Read the book: «Молва»

© ИП Воробьёв В.А.

© ООО ИД «СОЮЗ»

Середина июля 1941 года

«У меня чудесное настроение! Капитан представил меня к награждению орденом «Румынская корона». Еще десять дней, и я впереди своих солдат войду в Одессу… Говорят, это изумительный город!»

(Из дневника младшего офицера 89-го румынского пехотного полка)

«Солдаты! Враг разбит на всем фронте. Сделайте последнее усилие, чтобы закончить борьбу, не отступайте перед яростными контратаками противника. Только вперед! За два дня вы овладеете самым большим портом на Черном море. Вы покроете себя славой. Весь мир смотрит на вас, весь мир ждет вашего вступления в Одессу. Будьте на высоте. Ваша судьба в ваших руках».

(Из фашистской листовки от 21 августа 1941 года)

«Господин генерал Антонеску приказывает: Командиров соединений, а также командиров полков, батальонов и рот, части которых не наступают со всей решительностью, снимать с постов, предавать суду, а также лишать права на пенсию. Семьи солдат, не идущих в атаку с должным порывом или оставляющих оборонительную линию, лишать земли и пособий на время войны. Солдат, теряющих оружие, расстреливать на месте. Если соединение отступает без основания, начальник обязан установить сзади пулеметы и беспощадно расстреливать бегущих. Всякая слабость, колебания или пассивность в руководстве операцией будут караться беспощадно.

23 августа 1941 года».

«Винтовку – и на фронт»

Враг бросил на штурм Одессы восемнадцать дивизий: пехоту, кавалерию, танки. Фашистские самолеты бомбили город, порт.

«Части Красной Армии и Военно-Морского Флота, – сообщала листовка, расклеенная по городу, – вместе со всеми трудящимися Одессы героически отбивают атаки озверелого врага, нанося ему тяжелые удары. Проявим еще большую храбрость и отвагу в борьбе за родную Одессу!»

Со стороны степи город спешно опоясывали траншеями и противотанковыми рвами. На строительстве оборонительных сооружений работали все, кто мог держать в руках кирку, лопату, лом, старики, женщины, подростки. На Степовой, Дальницкой и других выбегавших в степь улицах баррикады – горы мешков с песком и известнякового камня возвышались до крыш домов. Город превращался в крепость.

В один из этих дней Яшу неожиданно вызвали в райком комсомола.

– Все так же рвешься в бой? – спросил секретарь райкома комсомола, едва Яша перешагнул порог кабинета.

Прищурившись, Яша недоверчиво посмотрел на секретаря. Чего это он вдруг? Говорили вроде недавно. Недели две назад.

«Придет еще твое время, повоюешь, – сказал тогда секретарь Яше и, посмотрев на него усталыми, воспаленными глазами, добавил: – А пока собирай хлопцев – айда рыть окопы».

«Винтовку – и на фронт», – стоял на своем Яша.

«Лопату в руки и рыть окопы», – повторил секретарь жестко и, прикрыв ладонью Яшино заявление, дал понять, что разговор окончен.

А вот сегодня его вызвали в райком.

– Да разве один я, многие ребята хотели бы сейчас быть там, – после небольшой паузы ответил Яша, кивнув головой в сторону, откуда доносился гул канонады.

– Почему же до сих пор не среди бойцов?

– Пробовали, не получилось, – он горько усмехнулся, вспомнив, как первый раз их вернули с полдороги, а второй – почти с передовой…

– А траншеи рыли?

Вместо ответа Яша молча показал ладони, покрытые желтыми бугорками мозолей.

– Вот что, – секретарь встал, заходил по кабинету. – Вашу мореходку скоро эвакуируют…

Сердце у Яши екнуло. Неужели придется уезжать с училищем?

«А как же родные? – хотел спросить он. – Ведь дома больной, парализованный отец, мать, сестренка, брат Лешка».

Вдруг ухнуло так, что задрожали стекла, и в стакане, стоявшем на столе, задребезжала ложечка.

– Дальнобойными бьют, – определил секретарь.

Он вынул из стакана ложечку, положил на ворох бумаг.

– Тут один человек заходил, смотрел заявления ребят, которые на фронт просятся. Твое заявление его заинтересовало.

Затем, ничего не объясняя, неожиданно спросил:

– Где санаторий Дзержинского, знаешь? Завтра вечером направляйся туда. Спросишь дядю Володю. Можешь идти.

– Гордиенко! – остановил он Яшу, когда тот уже пробегал мимо его окна. – Отнеси, пожалуйста, вот это на радио… Да, на Манежную, сорок девять, где раньше был Дом народного творчества. Здесь стихи фронтовиков!

