Read the book: «Там, где рождается индивидуальность. Как мозг создает уникальность каждого человека»
Перевод оригинального издания
Chantel Prat
THE NEUROSCIENCE OF YOU. How Every Brain Is Different and How to Understand Yours
Печатается с разрешения автора и литературного агентства Brockman, Inc.
Редакция благодарит Е. Валуеву и Н. Морошкину за предоставленный адаптированный вариант теста отдаленных ассоциаций.
© Chantel Prat, 2022
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025
Все права защищены.
Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
* * *
Жасмин, Андреа и Кокколине
за то, что они любят меня такой, какая я есть
Предисловие
От моего мозга – вашему
Говорят, у каждого внутри есть книга, но никто не предупреждает, как трудно найти ее в себе. Меня уж точно не предупреждали. Честно говоря, я, скорее всего, и слушать бы не стала. Как оказалось, мой мозг обучается скорее по схеме «Потрогай плиту и проверь, правда ли она горячая». Признаться, я этому рада. Пусть даже время от времени мне случается обжечься, но, если бы мой мозг работал по принципу «Потому что мне так сказали», мне бы не удалось проделать основную часть той трудной работы, которая подготовила меня к написанию этой книги. И если вы, прочитав ее, узнаете о своем мозге всего лишь половину того, что узнала я, пока работала над ней, значит, я старалась не зря.
Достаточно сказать, что мой первый опыт написания книги в корне отличался от нормы, если она существует. Работа над текстом во многом строилась вокруг эксперимента, в котором участвовали все мы и который начался в 2020 году, и я совершенно уверена, что никто из нас не подписывал на него информированное согласие. Ну этот, помните, с вирусом? Предпочитаю думать о нем как о радикальном исследовании вопроса «наследственности и среды», как называют его психологи: в какой степени то, что делает вас вами, встроено в вашу биологическую структуру, а в какой – реакция на окружающую среду? Когда разразилась пандемия COVID-19, многие из нас сменили рутинную часть своей повседневной жизни на всепоглощающую тревогу за собственное здоровье и безопасность родных и близких.
К счастью, я зарабатываю на хлеб исследованиями и преподаванием в Университете штата Вашингтон в Сиэтле, и эта профессия обеспечила мне некоторый инструментарий для понимания того, что может произойти со мной в подобных обстоятельствах. Но по причинам, о которых вы прочитаете во второй части книги, правильное понимание не привело непосредственно к правильному поведению. Увы, я просто сидела и смотрела, как моей жизнью завладевают изумление пополам с ужасом. Я была поглощена наблюдением того, насколько разными были мои ощущения и реакция окружающих на изменения повседневной рутины. Так что пока одни приводили себя в состояние «я никогда в жизни не был в такой отличной форме», я погрузилась в стагнацию. Пока другие обменивались рецептами и одержимо добивались идеального хлеба на закваске, я не просто стала готовить меньше, чем раньше, я вообще не делала ничего из длинного списка дел, про которые годами говорила, что обязательно возьмусь за них, как только у меня появится свободное время.
Вместо этого я бросила все силы на то, чтобы исчерпать Netflix. Я уговорила мужа, и мы часами играли в «Пандемию» – это такая настольная игра, где спасаешь мир от вспышки вируса. Я объедалась как свинья, пила больше нормы. В моменты же внутреннего затишья, когда мне удавалось помедитировать, сложив ладони на пупке, выпиравшем все дальше и дальше, я ловила себя на том, что задаю себе тот самый вопрос, который когда-то побудил меня избрать свою научную дисциплину.
Почему я такая?
Прагматически ответ очень прост, а биологически и физиологически настолько сложен, что впору заполнить книгами целый шкаф.
Такой меня делает мой мозг.
Я помню тот миг, когда это откровение настигло меня, и помню, как быстро и необратимо оно перевернуло мою жизнь. Мне было 19 лет, и я, насмотревшись «Доктора Дуги Хаузера» (это такой сериал про юного врача-вундеркинда), твердо решила поступать в медицинскую школу. Чтобы выполнить последнее из списка требований для поступления, я записалась на курсы психологии в муниципальном колледже, где расписание не мешало моей основной работе (я продавала обувь в магазине Kinney в торговом центре). И на первом занятии лектор рассказал нам историю Финеаса Гейджа.
