Read the book: «Крепостная»
Страстная любовь в своем апогее достигает полного неистовства, предела чувств и желаний, вершин безумия, при котором влюбленный находится, словно в бреду от блаженства и мук одновременно…
И когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя —
Милый друг! от преступления,
От сердечных новых ран,
От измены от забвенья,
Сохранит мой талисман!
Старинный русский романс
Слова А.С. Пушкина
ПРОЛОГ. Игра
Российская империя, Московская губерния,
село Никольское, усадьба князей Урусовых
1852 год, Май
– А ну, держи ее, Егорка! – закричал долговязый парень лет пятнадцати, устремив взор на девочку, которая только что ловко вывернулась из его раскинутых рук. Второй паренек, коренастый и неприятный на лицо, попытался схватить рукой подол атласного платья Грушеньки, которая пронеслась мимо. Но девочка оказалась проворнее и, увернувшись от Егора, бегом устремилась к деревянным конюшням. Высоко приподняв широкую юбку своего голубого платья, девочка вбежала внутрь бревенчатого одноэтажного здания с высокими потолками, надеясь именно здесь скрыться от парней.
Миновав первые два стойла, в которых топтались лошади, Груша влетела в следующее – пустое. Услышав голоса мальчишек, которые так же вбежали за ней в конюшню, девочка прислонилась к беленой стене и затаилась. Слыша по голосам, как парни прошли мимо стойла, в котором она спряталась, Груша, чуть подождав, решила выглянуть и проверить, далеко ли они, чтобы снова выбежать наружу. Однако едва она вытянула тонкую шейку, бросая взгляд через короткую деревянную дверь, как тут же увидела Тимошку, который стоял всего в десяти шагах и озирался по сторонам. Парень сразу заметил ее и закричал:
– Вот она!
Груша нахмурилась и мгновенно юркнула обратно в стойло, прижавшись к стене, понимая, что теперь уж точно попалась. Парни уже подлетели к ней и в два голоса заголосили:
– Проиграла! Проиграла! Мы поймали тебя!
Они довольно ухмылялись, остановившись рядом с девочкой. Грушенька, сморщив недовольно носик и взглянув на тринадцатилетнего Егорку, который был чуть выше нее ростом и имел толстое скуластое лицо, выпалила:
– Проиграла – и что ж?
– А то, что немедля выполняй желание! – воскликнул Егорка.
– И какое? – спросила девочка тихо, устремив на паренька яркие фиолетовые глаза.
– Ну, как обычно, щелбан по лбу! – выпалил довольно Егорка, прямо светясь от мысли о том, что может щелкнуть эту разряженную в шелка девчонку, которая постоянно пыталась доказать, что она им не ровня.
Груша нахмурилась и, чуть прикрыв глаза, придвинула свое личико к Егору. Мальчишка, цокнув языком, щелкнул по небольшому лобику девочки и довольно заулыбался. Груша, даже не пискнув от боли, перевела взор на второго паренька чуть постарше, которого звали Тимофей.
– Теперь ты тресни ей по лбу, – с воодушевлением заметил коренастый Егорка. Но Тимошка как-то хмуро смотрел на девочку, не сводя взгляда с ее необычных больших фиолетовых глаз.
– А я хочу другой штраф, – тихо промямлил он.
– Какой другой? – опешил Егорка и перевел взор на долговязого босого паренька, одетого в простую русскую рубашку и темные холщовые штаны.
– Пусть поцелует меня, – сказал глухо Тимофей и чуть придвинулся к девочке, стоявшей перед ними в напряженной позе. Вмиг глаза Грушеньки округлились от удивления, и она воскликнула:
– Не буду я никого целовать! Вот еще придумал!
– Проиграла, плати штраф! – выпалил Тимошка и придвинулся. Груша поджала губки и тут же, резко дернувшись вперед, попыталась протиснуться между парнями. Но Егорка мгновенно среагировал и схватил девочку за плечи.
– Ишь ты, хитрюга! Не убежишь! Штрафной поцелуй! – затараторил, гадко ухмыляясь, Егорка.