Через открытое окно он протянул Яше пакет.

– Почему такая таинственность? – размышлял Яша, шагая по улице. При чем тут санаторий? Может, в отряд добровольцев записывают там? Но зачем тогда обращаться к какому-то дяде Володе? Отряд, даже добровольческий, наверняка возглавляет командир. А у командира звание… И почему, наконец, надо идти в санаторий завтра, а не сегодня? Да и что особенного в его заявлении? «Хочу бить фашистских гадов. Прошу направить добровольцем на фронт». Вот и все. Подпись. Число. Примерно так писали в своих заявлениях и другие ребята Саша Чиков, Николай и Ваня Музыченко, Гриша Любарский, родной брат Алексей, которого не взяли в армию из-за плоскостопия.

День был солнечный, теплый. С моря дул свежий солоноватый ветер. На Манежной улице у возведенной баррикады мальчишки гоняли мяч. Возле дома сорок семь две чернявенькие девчушки – видимо, сестрички, так как были одеты в одинаковые синие платьица, – играли в классы. Еще одна девочка – она была в розовой вязаной кофточке – стояла в тени под акацией и наблюдала за игрой. На ступеньках дома сидела женщина с грудным ребенком.

Яша подмигнул девочкам, на одной ноге проскакал по квадратам, обозначавшим классы, и вбежал в подъезд дома сорок девять. На стенах длинного коридора висели гитары и мандолины, акварели и портреты. Здесь же, в коридоре, пожилая женщина в очках в золотой оправе сидела за небольшим столом и что-то печатала на стареньком «Ундервуде». К столу был прислонен большой пузатый контрабас. Недалеко от женщины на высоком стуле восседал молодой парень с винтовкой. Увидев Яшу, парень наклонил к себе штык винтовки: давай, мол, сюда.

– А, стихи фронтовиков! Это ей, – он кивнул в сторону женщины.

Та глянула на Яшу поверх очков, молча указала глазами на край стола.

– Внимание! Воздушная тревога! – раздался вдруг из тарелки репродуктора, висевшей над входной дверью, голос диктора.

– Тебе, мальчик, лучше переждать здесь, – посоветовала женщина, не отрываясь от своего занятия.

В следующее мгновение дом вздрогнул от страшного взрыва.

С потолка и стен посыпалась штукатурка. Упали, жалобно зазвенев струнами, гитары и мандолины. Входная дверь распахнулась, оглушительно захлопнулась и снова раскрылась. За первым взрывом последовал второй, еще более сильный. Пронзительно вскрикнула, схватившись за голову, женщина. Грохнулся, слетев со стула, парень. Яшу тоже швырнуло на пол, и, упав, он поранил руку о разбитый контрабас.

Еще три взрыва подряд. Коридор заволокла плотная мгла…

Очнувшись, Яша стал пробираться к выходу. Нащупав дверной косяк, шагнул на улицу. Соседнего дома, на ступеньках которого несколько минут назад сидела женщина с ребенком, не было. Над грудами щебня стелился едкий дым. Девочка в розовой кофточке лежала навзничь, придавленная стволом акации. Посредине улицы, у баррикады, там, где мальчишки недавно гоняли мяч, громоздилась крыша, сорванная с дома, из которого он только что выбрался.

Дядя Володя

Трамвай по Пролетарскому бульвару не ходил: была повреждена и еще не восстановлена линия. До санатория Яша добрался пешком.

У железных ворот его остановил часовой.

– К кому?

– К дяде Володе.

– Ах, к капитану! Проходи, в главном корпусе он.

Косые лучи заходящего солнца приглушенной позолотой легли на гладкие стволы деревьев. К главному корпусу вела прямая платановая аллея. Вокруг стояла сторожкая тишина. Лишь где-то в цветах жужжал шмель.

У входа в здание Яша увидел мужчину в полувоенной форме и девушку. Мужчина был выше среднего роста, подтянутый, статный. Девушка с небольшими косичками, в ярком красном сарафане выглядела подростком.

Мужчина перочинным ножиком вырезал из куска дерева какую-то замысловатую фигурку и слушал девушку.

– Боюсь я, – говорила девушка. – Когда стреляю, глаза сами закрываются.

– Все, что вы говорите, Тамара, звучит как-то по-детски, честное слово, – сказал вдруг мужчина, положив ей на плечо руку. – Пока есть время, идите к Петренко и просите его взять над вами шефство.

– Зачем же мы так долго говорили? – удивилась девушка.

Действительно, зачем? – усмехнулся мужчина и, заметив Яшу, спросил: – К дяде Володе?