Гейдж был железнодорожным рабочим и в 1848 году допустил ошибку, из-за которой его голову пронзил железный штырь – прошел через левую щеку и вышел из макушки. При этом штырь вышиб существенный кусок мозга Гейджа. Выжить после такой травмы даже при нынешнем уровне медицинской помощи – само по себе достижение, поэтому то, что Гейдж после этого несчастного случая буквально встал и пошел, просто невероятно. В дальнейшем многие его физические и интеллектуальные способности «вернулись к норме». Однако повреждение лобной доли привело к фундаментальным и необратимым изменениям личности1. Раньше Гейдж был солидным и надежным человеком, способным составлять и реализовывать разумные планы, но после травмы, по словам его врача, стал «вспыльчивым, непочтительным… не выказывал почти никакого уважения знакомым, не терпел никаких ограничений и советов, если они противоречили его интересам, иногда становился невероятно упрямым, но при этом капризным и непостоянным, строил всевозможные планы на будущее, которые не успевал воплотить, поскольку они отвергались в пользу других, более осуществимых»2. Проще говоря, после черепно-мозговой травмы Гейдж стал другим человеком.
Эта история меня совершенно заворожила.
Я вышла с лекции, пытаясь примириться с тем, что человеческий мозг – это такой же орган как сердце и легкие, но функционирование этого органа делает тебя тобой. Легкие насыщают кровь кислородом, сердце гоняет насыщенную кислородом кровь по всему организму, а потом мозг при помощи этой насыщенной кислородом крови вырабатывает энергию, порождающую каждое чувство, ощущение, мысль и действие, которые вы определяете как свои. Измените мозг – и вы измените человека.
И вот месяца через три после начала пандемии я осознала, что мой мозг меняется, хоть и не так масштабно (и, надеюсь, не настолько необратимо). Пропитанный кортизолом – гормоном стресса, в том числе продолжительного3, – мой мозг никак не мог нащупать равновесие между импульсами «надо» и «хочу». Наверное, это уже все и без меня поняли, но я лишний раз убедилась, что стресс напрочь убивает тягу к творчеству.
К счастью, пока я писала главу «Коктейль», у меня случилось мощное озарение, которое наконец обеспечило возможность посмотреть на происходящее под нужным углом. Среди всего прочего это напомнило мне, почему, собственно, люди реагируют на пандемию настолько по-разному. Вообще-то люди реагируют на стресс по-разному по той же причине, по которой одни, покурив травку, страдают от паранойи, а у других просто разыгрывается аппетит. Все это опять же возвращает нас к вопросу «Наследственность или среда?» – и ответ почти всегда состоит в том или ином сочетании одного и другого. Принципиальные особенности нашей биологии в сочетании с жизненным опытом и формируют то, как мы думаем, чувствуем, а главное – как реагируем на изменения условий. И я знаю, что мой мозг сделал все, что мог, учитывая обстоятельства. Как и всегда. Искренне надеюсь, что ваш мозг получит удовольствие, когда узнает о себе что-то новое благодаря плодам нашего труда.
Введение
Наука о вашем мозге
Начну с признания: я в полном восторге от возможности представить вас вашему мозгу! Наверное, с моей стороны как-то нехорошо хвастаться, что я больше вас самих знаю об органе, который ведет вас по жизненному пути. Однако, честно говоря, я занимаюсь этим довольно давно, поэтому у меня перед вами некоторое преимущество. Я работаю на стыке нейрофизиологии, психологии, лингвистики и нейроинженерии с тех пор, как получила первую должность в лаборатории развития мозга, а это было в середине 1990-х. Предмет моих исследований понятен, но не прост: я выясняю, как различия в функционировании мозга влияют на то, как люди обрабатывают информацию. Если сказать еще короче, я хочу понять, что мотивирует людей к действию, в частности лично вас, мои дорогие читатели.

Не сомневаюсь, что многие из вас на определенном уровне понимают, что ваш неповторимый образ мыслей, чувств и поведения как-то связан с особенностями функционирования вашего мозга. Однако большинство авторов доступной литературы по нейрофизиологии придерживается уравнительного подхода – как с оверсайз-одеждой, – и этот подход доминирует в нашей дисциплине вот уже более 100 лет. Но к чему себя обманывать? Все мы знаем, что оверсайз-одежда ни на ком не сидит идеально. Более того, все то, чему научила меня профессиональная жизнь, перекликается с тем, что я наблюдаю и в реальном мире.
