Cудьба и долг

ПРОЛОГ

…декабрь 1624 года, Краков.

– Мне нужно только имя, только одно имя, и даю слово дворянина – ты умрёшь быстро.

В подвале одного из домов на окраине города, уже пятый час продолжался допрос, который проводил высокий, худощавый мужчина средних лет, со шрамом на левой щеке в виде буквы V.

Его жертва, мужчина лет 40–45, голым сидел связанным на табурете. Лицо его покрывали многочисленные кровоподтёки, и практически всё тело было в синяках и надрезах, сделанных Человеком со шрамом.

– Имя?

На вопрос, допрашиваемый отрицательно повёл головой. Тогда Человек со шрамом с сожалением вздохнул, и прикоснулся двумя пальцами к узлу нервных окончаний в районе предплечья жертвы.

Волна боли пошла по телу допрашиваемого, лицо его исказилось, а с губ сорвался стон, а затем и крик.

– Прошу тебя, назови имя, не вынуждай меня переходить к третьей стадии воздействия! Пойми, всё для вас кончено, вы, проиграли!

Он помотал головой, но боль становилась всё сильнее, разрывая тело, проникая в каждую мышцу, кость и в мозг, и его окровавленные, ссохшиеся губы, едва слышно прошептали:

– Гис…кар…

Человек со шрамом наклонился, чтобы расслышать лучше.

Допрашиваемый, с трудом, но уже громче сказал:

– Гискар. Бартоломео Гискар.

Человек со шрамом распрямился, тень удовлетворения пробежала по его лицу, затем он утвердительно кивнул головой, как – будто слова жертвы, подтвердили его предположения.

Его жертва едва заметно улыбнулась, а губы его зашептали:

– Убей его, убей. Он всех нас продал.

Человек со шрамом правой рукой достал кинжал, который был закреплён сзади на поясе, левой рукой приобнял свою жертву за шею и приставил кинжал к его груди.

– Прощай, друг.

И вонзил кинжал в сердце жертвы.

…май 1625 года, Александрия.

В тени одного из домов, неподалёку от крепости Кайт-бей, неподвижно стоял мужчина, закутавшийся в тёмный плащ, а его лицо прикрывали поля чёрной широкополой шляпы без всяких плюмажей и украшений. Он ждал. Ждал уже довольно давно. И он знал, что дело надо сделать сегодня, больше такого шанса, ему не представится.

«Все мы рабы своих привычек. И из-за этого уязвимы. Может быть, когда-нибудь, и меня вот также будут ждать, подловив меня на моих привычках и привязанностях. Хотя, нечто подобное уже со мной было, да, тогда, в Дрездене».

Мужчина едва заметно, иронично улыбнулся и коснулся шрама в виде буквы V на левой щеке.

– Подарок на память, из Дрездена, – шёпотом произнёс он.

Внимание Человека со шрамом было сосредоточено на двери одного из домов. В этом здании находилось широко известное на весь Ближний Восток заведение грека Покахидиса. К услугам посетителей этого заведения предоставлялось, практически всё чего они желали – проститутки обоих полов, любого возраста и цвета кожи, азартные игры, наркотики, воры, наёмные убийцы, различная информация и многое, многое другое, – дело зависело только от той суммы, которую посетители готовы были выложить за ту или иную услугу.

Вскоре на крыльце заведения Покахидиса показалась группа из четырёх мужчин.

«Похоже, что они. Наконец-то» – подумал Человек со шрамом. И он стал внимательно их рассматривать.

Процессия из четырёх мужчин направилась по улице в его сторону. Впереди шёл, по всей видимости слуга, но при шпаге. За ним шёл мужчина, не высокий, приземистый, тучный, одетый в бархатный камзол, он также имел шпагу. Замыкали шествие два мамелюка огромного роста, одетые по европейской моде – телохранители мужчины в бархатном камзоле, видимого оружия при них не было видно.

Подождав пока эта процессия пройдёт мимо него, Человек со шрамом не громко произнёс:

– Гискар. Пришло время тебе умирать.

Реакция у всех четверых была превосходная. Гискар быстро спрятался за спину слуги, оба телохранителя оборачиваясь на голос, доставали оружие, один пистолет, другой ятаган, также стараясь корпусами своих тел прикрыть Гискара.

