Read the book: «Последнее путешествие, или Секрет племени Боро-Роро»

© Батыршин Борис

* * *

Глава первая

в которой Пьер-Жорж Ледьюк радуется новому назначению, знаменитый литератор избегает смертельной опасности, а барон Греве получает предложение.

Лощёный, похожий на премьер-министра швейцар распахнул дверь и обозначил поклон, выпуская посетителя на улицу. Мог бы и пониже склониться, злобно подумал Пьер-Жорж Ледьюк, но кто он такой, чтобы перед ним заискивала такая важная особа, как швейцар при парадном подъезде Морского министерства Пятой Республики? Всего лишь отставной капитан второго ранга – сколько таких же, как он, уставших, изверившихся, растерявших надежду, обивают пороги ведомства в поисках вспомоществования, надбавки к пенсии, а то должности – пусть мелкой, незначительной, но дававшей возможность хоть как-то сводить концы с концами.

Он пополнил эту инвалидную армию года полтора назад – когда вернулся из Индокитая после недолгого пребывания в русском Владивостоке. После аннамитского восстания в Сайгоне, где Ледьюк потерял оба вверенных ему боевых корабля и сам едва не сложил голову, его и уцелевших французских моряков спрятали от ярости повстанцев на борту русского фрегата. Тогда эскадра адмирала Копытова очень вовремя нанесла визит в столицу Французской Кохинхины, и русские моряки не позволили мятежникам-аннамитам расправиться с остатками европейского населения города.

Спасители всячески подчёркивали, что французские моряки не в плену, а в гостях, предоставляли им всё необходимое, выплачивали даже денежное содержание от казны, что позволяло французским офицерам поддерживать вполне сносный образ жизни на съёмных городских квартирах. И даже не препятствовали переписке с оставшимися во Франции близкими и родственниками, не забывая всякий раз вскрывать письма – и это, вместе с запретом отдаляться от города более, чем на двадцать миль и необходимостью раз в три дня отмечаться в военной комендатуре, не давало Ледьюку забыть, что он на самом деле в плену, пусть и весьма благоустроенном.

По возвращении во Францию его, как начальника, не сохранившего вверенные ему боевые корабли, но всем законам ожидал суд, заключение, возможно расстрел – офицеров в Третьей Республике не гильотинировали даже за самые тяжкие преступления. Ледьюк уже подумывал о том, что пора покончить с этой тягомотиной самому, и даже взял в привычку таскать собой пистолетик редкой системы Дельвиня – благо, эта плоская штучка почти не занимала места в кармане. Но ему всё же удалось выкрутиться, отделаться отставкой с сохранением чина пенсии – неслыханная удача на фоне участи товарищей по несчастью! Не последнюю роль в этом сыграло и то обстоятельство, что отряд Ледьюка поднялся по реке в Сайгон, где и оказался в ловушке, по прямому распоряжению адмирала Курбэ – против которого он возражал, что и было надлежащим образом зафиксировано в бортовом журнале «Ахерона». Но всё же потеря двух новейших броненосных канонерских лодок (их иногда называли малыми броненосцами береговой обороны) не могла остаться безнаказанной.

Площадь Согласия, Париж

После мирных переговоров с новым аннамитским правительством, французам удалось добиться разрешения поднять затопленные на фарватере Меконга корабли и увести их для ремонта. Договоренность так и осталась на бумаге; местные власти чинили столько препятствий попыткам наладить судоподъёмные работы, что в Морском министерстве подсчитали затраты – и плюнули на эту затею. Полузатопленные у самого берега корабли (у «Ахерона» вода едва-едва покрывала верхнюю палубу) были проданы русскому военно-морскому ведомству. Коварные славяне, чьи позиции в Индокитае после недавно закончившейся войны были более, чем прочными, быстренько сделали то, чего не удалось французам – подняли обе канонерские лодки (искалеченный крейсер «Д’Эстен» аннамиты успели к тому времени разобрать на железный лом), наскоро залатали и утащили в Люйшунь для ремонта. Там их отремонтировали и ввели в строй, но уже под Андреевскими флагами – и это, конечно, не могло не сказаться самым губительным образом на карьере капитана второго ранга Пьера-Жоржа Ледьюка.