Мы все устроены по-разному.
В этой книге мы выйдем за рамки описания того, как работает мозг большинства из нас, чтобы составить более глубокое представление о том, как работает ваш мозг. Ведь – простите мне эту банальность – каждый мозг и вправду уникален. Даже у однояйцовых идентичных близнецов и то два разных мозга! И хотя это может показаться неожиданным, но между здоровыми мозгами здоровых людей есть целый ряд различий, которые сильнейшим образом влияют на их функционирование.
Вспомните историю с фотографией платья, которая взорвала Интернет в 2015 году, когда все спорили, какой оно расцветки – сине-черное или белое-золотое?4 Вынуждена предположить, что причина, по которой эта фотография так заворожила буквально миллионы людей, состоит в том, что та версия реальности, которую создает наш мозг, необычайно убедительна. Узнать, что даже такая элементарная вещь, как расцветка платья, может быть открыта для интерпретации, – в некотором смысле даже потрясение. Но к тому времени, как вы дочитаете главу «Адаптируйся», вам станет ясно, какая научная основа лежит под тем, что разные мозги по-разному воспринимают цвет платья. На ваше восприятие цвета знаменитого платья это никак не повлияет, зато позволит по-новому взглянуть на старинную пословицу «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Дело в том, что, как вы вскоре узнаете, разница в работе мозга влияет не только на то, как мы видим мир, но и на то, какие решения мы принимаем по поводу того, как вести себя в этом мире.
Ну что, готовы изучать свой мозг?
Сожмите руки в кулаки и поверните большими пальцами к себе. Теперь сомкните костяшки пальцев – и вуаля! Перед вами – рабочая модель размера вашего мозга.
Немного унизительно, правда?
Возможно, ваш мозг меньше, чем вы думали, но он все равно невероятно мощный. Плюс-минус 86 миллиардов мозговых клеток, вырабатывающих сигналы, – так называемые нейроны, – которые вместе весят кило двести или около того, единолично5 отвечают за преобразование физической энергии окружающего мира в вашу версию реальности. Еще они, естественно, «на досуге» контролируют большинство телесных функций и поддерживают в вас жизнь. Чтобы выполнять эту важнейшую работу, мозг расходует минимум 20 % энергетических ресурсов организма, хотя он сам составляет всего около 2 % общего веса тела6. Иначе говоря, содержание мозга обходится дорого.
Я бы рассказала вам, как гениально он устроен, но лучше не давайте мне об этом даже заговорить – меня будет не остановить. Эволюции нужно было сделать мозг максимально мощным и при этом удержать вес головы в таких рамках, чтобы ее можно было носить на плечах, поэтому у мозга есть извилины и борозды: поверхность мозга собирается в складки, чтобы поместиться в ограниченное пространство (этот процесс называется «гирификация»)7. Чтобы приблизительно понять, как это выглядит, – просто скомкайте лист бумаги. Если вы «разровняете» обладающий вычислительной мощностью слой нейронов, покрывающий ваш мозг, – кору головного мозга89, – по площади он будет приблизительно как две средние пиццы10. А поскольку ваши мозговые клетки упакованы так плотно, мозгу, в отличие от большинства других органов, негде хранить запасы топлива. В результате ему требуется постоянное поступление глюкозы, даже во сне. В общем, если мы еще не разогнали мощность мозга до максимума, который способен обеспечивать организм, мы к этому очень близки.
Но вам, вероятно, интересно, как по размеру кулаков можно судить о работе вашего мозга. Должна, пожалуй, сразу предупредить: если вы надеетесь прочитать эту книгу и узнать, что, поскольку у вас необычайно крупные руки, ваш мозг лучше, быстрее и мощнее среднего, вас ожидает разочарование11. Поймите меня правильно, в некоторых обстоятельствах размер и правда имеет значение, но наша книга не об этом. Большинство важных характеристик органа, который делает вас вами, не настолько очевидны.
