Read the book: «Глубокий рейд, книга 2 «Голова»»

ГЛУБОКИЙ РЕЙД

Книга 2. Голова

Глава 1

Сотник был из таких людей, которых казаки называли въедливыми. Немного рябой, лысоватый, он принёс зачем-то настоящую заламинированную карту болот, хотя мог обойтись и обычным офицерским планшетом. Обвёл небольшой круг на карте и спросил, обращаясь именно к Акиму:

– Прапорщик, здесь вы их зафиксировали в первый раз?

– Да… – Саблин разглядывает карту; он, честно говоря, не понимает, почему сотник спрашивает именно у него, это ведь не он «сидел на РЭБе». Он не очень хорошо себя чувствует. Уж больно ему досталось в последнем деле, голова тяжёлая… Это от лекарств. Медик сказал, что страшного ничего нет, но обещал, что отёк на затылке поболит, да и сама голова тоже. Может ещё и тошнить. Не врал медик. Всё было, как и обещал. Оно и понятно – сотрясение вместо с контузией. Саблин собирается с силами, чуть встряхнув головой и разглядев карту, добавляет: – Ну да… Вроде тут.

И лишь после этого сотник оборачивается к Ряжкину:

– Это место? А вы помните?

– Оно, кажись, – Вася разглядывает карту. – Но я же журнала не вёл… Не на войне вроде были… Так, на память скажу… Ну… да… Вот тут я дрон их запеленговал, удивился ещё, что сигнал кодированный… – он водит пальцем… – Да… Тут… А мы шли… – он опять указывает пальцем. – На юго-восток к вам… И тогда Аким приказал менять курс, и мы взяли юго-юго-восток… И пошли на полных оборотах. На Сосновку, но шли так недолго… – он глядит то на Саблина, то на Калмыкова, – кажись, и часа так не шли.

– Да нет, какой там час, полчаса, не больше, – вспоминает Калмыков. – Потом они дрон кинули…

Второй офицер в звании есаула… вообще-то он молод для такого звания, ему на вид лет тридцать пять, или чуть больше… он почти ничего не говорит, но все их слова записывает себе в планшет и потом отмечает что-то у себя на электронной карте. Он нет-нет, да и зыркнет на кого-то из казаков, остановит взгляд и изучает.

Неприятный такой у него взгляд, он словно не доверяет им. Да, эти два офицера им не доверяют.

У обоих на рукавах гимнастёрок только цифра «четыре», обведенная в круг. И больше ничего. Ни рода войск, ни номера части. А это говорит о том, что офицеры эти из Четвёртой дивизии. Из штаба. Но уж точно не интенданты, и не оружейники какие-нибудь. Оба внимательные и немногословные, с нехорошими глазами. Как и положено… разведчикам.

– И вот тут я понял, что у них три лодки, – продолжает водить пальцем по карте радист. – Вот тут…

Офицеры рассматривают карту, и сотник произносит задумчиво:

– Да-а… Жаль, конечно, что вы не вели ЖБД (журнал боевых действий), – а потом снова спрашивает: – И вот в этом месте вы сбросили обороты и пошли на средних? – и теперь переводит взгляд на Калмыкова.

– Ну, так старший приказал, – отвечает Денис.

Офицер смотрит на Саблина.

– Да не уйти от них было, – вспоминает Аким. А сам начинает трогать затылок. Теперь сомнений у него не осталось: голова заболела снова. Видно, действие обезболивающего заканчивалось.

– Нипочём не уйти, – сразу поддерживает командира Калмыков. – У них моторы – жуть. Мощи нечеловеческой. У Акима… то есть у прапорщика Саблина… мотор тоже хороший, но с теми ему… Нет, не тягаться…

– Да чего там говорить, – Ряжкин сначала машет рукой, а потом руки и разводит, желая показать что-то большое. – Они вот такие… Мы как первую лодку расстреляли, как глянули… Там мотор… килограммов сто одного железа. Как от таких уйти?

– А где вы расстреляли их первую лодку? – теперь как раз заговорил есаул, оторвавшись от своего планшета. – Местечко сможете вспомнить?

– Да где там вспомнить? – сомневается Саблин. И снова морщится. Боль в голове начинает усиливаться… Пульсирует. – Это вон только если радист наш вспомнит. Я за другим следил.

