Приключения эльфийской шпионки

Дисклеймер

Все произведение является плодом воображения автора, совпадения с реальными и выдуманными существами или событиями – случайны.

Пролог.

– Ай! За что?! – возмутился он, хватаясь за свой нос.

Красивый такой нос, прямой, идеально гармонирующий с насмешливыми карими глазами и волевым подбородком. Он всегда бесил меня своей идеальностью. И вот сломала. Давно мечтала это сделать. Веса во мне немного, но долго ли умеючи? Да еще с эффектом неожиданности. Впрочем, заживет через полминуты, регенерация у нас отменная.

– За то, что шлифовал мне ушки, – уперла руки в боки, – я тут мучаюсь, страдаю… Не понимаю, как я могу любить двух мужчин одновременно… А ты, сволочь злосчастная, за мой счет развлекался!

– Это хорошо, – усмехнулся он, – значит, не один я мучался. И где прокололся?

– На кофе с молоком. С корицей, мускатом и без сахара.

– Болван! – обругал он себя.

– Не то слово! Хватит фиглярствовать и возвращай свой нормальный облик. Не то целовать не буду!

Шон приблизился ко мне, не сводя гипнотического взгляда ореховых глаз с моих губ. Безумно захотелось взъерошить его роскошные волосы, но я держала руки при себе. Сейчас совсем не время. Только он так не думал, подхватил меня за талию и прижал к себе. Выдохнул прямо в мой приоткрытый рот:

– Ты уверена?

– На сто процентов. Зачем ты так со мной? Хотел проверить, буду ли я любить тебя или кинусь на шею красавчику-магу? Не устояла, как видишь.

– Наоборот, это доказывает, что ты всегда ко мне тянулась, в каком бы обличии я ни был, – глухо произнес он, обжигая почерневшими глазами.

– Ну и гад же ты! – беззлобно пробурчала, прижимаясь к широкой груди напарника.

Хриплый вздох разорвал тишину лаборатории, к моей скуле прижались горячие сухие губы, опустились вниз к горлу, и мне совершенно сорвало крышу. Голова закружилась, я плюхнулась на что-то, кажется, это был алхимический стол. Выгнулась назад, опираясь на вытянутые руки и открывая шею для поцелуев. Мир сузился до одного-единственного невозможного мага, в ушах зашумело, горячее дыхание на коже выбивало дрожь.

Поцелуи становились все горячей и глубже, сильные руки стискивали так крепко, что выбивали воздух из легких. Но воздух мне был уже не нужен, мне необходим этот мужчина и прямо сейчас… Его теплые карие глаза опасно потемнели, дыхание Шона делалось все тяжелее, я окончательно потерялась в вихре сумасшедшей страсти. Мы целовались, отчаянно цепляясь друг за друга, пытаясь утолить эту лишающую воли тягу, этот безумный голод. Жадные глубокие поцелуи вызывали такой ураган чувственного удовольствия, что я застонала, желая большего. Он прервался и хрипло что-то прошептал, спускаясь ниже… а я таяла, словно шоколад в руках гурмана.

Звук разбитой пробирки меня отрезвил. Что мы делаем? Ежики ушастые! У меня дистилляция закончилась, нужно срочно убрать колбу, сейчас будут выкипать более тяжелолетучие фракции яда… И только когда работа была спасена, я перевела дух.

Мне надо оставаться собранной, впереди опасная миссия, последнее задание. То, ради чего все затевалось. Нужно проникнуть в центр аномалии, где пропали мои предшественники и покончить со всем этим раз и навсегда. Могущественные враги желают избавиться от нас. Враги всего живого, иная форма жизни…

А память я потеряла не зря – так было нужно. Так было задумано… Но вот настал момент, метка рода получена и пропустит меня как свою, яд почти готов, притворяться более не имеет смысла. Пора возвращать воспоминания. Что принесет мне новый день?

Глава 1.

Я стояла на лугу, вокруг меня простирались холмы, усыпанные фиолетовыми цветами душицы и желтенькими зверобоями, тут же росли и ромашки, и клевер – разнотравье, одним словом. Легкий ветерок доносил волшебный аромат трав, солнышко нежно грело, а в воздухе слышны были гул пчел, мух, шмелей и цокот кузнечиков. В отдалении луга перемежались перелеском, а за мной возвышалась стена векового леса.