Возьмем, к примеру, научную статью Майкла Макдэниела под названием «Люди с большим мозгом умнее»12. В этой статье Макдэниел анализирует связь между объемом мозга и результатами стандартных тестов на уровень интеллекта на основании данных, собранных у 1500 испытуемых. Как можно заподозрить по спойлеру в названии, люди с большим мозгом и правда склонны получать более высокие результаты тестов на уровень интеллекта1314. Согласно анализу Макдэниела, корреляция между этими двумя переменными, статистическая величина, которая оценивает, что говорит значение одной переменной (размер мозга) о значении другой (результаты теста на уровень интеллекта), составляет 0,33. Если взять квадрат этого числа и умножить на 100, получим величину, которая лучше поддается интерпретации: процент изменчивости одной переменной, объясняемый значением второй переменной. В нашем случае эта доля составляет 10,89 %, и вот что это означает: если вы попытаетесь объяснить, почему люди получают разные баллы за тесты на уровень интеллекта, знание о размерах их мозга приблизит вас к ответу на этот вопрос почти на 11 %. Безусловно, это приличная часть головоломки, но я от души надеюсь, что это заставило вас задуматься о других 89 %, особенно если учесть, что ваш мозг на 100 % отвечает за ваши показатели в любом тесте.
Как устроен ваш мозг
Правда о различиях между мозгом разных людей (или по крайней мере та версия правды, которую создал для меня мой мозг) сложнее, чем «больше значит лучше»15. Это становится понятно, стоит только задуматься над тем, что эволюция вот уже сотни миллионов лет озабочена тем, чтобы впихнуть нам в череп как можно больше «лошадиных сил». Но требования эволюции, которые сформировали ваш мозг, не касались напрямую вопроса размеров. Успех мозга измеряется его способностью управлять телом, в котором он обитает, и перемещать его по окружающему миру таким образом, чтобы оно прожило достаточно долго и успело найти другой мозг, который согласится завести с ним потомство. Со временем в ходе эволюции возникло много разных типов мозга, и каждый был оптимально приспособлен для пилотирования разного рода тел в конкретных условиях их обитания16.
Кроме того, должна предупредить вас, что эта книга не имеет отношения к вопросу о поиске идеального партнера, хотя последняя глава – «Налаживай связи» – посвящена именно тем сложностям, с которыми сталкиваются два мозга, когда пытаются наладить коммуникацию между разными мирами, которые они создали для себя. Напротив, мы собираемся сосредоточиться на той огромной и мощной машине для обработки информации, которую представляет собой ваш мозг – именно ваш и ничей больше. Детали автомобильного двигателя преобразуют энергию аккумулятора или сгорания топлива в механическую силу, которая перемещает автомобиль в окружающей среде, вот так же и цель любого мозга – преобразовать физическую энергию среды, в которой он обитает, в информацию, которую он может использовать, чтобы принимать решения, которые позволят ему маневрировать в окружающем мире с максимальным успехом.
Но тут есть один подвох: Вселенная, в которой мы обитаем, в сущности, бесконечна и постоянно меняется. Ваш мозг при всей своей мощности конечен. Он вынужден обрабатывать внешний мир по одному удобоваримому кусочку. Это как делать серию фотографий с низким разрешением, а потом составлять из них фильм. Для этого требуется принять миллион решений о том, какие фрагменты информации самые важные и как «соединить точки»17 там, где чего-то недостает. Как вы узнаете из этой книги, каждый мозг обходит врожденные ограничения по-своему.
Как у двигателя есть свои механизмы для перевода энергии в движение (количество цилиндров, тип передачи), так и у мозга существует набор конкретных инженерных решений, которые определяют, как именно мозг реконструирует поступающие в него неполные данные, как генерирует мысли, чувства и закономерности принятия решений, которые движут вами и только вами.
Вот как мы подойдем к задаче по выяснению механизма работы вашего мозга. Поскольку у нас нет всего того ультрамодного оборудования, которым я пользуюсь в лаборатории, лучшее, что можем сделать мы с вами, чтобы провести достаточно точную диагностику, – это подвергнуть ваш мозг обратной инженерии на основании того, что вы думаете и чувствуете и как действуете.