Площадь Согласия, на которой стоял Дворец Морского Министерства, в это время дня была битком забита пешеходами, фиакрами, экипажами. За полторы сотни шагов, что разделяли подъезд с неучтивым швейцаром от угла улицы Руаяль, Ледьюка успели трижды толкнуть, дважды обругать, а один раз даже наступить на ногу. Но он не стал возмущаться или прибегать к рукоприкладству, как, несомненно, поступил бы в иное время. Душа его пела – всё, вынужденная отставка подошла к концу, он снова в упряжке! Третьей Республике понадобился его опыт, накопленный в Индокитае и Абиссинии. На этот раз предстоит отправиться ещё дальше на юг, к самой оконечности африканского континента, к берегам острова Мадагаскар, где какой-то местный царёк – или царица, кто их разберёт? – решил, что может безнаказанно пойти наперекор Франции. А значит, снова жара, нездоровый климат, туземцы, нехватка угля, пресной воды и провианта – словом, все те трудности, что сопровождают обыкновенно службу в колониях. И если на этот раз всё пройдёт без сучка, без задоринки, можно будет подумать и о восстановлении карьеры. Тем более, что имеется и благоприятный знак – он снова получает под команду крейсер «Вольта», который сумел уберечь во время инцидента в заливе Таджура¹. Да и после, в дальневосточных водах, этому кораблю сопутствовала удача – крейсер целым и невредимым ушёл из китайского Люйшуня, избежав горестной участи других боевых кораблей, входивших в эскадру адмирала Курбэ².

Глядишь и на этот раз изящный, остроносый, похожий на яхту крейсер не подведёт своего командира, принесёт удачу, в которой капитан второго ранга Пьер-Жорж Ледьюк сейчас так нуждается…

Крейсер 3-го ранга «Вольта», Франция

* * *

– В газетах пишут, будто бы инженер Эйфель собирается возвести в центре Парижа железную башню каких-то немыслимых размеров. – сказал барон Греве. – Мне любопытно, как вы, истинный парижанин, к этому относитесь?

Его собеседник покачал головой.

– Ну, во-первых, друг мой, я вовсе не истинный парижанин. Мой родной город – Нант, там же провёл детство и большую часть юности, а в Париж перебрался лишь в возрасте двадцати лет. Дело было в год революции, когда Луи-Наполеон возглавил Вторую Республику…

– Ну, с тех пор больше трёх с половиной десятков лет утекло.

– заметил барон. – А что же во-вторых?

– А во вторых, друг мой, я пользуюсь устойчивой репутацией провозвестника технического прогресса в любом его виде. Как же я могу дурно отнестись к такому замечательному инженерному сооружению? Хотя – многие коренные парижане со мной не согласятся. Они считают, что башня изуродует облик города, и уповают на то, что по окончании Всемирной Выставки её разберут на части.

Барон пожал плечами.

– Что ж, может, они и правы. – Люди, даже парижане, консервативны по своей сути и склонны сохранять привычное окружение неизменным. Но в этом вопросе я скорее на вашей стороне – прогресс науки и инженерного дела не остановить никакими привычками. Мне всегда импонировала позиция северных американцев – вот кто истинные поклонники всего нового!

Двое мужчин медленно шли по улице, ведущей от площади Отель-де-Виль – там, в здании ратуши Французское Географическое общество давало благотворительный обед для сбора средств в пользу ветеранов войны в Индокитае. Пригласительный билет барону прислали в номер отеля – видимо, этой участи не избег ни один знатный иностранец, оказавшийся в этот момент в столице Третьей республики. Что до его собеседника, то присутствие того на мероприятии было столь же естественно, как и маленький позолоченный глобус, оттиснутый на меню благотворительного обеда – ни один из присутствующих не понял бы, если бы организаторы не удосужились позвать того, кто сделал географию по настоящему популярной и любимой среди широкой публики. Особую же иронию Греве видел в том, что он сам получил приглашение – хотя не так давно отправил немало тех самых «ветеранов Индокитая» кормить рыб на дне гавани Люйшуня, ныне русской военно-морской базы Порт-Артур. Впрочем, он не удивился бы, узнай, что организаторы благотворительного сборища в курсе его китайских подвигов – французы легкомысленны, что с них взять…