Два выстрела слились в один. Превосходные пистолеты льежской работы, заряженные, на случай если на жертве будет надета кираса или кольчуга усиленными зарядами, не оставили телохранителям Гискара ни одного шанса. Оба умерли практически мгновенно.

Человек со шрамом отбросил пистолеты, сделал шаг к Гискару и обнажил свою шпагу. Гискар, прячась за слугой, закричал:

– Убей его!

Слуга Гискара вытащил из ножен свою шпагу и атаковал незнакомца. Он был неплохим фехтовальщиком, даже имел когда-то, свою школу фехтования, может быть не знаменитую и не самую лучшую, но дохода от неё на жизнь хватало. Но когда его шпага скрестилась со шпагой незнакомца, он понял, что погиб, что у него нет, ни одного шанса выйти из этой схватки победителем, что он ещё никогда не встречал такую твёрдую, уверенную руку. В отчаянной попытке заколоть незнакомца он произвёл выпад, его противник с лёгкостью отбил его, но не стал контратаковать, а сделал небольшой шаг влево.

«Что за чёрт, почему он не убил меня, он что, боится…». Додумать ему не дал раздавшийся выстрел. Пуля, выпущенная Гискаром из небольшого двуствольного пистолета, нацеленная в грудь незнакомцу, из-за шага влево, который сделал Человек со шрамом, попала слуге в спину.

«Господи, я умираю…» Слуга попытался обернуться, но ноги его подкосились, и он стал падать.

Не дожидаясь пока слуга Гискара упадёт, Человек со шрамом из-под его локтя, произвёл выпад шпагой, которая поразила запястье Гискара, тот вскрикнул от боли, и выронил пистолет.

Человек со шрамом стал приближаться к жертве. Гискар зажав рану на руке, отступал к стене одного из домов.

– Я, знал, что рано или поздно ты найдёшь меня. Ты…, ты, вот так, просто убьёшь меня?

– Нет, сначала я задам тебе один вопрос – где?

Гискар судорожно метался, мозг его лихорадочно работал, ища малейшую лазейку для спасения.

– Я готов обменять их, на свою жизнь! – сделал он робкую попытку, хорошо зная, что от этого человека ему не будет пощады.

– Где?!

Кинжал сверкнул в левой руке Человека со шрамом, и кольнул горло Гискара.

Из заведения Покахидиса, привлечённые выстрелами выбежали четверо, и стали озираться, вглядываясь в темноту закоулков.

«Чёрт!.. Испанцы!.. Этот педик, таки снюхался с испанцами!»

Надежда блеснула в глазах Гискара, и он попытался увернуться от кинжала у своего горла.

Но не тут-то было.

– Когда-то Гискар, ты был одним из нас. Но твоя похоть, твоя жадность, твоё предательство – очень дорого нам обошлись, погибло очень много хороших людей. Теперь, пришло время, умирать тебе!

Гискар дико закричал, пытаясь отвратить неизбежное.

Удар в грудь, и он захрипел, оседая по стене дома.

– Он… убьёт тебя… Когда-нибудь, он… убьёт тебя.

Человек со шрамом, заинтересованный последними словами Бартоломео Гискара, спросил:

– Кто убьёт меня?

Гискар, умирая, сказал:

– Он…Его сын!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СИЦИЛИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ
НЕЗНАКОМЕЦ

В конце июня 1625 года, по дороге, ведущей из Кастелламмаре в сторону Палермо, верхом двигались два всадника.

Один из них, высокий, худощавый мужчина средних лет, одетый в обычный камзол для дальних путешествий, восседал на превосходном испанском жеребце благородных кровей.

Другой, одетый попроще, держался чуть позади. Лошадь его ничем примечательным не выделялась. Поперёк седла у него были перекинуты седельные сумки, в кобурах торчали рукояти пистолетов, а сзади, к седлу, был приторочен мушкет. В поводу он вёл осла, нагруженного припасами.

Они выехали из Кастелламмаре ещё до рассвета, а сейчас солнце приближалось к полудню. И люди и лошади устали от зноя и долгого пути.