Сотник глядит на Акима долгим взглядом, а потом и произносит:

– Прапорщик, идите в медсанчасть, – и после пары секунд – пока до Акима доходили его слова – добавляет: – Казак Калмыков, проводите прапорщика.

– Есть проводить прапорщика, – Денис тут же поднимается с места. И после него встаёт Саблин.

«Этот сотник специально нас с Денисом выпроводил, потом Васю отпустят, позовут Дениса, снова опросят и будут сравнивать сказанное, – и Саблину это не нравилось. – Чего цепляются, чего допрос устроили? Первый раз, что ли, казаки в болоте от переделанных отбиваются?».

Саблин и Денис выходят из кабинета и идут по бетонному коридору, освещенному редкими, тусклыми лампами.

Они, когда вышли с острова, на котором был у них бой, пошли на вторую заставу, ту, что прозывалась ещё «северной», но на тот момент там, на самой большой и мощной из трех застав, как назло, в медсанчасти не было медика. Казаки-медики были не в счёт, они могли только первую помощь оказать, а вот посмотреть, что у Акима с головой, пользуясь даже самым простым томографом… Ну, даже если бы кто из местных и смог включить аппарат и сделать «картинку», так её ещё нужно было растолковать, а в этом деле без опытного врача никак. И пришлось казакам второго полка ехать дальше. На первую заставу, на «восточную». А там к их приезду уже подготовились, медики были на месте, оборудование работало. Там только и взялись за Саблина как следует: анализы, рентген, томограф… Лекарствами напичкали сразу. Всё как полагается. И, слава Богу, немолодой уже врач сообщил ему на следующее утро, что ничего страшного с головой нет. А насчёт руки Аким и не волновался. Рука – дело наживное, можно и новую вырастить, ежели что. Были бы деньги. В общем, на больничной койке он находиться не захотел, в госпиталь на берег тоже. И тогда, посовещавшись, казаки решили: раз с командиром всё в порядке, ехать к себе в Болотную. Но сразу их не отпустили. Комендант заставы прапорщик Свахин нашёл их, когда они были у пирсов и подняли лодку для осмотра, чтобы убедиться, что на ней можно дойти до дома. Комендант прошёлся вокруг лодки, даже потрогал заваренные наспех пробоины пальцем, а потом и сказал:

– Казаки, задержитесь малость.

– А чего? – удивился Калмыков.

– Так, погутарить с вами хотят.

– Разведка, что ли? – сразу понял Ряжкин.

– Ну, так… – Свахин делает жест: сами понимаете. – Я вчера рапорт отправил в полк, а сегодня вот пришла директива.

– Значит, из вашего полка приедут поговорить с нами, – произнёс Денис таким тоном, каким обычно говорят: ну, надо – так надо.

– Выше бери, – отвечает ему комендант. – Из дивизии. К вечеру обещают быть. А вы пока отдыхайте, я приказал вашу лодку подшаманить, сейчас люди придут, поглядят её, если что – подварят, подчистят, мотор посмотрят…

– Мотор трогать не нужно, – сразу предупредил Саблин.

– Он к своему мотору никого не подпускает, – посмеялся Ряжкин.

– Добре… Мотор трогать не будут, – заверил Акима комендант, – а вы, пока разведка не приехала, можете отдыхать, любые койки выбирайте, я кашеварам приказал питать вас по первой статье: компоты персиковые, булки из пшеницы – всё как положено; тебе, прапорщик, койка в медсанчасти с массажем… очень хорошая… капельницы там, лекарства… и всё такое…

– Да, я понял, – кивает Аким.

А после комендант ушёл.

– Понял, Денис? – говорит Ряжкин Калмыкову со значением. – Из дивизии по твою душу приезжают.

– Итить ты, ядрёный ёрш, вот оно чего…– отвечает тот ему в тон, дескать: понимаю, из дивизии!

Шутят. Настроение у казаков хорошее. Так всегда бывает. Несколько дней после тяжёлого, но успешного дела в подразделениях всегда царит хорошее настроение.

В общем, Аким пошёл в медсанчасть, поваляться на кровати с массажёром, лекарств попить, так как чувствовал себя ещё нехорошо, а Калмыков и Ряжкин пошли в курилку, языками трепать с казаками из других полков. Про жизнь, войну и болото разговаривать.