В дальнейших главах вы найдете несколько тестов, которые помогут вам лучше понять устройство своего мозга18. Когда мы углубимся в процесс обратной инженерии, вы начнете понимать, в чем преимущества и недостатки каждой из инженерных особенностей мозга, о которых мы будем говорить. И это логично, если учесть, как долго эволюция трудилась над тем, чтобы убрать из мозга те механизмы, которые работают недостаточно хорошо для любого из нас в любой ситуации. Конечно, когда перед нами стоит конкретная задача, может случиться так, что мозгу одного типа ее легче решать, чем другому. Но почти всегда найдется обратная ситуация, где мозг иного типа добьется большего.
Иначе говоря, утверждать, что какой-то мозг лучше, – это как утверждать, будто Honda Civic лучше или хуже Subaru Outback. Конечно, у меня на этот счет личное мнение, но на самом деле это две разные машины, которые инженеры создавали для удовлетворения разных потребностей. Решение, какая из них лучше, во многом зависит от того, для каких целей и для решения каких задач вы покупаете машину. От души надеюсь, что вы не забудете об этом, когда начнете разбираться, как устроен ваш мозг. Эта книга не о том, как выиграть гонку, а о том, как найти свой путь!
Наглядная иллюстрация этой задачи – история с лондонскими таксистами, получившая популярность в 2000 году19. Чтобы получить лицензию, будущий лондонский таксист должен сдать неимоверно трудный экзамен со столь же устрашающим названием «Знания». Для этого экзамена нужно выучить наизусть расположение более 20 000 улиц в Лондоне и его окрестностях (!) – подобный подвиг требует огромных ресурсов памяти. Как вы, должно быть, уже подозреваете, это позволяет довольно быстро отсеять кандидатов вроде меня, чей мозг – сплошная оперативная память и никакого жесткого диска, если можно так выразиться. Экзамен сдают меньше 50 % обучающихся на курсах20 подготовки таксистов, и это при том, что на подготовку уходит два-три года! Так вот, оказывается, мозги лондонских таксистов отличаются от мозгов обычных людей – это так или иначе связано с их геркулесовыми подвигами по запоминанию. Та часть мозга, которую чаще всего связывают с пространственной памятью, – «хвост»21 участка мозга под названием гиппокамп, похожий на морского конька, – у таксистов больше среднего22. Но есть один интересный факт, оставшийся в тени успеха эксперимента: «голова» гиппокампа у таксистов меньше среднего!
Ирландская исследовательница мозга Элеонора Магуайр, открывшая примечательные особенности таксистов, не остановилась на достигнутом и продолжила свои исследования. Чтобы проконтролировать требования среды, в которой действует мозг таксиста, чья задача – проехать на машине по оживленным улицам, ни во что не врезавшись, она сравнила их память с памятью другой группы, чей мозг функционирует в той же среде, а именно с водителями лондонских автобусов23. Результаты этого сравнения просто поражают. Таксисты опережали водителей автобусов по результатам тестов, где нужно было распознать лондонские ориентиры или оценить расстояние между знакомыми местами в городе, а водители автобусов опережали таксистов по результатам тестов, где нужно было рисовать по памяти сложные фигуры или запоминать списки слов. Иначе говоря, результаты тестов таксистов продемонстрировали, что память последних стала лучше по весьма специфическим параметрам, – а именно в том, что позволяет таксисту собирать большие массивы пространственной информации из изучаемых карт. Однако за это улучшение пришлось заплатить существенным снижением других функций памяти, поскольку близлежащие участки мозга занимались решением не своих задач. И хотя я уверена, что вы вполне могли бы устроить в компании таксистов или водителей автобусов оживленные дебаты о том, какая группа «умнее», результаты тестов у них чаще оказывались одинаково прекрасными, чем разными, в том числе результаты тестов на способности, жизненно необходимые в любой среде, например, на умение запоминать сюжеты и узнавать людей в лицо.
Пример с таксистами и водителями автобусов прекрасно иллюстрирует многие принципы устройства мозга, которым посвящена эта книга. Первый принцип – идея доходов и расходов. Если бы у Элеоноры Магуайр не было мотива понять общую картину, было бы очень легко сделать вывод, что больше – действительно значит лучше. У таксистов участок мозга, отвечающий за пространственную память, больше, поэтому они лучше запоминают массивы информации (карты). Если бы я спросила любого случайного прохожего, хочет ли он улучшить свою память, большинство ответило бы утвердительно. Но что бы вы ответили, если бы я спросила вас, что вы предпочтете, – способность запоминать большие объемы пространственной информации или, скажем, способность запоминать список покупок, а может быть, навык зарисовывать по памяти пейзажи и предметы, которые вы видели всего однажды? Ответ, скорее всего, зависел бы от того, что вам нужно от мозга и какой бы вы навык хотели получить, верно?
