Quotes from the book «Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг», page 2

…в Киеве, выступление [футуристов] разрешили, но исключительно в присутствии генерал-губернатора, обер-полицеймейстера, восьми приставов, шестнадцати помощников приставов, пятнадцати околоточных надзирателей, шестидесяти городовых внутри театра и пятидесяти конных возле театра. Так это выглядело, во всяком случае, согласно Василию Каменскому, который вспоминал: «Маяковский восхищался. Ну, какие поэты, кроме нас, удостоились такой воинственной обстановки? <...> на каждый прочитанный стих приходится по десяти городовых. Вот это поэзия!»Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Володя, Азарт

Она не снимает подаренного им кольцо, на котором по кругу выгравированы ее инициалы Л. Ю. Б. – образовывая бесконечное люблюблюблюблю… На внутренней стороне выгравировано «Володя».Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Первая революция и третья, Кинемо

(1) Самым ярким выражением отрицательного отношения к футуризму была реакция Ленина на «150 000 000». Как только поэма вышла из печати, Маяковский послал ее вождю «с комфутским приветом». Помимо Маяковского, посвящение подписали Лили, Осип и еще несколько футуристов. Ленин пришел в ярость, направив ее на Луначарского:

Как не стыдно голосовать за издание «15о.ооо.ооо» Маяковского в 5ооо эк3.

Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность.

По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экз. для библиотек и чудаков.

А Луначарского сечь за футуризм.

Ответ Луначарского отражал противоречивость его позиции: «Мне эта вещь не очень-то нравится, но <...> при чтении самим автором вещь имела явный успех, притом и у рабочих». Ленина это не удовлетворило, и, чтобы удостовериться, что ошибка не повторится, он написал заведующему Госиздатом, что «это надо пресечь»: «Условимся, что не больше 2-х раз в год печатать этих футуристов и не более 1500 экз. <...> Нельзя ли найти надежных анти-футуристов».(2) Отношение партийной номенклатуры к футуризму стало для Маяковского еще одним подтверждением того, что революция свернула с верного пути. Нужда в глубоких преобразованиях не отпала, и зимой 192о года Маяковский возвращается к идее Революции Духа в поэме, над которой работал три года и которая сначала называлась «IV...», а потом «V Интернационал». Он колебался по поводу того, как ее назвать, но, какой бы порядковый номер он ни выбрал, название примечательно: Третьему интернационалу Ленина Маяковский противопоставляет свой собственный – интернационал Духа. Подзаголовок «Открытое письмо Маяковского ЦК РКП, объясняющее некоторые его, Маяковского, поступки» свидетельствует о том, что поэма задумывалась как прямая параллель вышеупомянутому письму в ЦК по поводу «150 000 000». <…>Октябрь не выгорел! –

Коммунисты

толпами

лезут млеть

в Онегине,

в Сильве,

в Игоре.

К гориллам идете!

К духовной дырке! Большевистская революция еще не повлияла на культурную жизнь, массы закормлены «старой культурой» – необходим новый бунт: Коммунары!

Готовьте новый бунт

в грядущей

коммунистической сытости. Речь идет об особом бунте – о духовной революции: Взрывами мысли головы содрогая,

артиллерией сердец ухая,

встает из времен

революция другая –

третья революция

духа. Знаменательно, что в напечатанной в 1922 году версии поэмы «горилл», «духовную дырку» и «коммунистическую сытость» заменили цензурные многоточия.

Наиболее кощунственный фрагмент поэмы к цензорам, однако, не попал, поскольку не вошел в окончательную версию и существовал только как черновик. Это разговор Маяковского с Лениным, который окаменел и превратился в бесчувственную статую, в памятник на мраморном пьедестале за толстыми стенами Кремля. Его чугунные слова, словно гром, сотрясают пустой город. Он окружен секретаршами и охранниками. «Видят занят / стою монументом», – думает он. Но Маяковского не пугают преграды: «Духовный весь испугаюсь кого я». При виде Маяковского Ленин приглашает его присесть, но в глубине души думает: «Носит чушь такую пороть его» – прямая отсылка к ленинскому выговору Луначарскому, которого надо бы «сечь за футуризм». В конце фрагмента Маяковский с его «кипящим песенным ревом» занимает место Ленина: Не отмахнетесь