– Господин, пора дать отдых лошадям, да и нам, не мешало бы, подкрепиться – сказал второй всадник.

– Потерпи Буше, осталось не долго, похоже, мы уже почти у цели.

Буше, который не любил верховую езду, а предпочитал под ногами твёрдую землю или раскачивающуюся палубу корабля, с сожалением вздохнул.

Проехав ещё с пол лье, за поворотом дороги, они увидели стоявший на холме замок.

Это был один из тех замков, которые в XI–XII веках возводили на Сицилии норманны. Замок был построен в отличном месте, на господствующей над всей местностью высоте. Дорога и прилегающие окрестности лежали перед замком как на ладони. Когда-то, все прилегающие к высоте деревья были вырублены для улучшения обзора, но сейчас видны были следы запустения. Местность перед замком и склоны высоты поросли густыми зарослями кустарника и молодыми деревьями.

Да, со времён нормандского дворянина Роберта Отвиля, ставшего в 1059 году герцогом Сицилии, и его младшего брата Рожера – великого графа Сицилии, множество нормандских рыцарей осело на Сицилии, завоевав эту землю своей доблестью, отвагой и кровью.

Свернув на ведущую к замку дорогу, всадники шагом поехали по ней, постепенно поднимаясь в гору. Приблизившись, всадник на испанском жеребце увидел, что фортификационные и оборонительные сооружения замка оставляют желать лучшего. Крепостной ров высох и местами обвалился, подъёмный мост видимо был сломан, и лежал переброшенный через ров, ворота отсутствовали, стена замка, также местам обвалилась, а кое-где в ней зияли проломы.

Шагов за тридцать от ворот замка всадники были остановлены выстрелом, раздавшимся из бойницы одной из башен. Пуля с противным звуком расплющилась о большой придорожный камень. Первый всадник остановил свою лошадь, а Буше, напротив, послав своего коня скачком вперёд, прикрыл собой своего господина.

Из башни замка, молодой, звонкий, юношеский голос прокричал:

– Кто вы, и что здесь делаете?

Всадник на испанском жеребце, тронув своего коня, выехал первым, и прокричал в ответ:

– Я граф де Шаньи. А это мой слуга Буше. Я ищу Александра де Бриана. У меня есть сведения о его отце.

Видимо в башне замка возникло замешательство, вероятно там совещались. Но вскоре, тот же юношеский голос, прокричал:

– Хорошо. Въезжайте во двор.

Всадники, тронув своих коней, шагом преодолели расстояние до ворот и въехали во двор замка.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ВСТРЕЧА

Во дворе замка они спешились. Буше вопросительно посмотрел на графа, Шаньи отрицательно повёл головой.

На пороге одной из надвратных башен, стоял мальчик лет 15–16. На бедре у него висела шпага, а за пояс были заткнуты два пистолета.

– Я Александр де Бриан. Если вы прибыли с добрыми намерениями, то прошу вас, входите.

И молодой человек посторонился, давая возможность приезжим войти. Он не сводил настороженного взгляда с незнакомцев, ловя их взгляды, движения рук, походку.

– Буше, останься здесь, и присмотри за лошадьми.

И обращаясь к юноше:

– Рад вас приветствовать, господин де Бриан.

И отвесив галантный поклон, граф де Шаньи вошёл в дверь.

Поднявшись по лестнице, Шаньи оказался в полукруглой комнате, в которой когда-то, в лучшие времена, наверно находилась комната отдыха стражи. Теперь в ней каменные стены комнаты были завешаны гобеленами и коврами, на которых висела коллекция оружия – топоры, мечи, сабли, секиры, щиты и многое другое, посередине стоял стол и несколько стульев, со сваленными на них в беспорядке шпагами, кинжалами, пистолетами, рожками с порохом, пулями. К бойницам башни были прислонены мушкеты и карабины. Вдоль одной из стен находилось нечто подобное кровати, сооружённое из грубо сколоченных досок. Возле другой стены стоял резьбовой дубовый шкаф для посуды, в котором были серебряные кубки и блюда.

Определённо, в этой комнате роскошь, соседствовала с бедностью.

Де Бриан неотступно шёл следом, и когда Шаньи, бегло осмотрев комнату резко повернулся, он остановился, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Присаживайтесь. Позвольте предложить вам вина с дороги, по вам видно, что вы проделали долгий путь и наверняка устали.