– Ну, хорошо, прогресс прогрессом, – сказал Греве шагал, заложив руки за спину, и ео спутник заметил, что он сжимает трость только правой рукой – польцы левой, затянутые в чёрную перчатку, пребывали в неподвижности. – Но как, скажите на милость, тогда быть с путешествиями? В своё время был изрядно удивлён, узнав, что вы и Европу-то толком никогда не покидали. Помнится, когда мы в Морском Корпусе обсуждали ваших «Детей капитана Гранта», мы с Серёжкой Казанковым поспорили на эту тему. Я говорил, что вы самолично проделали весь путь «Дункана», а он доказывал, что ничего подобного. Помнится, мы тогда подрались и я даже расквасил ему нос.

– Не то чтобы совсем не покидал… – собеседник барона покачал головой. – Покидал, и даже через океан разок перебрался – в шестьдесят седьмом, на пароходе «Грейт Истерн», рейсом из Ливерпуля в Нью-Йорк…

– …а потом написали «Плавучий остров» – подхватил Греве. – Знаю, читал, и сам роман, и большой очерк в «Ниве», ему посвящённый…

– Недавно я задумал другой роман, с похожим названием. Только там действие будет происходить не на пароходе, а на самом настоящем плавучем острове, площадью несколько квадратных миль, собранном из двухсот пятидесяти тысяч стальных понтонов – размеры пять на семь километров, шестнадцать метров высоту, из них десять скрыты под водой! Можете представить себе нечто подобное?

– Не могу. – признался Греве. – то есть, может, когда-нибудь инженерное дело и достигнет подобных высот, собираются же возвести трёхсотметровую ажурную башню и железных балок – но это случится не завтра.

– Вероятно, вы правы. Но вернёмся к моим путешествиям. Через десять лет после этого я приобрёл железную парусно-паровую яхту «Сен-Мишель III» – она обошлась в пятьдесят пять тысяч франков, но в ту пору я мог себе это позволить, – и совершил большое плаванье по Средиземному морю…

Он мечтательно закатил глаза, и Греве встревожился – как бы не споткнулся на брусчатке, которой был вымощен бульвар и не разбил бы нос.

– Мы посетили Марокко, Тунис, наши колонии в Северной Африке. Планировали пройти Суэцким каналом – он тогда всего девять лет, как открылся для судоходства, – в Красное море и дальше, в Аденский залив. Но увы, не сложилось. Пришлось ограничиться посещениями Греции и Италии, а два года спустя предпринять вояж по северным морям, с заходами в порты Шотландии и Англии, а ещё через два года – в Голландию и Данию. Я даже до вашего Петербурга собирался дойти, но погода помешала…

– Да, Балтика способна подкинуть неприятные сюрпризы. – согласился барон. – Не пролив Дрейка, конечно, не ревущие сороковые, но и там случаются серьёзные шторма. Вот, помнится, в семьдесят шестом, во время практического плавания мы угодили возле Готланда в самый настоящий девятибалльный шторм, как только целы остались…

– Ну, мне до вас далеко, друг мой. – вздохнул собеседник. – И яхты у меня уже нет, пришлось продать, слишком дорого обходится её содержание, даже когда судно стоит у причала – а это, увы, происходит чаще, чем хотелось бы…

Они остановились у низкой кованой калитки. За ней, за узким палисадником, стоял двухэтажный особняк. От калитки к крыльцу вела короткая, полдюжины шагов, дорожка, вымощенная терракотовыми плитами.

– Вот мы и пришли, друг мой. – сообщил спутник Барона. – Может, заглянете? Мой слуга превосходно варит грог – посидим, продолжим нашу беседу?