– Пусти, сказала! – возмутилась девочка, пытаясь отбиться от Егора, который не отпускал. – Не буду я его целовать! – добавила она твердо и, склонив голову, проворно укусила Егорку за руку. Парень невольно отпустил ее, и Груша вновь попыталась вырваться из стойла. Но Тимошка раскинул в стороны руки, закрыв проход, и зло заметил:
– Ты, Грушка, думаешь, раз тебя барыня в шелка одела, так ты и другая стала? Не такая, как мы? Ты такая же крепостная! И нечего нос задирать! Держи ее, Егорка!
Подчиняясь команде Тимофея, Егор схватил руки Грушеньки сзади, не давая ей вырваться. Тимошка приблизился, и Груша с угрозой громко выпалила:
– Я сейчас закричу! А еще Марье Кирилловне все расскажу!
Груша пыталась, что было мочи вырваться из цепких рук Егорки. А Тимофей, который был уже в шаге от девочки, ехидно произнес:
– Как в салки с нами играть, так горазда! А как штраф платить, так в кусты?
Тимошка грубо схватил девочку за подбородок и склонился к ней. Груша резко отвернула головку вбок, и наглые слюнявые губы парня притиснулись к ее щечке, а не к губам, куда целился Тимофей.
– Что здесь?! – раздался позади них громкий недовольный голос. Тимошка испуганно обернулся, вмиг убрав ладонь с личика девочки. В стойло вошел высокий широкоплечий молодой человек лет двадцати трех с плеткой в руке, одетый в темный сюртук приказчика, черные штаны и короткие сапоги. Взор молодого человека прошелся по мальчишкам и девочке, и он грозно приказал: – Немедля отпусти ее!
Егорка стремительно разжал руки, и Грушенька отскочила от парня на несколько шагов, с благодарностью глядя на молодого человека.
– Мы токмо играли, – попытался пролепетать Егорка.
– Вы это что удумали, паршивцы? – процедил тихо молодой человек, с угрозой глядя на обоих парней, которые сразу же под жестким потемневшим от негодования взором опустили глаза в пол. – Совсем, что ли, стыд потеряли?
– Мы ничего такого не делали, Андрей Прохорович, – промямлил Тимошка, исподлобья глядя на молодого человека.
– Как же не делали! – возмутился Андрей. – Смотрите у меня! Еще раз увижу вас рядом с Грушей, розгами высеку, да так что месяц сесть не сможете! – добавил он грозно и уже холодно добавил: – Вам еще час назад было велено сено коням накидать, что, уже все сделано?
– Мы почти закончили, Андрей Прохорович, – начал оправдываться Егорка.
– Так немедля все закончить! Я через четверть часа сам проверю. Пошли прочь! – приказал Андрей.
Парни выскочили из стойла, словно ужаленные. Молодой человек проводил их тяжелым взглядом и затем обернулся к девочке, которая пристально смотрела на него.
– Благодарствую, Андрей Прохорович, – произнесла Грушенька и улыбнулась молодому человеку.
Андрей приблизился к ней и увидел на ее лбу красное пятно.
– Ты ударилась никак? – спросил он заботливо.
– Это Егорка мне щелбан поставил, – объяснила она.
Осторожно взяв девочку за подбородок сильными пальцами, Андрей приподнял ее тонкое нежное личико чуть выше, пытаясь разглядеть лоб. Груша же не отрывала от него своего яркого взора, в котором отражались тепло и благодарность. В этот миг молодой человек показался девочке таким сильным и мужественным, что она засмотрелась в его чистые голубые глаза.
Грушенька, которой уже исполнилось двенадцать лет, хотя и была рождена крепостной, но воспитывалась в барском доме и считалась наперсницей и компаньонкой маленькой княжны Татьяны Урусовой. Еще в младенчестве княгиня Мария Кирилловна взяла осиротевшую Грушу к себе в дом, и с тех пор девочка жила в семье князей, словно воспитанница. Как и княжну Татьяну, Грушу одевали в красивые платья, обычные для дворянок, обучали разным наукам и языкам, позволяли обедать за барским столом. А также девочка имела собственную спальню в большом дворце Урусовых.