– Благодарю. Это было бы великолепно.

И пройдя в комнату, Шаньи сел на один из стульев. Де Бриан взял левой рукой стоявший у стены кувшин, и подойдя к столу, наполнил вином один из стоявших на столе серебряных кубков, не сводя настороженного взгляда с приезжего.

– Прошу вас.

– Спасибо, юноша.

Взяв чашу, Шаньи пригубил немного вина.

Соблюдая все правила этикета и приличия, де Бриан и де Шаньи, не начинали прямого разговора, выжидая. Хотя молодому человеку, и не терпелось узнать те новости, которые собирался поведать ему граф.

– Не плохое вино. Видимо здесь, под щедрым солнцем Сицилии, вызревает хороший виноград.

Де Бриан не ответил. Он только кивком головы дал понять, что принимает благодарность. Он пристально рассматривал графа де Шаньи, стараясь по его лицу, одежде, манере поведения, повадкам, определить, что это за человек, род его занятий и какие известия он привёз об его отце. От его взгляда не ускользнуло, что лицо графа загорелое и обветренное, как у человека, который долго, или может быть, часто путешествует. На левой щеке имелся шрам, в виде буквы V.Чёрные с проседью волосы, усы, небольшая бородка клинышком.

Манеры, выдавали в нём человека из высшего общества, аристократа до мозга костей. Его камзол, богатый, из хорошего сукна, но без всяких излишеств, великолепный испанский жеребец, на котором он прибыл, расшитая золотом перевязь, говорили о состоятельности владельца. Но было, что-то в его облике, что вызывало настороженность и опасение. Может быть взгляд его серо-зелёных, с оттенком свинца глаз – холодный и проницательный, может быть то, как он сидел на стуле – свободно, непринуждённо, но в тоже время, казалось готовый вскочить при малейшей опасности, выхватить свою рапиру и… Опасность и угроза, ужас и страх, исходили от этого человека.

Де Шаньи также рассматривал юношу. Он увидел, что юноша, хорошо развит физически, широк в плечах, узок в бёдрах, высок, хотя его фигура ещё не окончательно сформировалась, но было видно, что очень скоро, девушки и дамы, будут томно вздыхать при виде его. Образ дополняли длинные светлые волосы, что говорило о нормандской крови в его жилах, карие глаза и средиземноморская загорелая кожа.

Молчание затягивалось. Первым не выдержал де Бриан.

– Вы говорили, что у вас, есть сведения о моём отце?

Граф кивнул головой, встал и сказал:

– Да. Правда, не утешительные. Ваш отец, Генрих де Бриан, умер.

Всё то время, которое прошло с тех пор, когда Шаньи решил разыскать мальчика и сказать ему о смерти его отца, он всё думал, как он это сделает, какими словами, и решил, что будет действовать по обстоятельствам, сначала посмотрит на него, попытается его понять, а потом подберёт нужные действия и слова. Увидев, что перед ним сильный и смелый молодой человек, мальчик-воин, хотя, какой к чёрту мальчик, если ему, по всей видимости, с оружием в руках, приходится защищать свою жизнь и отстаивать честь, Шаньи решил говорить без всяких предисловий и экивоков, прямо так, как оно есть, и он увидел, что не ошибся.

Де Бриан, практически ничем не выдал обуревавших его чувств, только немного вздрогнул, опустил глаза к полу, лицо его побледнело. Немного времени спустя, он спросил:

– Как, когда и где он умер?

Шаньи многое бы мог рассказать о том – как, когда и где умер старший де Бриан, многое поведать о его жизни, но сейчас, ещё не пришло время. И Шаньи молил Бога, чтобы это время вообще никогда бы не пришло.

– Я не знаю ответов на ваши вопросы. Просто ранней весной этого года, в мой дом в Париже принесли ларец, в котором находилось письмо вашего отца, его завещание, небольшая сумма денег и письмо мне, в котором он написал, как и где вас найти, а также попросил, чтобы я оказал вам всякое содействие и помощь, и позаботился о вас. Дело в том, что я и ваш отец были друзьями. И мы давно ещё оговорили, что если с одним из нас, что-то случится, то он сообщит другому, по известным нам двоим адресам.