– Ага, – кивнул Яша. – К нему.

Девушка, видимо, обидевшись на своего собеседника, резко повернулась и, взбежав на крыльцо корпуса, хлопнула входной дверью.

– Как, ничего? – мужчина протянул Яше вещицу, которую вырезал из корня, изящную фигурку.

– Ничего, – одобрил Яша. Как живая.

Вещица и впрямь была хороша: встречный ветер распушил, разметал волосы женщины, а сама она, приложив ко лбу ладонь козырьком, смотрела куда-то вдаль – рыбачка, ждущая родной парус.

– Вам бы с моим отцом на пару работать, во бы артель получилась! – Яша поднял вверх большой палец.

– Он что, твой отец, тоже увлекается этим?

– Еще как! Соседи говорят, что, продавай он своих зверюшек, рыбачек, рыб диковинных, мы бы миллионерами стали.

– А он что?

– Улыбается в усы и раздаривает свои фигурки направо-налево…. Совсем плох он стал, парализовало его.

– Он, кажется, на «Синопе» когда-то плавал?

– Точно… А вы откуда знаете?

Мужчина пристально поглядел на Яшу.

– Так вот ты, оказывается, какой, – произнес он, – что ж, давай знакомиться: капитан Бадаев [Подпольная фамилия Героя Советского Союза Владимира Александровича Молодцова. В.А.Молодцов чекист, москвич, был послан в Одессу для организации подполья – Здесь и далее примеч. автора], тот самый дядя Володя, которого ты ищешь.

Из внутреннего кармана пиджака капитан достал сложенный вчетверо лист бумаги в косую линейку.

– Узнаешь?

Яша кивнул. Да, это его заявление.

– Не передумал?

Яша помотал головой – нет, не передумал.

– На фронте, знаешь ли, стреляют…

Большие карие глаза капитана испытующе смотрят на Яшу.

– Знаю, что на фронте стреляют, – согласился Яша.

– И случается…

– Мне бы вот только винтовку или шпаер, – прервал молчание Яша.

– Шпаер? – удивился Бадаев. – А что это такое?

– Как что? Пистолет.

– Ах, пистолет! Ну, ну…

Бадаев стал расспрашивать Яшу о друзьях, родителях, любимых книгах. Яша разговорился, и вскоре ему уже казалось, что с этим дядей Володей они знакомы давным-давно. Он рассказал капитану и про своих друзей из мореходки, и про шаланду «Диану», и про походы в катакомбы.

– Неужели спускались в катакомбы? А я и не знал об этом, – удивился Бадаев. – Одни, без взрослых? И не страшно было?

Яша улыбнулся. Прошлым летом они проникали в лабиринт через «барсучью нору» в скальной балке недалеко от села Нерубайского. Этот лаз был известен лишь их мальчишеской компании. Как-то они заметили на камне-ракушечнике изумрудную ящерицу. Она грелась на солнышке и, казалось, не замечала опасности. Но как только ребята приблизились к ящерице, она проворно шмыгнула под куст шиповника и исчезла. Приподняв ветки, ребята увидели в лимонно-серой глыбе камня трещину. Они вбили в землю колышек, привязали к нему веревку и, замирая от страха – дыра была узкая и темная, – один за другим спустились вниз. Так они впервые пробрались в катакомбы. Случайно обнаруженную дыру назвали почему-то «барсучьей», хотя всякий раз, когда ребята приходили в балку, на камне грелась все та же темно-изумрудная ящерица…

В подземных лабиринтах, обширных, запутанных, мрачных, всегда было холодно и сыро, риск заблудиться в бесчисленных штольнях и штреках был огромный, но, холодея от страха, ребята продвигались все дальше и дальше. Иногда они вспугивали летучую мышь и в ужасе шарахались от нее в сторону. Иногда, и это было страшнее всего, гасла свеча, и ребят обволакивала кромешная темень. Сбившись в кучу, вздрагивая от шорохов и своих приглушенных голосов, мальчишки испытывали себя, сочиняя полные жути небылицы.

Бадаев слушал Яшу с большим вниманием.

– Кто твой любимый герой? – спросил он, когда Яша кончил рассказывать о катакомбах.

– Павка, – ответил Яша, не задумываясь. – Вот был человечина, а?

– Корчагин-то? Да, огневой был парень.

– Завидую я ему.

– Ты хотел бы оказаться на его месте?

– А кто бы не хотел? Мы с ребятами не один раз об этом толковали. Я в школе на эту тему даже сочинение писал, – вспомнил Яша.

– И сколько же получил, пятерку?

Яша вздохнул:

– Вашу бы доброту да нашему учителю!.. «Слишком, друг мой, сказал он, – стиль души у тебя беспокойный».