Я прекрасно знала названия всех растений и их целебные свойства, могла с точностью рассказать, что за деревья растут в отдалении и от каких болезней помогут их листья, почки, кора. Но кто я? Как меня зовут? Что я здесь делаю посреди лугов? Сколько мне лет? Я ничего не помнила. Я осознавала лишь то, что я – женского пола и довольно юная особа. По крайней мере, руки у меня красивые, по виду, никогда не знали тяжелой работы, и кожа лица на ощупь нежная.

Стояла я босиком, на мне было лишь тоненькое платье светло-розового цвета, точно лепестки пиона, никаких украшений. Хм… нижнего белья тоже нет, впрочем, никакого дискомфорта я не испытывала. Вокруг ни души, чтобы стесняться. Солнышко припекает, но свежий ветерок приятно холодит кожу.

Что я делала в таком виде? Где я? И что мне делать? Ждать у моря погоды? Чтобы кто-то волшебным образом появился и мне все объяснил? Так можно вечность ждать. Надо искать людей. Куда идти? Мне непринципиально. Только надо найти воду напиться, и еще память подсказала, что люди обычно селятся неподалеку от рек.

В лес решила не идти, там сумрачно как-то, крапива и мошкара. На открытом пространстве их ветром сдувает, а в лесу облепят. Еще на поляне можно попробовать найти ягоды, вдруг повезет, и найду землянику? Не то, чтобы я была голодна, но внутри как будто находился реактор, и он требовал подпитки… И я пошла просто вперед.

Мне действительно повезло, и землянику я нашла. Переспелую, правда, много ягод уже подсохло, и на вкус были как изюм, но тем даже лучше, слаще. Наевшись от души, я почувствовала, как прибавилось сил и энергии. Вот они – дары природы!

Я заметила одну странность: ко мне подлетали слепни, платье у меня открытое, рукава короткие, бабочкой, шея и спина открыты: кусай-не хочу, а они улетали восвояси. То ли я невкусная, то ли и вовсе ядовитая. Потом заметила еще странность: я как будто чувствовала насекомых. Видела муравья и каким-то непостижимым образом понимала, откуда он идет, где муравейник. Видела пчелу и понимала, в какой стороне улей. Пришла в голову шальная мысль попробовать отдавать им приказы, ерунду типа: сядь на этот цветок, подними эту веточку, но ничего не вышло. Может, мне голову напекло, и я все напридумывала? На самом деле я не чувствую мысли насекомых?

Но вскоре убедилась, что это не так. По мыслеобразам ящериц и прочей живности я засекла, в какой стороне родник и … о чудо! Родник и вправду там оказался! Вдоволь напившись и освежившись, я пошла вдоль ручья, надеясь набрести на реку.

Ручей привел меня в смешанный лес, по которому я брела уже несколько дней. Удивительно, но на меня никто не нападал, то ли хищников тут не водится, то ли хищники так же, как и комары и слепни, дружно решили, что я невкусная и не имеет смысла ко мне приближаться. Еще удивительней было то, что голода я не испытывала, хоть и ела в последний раз на той поляне землянику. Мой внутренний реактор довольствовался той едой, что я закинула, и не просил ничего большего. Ну а апофеозом странностей оказалось то, что мне не было необходимости спать и справлять нужду ни малую, ни большую. Органы соответствующие имелись, а желание пожурчать не возникало. Как будто все, что я съела и выпила, превратилось в безотходную энергию. Я не уставала, была бодра и полна сил, и вот уже четвертые сутки без отдыха активно топала по берегу речушки. Вообще человек ли я? Крапива меня не жалила, сухие ветки и ежевичные заросли не кололи, а на песчаном бережку я не оставляла следов, будто мои изящные ступни и вовсе не касались земли.

А на шестой день я увидела их. Несколько женщин и пяток девчонок стирали в реке вещи. Тазы с щелоком, отвар мыльнянки, груда перестиранного белья. И шок на загорелых, утомленных работой лицах. Я растянула рот в улыбке:

– Приветствую вас, милые дамы. Я заблудилась. Не подскажете ли мне, в каком направлении поселение?

