Матвей главного врача «Востока». Виктор Щукин среди местных прославился трезвой рассудительностью и блестящими навыками в своём ремесле. Заметь он у восточника кашель, температуру, боль в животе, так сразу тащил его к себе в кабинет, исследуя с головы до ног. Однажды Матвей, будучи ещё совсем мальчишкой, по настоянию отца, заменял одного из помощников доктора, боровшегося с тяжёлой болезнью. За неделю в роли ассистента будущий собиратель многое узнал об оказании первой помощи и привык к виду крови. А ещё именно в те дни Виктор Степаныч обучил его накладывать искусные швы на рваные раны. Этот навык впоследствии не раз выручал Матвея.

Сейчас возле экрана барокамеры стояла лишь бледная тень прежнего Виктора Степановича Щукина. Тень эта ходила сгорбившись, дёрганными и резкими движениями скребла отросшими ногтями грубую поросль на подбородке. Каждое своё действие он сопровождал шепотком:

– Так… уровень кислорода поднимаем до тридцати пяти… Температуру чуть выше нормы поставим, пусть сосуды расширятся…

Матвей всё никак не мог оторвать взгляда от врача, смиряясь с новым положением дел.

– Виктор Степанович, он выкарабкается?

Доктор потряс ладонями в воздухе, смахивая с них невидимую влагу.

– Не знаю, не знаю. Нужно понаблюдать. Проверить, не начался ли отёк мозга или лёгких.

Сказанное прозвучало как приговор.

Матвей схватил Щукина за рукав, крепко сжал.

– Виктор Степанович, миленький, сделайте всё возможное. Он должен выжить.

Доктор посмотрел на него широко открытыми глазами.

– Конечно, конечно, можешь не волноваться. Мы вытащим его.

Снова обратил всё своё внимание к настройкам барокамеры.

Матвей попятился, не отрывая взгляда от тела, скрытого за прозрачным стеклом, пока не почувствовал прикосновение к плечу.

– Матвей. – Гюго сглотнул. – У вас есть чего пожрать?

Заданный вопрос на мгновение поставил Матвея в тупик. Он растерялся.

– Эм… да, конечно. – Он обернулся к Лейгуру, смотрящему на барокамеру. – Можешь принести? Всё, что есть.

Исландец кивнул и скрылся из виду.

– Гюго… – Арина, сминая пальцы, осторожно подошла к нему с чуть склонённой головой. – Что здесь произошло? Где остальные?

На лицо мужчины легла тень.

– Пойдёмте… – его кадык дрогнул, – поговорим об этом в другом месте.

***

В кают-компании модуля B собрался двадцать один человек, включая новоприбывших. Троица восточников оторвалась от игры в бильярд, ещё двое, читавшие книги, подняли взгляды и тускло улыбнулись. А затем на Матвея с Ариной обрушилась лавина радостных приветствий, объятий и дружественных хлопков по плечу.

В тонущем во всеобщем гаме голосов послышались оживлённые вопросы:

– Живы! Ни хера себе! Живы!

– Где вас носило?!

– Быть не может!

Каждого из них Матвей и Арина знали: кого-то чуть меньше, а с кем-то приходилось не раз взаимодействовать, выживая в этом суровом месте. Взять, к примеру, того же Гюго, ещё одного известного собирателя на «Востоке» после Матвея. Бок о бок они не единожды помогали друг другу, решая проблемы восточников, будь то серьёзные разногласия или простая бытовуха.

Своё прозвище Гюго получил совершенно случайно. Так, в одну из долгих зим он как-то раз решился осилить роман Гюго «Отверженные» – том размером с кирпич. Раз пять он подбирался к великому произведению французского классика, но дальше двадцатой страницы дело так и не продвинулось.

Вот так и наградили его этой кличкой – Гюго. За упертость. На деле же его звали просто Вова Велоуров. Но когда последний раз его звали по имени, Матвей уже и припомнить не мог. Уж слишком всем пришлась по вкусу простая кличка «Гюго».

Матвей представил братьям-восточникам всех друзей, включая лежащего в барокамере Эрика. Правда, откуда тот родом, собиратель не упомянул во избежание тьмы вопросов, которые обязательно последуют за этим.

Прямо сейчас его интересовало одно:

– Гюго, расскажи, что здесь произошло? И где все остальные?

Разговоры поутихли, и все оторвались от пережёвывания выданной им еды. В кают-компании повисла тревожная тишина.

– Нет остальных, – ответил Гюго, с трудом проглотив кусок, и прикрыл рот кулаком, скрывая отрыжку. – Только мы.

Снова молчание.

Матвею сделалось нехорошо. Голова закружилась, в глазах помутнело, и он никак не мог найти в себе силы, чтобы заговорить.

Ещё минуту назад теплилась надежда, что другие восточники, должно быть, там, внизу, в жилых модулях под зимовочным комплексом.

«Нет остальных, только мы…» – многократным гулким эхом пронеслось в голове собирателя.

– Расскажи… – силой выдавила из себя Арина.

Гюго отодвинул в сторону миску сушёного мяса, облизал губы и долго-долго не решался заговорить.

– В конце апреля всё это началось, – сказал он севшим голосом. – Мы с Яриком с вылазки уже месяц как вернулись, – Гюго кивнул в сторону сидевшего на диванчике собирателя, одного из немногих восточников, с кем Матвею так и не довелось побывать на совместных вылазках. Ярик особенно выделялся среди прочих из-за дефекта – заячьей губы. – А за ним и Петя Васниченков неделю спустя…