– О твоем «стиле души» я уже кое-что слышал, улыбнулся Бадаев, – а сейчас, дружок, вот что, в голосе капитана появились озабоченные нотки, – пройдем-ка ко мне. Они поднялись на второй этаж и вошли в комнату с табличкой «Главврач». Бадаев подошел к столу и, как будто что-то вспомнив, начал выкладывать рядом с железной пепельницей с изображением царицы Тамары разную карманную всячину: алюминиевую со сломанным посредине зубцом расческу; черную авторучку; синий с острым, как пика, наконечником, карандаш; жестяную, видимо от шинели, пуговицу со звездочкой; пачку «Норда» с добродушным белым медведем на ней и, наконец, небольшой плоский «кольт», к которому Яша так и прикипел взглядом. Когда содержимое карманов иссякло, капитан достал из-под подушки потрепанный томик рассказов Джека Лондона и положил его около расчески.

– Вот, пожалуй, и все, – сказал он. – У тебя тридцать секунд, понял? Смотри внимательно и запоминай, где лежит…

Говоря это, Бадаев следил за бегом секундной стрелки на часах.

– Кругом! – скомандовал он, когда стрелка высекла последнее, тридцатое мгновенье.

Быстро поменяв местами некоторые вещи, капитан разрешил Яше повернуться.

– Шпаер там же, Царица Тамара тоже… едва взглянув на стол, начал Яша. Хотя стоп. Пепельница стояла возле расчески, а сейчас около пуговицы. Еще… Карандаш и ручку вы поменяли местами, а так вроде все как было…

– Молодец, – похвалил Бадаев И повторил все заново.

И снова Яша заметил все изменения на столе.

– Хорошо, очень хорошо, – сказал Бадаев и, взглянув на часы, схватился за голову. – Как же мы увлеклись! Через час «Коминтерн» в Севастополь уходит, а я письмо, очень важное письмо не передал… Кажется, все… Да, это уж точно, не успею. К тому же еще и пропуска нет.

Яша скептически махнул рукой.

– Пропуск! Вот еще! Можно и без него.

– Без пропуска в порт? Ну, знаешь ли!.. В порт сейчас и мышь без специальной бумажки не проскочит.

– Мышь, может, и не проскочит, а я смогу, – заявил Яша. – Не верите? Давайте ваше письмо.

– Ну?! Неужто не шутишь? медленно, словно что-то обдумывая, произнес Бадаев. – Если тебе удастся передать на эсминец письмо, буду благодарен.

Когда Яша приблизился к трапу боевого корабля, его встретил… капитан Бадаев.

– Вы?! – воскликнул Яша.

– Так получилось, – объяснил Бадаев. – Ты убежал, а тут попутная машина в порт… Опередил я тебя, выходит.

– Потрясающе! – сказал Яша, с трудом переводя дыхание. Я так спешил.

– Да, потрясающе! – повторил Бадаев, – Как же тебе удалось миновать часовых? «Он меня проверял», – догадался Яша.

Энск – это Одесса

– Представь, что мы оба получили задание остаться в городе, который будет занят врагом, – сказал как-то Бадаев Яше.

– Красная Армия не оставит Одессу никогда!

– Не кипятись, выслушай. Допустим, что город Энск, в котором нам предстоит действовать, похож на Одессу. Времени у нас в обрез, мы прибыли накануне эвакуации. Подумай, прикинь, где бы мы могли обосноваться.

– Квартира должна быть с черным ходом? – задал вопрос Яша, начиная догадываться, что весь этот разговор дядя Володя – теперь он называл капитана только так – затеял неспроста.

– Да, черный ход должен быть обязательно. Но ходом или выходом может послужить и любое окно. Важно, чтобы оно выходило не на ту улицу, куда ведет парадное, а в соседний переулок, в проходной двор.

– Это задание?

– Задание-экзамен, – уточнил Владимир Александрович. – Времени у тебя – неделя. Задание было не из легких. Яша ломал голову, как за него взяться. Помог случай. Враг захватил Беляевку и перекрыл подачу воды в город. В Одессе срочно начали рыть колодцы и бурить артезианские скважины. За расходом воды был установлен строжайший контроль – отпускали ее только по специальным карточкам, которые выдавало горжилуправление. Яша заходил в незнакомые квартиры и, представившись активистом горжилуправления, интересовался, обеспечена ли семья водой, проверял попутно, соблюдается ли светомаскировка, и уходил, вежливо извинившись за непрошеное вторжение. Однако, несмотря на все его старания, ему не везло. Одни квартиры не годились потому, что были коммунальными, и, стало быть, народу в них было как семечек в подсолнухе. Другие просто не подходили. Однажды, когда Яша после очередного неудачного похода вернулся домой, мать велела ему позвать сестренку из квартиры напротив. Проживавшие в ней соседи эвакуировались, и квартира, еще недавно, как улей, шумная, опустела.