А это подводит меня ко второму соображению относительно устройства мозга.
Нет смысла решать, что лучше и что хуже, не задумавшись, для чего вам это нужно. В отличие от сравнения Honda Civic с Subaru Outback, устройство вашего мозга складывалось под воздействием среды, в которую он помещен, и задач, которые вы просите его решать. Иначе говоря, может статься, что сейчас ваш мозг – это Subaru Outback, Honda Civic или даже Ford F-150, однако от рождения вы ближе к Volkswagen Beetle или Fiat 500, а такими, как сейчас, стали отчасти благодаря жизненному опыту.
Чтобы помочь вам лучше понять свой мозг, на следующих страницах я собираюсь описать некоторые инженерные решения, которые особенно сильно влияют на то, как вы маневрируете в окружающей среде. В части I поговорим о том, как биологические особенности формируют мозг разных людей – обсудим все, от асимметрий, порождающих специализированные мозговые функции, до химических веществ, которые питают коммуникационные системы вашего мозга. В части II мы рассмотрим, как окружающая среда формирует мозг и одновременно взаимодействует с его врожденными особенностями устройства. Какие задачи должен решать мозг, чтобы добиться успеха, и как разные способы решения этих задач отражаются в разных типах устройства мозга? Некоторые из самых примечательных отличительных черт нашего мозга проявляются, когда мы наблюдаем, как мозг реагирует на самые разные ситуации, через которые мы просим его провести нас: от необходимости адаптироваться к новой среде до желания понимать окружающих и налаживать с ними связь. Но, прежде чем мы начнем обсуждать, как все это работает, я бы хотела еще немного рассказать о теоретических основах устройства мозга, чтобы вы понимали, что я имею в виду, когда говорю: «Это ваш мозг делает вас такими, какие вы есть».
Что значит быть другим?
Для начала мне нужно признаться: меня сильно утешает хорошая книга – художественная и нехудожественная, – которая помогает понять, что некоторые мои черты, которые мне кажутся откровенно странными, на самом деле нормальны. Но мои представления о том, что такое нормальное и аномальное, возможно, отличаются от ваших, поэтому мне кажется, что здесь самое место начать дискуссию. Прежде всего следует отметить, что разница между нормальным и аномальным почти никогда не бинарна. Не то чтобы мы, ученые, носители тайного знания, смотрели на группу людей сквозь свою научную призму и думали: «Норма, норма, норма, БЗИК, норма, норма». Это так не работает.
Напротив, когда изучаешь общий уровень оптимизма, с которым человек смотрит в будущее, или размер его мозга, та характеристика, которая тебя интересует, почти всегда описывается целым рядом переменных. Это значит, что вопрос ставится иначе: вы «в пределах нормы» или «за пределами»? Как же нам определить, где проходит граница?
Тут мне придется сказать вам нечто такое, что понимают не все. Нельзя определить научно, что такое нормальное или аномальное, не понимая природы того, как люди отличаются друг от друга. При этом нам нужно держать в голове, что есть два разных способа определения «нормы»: (1) насколько типичен или атипичен тот или иной способ бытия и (2) насколько он функционален или дисфункционален.
Возьмем, к примеру, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), поскольку у меня есть некоторый личный и профессиональный опыт в этой области. Согласно Диагностическому и статистическому руководству по психическим болезням Американской психиатрической ассоциации (DSM-5), чтобы поставить диагноз СДВГ, нужно выявить у пациента не менее пяти симптомов невнимательности (или гиперактивности)24, сохраняющихся не менее полугода и отрицательно влияющих на его социальную жизнь, академическую успеваемость или профессиональную деятельность25. В число этих симптомов входят: постоянные ошибки из-за невнимательности, недостаточное внимание к деталям, трудности с удержанием внимания, трудности с восприятием информации на слух, неспособность довести до конца задачи или выполнить инструкции, неорганизованность, стремление избегать задач, требующих постоянного умственного напряжения, несобранность, рассеянность и забывчивость. Если вы прочитали этот список и подумали: «Черт побери, это же я!» – вы не одиноки. После того, как один из самых моих талантливых студентов с самыми стабильными академическими успехами получил диагноз СДВГ, когда был уже старшекурсником, я и сама засомневалась, подпадаем ли мы с мужем Андреа под критерии «нормы»26.