Но вместо ответа я получила замершие на несколько секунд статуи, а затем истошный, оглушительный визг, исторгаемый из глоток баб и какофонически сливающийся в один. Причем главный вопль издавала одна дородная бабища, ей вторил визг бабы чуть помладше, а остальные так… подвизгивали. Если это оружие массового поражения, то вынуждена признать, очень эффективное. Я чуть разрыв сердца не получила, а ушам вообще несладко пришлось – свернулись в трубочку. Пока я пыталась прийти в себя, легонько тряся головой, девки подхватили подолы платьев и пустились наутек, побросав стирку. Вдогонку я лишь услыхала боязливое и визгливое: «Мавка!», «Ой, бабоньки, мавка!», «Нечисть энта окаянная», «Подымай мужиков!».

Я, что, такая страшная? Посмотрела бы на отражение в реке, но течение создавало рябь, искажая черты лица. И кто такая мавка? Почему меня прозвали нечистой?

– Да где же я нечистая? – обиженно пробурчала я себе под нос, осматривая свои ноги и платье, грязь ко мне не липла, да и плескалась в речке я с удовольствием. – Ни пятнышка, ни грязинки.

Я направила стопы в ту сторону, куда бросились бабы. Нехорошо получилось, может, я была недостаточно вежливой, забыла сказать «пожалуйста»? Может, мавка – это значит грубый, невоспитанный человек?

Дома в деревне стояли бревенчатые, добротные, крытые сосновой дранкой, а частокол вокруг поселения не нес никакой защитной функции – местами обвалился, местами держался на соплях. Вывод: живут тут люди зажиточно, от врагов и лихих людей не страдают. Мой острый взор подметил лесопилку, раскинувшуюся поодаль, у самого края отвоевавшей себе место в лесу деревни. Вот кузница пышет жаром, а вот обнесенные плетнем огороды, курицы и индейки свободно себе пасутся в отведенном им участке.

Меня облаяло несколько собак, не зло, а как бы приветствуя. Чего не скажешь о жителях: мужики похватали вилы, топоры, косы – кто во что горазд – и настороженно, исподлобья взирали на меня. Ребятишки испуганно жались к маминым юбкам, я подняла руки.

– Меня зовут Мелисса, я – путница, попавшая в беду. На нас напали разбойники, мне насилу удалось сбежать. Не могли бы вы оказать гостеприимство и предоставить ночлег, будьте так любезны, – сходу стала сочинять я, – завтра я вас покину, просто покажите в какой стороне тракт.

Бабы зашушукались: «Брехает, з болот пришедши» – «Отколь?» – «Мавка окаянная, морда долгая аки лошадь» – «Пошто бучих иисть не стала?» – «Нонче нечисть хитра, всех съисть хочёт» «Няхай Бог крыеть»

Ах, вот оно что, они думают, я их съесть хочу! Это же фу! Я поспешила объясниться:

– Я безобидная!

Так толпа мне и поверила. В смысле, ни капли не поверила. Вперед вышел здоровенный мужик – такой раз ударит и прости-прощай жизнь – с каким-то камушком на цепочке. Все напряженно смотрели то на меня, то на камушек.

– Не нечисть, – пробасил мужик.

И вдруг меня окатило водой. Целой бадьей холодной воды.

– Да как вы смеете? – процедила я, прикрывая руками груди и кое-что пониже. Шелковое платье прилипло и стало совсем прозрачным.

– Взаправду не нечисть, – загоготали мужики, масляно рассматривая меня.

Тут набежали бабы и начали своих мужиков шпынять, чтобы на чужих не заглядывались при живых-то женах. Одна накинула на меня шаль и увела в сторонку.

– Ты звиняй нас, спугались вначале, уж больно не по-людски ты оболокалася, и зенки-то горют аки палюшки баские, ухи опять же долгие. Дивья тебе, девка, що мулет не занялся, да вода не пожгла, так и понявши, что ты взабыль заплутала аль в беду какую попалася. Не по нутру мне деваху в беде кидати, – тараторила доброго вида женщина в голубом сарафане. Из-под платка ее выбивалась седая прядь, но лицо было моложавым, так что старухой ее язык бы не повернулся назвать.