Сегодня я пред

Совнаркома. Саркастический тон усиливается выбором образа: Ленин как памятник, защищенный кремлевскими стенами; в поэзии Маяковского памятник – неизменно отрицательно заряженная метафора застоя и косности. «IV Интернационал», по крайней мере в первоначальном варианте, задумывался как прямой ответ на выпады Ленина против Маяковского и должен рассматриваться на фоне конфликта между поэтом и партийным руководством в 1921 году. На чугунные порицания партийного вождя лидер поэтического авангарда отвечает стихами, воспевающими духовную сущность революции и защищающими право поэта говорить с властью на равных. Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Нэп и закручивание гаек, (1) Хулиганский коммунизм, (2) Третья революция и четвертый интернационал

Маяковский, разумеется, знал, что трудно быть поэтом масс, не отказавшись от поэтического качества, и тем не менее он был искренен в своем стремлении отдать свой талант народу, со всеми вытекающими отсюда последствиями в смысле упрощения формы и содержания. И, несмотря на то что он подавлял свои лирические импульсы, осталось достаточно много воздуха в горле, чтобы писать блестящую любовную лирику. На самом деле, историко-эпические произведения чередовались с лирическими на протяжении всей его творческой жизни, как бы для внутреннего равновесия: он нуждался и в первом и во втором. За «Облаком в штанах» (1915) последовала «Война и мир», написанная в 1916–1917 годы, потом «Человек» (1917), после чего «Мистерия-буфф» (1918) и «15о 000 000» (192o–1921), поэма, за которой последовала, в свою очередь, «Люблю» (1922).Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Тоска по Западу, Лили и Ленин

По Якобсону, смерть Маяковского так тесно переплетена с его поэзией, что понять его можно только на этом фоне; он с яростью обрушивается на тех, кто этого не понимает. Конечно, это Маяковский стрелял, а не «кто-то другой», все есть в его творчестве, которое «едино и неделимо»: «Диалектическое развитие единой темы. Необычайное единство символики».

Между тем как связь между поэзией Маяковского и революцией считается самоочевидной, критика, по мнению Якобсона, проглядела другую неразрывную взаимозависимость в его творчестве – «революция и гибель поэта». Поэт у Маяковского – искупительная жертва на алтаре будущего воскрешения: когда, «приход его / мятежом оглашая, / выйдете к спасителю – / вам я / душу вытащу, / растопчу, / чтоб большая! – / и окровавленную дам, как знамя», – пишет он в «Облаке в штанах», и образ развивается в «Про это», где «поэтовы клочья / сияли по ветру красным флажком». У Маяковского была непоколебимая вера в то, что за «горами горя» есть «солнечный край непочатый», но сам он этой полной, завершенной жизни никогда не увидит, его участь – смерть искупителя.

Тяга к самоубийству – мрачное дно жизни Маяковского, и тема самоубийства пронизывает все его творчество от первой строки до последней: трагедия «Владимир Маяковский», стихотворение «Дешевая распродажа» («Через столько-то, столько-то лет – / словом, не выживу – / с голода сдохну ль, стану ль под пистолет – / меня, сегодняшнего рыжего, / профессора разучат до последних йот, / как, когда, где явлен»), «Флейта-позвоночник» («Все чаще думаю / – не поставить ли лучше / точку пули в своем конце»), «Человек» («А сердце рвется к выстрелу, / а горло бредит бритвою»), фильм «Не для денег родившийся», «Про это», киносценарий «Как поживаете?», незаконченная пьеса «Комедия с самоубийством», «Клоп». Список произведений и цитаты можно было бы продолжать бесконечно.Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Ставка – жизнь, Поколение, растратившее своих поэтов

Лили пережила Осипа более чем на тридцать лет. В августе 1978 года она покончила жизнь самоубийством, тем самым выполнив пророчество из сна, который увидела 4 июня 193o года: «Приснился я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «все равно ты то же самое сделаешь». Так и случилось, но с помощью снотворного, а не пули.Бенгт Янгфельдт. Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг, Вторая смерть Маяковского, Постскриптум

Анархисты наведывались в “Кафе поэтов” не случайно. Футуристическая идеология была антиавторитарным, анархистским социализмом, и анархисты часто использовали кафе как место встречи. В вышедшей 15 марта 1918 года “Газете футуристов” Маяковский, Бурлюк и Каменский заявили, что футуризм является эстетическим соответствием “анархистскому социализму”, что искусство должно выйти на улицы, что Академию художеств надо закрыть, а искусство отделить от государства. Только Революция Духа способна освободить человека

Ленин утверждал, что аресты правильны и необходимы. И далее: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно».

В начале XX века отношение к сексу было таким свободным, что, по словам одного писателя, образованные женщины могли вспоминать о любовном приключении так же пренебрежительно, как «о случайном знакомстве или о меню в ресторане, где они ужинали».