К счастью, способность сосредотачиваться – тоже предмет моих исследований с точки зрения «как мозг делает это по-разному». И, как вы узнаете из главы «Фокусируйся», внимание – услуга, которая дорого обходится любому мозгу. Однако, очевидно, есть люди, которым легче других сосредотачиваться на задаче и которые лучше прочих умеют не отвлекаться.
Но вот в чем вопрос: если бы я попыталась при помощи своих лабораторных исследований рассортировать людей на «в пределах нормы» и «за пределами нормы», я бы сосредоточилась целиком и полностью на том, насколько типично то или иное поведение. Совсем как учителя, которые ставят оценки по кривой нормального распределения, применяют средние результаты в классе для того, чтобы вывести конкретные баллы (за средний результат обычно ставят тройку), ученые используют статистику, чтобы решить, типичны или атипичны те или иные чувства, мышление и поведение, оценивая, насколько вероятно обнаружить их в интересующей их выборке. Увы, решение, к какой части диапазона отнести промежуток от «маловероятно» до «аномально», принимается более или менее произвольно. По традиции, многие ученые проводят черту так, чтобы в пределы «нормы» попадали 95 % популяции, а 5 % крайних значений считались «аномальными».
Но, когда эта черта проведена, по разные стороны мы обнаруживаем двух человек, которые угодили в противоположные группы, хотя по всем параметрам похожи друг на друга больше, чем на большинство представителей собственной категории. Один из них очутился «в пределах нормы», а другой – «за». Если вы из тех, кто оказался в категории «за пределами нормы», у вас больше вероятность получить помощь, в том числе и доступ к услугам и лечению. При этом ваш ближайший сосед, попавший в категорию «нормальных», сталкивается приблизительно с такими же трудностями, но ничего об этом не знает и не располагает полезными ресурсами. С другой стороны, он не получает и всего того, с чем ассоциируется ярлык «ненормальный», и, возможно, избавлен от стигматизации.
И все же, если бы мне пришлось провести произвольную черту, основываясь на типичных результатах тестов на внимательность у разных людей, насколько хорошо эти результаты соответствовали бы тем сложностям «в реальной жизни», о которых говорит DSM-5? Короткий ответ – так себе, и вот почему: способность человека «сопротивляться отвлекающим факторам» существует не в вакууме. Она живет в мозге вместе с целым сонмом других особенностей его устройства, которые иногда усугубляют, а иногда компенсируют конкретную проблему. В свою очередь, этот мозг существует в среде с особым набором требований, и иногда ему легко их удовлетворять, а иногда нет.
Это объясняет, почему диагностические критерии СДВГ строятся скорее на функциональности, нежели на типичности. Клиницисты предпочитают не измерять в лаборатории, насколько человек рассеян, а задавать вопросы относительно «негативного влияния на функционирование» у конкретного человека. По данным Центра контроля заболеваний диагноз СДВГ получают в США около 9,4 % детей, и эта доля неуклонно растет. А если СДВГ есть практически у каждого десятого ребенка, нельзя считать, что это «ненормально», правда? Я просто хочу сказать, что, когда речь заходит об устройстве нашего мозга, важно понимать, что типичность (насколько часто те или иные особенности устройства мозга встречаются у разных людей) и функциональность (насколько хорошо эта особенность устройства мозга помогает человеку в конкретных условиях) – это разные критерии, и «норму» можно определять и через тот и через другой параметр.
Эта СТРАНная наука
Чтобы еще сильнее все запутать, позвольте мне заронить семя (сомнения) относительно роли культуры в исторических определениях как типичности, так и функциональности. Прежде всего, если речь идет о типичности, и ученые, и потребители научных данных в равной степени обязаны задать себе важный вопрос: похожи ли те, кого мы исследуем, на обитателей реального мира, относительно которых мы хотим сделать те или иные выводы?