– Спасибо большое, а куда вы меня ведете? – осторожно поинтересовалась я, вежливо улыбаясь.

– Дак заночуй у меня, мужика в избе нету, малые не в щёт. Подсоби вдове: дресвой пол помой и лавки, надысь пекчи, надысь похлебку варёть. Тутошние мужики не пара тебе, не пристало пред ними мёлькать. А я в охотку на постой возму. Меня Маликой звать, – наконец, представилась она, – Муж-то, почитай, годочков пять как сгинувши, медведь задрамши, я вот одна с ребятней кукую. Трое сыночков топерича помощники. Доча была, ты на нее сходишь. Она тоже худой как жердь была, только ты светлядь, волосья аки мед, а Аришка со смоляными волосьями, загар к ней норовил прилепитися, но зимой светлела и вот, как ты, становилася.

Я переступила порог избы, в доме сушились пучки иван-чая и мяты перечной, двое мальчуганов лет пяти-шести, веснушчатые и вихрастые перебирали крупу. Дом был добротный, стол и стулья сколочены крепко, пол не скрипел.

– Мати, мы крупу перебравши, тута камушки и сор, тута чистая пшенка. Пусти нас с Никилом играти? – ребята загалдели, перебивая друг друга.

– Цыц играти они горазды! А хворост из сарая кто принесет? Леший? Курей покормёте и помет уберёте с курятника, и Мукрочку пора отвязывать, домой ведете, вечореет. Ее доить надобно уже, – командным голосом стала раздавать распоряжения Малика. Потом уже мне, – Старшой мой, четырнадцать зимой стукнет, коров пасет, нашу и суседок. Ты сымай свои шоболы, обрядись в лопотины аришины. Туточки лопотины ейные, все отдать соседке рука не поднимавшись. Пошто она нас кинула? Залихорадивши помёрла. Сглазил кто, пятнадцать годочков было, невестушка загляденье, умница-красавица, сын старосты сватавшись, чин по чину. Летось уж свадебку сыграли бы, но бац: нет ее. Нонче женился тот на дочери Глафирьи, а я и думаю, а неушто она часом порчу наведши? Ой, да что я тут тебе балакаю, ты вот перекуси пока: хлеба краюха, вчерась пекла. Ромололась пошто? Вон новое тесто расстоялось, помогчи могёшь печь-то?

Я не знала, но готова была предложить посильную помощь. Одежда Арины на мне висела, как на пугале огородном, и подол был коротковат. Но сухое и теплое суконное платье меня порадовало, свое розовое мокрое безобразие я повесила на спинку стула.

Оказалось, что печь хлеб я не умела. Глядя на мои неумелые попытки совладать с тестом, хозяйка меня оттеснила и сама принялась за дело, поручив мне приготовить похлебку. Овощи крошить я могла, память тела подсказала, и вот я стою и ловко шинкую лук, морковь, перец и кабачки. Кем бы я ни была в прошлом, с ножом обращаться я умела.

Сперва обжарила лук, показалось, так правильно. Потом добавила перчик, потом долила воду, крупу и остальные овощи. По дому плыл одуряющий аромат похлебки. Зашедший домой паренек принюхался и обявил:

– Здорово, мати, вкусно пахнет. А что у нас дома делает ейфилька в Аришином платье?

Глава 2.

Когда почти стемнело, мы уселись за стол и принялись за ужин. Мой кулинарный шедевр возымел успех, еще бы: я насыпала в похлебку ароматных травок, найденных неподалеку от дома. Откуда-то я знала, что с ними еда станет вкуснее. И вообще, я начала вспоминать многое об окружающем мире, но абсолютно ничего о самой себе, сколько я бы ни хмурила лоб, пытаясь ухватиться за ускользающие мысли. Словно кто-то надежно спрятал воспоминания в моей голове и запер их там на ключ, оставив лишь то, без чего нельзя обойтись.

Старший сын Малики рассказал об эльфах все, что помнил от деда Павилия, местного путешественника, бывавшего во многих городах и местах империи, даже в столице. По всему выходило, что я – эльфийка. Остроухая, растения и животных чувствую, при ходьбе траву не приминаю.