И дождались. К ночи в бетонных помещениях с низкими потолками и влажными стенами появились два офицера. Аким сразу подумал, что надо было ему с товарищами уехать раньше, но раз уж дождались…

А те, естественно, стали скрупулёзно разбирать весь бой, что случился у них с переделанными. Их интересовало всё, включая время, координаты событий и даже откуда они знали про заброшенную в болотах заставу. И, конечно же, одними из первых заданы были казакам вопросы о целях путешествия. Куда ездили? Зачем? Кто просил? А вот на эти вопросы ни Ряжкин, ни Калмыков ответить не могли. И тут они кивали на Акима: а это вот он знает.

И тогда прапорщику пришлось сказать офицерам разведки:

– То дело частное, денежное. К военным делам касательства не имеет.

Сказал как отрезал. И оба офицера, и сотник, и есаул, уставились на него и долго смотрели, не произнося ни слова, как будто ждали продолжения. Или пояснения какого. Но молчаливый прапорщик с санитарной повязкой на голове так ничего и не добавил к сказанному. И вот теперь, когда лысый сотник, оставив Ряжкина, выпроводил их с Калмыковым из помещения, Аким сразу подумал, что сейчас офицеры разведки вдвоём будут вытягивать из Васи подробности. Где были? С кем говорили? Что забрали? И всё это совсем не нравилось Саблину. Вася, конечно, им скажет, что ходили к Камню. На Мужи. Зачем? – спросят разведчики. Да ящики какие-то забрать. Ах, ящики. А у кого забирали? А что там?

И тут Саблин берёт Калмыкова под локоть, останавливает.

– Слушай, Денис. Давай-ка собираться будем.

– Чего? – не понял тот. Казак удивлённо глядит на товарища. – Как собираться? А голова твоя?

– Да всё с нею в порядке, я таблеток с собой возьму… Давай, загостились мы тут. Пора.

– Так три утра только. Темень ещё стоит, а эти места мы знаем плохо, – всё ещё не понимает Калмыков.

– Ничего, пока соберёмся, – говорит ему Аким, – пока выйдем, чуток по темну пройдём, а там и рассвет. А дальше места нам знакомые, на хороших оборотах пойдём, может, до ночи до дому добраться успеем.

– Ну, часов за двадцать дойти, в принципе, сможем, – как-то нехотя соглашается Калмыков.

Саблин в этом уверен, тут уже начинается его болото.

– Так Васю-то хоть подождём? Или… – Денис всё ещё сомневается, смотрит на прапорщика вопросительно.

– Да ты что? В своём уме? – Саблин даже сердится на товарища, отчего у него в голове вспыхивает боль. Он морщится, аккуратно трогает бинты на затылке и заканчивает: – Конечно подождём, как без него-то?

Тут Денис вроде успокаивается. И пока их товарища опрашивали офицеры из разведки, казаки собрали свои вещи и снесли их вниз, в ангар для лодок, к воде. Там парочка мастеров втащила их лодку на стапель и проводила ремонт. Как и обещал комендант: бесплатный.

– Ну, что тут? – спросил у них Аким, надевая респиратор и заходя под поднятую лодку. Тут герметичность помещения была не такая, как на всей заставе, всё-таки вода – вот она.

– Да вот, – отвечает один из мастеров, немолодой уже человек с чёрными от железной работы руками. Он светит фонарём и указывает: – Вот шов треснул – я подварил, вот тут дыра была под рундуком, сварка, когда варили, плохо легла, не взялась, вода тут должна была проходить.

– Да впопыхах я варил, – как бы оправдывается Денис. Он тоже уже в респираторе, залазит под лодку, смотрит швы. Трогает шов пальцем. – Где варено плохо? Тут, что ли?

– Мы бой вели, – поясняет мастеру Саблин, – нам тогда не до ровных швов было.

– А-а, – мастер понимает. – А я смотрю – лодка хорошая, а вся побитая. Досталось, смотрю, лодчонке. Переделанные на вас наседали, говорят?

– Ага, – не без гордости отвечает ему Денис, всё ещё разглядывая швы на днище лодки, – наседали-наседали, да отнаседались.

– Побили вы их, значит? – подводит итог мастер.

– А как же, мы же второй полк!