Де Бриан выслушав Шаньи, спросил:

– Эти бумаги при вас?

– Да, вот они.

Шаньи расстегнул небольшую, висевшую у него на поясе сумку, и достал бумаги.

– Вы извините, дорогой Александр, но прежде чем передать вам эти бумаги, я должен удостовериться, что вы действительно барон де Бриан.

– Что? Да как вы смеете!

Бриан вспыхнул, это было видно, даже несмотря на загар на его лице, правой рукой схватился за эфес шпаги, а левой, попытался вытащить из-за пояса пистолет.

Шаньи, в миролюбивом жесте поднял вверх обе руки, и улыбаясь крикнул:

– Стойте, стойте! Это пожелание или если хотите просьба вашего отца. Да, я вижу, что вы очень похожи на вашу маму, у вас её глаза, характер, уж точно отцовский, такой же взрывной и вспыльчивый, также, я обратил внимание на ваш перстень, с гербом рода Брианов, и на вашу фамильную шпагу. Ведь её вам оставил ваш отец?

Де Бриан кивнул.

– Тогда на ней должна быть надпись. Ведь так? Что на ней написано?

– Омне Датум Оптимум^[1].

– Великолепно. А теперь скажите те слова, которые сказал вам ваш отец перед отъездом и просил запомнить.

– Долг – превыше всего.

После этих слов, Шаньи передал бумаги Бриану.

– Здесь всё, кроме письма ко мне.

Александр взял бумаги, внимательно их рассмотрел, обратил внимание на печать и отошёл поближе к окну, чтобы их прочесть.

«Мой дорогой Александр.

Если вы сейчас читаете это письмо, то произошло самое худшее, что могло произойти, меня уже нет в живых. Прошу вас простить меня, что оставляю вас так рано, но – долг превыше всего. Теперь вы наследник и продолжатель дела де Брианов. Теперь, будущее нашего рода, зависит только от вас. Прошу запомнить ещё одно – нет ничего страшнее самого страха.

Это письмо вам вручит мой друг – Шарль де Морон граф де Шаньи, доверяйте ему, а в случае нужды смело к нему обращайтесь, он поможет и позаботится о вас.

Ещё раз прошу меня простить. Прощайте, мой дорогой и любимый Александр.

Ваш отец Генрих де Бриан.

Венеция. Гостиница «Леоне Бьянко». Ноябрь 1624 года».

Среди других бумаг находилось завещание барона Генриха де Бриана, заверенное ещё 15 мая 1610 года, в котором титул, замок и земли передавались Александру де Бриану, купчая на замок и вексель на две тысячи ливров.

– Прошу извинить меня, за недоверие к вам. Вы друг моего отца и выполнили его последнюю просьбу. Но у меня, есть к вам несколько вопросов.

– Александр, я постараюсь ответить на ваши вопросы. Но дело в том, что мы выехали рано утром, ещё до рассвета, а сейчас, время перевалило за полдень, и не мешало бы нам, подкрепится. А, как вы на это смотрите?

– О, прошу простить меня дорогой граф… Но понимаете нам…у нас…видите ли мне…нечего предложить вам кроме хлеба, сыра, луковицы и вина, – запинаясь и краснея, произнёс де Бриан.

– Вам нечего стыдится, – назидательным, наставническим голосом сказал Шаньи, – бедность не порок. Бедным быть не стыдно, стыдно быть дешёвым. Отправляясь сегодня в дорогу, я наказал Буше основательно запастись провизией. Мало ли, как могли обернуться наши поиски, вдруг бы вас, не оказалось в замке? Я сейчас прикажу Буше достать всё, и клянусь Кровью Христовой, мы славно пообедаем! – уже весело, с улыбкой закончил он.

– Благодарю вас, граф.

– Ах, оставьте, это всё пустое. Вы сын моего единственного верного друга. И прошу вас, располагать мною.

Выйдя из башни граф направился к Буше, который удобно расположился в тени одной из стен замка, рядом с ним были привязаны и лошади. Шаньи обратил внимание, что Буше приготовил мушкет, который был прислонён к стене, и по бокам от него лежали пистолеты.