Греве собрался согласиться и даже открыл для этого рот, когда сзади раздался голос – высокий, возбуждённый, дрожащий от переполняющих говорившего эмоций.

– Это вы, дядюшка Жюль? А я уж решил, что так и не дождусь!

* * *

«Провидение уберегло гордость Франции!

«Journal des débats»

Париж.

Вчера вечером возле своего парижского дома был ранен прославленный, известный всему миру писатель мсье Жюль Верн. В него стрелял любимый племянник Гастон, сын родного брата литератора Поля Верна. Покушавшийся успел произвести два выстрела; одна из пуль нанесла писателю незначительное ранение в бедро. В полицейском департаменте округа Бельвиль, куда был доставлен злоумышленник, нам сообщили, что он находится в состоянии умственного помрачения и ожидает врачебного осмотра…

* * *

Le Petit Journal,

Париж

«…Париж взбудоражен попыткой покушения на писателя Жюля Верна. В департаменте полиции нашему корреспонденту сообщили имя спасителя – им оказался крупный бельгийский судовладелец, русский флотский офицер в отставке барон Карл фон Греве. Известно, что этот храбрец обезоружил злоумышленника, действуя одной рукой, поскольку второй он лишился в морском бою в ходе победоносной для Российской Империи войны с Англией, за который был удостоен одной из высших русских военных наград, ордена Святого Георгия. Кроме того, упомянутый барон участвовал в военном конфликте между республикой Чили с одной стороны и Перу и Боливией с другой, и был отмечен за свои подвиги высшей наградой Перуанской Республики. Согласно полученным нами сведениям, мсье Жюль Верн и барон возвращались с благотворительного обеда, устроенного Французским Географическим Обществом; увлёкшись беседой; они дошли до дома писателя, расположенного в округе Бельвиль (по настоянию полиции мы не публикуем более точного адреса) где их и дожидался Гастон Верн, племянник нашего великого литератора. Мсье Жюль Верн, души не чаявший в своём молодом родственнике – на момент покушения тому исполнилось 25 лет – не заподозрил дурного и шагнул навстречу, намереваясь заключить племянника в объятия. И каково же было его удивление, когда Гастон выхватил из-под полы сюртука револьвер – между прочим, подаренный самим же литератором на недавний юбилей! – и надавил на спусковой крючок!

К счастью, молодой человек оказался скверным стрелком: первая пуля прошла мимо, вторая же, пробив рукав сюртука писателя, угодила в кованую калитку, отскочила и слегка царапнула ему бедро мсье. Однако, в барабане «бульдога» оставалось ещё три патрона – и если бы не умелые действия спутника литератора, дело могло закончиться далеко не так счастливо. Тот, ловко орудуя тростью, выбил револьвер из рук Гастона, после чего сильным ударом сбил его с ног и продержал на земле до появления полиции. Тогда же выяснилось, что отставной русский моряк повёл себя в отношении неудавшегося убийцы весьма человеколюбиво – в его трости скрывался острейший клинок, и барону ничего не стоило попросту проткнуть злоумышленника насквозь. Отметим, что наверняка найдутся и те, кто осудит его за неоправданный с их точки зрения гуманизм…

Позже стало известно, что несостоявшийся убийца находится в крайней степени умственного помрачения. В данный момент он содержится под стражей, ожидая медицинского осмотра на предмет установления вменяемости. После чего будет принято решение – содержать ли его в доме предварительного заключения, или же передать в закрытую лечебницу для душевнобольных преступников.

А пока – можем заверить читателей, что наши корреспонденты внимательно следят за развитием событий и сообщат, как только появиться что-то заслуживающее внимания…»

* * *

– Вы, я вижу, совсем не хромаете? – Греве протянул для приветствия ладонь, широкую, ещё хранящую следы мозолей, оставленных корабельными снастями. Хозяин дома покосился на вторую руку, вернее протез, затянутый в чёрную кожаную перчатку. А ведь барон совсем молод, подумал он, но сколько всего ему пришлось пережить…

– Простите, друг мой, что не навестил вас вчера! – продолжил меж тем гость. – Собирался, но не смог – не было ни единой лишней минутки!