– Хе-хе, – мастер трясёт головой и посмеивается. – Что ни казак – всё бахвал. И каждый свой полк славит. Наши такие же обормоты, – они все выходят из-под лодки, и мастер заканчивает: – Всё вроде хорошо сделал, но я бы на вашем месте, как прибудете, ещё раз осмотрел бы корпус, всё равно листы на бортах и на днище поменял бы. Их повело малость, равнять надо, на камень вдруг налетишь, рассыпаться лодка может.

Для Саблина, который любил и берёг свою лодку, слышать подобное было горько. А тут ещё спрыгивает сверху второй мастер, молодой, ловкий такой, и говорит:

– Слышь, казаки, а у вас там в лодке невыключенное что-то.

– Чего? – не понимает Денис. – Чего там невыключенного?

Да и Саблин тоже не понимает молодого. Они оба смотрят на него, а тот им объясняет:

– Там в ящике у вас что-то включённое. Может, прибор какой, он полежит, да и начинает стучать. Два раза стучал.

И тут Калмыков переводит взгляд на командира: ну, чего скажешь?

И Аким делает вид, что так и должно быть:

– А, это… – он машет рукой. – Это нормально, там… – он думает, что сказать ждущим объяснения мастерам, но нужных слов не находит. – Это… кое-что нужное…

Ну, нужное – значит нужное, мастера дальше не расспрашивают, а казаки благодарят их и помогают спустить лодку со стапеля на воду.

Потом начинают укладывать в неё личные вещи, проверять бак мотора, в общем, готовиться.

– Поесть бы надо, – вспоминает Калмыков. – Почитай, сутки в дороге проведём. Интересно, у них тут во сколько столовка открывается?

– Иди узнай, – говорит ему Саблин. Сам он теперь не хочет отходить от лодки. – И нам с Васей принеси чего-нибудь.

– Ага, есть принести чего-нибудь, – отвечает Денис и уходит.

А Аким остаётся в большом ангаре почти один, «на воротах»; конечно, есть часовой, но он далеко, читает что-то или смотрит в планшете. Ему не до Саблина. Аким достаёт одну таблетку из пластиковой банки и запивает её водой. Прапорщик понимает, что дорога выйдет для него нелёгкой. Конечно, лучше бы ему было отлежаться тут пару дней на кровати с массажем, под капельницами. Но из-за этих ящиков он не чувствует себя тут спокойно.

«Вот втянул Савченко в эту кугу, а сам помер. Хрен его знает, что теперь делать. Ладно, приеду, всё выясню и уже дома решу…».

Он вздыхает и садится в лодку. Заодно начинает смотреть, как мужики подправили её изнутри. Прапорщик заглядывает под рундук, смотрит корму, что была пробита. Левый борт, самый изуродованный, никто, конечно, не тронул.

«Ну, вроде ничего… – но сам он, конечно же, заварил бы дыры не так. – Ладно, до Болотной дотянем, а там, дома, уже будет видно».

***

Вернулся Денис с армейскими упаковками еды, стал передавать их Акиму и говорить:

– Столовая ещё не работает, кашевары только заступили, так что разносолов не жди, товарищ прапорщик, вот, старший их выдал, когда я сказал, что завтрака ждать не будем. Расписаться за полученное заставил.

– Угу, – Саблин всё складывает в рундук, а так как казак собирается залезать в лодку, он его останавливает. – Слышь, Денис, ты, это, сходи за Васей, чтобы он нас не искал, а как его разведчики отпустят, так ты его сразу сюда веди.

– А, – понимает Калмыков. – Ладно… Придём – и сразу в дорогу?

– Угу, – соглашается Аким и садится к мотору, осмотреть, проверить всё: масло, свечи, тросик акселератора, вал, винт… В общем, всё, чтобы в долгой предстоящей дороге не было с этим никаких сюрпризов.

Он всё успел проверить и перепроверить, ведь товарищей пришлось ждать примерно час. Даже спать захотел. А как только Вася и Денис появились, так сразу сели в лодку, стали надевать свои КХЗ, Аким же завел мотор и на самых малых пошёл к раздвижным воротам. Ряжкин, на сей раз усевшись на нос, махнул караульному: ну, бывай, брат, и тот, махнув ему в ответ, открыл перед казаками большие ворота. И лодка покинула ангар и пошла, включив носовой фонарь, по предутренней темноте на восток на малых оборотах.