Андрей Прохорович всего полгода назад поступил на службу управляющим в имение князей. Елагин родился в семье обедневших дворян и был вынужден зарабатывать на существование своим трудом. Он служил в армии, получая довольно приличное жалование офицера. Однако год назад, во время службы на Кавказе, молодой человек получил тяжелое ранение ноги и был вынужден уйти в отставку. Вернувшись в Петербург, еще не совсем оправившись от ранения и сильно прихрамывая на больную ногу, Елагин остался на скудной военной пенсии, практически без средств к существованию. На его руках была старая матушка и несовершеннолетий брат. Остро нуждаясь в деньгах, Андрей был вынужден устроиться на службу управляющим в имение князей Урусовых.
Волевое, суровое лицо Елагина, широкоплечая, высокая, подтянутая фигура с военной выправкой в сочетании с еле заметной хромотой непроизвольно притягивали взгляд еще юной Груши. В душе девочки постоянно рождались фантазии о военных подвигах Андрея, когда он воевал с дикими горцами на юге. И эти мысли вызвали в ней невольное восхищение молодым человеком. Весь облик Елагина казался Груше таинственным и невероятно притягательным.
Уже через мгновение ласковый голубой взор Елагина утонул в прелестных глазах девочки необычного фиолетового оттенка, и молодой человек ощутил, как его сердце отчего-то глухо застучало. Он судорожно сглотнул комок в горле и тихо произнес:
– Тебе, Грушенька, приложить что-нибудь холодное надо, чтобы синяка не было, – и тут, как будто опомнившись, Елагин убрал руку с ее подбородка, и она понятливо кивнула. – И вообще, отчего ты играешь здесь? – спросил он ласково и строго, внимательно глядя на Грушу, которая едва доставала до его плеча макушкой. – Шла бы ты в сад или на дворцовую веранду. Поди, Марья Кирилловна потеряла тебя…
– Я сейчас пойду, Андрей Прохорович, – кивнула она и, улыбнувшись ему, добавила: – Еще раз благодарю вас.
Умело приподняв подол своего голубого атласного платья, Грушенька, легко подпрыгивая, устремилась к выходу из стойла. Уже через миг она скрылась с глаз молодого человека. Андрей, стремительно обернувшись ей вслед, проводил долгим взглядом светловолосую девочку и лишь через минуту тряхнул головой и прошептал:
– Что за легкая стрекоза…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Голубка
Моя душа, скитается давно
И сердце не на месте
А я ищу ту улицу и дом
Где мы сойдемся вместе
Ты кажешься мне солнцем
Ты кажешься мне ветром
Но нет ответа…
Слова А.Брянцева
Глава I. Село Никольское
Москва, Николаевский вокзал,
1858 год, Апрель, 29.
Поезд, прибывший из Санкт-Петербурга, издал два протяжных гудка, въезжая на заполненную народом платформу. Николаевская железная дорога была вторым по важности путем для передвижения по Российской Империи после царско-сельской. Она открылась семь лет назад и соединяла два крупнейших города Санкт-Петербург и Москву.
Поезда появились сравнительно недавно и для некоторых простых людей были еще в диковинку. Крестьяне, приехавшие в Москву из далеких деревень, стояли на перроне и, крестясь, ошеломленно и немного испуганно смотрели на устрашающий паровоз с трубой, из которой валил дым.
Спустя час пассажиры покинули свои вагоны и рассеялись в многолюдной толпе. На широком перроне остались только две молоденькие девицы. Обе девушки были одеты в светлые дорогие платья по последней французской моде, в кокетливые шляпки и утепленные рединготы. Их немногочисленный багаж состоял всего из полдюжины чемоданов. Прохладная погода не располагала к прогулкам, и девушки зябко ежились от холодного пронизывающего ветра, который гулял по просторной платформе.
Княжна Татьяна Николаевна Урусова недовольно переминалась с ноги на ногу, с каждой минутой все более раздражаясь.
– И почему это нас никто не встречает? – ворчала княжна, обращаясь к своей спутнице. – Еще на той неделе я отписала Елагину. Неужели он решил проигнорировать мое письмо?
– Вряд ли, барышня, Андрей Прохорович всегда точен как часы, – тихо ответила Груша, – Может, его что-то задержало?