Эльфы или Дивные, как еще их называли, нечасто покидали леса. Огромной редкостью было повстречать их на своем пути, разве что в столице, да и то при большом везении. И как я тут очутилась, спрашивается, одна, без денег, без припасов? Надо понять, кто я, откуда, зачем я здесь… И было еще что-то очень важное… я забыла, что именно, но оно настолько глобальное, что даже незнание о самой себе отходило на второй план. Нужно вспомнить, обязательно нужно!

Не получалось. Зато кое-что удалось почерпнуть из закромов памяти. Мы – раса долгожителей, вегетерианцы, физически превосходим людей по многим показателям, считаемся одним из самых красивых народов. Владеем магией Света. Я – магиня? Почему я ничего не чувствую, не ощущаю в себе Искру Силы? Опять наткнулась на преграду в моем сознании.

Пока я пыталась навести порядок в своей голове, дети Малики весело болтали. Нужно возвращаться, невежливо уходить в свои мысли, когда тебя гостеприимно пригласили за стол.

– А живуть чай они на деревьях и дюже ловкие, прыгают с древа на древо, – продолжил Михайло.

– Ага, прям как обезьяны.

– Кто такие обизаны? – полюбопытствовали близнецы.

– Обезьяны, животные такие. Хвостатые, на деревьях сидят, бананы едят, – зевнула я.

– А что такое бабани? – не отставали они.

– Фрукты такие, вкусные, сладкие, – сонно пробормотала я. Странно, что только сейчас мне захотелось спать, а в лесу, на природе, спать не хотелось. Сквозь туман дремы мозг подкинул воспоминания об обезьянах и бананах. Точно помню, что видела этих животных вживую, а сладость банана была у меня на языке. Однако я уже клевала носом, рискуя свалиться с табуретки.

– Так, дети, полно донимати нашу ейфильку, баиньки пора, – вмешалась Малика, – Мелисса, можёшь лёчи на койку, Михай, ляг со мной на печку, потеснивши малясь.

Сон сморил меня быстро, только голова коснулась подушки – и я уже смотрю на себя со стороны. Волосы медово-карамельные разметались по подушке, длинные ушки смешно подрагивают во сне. Точно, эльфийка. Слишком красивая по сравнению с деревенскими девками, но красота эта нечеловеческая, своеобразная. Неудивительно, они меня за мавку приняли, слишком я отличалась от них.

Лицо кругленькое, сердечком, с пухленькими щечками. Ну, ребенок ребенком! Но, судя по наличию груди и выраженной талии, все же можно сделать вывод, что я старше, чем кажусь на первый взгляд.

Пока я разглядывала себя, обратила внимание, что рука случайно прошла сквозь комод. Я сейчас что, призрак? Ух, ты! И поскольку я чувствовала, что здесь я находилась в безопасности, да и скучно себя рассматривать, вот и выскользнула на улицу. Сквозь стену прошла. Как здорово быть нематериальной!

Убывающая луна серпиком пронзала легкие облачка и серебрила все вокруг. Шелестели листья стоящих поодаль осин, переплетаясь кронами, словно обнимаясь с березками. Все спят. Только в одном из домов плачет младенец, слышу, как его мать негромко напевает колыбельную. И еще где-то из дворовых построек, кажется, на сеновале, какая-то парочка решила приятно провести время, негромкие стоны и пыхтение разбавляли стрекот ночных цикад.

Я заскользила по деревне, экспериментируя и развлекаясь. Интересно. Мое тело спит, лежит на кровати, чем же я тогда вижу? То есть в таком состоянии у меня есть глаза? И слышу так же хорошо. Значит, и уши? Интересно, а можно ли в облака полететь? Мне будет холодно? А меня кто-нибудь может увидеть? Животные точно нет. Я подлетела к собаке, сопящей в своей будке, рука прошла сквозь нее. Попробовала сорвать травинку, рука прошла сквозь нее. Поднапряглась, сконцентрировалась – и опа! Травинка у меня в руке. Я затанцевала от радости.