– Сбежали мы, значит, от разведки, – говорит Ряжкин, укладывая себе на колени винтовку.

– Как же сбежали, если полночи с ними просидели? – удивляется Калмыков.

– Так они с вами ещё хотели поговорить, – вдруг сообщает радист. – Особенно есаул с Акимом хотел говорить.

– А чего? – Саблин немного насторожился.

– Да этот есаул всё допытывался, – тут Вася вдруг заговорил казённым языком: – Вы можете сообщить нам о цели вашего рейда? А я же ни сном ни духом… не знал, что ему сказать. Сказал, товар забирали в Мужах. А он спрашивает: а что за товар? Ну, я ему и сказал, что не знаю, что старший знает.

Саблин ничего на этот счёт товарищу не отвечает, а лишь думает: «Это хорошо, что мы уехали».

Едва-едва начинает краснеть восток. Ветра нет, мошки просто тучи, луч носового фонаря выхватывает из почти непроглядной темноты стены бурого рогоза да чёрную воду. Мотор тарахтит тихохонько.

А Саблин ведёт лодку и думает, как ему быть с этими ящиками… Чёрт бы их подрал вместе с Савченко. Вот теперь ещё и разведка будет его дёргать из-за них.

– Аким, – окликает его Калмыков.

– Ну, – отзывается прапорщик.

– Как голова?

– На таблетках – нормально.

– Хочешь, я на руль сяду? – предлагает Денис.

– Давай, – соглашается Аким.

Они меняются местами, не заглушая двигателя, и Саблина, едва он привалился к рундуку, сразу начинает одолевать вялость.

«Пока не рассвело, надо бы не заснуть».

Нет, он доверяет Калмыкову, тот правильно «ходит» по болоту, умеет управлять лодкой, но когда рассветет, прапорщику всё-таки будет спокойнее. И поэтому он достаёт сигарету. Как и всякий житель болота, он умеет курить, делая затяжки с чуть отведённым вверх респиратором. И теперь получает от табака настоящее утреннее удовольствие.

Если бы ещё не чёртова мошка.

Глава 2

Аким поначалу даже не мог понять, сколько времени, так как казаки накрыли его тентом, чтобы пыльца не забивала ему фильтры респиратора. Мотор выдаёт хорошие обороты, лодка идёт почти без манёвров. Вот только голова снова начала болеть. И под тентом ему жарко. Ещё и пить охота. Он отбрасывает тент и… жмурится. Потом оглядывается, протирая очки. На руле Вася. Саблин видит солнце…

– Это что, уже вечер?

– Шесть часов скоро! – кричит ему Калмыков. – Ты хорошо поспал, командир.

– А где мы? – Саблин оглядывается. И видит… Да, тут уже пошёл «свой» рогоз, родной, такой, что растёт уже после Надыма, тёмный и более густой.

– Щучью плешь час как уже прошли, скоро Таз, омуты пойдут, – сообщает Денис. – Часов пять-шесть при таком ходе, и дома будем, – он начинает доставать из рюкзака пакеты с едой, – Аким, есть пора тебе, вот что. Мы-то два раза уже кушали.

– Да, надо, – соглашается прапорщик, – но сначала таблетку выпью.

А тут Вася кричит, перекрикивая мотор:

– Аким, сейчас можно на юг взять, как раз часа через два в Преображенской будем, там можно и заночевать! А уже утром и домой пойдём!

Саблин качает головой: нет. И указывает перчаткой на восток: домой, домой едем. А сам после достаёт лекарство, флягу и запивает таблетку.

– Тебе точно врач не нужен?

Нет, врач ему не нужен, он хочет быстрее оказаться дома.

– Держи обороты, Вася! – кричит Аким радисту. – Нужно до Камней дойти, пока не стемнело!

Ряжкин кивает: есть держать обороты.

***

Как и предполагал Денис Калмыков, к длинным мостушкам своей родной Болотной они подошли, едва успев до полночи. Но всё равно народ на берегу был. Были рыбари, что только пришли из болота, выгружали улов, а были и те, что пришли готовить лодки, чтобы до рассвета в болото уйти, проверять вентеря для рыбы и садки для улиток.

– Здорово, казаки! – кричит им урядник Веселенко из второй роты. Сам заядлый рыбак, один из лучших в станице, как и Саблин. Он стоит под фонарём на мостушке и смотрит на подходящую лодку. – Аким, ты там?