Княжна лишь кисло хмыкнула в ответ, напряженно всматриваясь в толпу. Не прошло и минуты, как Татьяна заметила вдалеке высокого, широкоплечего молодого человека в черном сюртуке. Княжна подняла руку и начала энергично махать, стараясь, чтобы Елагин увидел их. Молодой человек, заметив девушек, приблизился.
Андрей Прохорович Елагин, управляющий князей Урусовых, двадцати девяти лет от роду, отличался величавой статью и широкой костью. Он имел крепкий торс, широкие плечи и мускулистые сильные ноги. Гордая посадка темноволосой головы, чуть заметная надменность во взгляде голубых глаз и упрямо сжатая складка у губ выдавали в нем дворянскую породу. Движения – уверенные, энергичные и немного вальяжные – делали его похожим на опасного хищного зверя. Лицо молодого человека, суровое приятное, чуть загорелое, имело крупные выразительные черты. Он носил короткую густую бороду и усы. Он не был красив, но на него хотелось смотреть, ибо от Андрея так и веяло какой-то притягательной силой и мужественностью.
Едва молодой человек подошел к девушкам, как Груша бросила быстрый оценивающий взор на Елагина и сразу же, смущенно покраснев, опустила глаза на свои руки.
– Здравствуйте, Татьяна Николаевна, – обратился с почтением Андрей к высокой темноволосой княжне Татьяне. – Аграфена Сергеевна, день добрый, – уже мягче добавил молодой человек, стремительно переведя взор на изящную фигуру прелестной светловолосой девушки, стоявшей рядом с княжной. Горящий взволнованный взор Елагина остановился на ее красивом нежном лице, явно ожидая от нее ответного взгляда. Груша подняла глаза на молодого человека и тихо поздоровалась.
– Наконец-то! – раздраженно воскликнула Татьяна, окидывая жадным взглядом статную фигуру Андрея. Княжна демонстративно проигнорировала приветствие молодого человека, посчитав, что Андрей Прохорович не заслужил своим опозданием ее расположения, и начала отчитывать управляющего: – Мы стоим на платформе битых четверть часа! Я уж подумала, что никто не приедет за нами.
– Как же вы так думали, ваше сиятельство? – заметил извиняющимся тоном Андрей, заставив себя перевести взор на княжну, и объяснил свое опоздание: – По дороге колесо в колею попало, да и ось погнуло, пришлось править. Потому и опоздал немного.
– Ясно, – бросила колко Татьяна, видя на его темных штанах грязные разводы.
– Тогда пойдемте? – спросил Елагин вежливо и твердо. Княжна кивнула, и Андрей, взяв в руки четыре чемодана, окликнул грузчика, который помог донести оставшиеся вещи девушек до открытой коляски, ожидающей их на шумной улице, простирающейся сразу за вокзалом.
Поставив чемоданы рядом с коляской, Андрей открыл дверцу и поочередно помог взобраться девушкам в коляску, подавая им руку. Когда они уселись на кожаные кресла, молодой человек принялся привязывать их поклажу позади коляски. Проворно крепя чемоданы, Елагин то и дело бросал заинтересованные взгляды на Грушу, сидящую к нему лицом, напротив княжны.
Девушки только что вернулись из столицы, где гостили у родственников Татьяны Николаевны, князей Юсуповых. Почти всю зиму княжна и Груша провели в Москве в фамильном особняке Урусовых, а феврале перебрались в Петербург. И теперь, когда весенняя погода порадовала первым теплом, княжна Татьяна решила, что пора отправиться в Никольское.
Высокая, статная, темноволосая двадцатилетняя княжна Татьяна Урусова, единственная дочь умершего прошлым летом князя Николая Васильевича Урусова, обладала меланхоличным надменным нравом. Ее немного вытянутое приятное лицо с небольшими темными живыми глазами и тонкими губами отличалось модной бледностью и аристократичностью. Однако постоянно недовольное выражение лица омрачало ее облик, порой вызывая у окружающих неприязнь. Избалованная и своенравная с детства, княжна просто обожала, когда все происходило по ее желанию. При малейшем непослушании слуг-крепостных, которые занимали более низкое положение, Татьяна в жесткой, а иногда и обидной манере воспитывала и отчитывала подвластных ей людей.