– Молодец, Буше. Приготовился к обороне?

– Не нравиться мне это место, господин граф. Мрачное оно какое-то и унылое. Я тут прогулялся по замку, так вот там у них, за колодцем, целое кладбище. И могилы все свежие. Поветрие у них здесь какое, или ещё чего…

– Скоро узнаем. Лошадей накормил, напоил? Тогда, бери все продукты и неси в башню, будешь прислуживать нам за обедом. После, пообедаешь сам.

Взойдя на крыльцо башни, граф де Шаньи внимательно осмотрел замок.

– Да, похоже, что я прибыл вовремя.

Когда Шаньи вышел, в комнате, кто-то едва слышно, шёпотом сказал:

– Господин барон, я знаю этого человека, слышал о нём. Он действительно друг вашего отца, был… Но ради Всех Святых, остерегайтесь его, он очень опасный человек.

Бриан выслушав, кивнул головой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗНАКОМСТВО

Буше постарался на славу, на столе с которого было убрано оружие, и который по случаю приезда гостей был застелен скатертью, появились пара жаренных кур, несколько видов паштетов, различные колбасы, овощи, зелень, хлеб, сыр, вино.

Прежде чем сесть за стол и приступить к обеду, де Бриан обратился к де Шаньи:

– Граф, в этой комнате присутствует ещё один человек. Это мой друг, даже больше чем друг, мой наставник и учитель, и я не могу сесть за стол, зная…ну, вы, понимаете…

Шаньи, который, уже только при входе в комнату, ощутил присутствие кого-то ещё, сразу обратил внимание на два кубка, стоявших на столе, и на слова Александра, когда он пробовал оправдаться по поводу скудного обеда, типа: нам, у нас – сейчас, якобы удивлённо сказал:

– Вот как? И где же он?

– Он здесь, в нише за одним из ковров. Наблюдает за вами.

Буше при этих словах напрягся, и стал настороженно оглядывать комнату.

– Я понимаю ваше благородство юноша. Пусть ваш компаньон выходит, наверное, он уже смог убедиться, что я не причиню вам вреда.

Довольный де Бриан сказал:

– Педро, выходи к нам.

Угол одного из ковров откинулся в сторону и в комнате появился мужчина. Его морщинистое лицо, седые, коротко стриженные волосы, седая борода, наводили на мысль, что ему уже порядочно лет, но вся его просто огромная фигура, исходившая от него мощь и сила, какая-то опасность, сводили на нет все визуальные впечатления от его возраста.

– Граф, позвольте вам представить, мой наставник – Педро Вильча.

Шаньи, который из-за недостаточного освещения в комнате, не смог сразу разглядеть лица появившегося здоровяка, при словах де Бриана, не то, что был удивлён, он был поражён, ошарашен, ошеломлён, но не подал вида, хотя его мысли летали быстрее молнии: «Вот это да, старина Педро Вильча здесь, или как его ещё называют – Педро Петриналь^[2]. Интересно, сколько ему лет? Ведь он настоящая легенда. Когда-то был… Хотя, профессионалы его уровня, наверное, никогда не стареют. Да, с ним надо быть настороже. Ха, собрат по ремеслу! Он меня знает? Что он слышал обо мне? Может ему, что-то рассказывал Генрих?»

В ответ на слова Бриана, граф сухо поклонился. Он и Педро заинтересованно рассматривали друг друга. Де Бриан, на правах хозяина, произнёс:

– Прошу к столу, граф.

После обеда, когда Буше прибирал на столе, Педро сидел на стуле в углу комнаты осматривая через бойницу окрестности замка, Шаньи обратился к Бриану:

– Ну, Александр, вы хотели задать мне вопросы, наверное, которые касаются вашего отца? Я готов на них ответить, в меру своих знаний. Мы расстались с вашим отцом в 1617 году, в Париже. И я не знаю, чем он занимался эти последние годы.

Бриан сразу спросил:

– Вы говорили, что я похож на свою маму, вы её знали?

– Да. Конечно, я очень хорошо знал вашу маму.

Шаньи ответил может быть чересчур поспешно, но де Бриан не обратил на это внимание, он ждал продолжения, но его не последовало.