Я летала, точнее, носилась по округе, заглядывала в дома, побывала на лесопилке. Узнала на собственном опыте что значит «сквозь землю провалиться». Земля – тяжелая субстанция, в нее не так-то просто провалиться, но возможно, хоть немного неприятно. Зато в небо подняться куда легче! И да, в облаках холодно, в таком состоянии я все чувствую. Так я развлекалась почти до самого рассвета, напоследок сорвала одуванчик и нырнула в свое тело. Проснулась. В руке оказался желтенький цветочек на хрупком стебельке. Я сдержала радостный смех, но не смогла подавить шальную улыбку.

Деревенские жители встают с зарей, оно и понятно: живность нужно кормить, из хлевов выводить, коров доить. С последним у меня стало получаться более-менее, лишь после того, как Малика мне показала, как именно это делается. Руки мои не привыкли к грубой работе, уверена, что в прошлой своей жизни ничем подобным не занималась. Но раз уж предложила посильную помощь, поздно идти напопятный – назвалась брусникой, полезай в лукошко.

– Бог в помощь, Мелисса! – окликнула меня статная женщина с косой, толщиной в руку.

– Спасибо, – распрямилась я, отвлекаясь от важной работы, прополки сорняков.

– Я – травница местная, знахарка Клара, слыхала ты в травах разбираешься. Подсобишь?

Я засомневалась. Клара, прочитав сомнения на моем лице, пояснила:

– Ненадолго отвлеку, дед Рохом захворал, неладное что-то с ним. Уж месяц лечу, совладать с хворью не могу. Чисто по-человечески, подсобишь?

– По-человечески вряд ли, а по-эльфийски, пожалуйста.

Мы пришли в ее дом, небольшую избу с резными ставенками и широким крыльцом под навесом. Чтобы просители и больные не мокли под дождем, поняла я. Внутри пахло сушенными травами, самыми разными, от которых в носу засвербило. Я не удержалась от чиха.

– Здорова будь! – молвила Клара, – дед Рохом – тутошний берестяной мастер. Кашляет давненько, нонче гной стал выходють. Что делать?

– Я не умею ставить диагнозы, – развела руками я, – но противокашлевый сбор могу собрать.

– Да уж мать-и-мачеха не помогает! Душицу и ромашку добавила. Какую еще травку посоветуешь? Вот их у меня сколько, глянь!

Я обвела взором полотняные мешочки, выложенные в ряд на полках, к каждому была пришита бумажка с непонятными каракулями. Присмотрелась: «кра-пи-ва»… фух, оказывается, читать я умею, просто почерк у деревенской травницы такой непонятный.

Поднапрягая память, припомнила все антибактериальные фитосборы, но, посоветовавшись со знахаркой, остановилась лишь на травах, произраставших в этих краях. Иногда исцеление растет прямо на огороде, а люди ни сном, ни духом. Нужно было сразу при признаках загноения лечить обычным отваром листа подсолнечника – природного антибиотика. Совместно с еще несколькими травами эффект возрастал и лишь немногим уступал зельям, напитанным магией исцеления.

Первоначально я хотела сразу покинуть деревню и отправиться на поиски родных. Насколько помню, рождаемость у эльфов невысокая, и каждого ребенка, по идее, они должны любить и оберегать. Но я-то уже не совсем ребенок, может, подросток? Психологически ощущала себя на шестнадцать-семнадцать человеческих лет, но память упорно молчала и не давала ни единой подсказки о возрасте. А еще магия… я вспомнила немного о ней и чувствовала, что должна обладать Силой. Раньше это было для меня так же привычно, как дышать, но сейчас меня одолевало ощущение какой-то непонятной пустоты. Могла ли я построить портал куда-то, но ошибиться и заблудиться, при этом потеряв память? Все возможно. Мне нужен дипломированный целитель маг, чтобы он посмотрел, что не так с моим сознанием.