Татьяну Урусову везде сопровождала Груша, которая постоянно была при молодой княжне. У столичных дам было очень модно иметь девушку для доверительных бесед, так называемую компаньонку. Обычно на эту роль богатые дворянки избирали девушек из бедных семей разорившихся дворян. Компаньонки скрашивали монотонное скучное времяпровождение знатных дам, к тому же являясь доверенными подругами. Богатые дворянки поверяли наперсницам свои секреты, во всем советовались с ними и даже иногда давали за ними небольшое приданное, если компаньонка вдруг собиралась замуж, а богатая госпожа не противилась тому. Но в основном бедные пассии были лишь тенью своей богатой хозяйки и подчиняясь правилам и капризам госпожи, зачастую так до старости и оставаясь старыми девами. Хотя компаньонкам и не платили жалования, они жили в богатых домах, при хозяйке, ели за общим столом и носили дорогие наряды. Иногда бывали случаи, когда богатая барыня, устав от ее компании, выплачивала своей наперснице приличное денежное вознаграждение и отпускала от себя. И тогда уже компаньонка могла устроить жизнь по своему усмотрению.
Однако положение Груши было еще более удручающим, поскольку она являлась крепостной князей Урусовых. Еще в четырехлетнем возрасте она осталась сиротой. Мать Грушеньки умерла при рождении девочки, а отец, крепостной крестьянин Сергей Федотов, любимый конюх князей, скоропостижно скончался от пневмонии, оставив трех дочерей в полной нищете. Надо заметить, бедных детей, оставшихся без родителей, часто отдавали на воспитание в другие крестьянские семьи. Княгиня Мария Кирилловна Урусова, мать Татьяны, распорядилась привезти трех девочек к себе в поместье, дабы самой решить, куда их пристроить. Она сразу отметила пригожесть четырехлетней Груши, которая отличалась от своих невзрачных сестер некой врожденной утонченностью. Княгиня оставила девочку у себя и определила ее в компаньонки к своей шестилетней дочери Татьяне. Через год родные сестры Груши умерли во время эпидемии холеры, и девочка осталась совсем одна на этом свете.
Росла она в барском доме и даже имела свою маленькую комнату. Она играла с юной княжной, изучала наравне с Татьяной французский, немецкий, итальянский языки, нотную грамоту и занималась геометрией и арифметикой. Татьяна не любила точные науки и часто отлынивала от занятий у господина Чемизова. Но Груша, понимая, что, возможно, у нее, простой крестьянской девочки, более не будет такого прекрасного шанса научиться всему, с удовольствием и рвением занималась науками, впитывая в себя знания как губка.
Урусовы происходили из старинного княжеского рода, берущего свое начало от татарина Мангита, который был любимым военачальником знаменитого Тамерлана. А Николай Васильевич, отец Татьяны, был потомком известного стольника Петра I, князя Алексея Никитича Урусова.
С детства княгиня Мария Кирилловна определила Груше особое место в доме. Заставляла слуг обращаться с девочкой как с барышней, наряжала в красивые платья и даже отпускала с Татьяной в Петербург. Груша, благодарная княгине за ее доброту и щедрость, неизменно пыталась угодить своей благодетельнице, исполняя все ее просьбы. В конце своей жизни на одном из семейных вечеров княгиня Мария вслух заметила, что любит Грушу как вторую дочь. А красоту и природную любознательность она смогла разглядеть в бедной девочке еще в раннем детстве и возвысить ту до должного уровня. Услышав слова княгини, Груша бросилась перед Марией Кирилловной на колени и начала с благодарностью целовать ей руки. Молодая княжна Татьяна тоже искренне любила Грушу и считала ее своей близкой подругой, поверяла ей все свои тайные желания и чувства. Однако любовь молодой княжны к Груше отличалась от любви Марии Кирилловны. Татьяна скорее была привязана к девушке как к своей любимой собачонке или нужной в данный момент доверенной слушательнице, не более. Но Груша, наивная и добрая сердцем, не замечала этого и искренне любила молодую княжну, считая ее названой сестрой.
Лишь к вечеру, после нескольких часов пути, открытая коляска с девушками, Елагиным и кучером достигла села Никольского, родового поместья Урусовых. Усадьба находилась в версте от села Никольского, самого малочисленного из четырех больших селений, которые располагались в пределах сорока верст на принадлежащих князям Урусовым землях и составляли единое поместье. Князья также имели земельные наделы в Калуге, Перми и на юге России и владели примерно двадцатью тысячами крепостных.
