– Ну вот, кажется, все, – произношу низким голосом. – Мне пора.
Достаю из кармана оставшиеся деньги, отсчитываю половину и кладу на стол.
– Спасибо, ребят, за все. Это вам.
– Нет, нет, нельзя, – подскакивает Горыныч. – Тебе сейчас нужнее. Вернешь свою жизнь, тогда отблагодаришь. – И всовывает мне деньги в руку.
Я прячу паспорт в карман. Прощаюсь с парнями.
И выхожу.
Новая жизнь.
Нет.
Мне нужно разобраться со старой. Мне нужна старая!
Так. Сейчас куплю телефон. Позвоню Борисычу… Ага, сука! Я же не помню его номера. Все номера в старом телефоне. Тогда сразу поеду. Нужно на вокзал. Отсижусь у него. Там разберемся.
На вокзале я пытаюсь держаться подальше от полиции. Покупаю билет до Сочи.
– Добрый день. Ваши документы.
Оборачиваюсь.
Двое молодых парней в полицейской форме. Дубинки. Наручники. Пистолеты.
Вытаскиваю паспорт. Протягиваю.
– Домой еду, – говорю. – А что, что-то случилось?
– Оглядываетесь много, – улыбается. – С прошедшим днем рождения. – Возвращает мне паспорт. И они отходят.
Ну да – заглядываю сам – как и сочиняли, мой день рождения был вчера.
До рейса еще семь часов.
Я должен с ней поговорить. Я должен ее увидеть. Нельзя вот так бросать ее здесь одну. Маришечка. Красотулечка моя. Я верну тебя. Я верну нам нашу жизнь.
Беру такси.
– ЛотБанк.
Выхожу неподалеку. Жду.
Уже почти шесть. Скоро.
Вижу. Вот она. Моя красотулечка. С ней никого. Она садится в нашу синюю Хонду и едет.
Быстро ловлю такси.
– Пожалуйста, за этой машиной.
Улица Цветочная. Она едет домой. Это хорошо.
Паркуется. Заходит в дом.
Расплачиваюсь. Выхожу из машины. Оглядываюсь.
Осторожно проникаю во двор. Подхожу к окну. Оно вновь вставлено на место. Никого не видно. Наверное, поднялась в спальню.
Дождаться ее здесь? Или постучаться? А вдруг она дома не одна. Или опять залезть через окно?
Спускается. Надеюсь, она увидит меня сквозь занавески.
Стучу по стеклу. Нет. Ее уже нет в комнате. Значит, не услышала.
Бороться до конца! Любой ценой!
Иду к двери. Нажимаю на звонок.
Включается домофон. Ее голос:
– Я слушаю.
– Марин, это я, Паша.
В этот момент что-то тяжелое обрушивается мне на спину. Потом еще раз.
Я падаю. И замечаю, как меня бьет деревянной битой мужчина. Это тот вчерашний. Поддельный я.
Он размахивается. И опускает биту мне на спину.
Все расплывается.
Сначала чувствую тряску. Потом становится слышен какой-то гул. Какие-то голоса.
Открываю глаза. Я уложен в креслах. Еду в полицейском уазике. Руки в наручниках. Все тело изнывает от боли. Будто из-под танка выбрался.
– Он очнулся. – Рядом молодой парень в форме.
Ко мне поворачивается усатый полицейский, сидящий на переднем сидении. Капитанские погоны на плечах.
– Как самочувствие?
– Вам жаловаться все равно бесполезно, – произношу сквозь кашель.
У него звонит телефон.
– Да, он пришел в себя. Нет, не ранен. Не сильно. Подъезжаем уже.
Смотрю в окно. Деревья. Какой-то лес. Здание.
Меня вытаскивают из машины, и капитан сопровождает в помещение.
Похоже на больницу.
Нас встречает упитанный старик. Директор тут, что ли?
– Это ваш? – выдает усатый, когда тот подходит ближе.
– Да, да, наш, – лепечет тот и обращается ко мне: – И как ты ноги не сломал, прыгун? – Затем указывает рукой в комнату. – Сюда, пожалуйста.
В комнате деревянный стол, шкаф, стены увешаны грамотами в рамках.
Капитан усаживает меня на кушетку и снимает наручники. Боль снова пронзает тело. Словно мне вырвали позвоночник.
– Документы на него есть? – спрашивает он и подходит к директору.
– Конечно, конечно, – тонким голоском тараторит тот. – Вот история болезни. Других его документов нет.
Я вчитываюсь в ближайшую грамоту на стене.
Это психиатрическая лечебница. Вашу мать. Вашу мать!
Усатый берет документы и начинает изучать. Подходит ко мне.
Я замечаю мою фотографию на одном из документов. Поверх ее какая-то печать.
Они решили меня в психушку упечь?! Суки! Меня устранили. Отправили в сумасшедший дом.
– Сестра, проходите, – говорит директор. – Давайте скорее. У него может начаться паника.
Пожилая женщина с добрым лицом садится рядом со мной. У нее в руках шприц.
Они сделают из меня овощ.
– Командир, – выдавливаю я, глядя на полицейского. – Это подстава. Меня хотят сюда оформить. Я там кому-то помешал.
Присутствующие неподвижно смотрят на меня.
Я продолжаю ныть:
– Этого всего не должно быть. Помоги мне. Разберись во всем. Пожалуйста. Большего не прошу.
Усатый поворачивается в сторону директора. Главный, сука, врач. Тот пожимает плечами. Капитан возвращает ему историю болезни. Выплескивает:
– Выздоравливай. – И скрывается за дверью.
Игла входит в мое плечо. Оно загорается изнутри.
– Все хорошо, мой милый, все хорошо, – бормочет женщина с добрым лицом.
Теряется фокус.
– Борисыч, ты спишь?
Я приподнимаю голову. Темно. Кто-то в двери. Входит в комнату – в палату.
Приближается.
Я потираю глаза.
Поседевший мужчина с заметными морщинами.
– Борисыч, ты чего в этот раз учудил? – Садится на край моей кровати. – Ты что, правда, к Павлику поехал?
Я разглядываю его пижаму.
– Я тебе, наверно, о нем все уши прожужжал, – ухмыляется он. – Ну и как сынишка мой? Помнит меня?
– Косинов! – в палату врывается женщина в белом халате, делавшая мне укол. – Вернитесь в свою палату. Оставьте его, ему нужен покой.
Она хватает моего гостя за руку и тянет на выход.
– Да и вам тоже спать нужно, – ворчит она на него. – Ночь на дворе.
– Отца-то помнит он?! – кричит мужчина. – А, Борисыч?! О батьке-то вспоминает? Это ж кровинушка моя! – слышу я уже из коридора. – Я ж ему всю жизнь…
Ощущение – будто я просыпаюсь, и еще не разобрать, где сон, а где явь.
В палату вновь входит та же медсестра.
– Ну не переживай, мой милый, все хорошо, – она обнимает меня, берет за лицо, всматривается необычным нежным взглядом. – Как же ты все-таки на сына похож.