– И правильно сделали. – ответил писатель, пропуская гостя в дом. Рукопожатиями они обменялись на крыльце, всего в нескольких шагах от места, где случилась недавно стрельба. – Вчера тут было сущее столпотворение: полицейские чиновники, репортёры… право же, ещё немного, и они довели до конца то, что не удалось несчастному безумцу Гастону!

– Да, мне сразу привиделось в его взгляде что-то такое… – кивнул барон. – Потому, наверное, и помедлил, позволил ему выстрелить, за что прошу великодушно меня извинить.

– Что вы, что вы! – хозяин дома поднял перед собой ладони. – Ни о каких извинениях и речи быть не может! Если бы не вы – он наверняка бы меня прикончил. А так, дело обошлось пустяковой царапиной, мне даже наступать не больно!

И в доказательство своих слов несколько раз топнул ногой.

– А всё же, нехорошо получилось. – гость покачал головой. – Поверьте, в пулевых ранениях я разбираюсь, пришлось повидать. Отклонись пуля хоть четверть дюйма – раздробила бы вам голень, и тогда прощайте, мечты о путешествиях!

Литератор невесело усмехнулся.

– Да уж, не хотелось бы… но что это мы на пороге беседуем? Проходите в дом, друг мой, я велю подать кофе. Или вы предпочитаете на английский манер чай?

– Да, если можно. – согласился Греве. – Я, хоть и повоевал в своё время с господами альбионцами, но некоторые островные привычки вполне разделяю…

– Я ещё много где собираюсь побывать. – сказал хозяин дома. Беседа продолжалась уже полчаса, и высокий, китайского фарфора, чайник, поданный пожилым слугой, успел наполовину опустеть. – Да вот, хотя бы у вас, в России…

– Успеете ещё, какие ваши годы! – улыбнулся гость. – Кстати, о России – я слышал, что капитан Немо должен был стать поляком?

– Была такая мысль. – ответил писатель после почти незаметной, но не ускользнувшей от внимания барона паузы. – Я понимаю, вам, как русскому подданному, это может быть неприятно, но тогда французы, все, как один, сочувствовали борьбе поляков. Я действительно собирался сделать его польским графом, участником восстания шестьдесят третьего года, потерявшего во время кровавого подавления беспорядков своих близких. Но мсье Этцель, мой издатель, категорически этому воспротивился – он, видите ли, опасался, что это помешает продажам романа у вас, в России. В результате капитан Немо стал индийским принцем Даккаром, одним из предводителей сипаев, выступивших против британского владычества.

Барон покачал головой.

– Плохо же вы, мон шер, поляков знаете… Впрочем, не будем об этом – дело давнее, с тех пор, слава богу, многое изменилось.

– Да, Россия добилась прямо-таки невероятных успехов. Хотя, не уверен, что это пойдёт на пользу старушке Европе. Поражение Британии многими воспринимается, как торжество тирании над свободой и демократией.

– Это в Англии-то демократия? – Греве усмехнулся, не скрывая иронии. – Полно, мсье Верн, у них там даже конституции нет – не то, что у вас, во Франции или, скажем, Североамериканских Штатах!

– Так и в России её нет!

– Будет, дайте время. А может, уже была бы, не грохни агенты вашей любимой Британии нашего Царя-Освободителя.

Литератор поморщился – видно было, что тема ему не слишком приятна.

– Но, пожалуй, довольно о политике… Расскажите лучше о ваших путешествиях – вы же, как я понимаю, изъездили весь мир?

– Почти. – согласился Греве. – И в Северной Америке побывал, и в Южной, и в Китае и даже в Индии, когда высаживали индусов, освобождённых с английской каторги. Между прочим, там были и сипаи – несчастные почти четверть века гнили на Андаманских островах, пока наш «Крейсер» туда не явился… В Африке вот толком не случилось, разве что в паре средиземноморских портов, да ещё на Занзибаре. Там, кстати, и я и лишился руки…³

И продемонстрировал собеседнику протез.