– Я, – откликается Саблин, чуть оттянув респиратор. – Здорово, Иван.

– А я тебя по мотору узнаю, – продолжает Веселенко. – Ну, похвастай, что взяли? Или что это у вас там? – он, видно, разглядел в лодке ящики. – Вы не рыбачили, что ли?

– Нет, по делам ходили, – нехотя откликается Аким.

И так как теперь лодка вся оказалась в свете фонаря, рыбак и разглядел в ней всё, а там ещё и большие ящики с бронёй.

– А, так вы с бронёй… Видно, хорошие у вас дела, – говорит Веселенко. А тут к нему ещё кто-то из станичных подходит. И они оба с Веселенко разглядывают проходящую мимо мостушек на малых оборотах лодку.

«Ну, всё… Вся станица уже знает про наш рейд».

Это так неприятно, он понимает, что его теперь измучают вопросами, и не ошибается.

– А что за дела-то у вас, казаки, воевали где? – спрашивает второй казак, которого в темноте и в костюме химзащиты Аким никак не угадает.

– Да нигде мы не воевали, – врёт ему Ряжкин, он понимает настроение прапорщика и подыгрывает ему. – На всякий случай брали, ходили мы на Надым, за улиткой. Только зря прокатались, ничего почти не собрали, ёрш всю пожрал…

– А-а, – понимают любопытные казаки. Они согласны, сейчас как раз сезон на улитку. Ну и что, что люди ходят за нею за тридевять земель, люди ж опытные – знают, что делают.

Эх, не так всё должно было быть. Впрочем, Аким давно привык к тому, что многие станичники интересуются его уловами. И тогда, чтобы не маячить перед рыбаками на берегу, он решил:

– Вася, Денис, я вас тут высажу, а сам к себе пойду, лодку до утра к своему участку отгоню. Там постоит.

– Ты сам-то управишься? – на всякий случай интересуется Калмыков, вспоминая, что Аким вроде ещё не совсем здоров.

Это почему-то раздражает прапорщика, но он сдерживается, чтобы не ответить товарищу резко, и говорит:

– Управлюсь, управлюсь.

Тут лодка уже доходит до свободного у пирса места и, тихонечко ткнувшись в него, останавливается:

– Приехали, – заканчивает Саблин. – Выгружайтесь.

Оставив товарищей на пристани с вещами, побитым оборудованием и бронёй, он отчаливает и, пока не начало светать, идёт на самых малых оборотах к своему участку.

Казачьи хаты стоят вдоль берега метрах в ста, в ста пятидесяти от воды. У каждого дома фонарь. Каждый дом ему знаком. И хозяев он знает с детства. По домам он и ориентируется в темноте.

Здесь везде мелко, бывает и по колено, тут торопиться нельзя, иначе придётся вылезать из лодки и сталкивать её с мели, а можно и винт с валом о камень какой загубить. Так что Аким держит обороты самые малые.

Мошка. Как раз её сезон. Насекомых просто тучи, но к ним он давно привык. Привык. Если, конечно, к этой мерзости можно привыкнуть. Мошка забивает фильтры респиратора, пытается проникнуть в каждую щель КХЗ, если такая найдётся, чтобы пролезть и укусить. Укусить больно. Иной раз и до отёка. Попробуй только, пока солнце не встало, перчатку снять… Будешь потом чесаться.

Ещё немного, и дом Андрея Коровина, погибшего два года назад в бою. А за ним и его хата. Она стоит на пригорке, её отлично с воды видно. С одной стороны хорошо, что дом стоит выше болота, в подвале относительно сухо, в доме плесени меньше, но вот насосы тратят больше энергии, чтобы поливать его участки. Земля его тоже на возвышенностях. А энергия – она обходится дорого. Да, у него и батареи солнечные есть, и генератор, работающий на рыбьем жире, и он старается не брать много из общей сети, но всё равно… Электричество – это дорого. Хотя фонарь на носу лодки он гасит не поэтому. Станичные, конечно, спят, полночь. Но всё равно он не хочет, чтобы с берега кто-то видел его фонарь.