Нина играла в дальней комнате.

– Иди, я сейчас, – проводил Яша сестру и закрыл за ней дверь.

То, что он искал бог знает где, оказывается, и искать-то далеко не надо было. Вот она, квартира, в которой, находясь в городе Энске, они с капитаном Бадаевым жили бы как у бога за пазухой. Дом угловой. Первый этаж. Вход не прямо с улицы, с Нежинской, а в небольшом внутреннем дворике. Под аркой, что ведет во дворик, еще один подъезд. Яша представил себе, как, уходя от погони, он ныряет под арку, пересекает дворик и мгновенно скрывается в этой квартире. Шпик тоже влетает под арку и застывает в растерянности: Куда бежать? Где искать того, кого он только что преследовал? Здесь, в подъезде под аркой, или там, в подъезде, что во дворике? Пока шпик размышляет, он, Яков, выигрывает несколько мгновений, запирает за собой дверь, вбегает в кухню, открывает окно и прыгает в соседний двор, отсюда прямо на перекресток двух улиц: Розы Люксембург и 10-летия Красной Армии…

Довольный находкой, Яша вышел из квартиры и немало удивился, увидев на лестнице дядю Володю.

– Чайком не угостишь, не прогонишь? – спросил Бадаев и обнял Яшу за плечи.

Яша повеселел.

– А как с заданием? – поинтересовался капитан.

– Пожалуйста!

Яша распахнул дверь соседней квартиры.

Бадаев осмотрел ее и улыбнулся.

– А еще в доме есть пустые квартиры?

– Да, – упавшим голосом ответил Яша, подумав, что квартира не очень понравилась и с заданием он не справился. – Наверху, на четвертом этаже. Там жил доктор, но он перед самой войной уехал к сыну на Дальний Восток.

– Давай и ее посмотрим, – сказал дядя Володя и ободряюще похлопал Яшу по плечу.

Квартира доктора состояла из пяти просторных комнат. Три из них были расположены по длинному коридору слева, две справа. Из кухни был черный ход на небольшую площадку, на которую снизу, завиваясь резкой спиралью и минуя все этажи, взбегала железная, похожая на штопор винтовая лестница. Вела она и на чердак. Обследовав ее, капитан и Яша убедились, что попасть на кухню можно с внутреннего дворика, с первого этажа и из подвала. А по подвалу можно пройти под домом по улице 10-летия Красной Армии и выйти на Нежинскую улицу.

– Ну что ж, пожалуй, на этом и остановимся, – сказал капитан, когда они вернулись в квартиру доктора и расположились в столовой.

Яша уселся в кресло-качалку и с удовольствием стал раскачиваться взад-вперед. Бадаев, попридержав качалку рукой, заговорил:

– Теперь, Яша, слушай меня внимательно: ты, наверно, уже догадался, что город Энск – это и есть Одесса…

Яша стремительно вскочил, кресло, скрипнув, отлетело к стене.

– Но Красная Армия перешла под Одессой в наступление, она не оставит наш город! Дядя Володя! – Яша схватил капитана за рукав телогрейки. – Скажите, что это неправда! Красная Армия не оставит Одессу! – закричал он.

– Нет, Яков, это правда. Неприятная, горькая правда… Посуди сам, ведь ты человек взрослый: наш город оказался в тылу врага. Фашисты наседают, на смену одним дивизиям, поколоченным нами, бросают новые, свежие. Нам же подмога поступает только морем, из Севастополя. А враг в Крыму рвется к Севастополю, главной базе Черноморского флота. Вот почему решено эвакуировать войска, защищающие Одессу, и за их счет усилить оборону Крымского полуострова…

На глазах Яши Бадаев увидел слезы.

– Ну, ну, друг, – капитан подошел к Яше, – выше голову! Наши уходят. Уходят, но вернутся. Нам же, бойцам особого фронта, партия поручает трудное и ответственное задание…

* * *

Радиограмма В.А. Молодцова-Бадаева в Москву от 13 октября 1941 года.

«Партизанский отряд располагается в катакомбах близ села Нерубайское, в шести километрах от главного входа. Доставка оружия и продовольствия закончена. Телефонная связь с постами охраны и наблюдения установлена. Для работы в городе сформирована молодежная группа. Во главе поставлен Яков Гордиенко, смелый и энергичный парень».