– Она умерла, практически сразу после моего рождения, я её вообще не знаю. Отец, после её смерти, купил этот замок, он говорил, что это наше родовое гнездо, что этот замок построен первым де Брианом, нормандским дворянином, который за верную службу получил эти земли от Рожера Отвиля, Великого графа Сицилии. На приобретение этого замка ушли почти все его сбережения, он пытался отремонтировать его, придать ему более ухоженный вид, нанял крестьян, которые возделывали наши поля и виноградники, и служили нам, это приносило определённый доход, отец нанял мастеровых, которые привели в порядок внутренние комнаты замка. Но всё изменилось в начале лета 1617 года. К нам в замок, поздней ночью, приехали какие-то люди, они о чём-то долго говорили с отцом и этой же ночью уехали. На следующее утро отец собрался в дорогу, оседлал коня, подозвал меня и сказал, что он должен уехать, может быть надолго, что за мной присмотрит Педро, напоследок сказал, что долг превыше всего и уехал. Больше я его не видел. Пару раз, за все эти годы, нам передавали письма от него. В них он писал, что занят какими-то поисками, что ищет человека, что поиски затягиваются, но он надеется, скоро вернуться домой.

Так я и вырос, не зная матери, и практически не видя своего отца.

Броня, в которую де Бриан заковал сегодня своё сердце, дала трещину, он сжал кулаки, опустил голову, а в глазах его стояли слёзы. Через некоторое время, тихим, едва слышным голосом, не поднимая головы, он произнёс:

– Всё, что я знаю и умею, я обязан Педро. Он научил меня читать и писать, благодаря ему, я владею, помимо французского и испанского языков, также латынью и итальянским. Он научил меня держать в руках оружие, научил меня охотиться и читать следы, научил меня плавать, ездить верхом, да и многому чему научил… За это, я, бесконечно благодарен ему…

От внимания Шаньи не ускользнуло, что при последних словах Бриана, Педро, впервые оторвался от своего занятия-осмотра окрестностей, и взглянул на молодого барона с любовью и такой нежностью, что Шаньи, даже представить себе не мог, что такие чувства находятся в душе легендарного наёмного убийцы, в прошлом известного по всей Европе под прозвищем Петриналь. Шаньи отвесил Педро, едва заметный благодарный поклон.

– Я виделся с вашим отцом, восемь лет назад, в Париже. Он сказал, что должен кое-что сделать. Он не посвятил меня в свои планы, хотя, я и вызвался ему помочь. И поспешно уехал. Больше я его не видел.

Бриан поднял опущенную голову.

– Расскажите мне о моих родителях, какие они были. Ведь я их почти не знаю. От мамы мне остался только медальон, с её портретом.

– Видите ли Александр, мой рассказ, займёт много времени, я бы хотел многое рассказать вам о ваших родителях, особенно о вашем отце, ведь мы столько пережили с ним вместе, прошли через многие испытания, но давайте позже, в другой день. Сегодня вам надо отдохнуть, вы многое испытали и пережили. Я ведь собираюсь воспользоваться вашим гостеприимством и погостить у вас в замке. Надеюсь, вы не против, а?

Их разговор прервал Педро, который произнёс только одно слово:

– Смеркается.

Услышав его де Бриан весь внутренне напрягся и посмотрел на Педро, который в свою очередь смотрел на него. Шаньи уловил эти взгляды и сказал:

– Надеюсь, вы объясните мне, что у вас здесь происходит. Похоже на войну. Ведь так?

И Шаньи обвёл глазами комнату, где повсюду было разложено оружие. Бриан, теперь уже вопросительно посмотрел на Педро. В ответ, тот утвердительно кивнул головой.

– Да граф. У нас здесь небольшая война, с семейством Перруджи, в которой мы пока проигрываем, – неожиданно весело, с восторгом, с вызовом ответил де Бриан. – Она идёт, вот уже около трёх месяцев. А всё началось с дуэли, между мной и старшим сыном дона Перруджи. На дуэли я убил его, в ответ семья Перруджи объявила мне вендетту…

– Расскажите подробнее, господин барон, – неожиданно перебил де Бриана Педро, – из-за чего произошла ссора, ну и всё, что было потом. Время ещё терпит.