Крестьяне села Никольского, состоявшего из трех сотен дворов, в основном обслуживали барскую усадьбу: двухэтажный особняк, парк, большую конюшню и другие хозяйственные постройки. Остальные же крепостные из близлежащих сел трудились на полях, заготавливали материал для лесопилки и работали на других производствах, которые также принадлежали князьям и давали весьма ощутимый годовой доход.
Андрей Прохорович Елагин служил главным управляющим над всеми четырьмя многочисленными поселениями и предприятиями. Другие имения и вотчины князей, в дальних губерниях, были не так многочисленны, и тамошние управляющие раз в год непременно приезжали в Москву для отчета о делах. В ведении Елагина, помимо восьми тысяч крепостных, были обширные поля, растянувшиеся на многие версты, лесопилка, ткацкая фабрика и два небольших производства по изготовлению конской упряжи. Елагин жил в Никольском при дворце князей и постоянно мотался по округе, ибо за всем обширным хозяйством Урусовых постоянно требовался присмотр.
Никольское, парадная загородная усадьба князей Урусовых, обустраивалось во второй половине XVIII века дворянином А. П. Глебовым, затем ею владели Безобразовы. В начале 20-х годов XIX века Никольское и три близлежащие деревни: Чубарово, Губино и Папино, – с крестьянами купил Николай Васильевич Урусов, отец Татьяны. Чуть позже по замыслу князя Урусова был выстроен помпезный большой дворец и разбит парк.
Дворец, боковые флигеля, два служебных корпуса для дворовых людей составляли единый ансамбль, выполненный в духе классицизма. Главный фасад был украшен шестью колоннадами и венчался куполом, на котором была установлена чугунная статуя Венеры, отлитая на уральских заводах Демидова. Окна западного фасада выходили на реку Нару, открывая взору чудесный пейзаж. Дворец находился в центре квадратного парадного двора, по углам которого были выстроены двухэтажные корпуса, обработанные рустом. В северном, отдельно стоявшем корпусе жил управляющий и пара десятков слуг-мужчин, а в южном – женская прислуга во главе с Агафьей, бывшей няней Груши. Чуть далее находились более простые строения, где обитали остальные дворовые, которые жили семьями.
На восточной стороне, куда выходила парадная лестница с чугунными львами, располагался главный въезд во двор. С западный стороны он имел менее помпезный вид и выходил на липовую аллею, которая спускалась к реке Наре. С северной, восточной и южной сторон главный особняк был окружен регулярным парком во французском стиле: с прудами, гротами, беседками и липовой аллеей. Причудливый, ажурный мостик соединял между собой два пруда, в которых росли розовые лилии и кувшинки. Беседка под названием «Храм Венеры», расположенная чуть поодаль, на вершине небольшого холма, имела округлую форму, восемь колон и круглый шарообразный купол.
Недалеко от дворца, на берегу реки Нары возвышалась разрушенная церковь Рождества Богородицы, выстроенная в стиле итальянского барокко с одним переделом внутри. Князь Николай Васильевич, будучи не сильно набожным, не считал нужным реставрировать заброшенное здание. А для многочисленных крепостных все требы и необходимые церковные службы совершались в Николаевской церкви в соседнем селе Губино, что находилось в семи верстах от усадьбы.
В поместье Урусовых также были выстроены конный двор с манежем, стеклянная оранжерея, скотный двор, рига, несколько амбаров и сараев для хранения зерновых и других сельскохозяйственных культур. Оранжерея, возведенная еще при первой хозяйке, Ольге Павловне Глебовой, в настоящее время находилась в запустении. Обветшавшее здание и немногие сохранившиеся растения пребывали в упадке. Княжна Татьяна не считала нужным сохранять диковинные цветы и совершенно не занималась посадками. Постоянно занятому Елагину также не было дела до растений в оранжерее. Единственным человеком, который истинно любил это старинное заброшенное здание с зеленым царством цветов, являлась Груша. Здесь девушка проводила целые часы, копаясь в земле и ухаживая за растениями и кустарниками.