– Искренне завидую вам, мой друг! – хозяин дома невесело вздохнул. – Мои-то плавания иначе, как развлекательными не назовёшь. Да и что за плавание в средиземноморской луже…

– Ну, ну, мсье! – улыбнулся барон. – Герои «Детей капитана Гранта» тоже, помнится, затевали развлекательное плавание – а оно вон как обернулось! Миллионы людей путешествовали по всей планете с героями ваших книг, а это дорогого стоит!

– Вы правы, разумеется. – ещё один вздох, ничуть не веселее предыдущего. – Но я-то всегда мечтал сам отправиться в далёкие, по-настоящему далёкие края! Увы, такие путешествия – дело затратное, и даже гонорары моих романов не смогли бы покрыть расходы. Да и опыта мореплавателя мне прямо скажем, недостаёт.

– Опыт – дело наживное. – возразил барон. – Как вспомню себя в первом океанском походе – зелёный новичок, салага, мальчишка… Но ничего, справился, и если бы не это, – он снова поднял затянутую в чёрную кожу искусственную кисть – наверняка уже вышел бы в кавторанги!

– А что же, потеря руки не позволила вам продолжить карьеру? Мне казалось, что для толкового, да ещё и с боевым опытом офицера, всегда найдётся место!

– Мне предлагали. И на береговой службе, и даже в Адмиралтействе. Но я предпочёл поддать в отставку – не хотел перебирать бумажки, меня в море тянуло. А нынешнее положение как раз и позволяет совмещать приятное с полезным – страсть к путешествиям и заботы об интересах принадлежащей нам с супругой пароходной компании. Камилла – так её зовут, – унаследовала это предприятие от своего первого мужа, скончавшегося от тяжёлой болезни – и, овдовев, не захотела сидеть в своём бельгийском поместье, свалив заботы по руководству компанией на управляющего. К тому же, она не чужда некоторого авантюризма и подобно вашему покорному слуге обожает путешествия. Мы и познакомились с ней, когда «Крейсер» перехватил в Индийском океане пароход, принадлежащий её компании, с грузом военной контрабанды. К счастью, я убедил тогда командира не топить «Луизу-Марию», а забрать в качестве приза. В результате, оружие – на борту были винтовки, пушки и амуниция для вновь формируемых в Индии туземных частей – досталось повстанцам-сипаям, о которых я уже имел удовольствие упоминать, а на «Луизе-Марии» мы с Камиллой с тех пор путешествуем по всему свету.⁴

Литератор в восхищении покачал головой.

– Положительно, барон, ваша жизнь – готовый сюжет для приключенческого романа!

– Скорее уж авантюрного. – усмехнулся в ответ Греве. – Расскажу как-нибудь, как её похитили однажды в Александрии и переправили в Басру, где она и освободилась, заколов одного из похитителей дамской шпилькой…⁵ А что до путешествий – у меня есть к вам любопытное предложение. Дело в том, что в Бресте сейчас стоит корвет «Рында», зашёл после визита в североамериканский Нью-Йорк. Командует им мой давний друг, Серёжа Казанков. «Рында» пробудет в Бресте ещё неделю – не хотите ли, воспользовавшись оказией, составить мне компанию и посетить Россию? Уверен, Серж отыщет для вас приличную каюту, а я, со своей стороны, буду рад, если вы окажете мне честь и погостите в нашем петербургском особняке.

– Соблазнительное предложение… – литератор покачал головой. – А ваша супруга – она что же, отправится в Россию вместе с вами?

– Нет, она после рождения нашего первенца не покидает бельгийского поместья. Когда мальчику исполнится три года, мы решили перевезти его в Петербург и воспитывать там – пока не придёт время отдать в Пажеский или Морской Корпус. Но сейчас… – барон широко улыбнулся, – сейчас я предлагаю вам, мсье, путешествие в сугубо мужском обществе.