– В одно из воскресений, возле церкви, в Палермо, он толкнул меня, в ответ я…,-Александр поймал осуждающий взгляд Педро, – … ну ладно, хорошо. Мы столкнулись возле кареты, которая принадлежит сеньору графу Лопе де Сальво, он советник нашего вице-короля Антонио Альвареса де Толедо. В карете находилась дочь графа Лопе де Сальво Анна-Мария. Я подошёл к карете, подал ей руку, чтобы помочь выйти, тут подошёл Луиджи Перруджи, оттолкнул меня, ну дальше вы знаете, я назвал его наглецом, в ответ он оскорбил меня и вызвал на поединок…

– Он сам вас вызвал? – теперь де Бриана перебил Шаньи.

– Да, он сказал, что я мал летами, чтобы ухаживать за сеньоритой, и если я не согласен с этим, то он мне это докажет, всыпав по одному месту.

В ответ я спросил – Где и когда? Он сказал, что прямо здесь и сейчас.

Мы отошли на пустырь за церковью, и на поединке я убил его. Его слуги не посмели напасть на нас, со мной было достаточно людей, да и вмешались люди из свиты графа де Сальво, которые пригрозили, что позовут альгвазила^[3].

Они напали на нас той же ночью, мы тогда жили в центральных покоя замка, у меня было несколько слуг, на которых я мог рассчитывать, в общем, мы отбились, но потеряли троих людей. Сразу же по приезде из Палермо, я рассказал обо всём Педро, но признаться, мы не ожидали нападения, ведь я убил его честно, на поединке, хотя этот купеческий сынок и не заслуживал этого. Да и людей дон Перруджи послал предостаточно, никак не меньше двух дюжин. Из них мы убили семерых, ещё несколько раненных они забрали с собой. После этого они больше не осмеливались нападать в открытую, а стали вести войну на истощение. Один мой слуга, отправленный в Кастелламмаре за припасами, был убит по дороге, двое других были убиты в Палермо, вчера днём, выстрелом из мушкета, прямо здесь, во дворе замка, был убит мой дворецкий Сальваторе. Остальные мои слуги попросту разбежались, крестьяне тоже, запуганные людьми Перруджи, оставили свои дома и подались кто куда. Однажды, они чуть не подстрелили и меня. Я тогда отправился в горы на охоту, в меня выстрелили, но пуля попала в лошадь. Это была наша последняя лошадь. Я пытался выследить стрелка, но он скрылся. Но всё-таки, периодически мы делаем вылазки за продуктами, в ближайшие селения. Пока был жив Сальваторе, было проще, а сейчас… Но мы не собираемся сдаваться, мы с Педро решили нанести удар, мы победим в этой войне… Так что, господин граф, ваше желание остаться здесь… В виду этих обстоятельств…

– Милый юноша, я в вас не ошибся, вы сильны и храбры. Может быть, также как ваш отец, слегка безрассудны, но как говорил Святой Эразм Ротердамский – Фортуна любит людей не слишком благоразумных, но зато отважных. Неужели вы думаете, что после всего, что вы рассказали мне, я оставлю вас? Если бы вы не были сыном моего друга, я бы счёл это за оскорбление, за обвинение меня в трусости.

– Граф я нисколько не сомневаюсь…

Шаньи не дал ему продолжить:

– Ваш отец и Педро, – граф слегка поклонился в сторону Педро, – правильно вас воспитали, вы благородны и храбры, вы правильно поступили, пойдя на поединок с этим Перруджи, ведь честь превыше всего. Вас ведь учил фехтовать Педро? Ведь так? Тогда у этого сеньора не было ни одного шанса, я уверен.

– Он был старше меня, служил в армии. Поверьте, это был не простой противник.

– В этой войне можете смело рассчитывать на меня и на Буше, я помогу вам. А теперь, мой молодой друг, пора вам отдохнуть, да и мне не мешало бы поспать. Какие покои прикажете занять, дорогой хозяин? – сводя всё к шутке спросил Шаньи.

– Вы можете занять соседнюю, правую надвратную башню. Там оборудованы роскошные апартаменты. До вчерашнего дня в ней жил Сальваторе. Надеюсь, они не знают о вашем появлении.