На сей раз Саблин проходит мимо дома и берёт на северо-запад. Идёт в самый рогоз, в гущу. Тут хорошее место, тихое. И только забравшись в рогоз поглубже, он снова включает фонарь. Рыбачить здесь никто не будет, кроме вездесущего ерша в этих местах живности почти нет, только ерш да жабы, так что ящики Савченко Саблин собирается спрятать тут. Есть здесь одно местечко. Раньше, до болот, было здесь что-то небольшое, но железобетонное.

Его ещё лет пятнадцать назад взрывать пришлось – мешало, когда главный станичный водовод укладывали. Вот сюда туда-то он и направил лодку. До замшелых и заросших всякой колючей дрянью развалин он добрался, осмотрелся и стал думать, что делать с ящиками. Как их упрятать. Они оба объёмные и не очень тяжёлые. Герметичные. Бросить в воду? Нет, их просто так и не утопишь. Плавать будут. Акиму пришлось и подумать, и попотеть, а потом ещё и лопаткой поработать, прежде чем он спрятал ценный груз. Оглядел ещё раз, набросал на ящики ила, чуть ряски. В принципе нормально, если не искать целенаправленно – не найти. Да и кто тут искать будет? В общем, усталый и с головной болью и весь перемазавшийся в иле, он садится за руль и, снова выключив фонарь, на малых оборотах выходит из рогоза. И берёт курс на хату на холмике. Идёт домой.

***

– Олег, – говорит Аким сыну, присаживаясь в сенях перед дверью – жена его отряхнула от пыльцы ещё во дворе, но всё равно нужно раздеться тут и помыть сапоги и КХЗ, – ты, это, оденься… Я лодку напротив участка бросил, сходи забери оттуда броню и оружие… Снасти тоже… Всё забери.

– Да, бать, – сын тут же кидается в дом одеваться.

Саблин же стягивает с себя маску и капюшон костюма. И жена, конечно же, видит эластичный бинт на его голове. Ну и начинает сразу:

– О Господи, Аким!

– Хватит, Настя, – сразу прерывает её супруг, он не готов сейчас выслушивать нытьё жены, прапорщик устал, и голова у него болит. Он начинает стягивать сапог, а жена садится ему помогать, и его «хватит, Настя» на неё давно уже не действует.

– Ты же говорил, что просто съездишь что-то забрать, а сам вон опять раненый приехал.

– Настя, – почти строго говорит ей муж, – всё и было, как я тебе говорил: приехали, нам ящики отдали, и мы поехали домой, а на обратном пути, заразы, – жена стянула с него сапог, а он потрогал затылок, – навалились переделанные на трёх лодках.

– Переделанные! – ахнула жена.

– Да, никогда их там не было, Денис туда всю жизнь за налимом ходил… А тут вдруг… Денис сам удивлялся.

– Какой Денис? – Настя берётся за второй сапог.

– Калмыков.

– А, – вспоминает она. – Это тот, у которого ребёночек убогий?

– Угу… Вася говорил, один у него убогий, – вспоминает Саблин. И добавляет: – Из семи, что ли…

А жена, помогая ему снять армейские брюки, и сообщает вдруг:

– А у тебя тоже скоро будет прибавление.

– Какое ещё прибавление? – Саблин смотрит на неё удивлённо. – Ты, что, беременна?

– Не я, – кажется, жена рада удивить его. Она улыбается. – У дочери твоей старшей ожидается.

– Чего? Да как же…? Не понял я…– или Аким так устал, или растерялся… У него даже слов на эту новость нет. И это ещё больше смешит жену, она просто в голос смеётся, видя его недоумение.

– Подожди, – он действительно не понимает. – Свадьба вот только была, а уже…

– Да как же только, – продолжает смеяться Настя, собирая всю его пропахшую потом одежду, – свадьба у дочери твоей была уже три месяца как… Окстись, дедуля.

У Акима голова болит, и поведение жены и её смешки, всё это его раздражает, он так и сидит в сенях, не вставая со своего табурета.

– Ну, чего ты? – жена остановилась и вдруг погладила его по волосам, старясь не задевать бинтов. – Пошли, помоешься, я тебе помогу, – она, кажется, поумерила своё веселье, но едва он встаёт, она и добавляет: – А потом я покормлю тебя… дедушка.

И опять смеётся.