Я осталась еще на несколько дней, наблюдая за состоянием больного, и лишь когда Рохом пошел на поправку, решила отправиться в путь. Целительница предложила остаться, семья Рохома сердечно поблагодарила меня, но провожать до тракта все поголовно отказались – работы много, летний день зимний кормит. Мне собрали котомку со снедью, Малика отдала ненужную одежду и прочие девичьи мелочи, оставшиеся от дочери. Мне объяснили дорогу и осенили на прощание знаком «храни тебя Господь». Провожать меня вышла вся деревня, ну то есть все, незанятые работой на лесопилке и на полях. Малика даже прослезилась и обняла меня на прощание. Мне стало неловко, казалось, с чего бы такая доброта, я ведь пробыла здесь всего ничего…

Я шла по пустынному тракту, спрятав волосы под платок, на плечах цветастая шаль, за спиной котомка. Неподалеку заметила молочай, и в голову пришла идея. А не помазаться ли мне соком этого замечательного растения? Память подсказала, что людям он помогает избавиться от прыщей, а на чистокровных эльфов, к коим я себя относила, окажет ровно противоположный эффект. Белесый сок этого растения разукрасит эльфа такими прыщами и акне, что никто не примет меня за мавку, как это случилось раньше. И уж подавно с неприличными предложениями во время путешествия подкатывать не будут. Малика предупредила, как много охотчих до девичьего тела на трактах и в тавернах, и большинство залезть захотят без спроса. Так что мне просто необходимо обзавестись такой физиономией, чтоб без слез и не взглянуть.

Шла я пешком, без сна и привалов, изредка перекусывала той снедью, что мне насобирали в дорогу: овощи какие-то, хлеб и сыр, фляжка воды. От еды прибавлялась энергия, но и без нее, уверена, могла бы бодро топать днями. Иногда мне казалось, что я как растения могу питаться солнечными лучами. Кто нас эльфиек знает? Может, так и есть?

Первый постоялый двор, как и ожидалось, появился в поле зрения на третьи сутки там, где пересекались три дороги. Дорожный указатель хоть и раскис от дождей, все же был вполне читаем. А вот и главная дорога, ведущая на тракт.

На небе зажигались первые звезды, и прохлада позднего вечера заставляла меня плотнее укутываться в шаль. В трактире «Семенной бычок» приглашающе горели огни, а меня клонило в сон. Но возникал вопрос, чем мне расплачиваться за ночлег? Денег за лечение Рохома я не взяла, было стыдно, я всего лишь подсказала травнице, каким образом делать отвар и в какой пропорции брать травы. А у Малики брать деньги и подавно было совестно, ей еще трех молодцов подымать.

Дверь протяжно скрипнула, словно пожаловалась на нерадивость хозяина, на меня дохнуло запахом жарящегося мяса, кислого вина и табачного дыма. На полу валялся какой-то сор, а столы лоснились от пролитого и давно впитавшегося в дерево жира. Несколько постояльцев, верно из соседней деревни, сидели за столами и обсуждали грядущий урожай. Я робко подошла к стойке. Трактирщик недовольно зыркал и кривил губы, десяти медяшек мне не откуда было взять.

– А не хотите ли в оплату за ночлег и еду, я ваше бельмо на глазу изведу? – предложила я.

– Нуу… давай, – с сомнением протянул хозяин, – токма лечи вперед. Вылечишь сию минуту, буде тебе ключ от комнаты. А то развелось энтих татей, что головастиков в тине.

– Но лечение неделю-полторы займет, я приготовлю отвар горечавки и еще капайте чистый гречишный мед в глаза, – потупилась я.

– Хитрить вздумала? – рассердился мужик, – себе рябую физиономию исправить не могешь, а тут сказочки выдумать горазда про мед и травки. Неделю займет! Как же! Я, что, идиот, по-твоему, мед переводить? Соврала, небось, а завтра тебя и след простыл. Уходи подобру-поздорову, пока я тебя сам за шкирку не выкинул.

Я быстро ретировалась. Фух. Не больно-то и хотелось в этом клоповнике ночевать! Спать хотелось, но не сильно, еще какое-то время потерплю без сна. И вообще… уж лучше на чистом воздухе ночевать под черничными сводами небес, с мириадами звезд в обнимку, чем на кровати сомнительной чистоты. Пусть жестко и прохладно, зато безопасно. Дикий зверь меня не тронет, про эту особенность эльфийской крови я помнила.

И я двинулась далее. Как мне объяснили, дорога Сосновая вливалась в большой Юго-Восточный тракт, ведущий в столицу. До таблички с указанием «Юго-Восточный» я добралась за пять дней. Провизия давно закончилась, если без еды я вполне могла обходиться какое-то время, то пить мне требовалось гораздо чаще. В последнее время ручьи почти не встречались, и я уже два дня как немытая и уже порядком подуставшая топала по пыльной дороге. Хотелось спать и пить. Если не найду постель, свалюсь прямо в дороге.