Они уже улеглись, а жена стала спрашивать его про рейд к Камню, стала интересоваться про то, как их переделанные нашли в болоте, и вдруг вспомнила:

– Так тебя на эту работу Савченко-курвец подрядил! А сам-то, люди балакают, помер. В больнице…

Ему совсем неохота разговаривать. Он хочет поймать ускользающий от него сон. Всё утро и почти весь день Аким проспал в лодке, товарищи его не будили, и теперь заснуть сразу у него, видно, не получится.

– Он помер, а ты его костеришь! – назидательно указывает жене прапорщик.

– Ой, прости, Господи, – жена крестит свой рот. И тут же продолжает: – Так как же он тебе теперь заплатит, если он помер?

– Он вперёд заплатил, – нехотя сообщает ей прапорщик. Посвящать жену во все дела… Нет, это не по-казацки. У казака свои дела, у жены свои. Хотя и в самом деле этот вопрос Акима тревожит, но жене он о том никогда не скажет.

И вправду, за работу он, конечно, получил не всё, вторую часть платы Савченко должен был заплатить ему после дела. Вот и как теперь быть? Ведь Василию и Денису он не скажет: вы уж извиняйте, казаки, но Савченко помер, вот что есть поделим – и всё.

Нет, так нельзя. Так не по-товарищески. Он их на рейд взгоношил, он, а не Савченко, обещал им денег. Придётся в их доли, до обещанного, своих денег докладывать.

Вот и какой теперь ему сон, после таких мыслей? Саблин встаёт и садится под лёгкую и прохладную волну кондиционера.

– Никак курить собрался? – бурчит недовольно жена. И зовёт его ласково: – Аким, иди, ложись. Иди, мой любый.

Но прапорщик всё равно закуривает.

– Ну, чего ты там опять всё думаешь? – не унимается Настя.

Конечно, он не собирается ей рассказывать про свои дела, про свои денежные потери, и поэтому отвечает:

– Вот думаю к Антонине съездить. Проведать хочу. Посмотреть, как живут, как у них там всё…

– Ой, так давай, – сразу оживилась жена. Даже привстала в постели. – Только не на лодке. Не хочу я по болоту тащиться. По земле поедем.

– Так по болоту быстрее, – замечает ей Саблин.

– И ничего, за три часа доедем, авось от пыли не помрём.

– За четыре, – поправляет её прапорщик. И так как ему не хочется тащиться на квадроцикле, среди бесконечных грузовиков, в клубах порой непроглядной пыли, бросает весомый козырь: – В лодку и гостинцев больше поместится.

Глава 3

– Здорово, Аким! – кричит ему сосед Тимофей. – Лодка на берегу… Вроде твоя.

– Моя, Тимофей, моя, – чуть оттягивая респиратор, в ответ кричит ему Саблин. А сам думает: солнце ещё толком не встало, а ты таскаешься по берегу, дел других, что ли, нет?

Сам же он пошёл поглядеть хозяйство, всё ли в порядке. Сначала осматривал дом и двор. Оглядел всё: уплотнители на дверях и окнах, потом электрику, сантехнику всю проверил, не уходит ли где вода, вот уже и до свинарника добрался. Пока не нашёл ничего, что ему бы сильно не понравилось. Нужно было кое-где что-то подмазать, что-то подправить, но в принципе жена и сыновья в его отсутствие за домом приглядывали… Ну, нормально. Хотя он кое-что исправил, едва то появилось. Например, трещины на уплотнителях, их обрабатывать надо, как только они образовались, а не ждать, пока отец из рейда вернётся.

Ещё ему нужно было осмотреть курятник, а уже потом он собирался дойти до своих участков поглядеть насосы, трубы с капиллярными отводами, кукурузу и тыкву и всё остальное. В общем, всё то, что кормило его семью. Жена с младшей дочерью хлопотали по дому. Олег ещё до рассвета убежал в школу, Юра тоже ушёл на учёбу в госпиталь. А тут сосед пришёл лодкой его интересоваться. Дескать, чего это ты, Аким, оставил её на берегу, а не поставил к пирсам, как обычно. Пришлось выйти со двора, перекинуться с Тимофеем парой фраз. Ну и поговорили немного, про рейд за Надым, про болота. Аким не стал рассказывать соседу про схватку с переделанными, не то разговор затянулся бы надолго. Отделался от соседа общими фразами: прокатились до Камня и обратно… У бегемота гон… Болото – оно болото и есть… Рыбачить не рыбачили… Некогда было.