Мимо иногда проносились курьеры на быстроногих скакунах. Тянулись обозы и дилижансы. Никто меня брать к себе не хотел, и я вполне их понимала.

Таверна «Ежевичные ежи» выглядела чуть поприличнее своей предшественницы, бревна стояли впритык, никакой пакли между ними, дверь тяжелая, дубовая, полы не скрипели. А еще она была не в пример опрятнее и многолюднее, оно и понятно, стоит на оживленном тракте.

– Прошу прощения, уважаемый, – обратилась я к оливкокожему бугаю с выпирающими клыками. – Мне бы переночевать где и перекусить, но денег у меня нет, ограбили. Могу вам предложить услуги лекаря в оплату?

Тот смерил меня непонятным взглядом.

– Целительница? Какого ранга? – выдохнул он.

– Просто разбираюсь в травах и снадобьях, – внесла ясность я.

– Жену мою радикулит скрутил, а мазь закончилась, курьер только послезавтра ее доставит. Поднимешь женку на ноги, уберешь боль, будет тебе и комната, и еда, и даже бадья с водой, – хмыкнул он.

– Отлично! – воскликнула я, – у вас имеется редька?

Он покачал головой.

– Хрен?

Кивнул.

– Как раз хреновину крутить собирались. Жена моя обычно этим занимается, а тут слегла. Ни согнуться, ни разогнуться. Томаты скоро испортятся уже.

Я чуть не подпрыгивала от нетерпения проверить свои познания, такое впечатление, что я знала способы врачевания всех людских болячек. Натерла хрен на терке, пока повариха на кухне глотала горючие слезы, метнулась за тряпицей, переложила кашицу туда. И влетела в комнату хозяев, где на широкой двуспальной кровати в полусогнутом положении неловко лежала дородная женщина лет пятидесяти. Наложила компресс на поясницу и стала ждать. Через час она попробовала разогнуться и широко заулыбалась.

– Сработало! Ничего не болит! – расхохоталась она. – Левий, такое простое средство, а мы и не знали. Дорогущую мазь покупали!

Хозяин не показывал своей радости, но улыбка все равно пробивалась на его выдвинутой вперед челюсти. То ли жену свою любит, то ли просто рад, что томаты не пропадут теперь.

Мне досталась угловая комната на втором этаже, маленькая, тесная, но чистая. Небольшой стол у окна, стул, кровать и сундук подле нее – вот и вся мебель. Как и обещал, хозяин распорядился принести мне небольшую бадью с водой и мыло, чем я охотно воспользовалась. Смыла с себя дорожную пыль и сок молочая, возвращая свое родное лицо, перекусила овощным рагу и молоком и завалилась спать. Опять выскользнула из своего тела. Ммм, полюбопытствуем.

– Откуда такая нарисовалась, совсем девочка еще, одна на тракте, – хозяйка в сорочке полусидела на кровати, щедро мазюкая на лицо зеленую жижу из плошки.

– Вот и мне странным показалось, еще страннее, что сквозь платок я заметил очертания длинных ушей, – ответил ей полуорк.

– Эльфийка? Не может быть! – изумилась она. – Дивные над каждым ребенком трясутся, с ихней-то рождаемостью. Может, полукровка?

– Да в том-то и дело, что нет, слишком длинные уши. Говорит, что ограбили ее.

– Бог ты мой! Надеюсь, не снасильничали. Деньги дело поправимое, а честь девичья одна на всю жизнь.

– Чего не знаю, того не знаю, – буркнул хозяин, – ложись спать.

– Как ты можешь быть таким каменным, ребенок – в беде! – прошипела женщина. – А ты спать! Благодаря ей знаешь, сколько денег мы сэкономим на креме от радикулита?

– Ну что ты от меня хочешь! – проворчал сердито хозяин. – Сейчас ночь, мы ничем ей помочь не можем. Кровать есть, еда-вода есть. Завтра свяжусь с Лукарием по амулету, он как раз к нам едет, договорюсь, чтобы ее в обозе подвезли до столицы.