Read the book: «Побег из Содома», page 6
13 Носорог
– Надя, пожалуйста, поищи сухостой, он должен здесь быть. Сосна – это идеально; но ель тоже подойдёт. Любую сухую хвою руби и тащи сюда. Она горит хорошо, и дыма от неё меньше, – проинструктировал Папа, вынимая из рюкзака консервы.
– Да иду я, иду! Но нам надо не от дронов прятаться, а от Охотников.
Надя взяла миниатюрный топорик и пошла в сторону леса. Отойдя метров на двадцать, она повернула голову и выкрикнула:
– В резервации могла быть установлена их автоматика, нам бы отсюда подальше убра…
– Медленно! Медленно и плавно, мать вашу, поднимаем руки…
Грубый мужской голос резко выкрикивал команды.
– Не дёргаться! Все на колени, живо! Руки за голову! Я вам не Миротворец, я стреляю на поражение!
Стрелок в камуфляже Охотника, возникший из ниоткуда, держал пистолет у головы Нади, одновременно оглядывая остальных.
– Брось топор! – рявкнул он ей, а потом развернул её спиной к себе и, держа пистолет у её виска, продолжил:
– Вы кто!?! Контрабандисты? Работорговцы? Что вы здесь делаете? Отвечайте! – прорычал он, выставляя левую руку чуть вперёд и поглядывая на массивные часы.
– Мы беглые христиане, – вполголоса прохрипел Папа, становясь на колени и поднимая руки.
– Говори громче! Руки за голову! – выкрикивал Охотник, выставляя левую руку с массивными часами перед собой. – Христиане, говорите?! Настоящие?
– Да… – прохрипел Папа.
Часы на руке Охотника вздрагивали зелёным отблеском после каждой фразы.
– Сейчас проверим! – проговорил стрелок, глядя на Папу. – Это просто! Ты готов умереть за свою веру?
– Готов! – сдавленно проговорил тот.
– Говори громче! Вот сюда! – выкрикнул он, показывая взглядом на браслет.
Он нервно крутил головой, стараясь держать в поле зрения всех и время от времени бросая взгляды на запястье.
– Твой Бог встретит тебя на небесах? Отвечай! – выкрикивал Охотник.
– Встретит, если ты выстрелишь, – сказал Папа, держась одной рукой за сердце, обессиленно склоняясь к земле и одновременно роняя голову.
– Боже! У него сердечный приступ! – вскрикнула Вера, не отрывая глаз от отца.
Он медленно валился на бок, схватившись рукой за сердце и как бы складываясь пополам.
– Он что, сердечник? – спросил стрелок растерянно, косясь на свои часы и одновременно ослабляя хватку. – Он сердечник? Говори!
Он выкрикнул свой вопрос, переводя взгляд с девушки на свой браслет. В ту же секунду Папа вскочил на ноги и, совершив немыслимый прыжок, оказался перед Охотником, держа в руках гранату с натянутой чекой.
– Ты хотел увидеть Бога, Он встретит тебя, пёс содомский! И отправит тебя прямым рейсом в ад!
– Если эта штука рванёт, от нас троих ничего не останется! – спокойно ответил Охотник, направляя пистолет на Папу и одновременно отпуская Надю.
– Давай проверим! – прорычал Папа, глядя ему прямо в глаза.
– Убери палец с кольца! – спокойно приказал Миротворец.
– Убери палец с курка! – передразнил Папа. – Шевельнёшь стволом, я рвану чеку!
– Девочки назад! – крикнул он, увидев, как к нему рванулась Любочка. – Надя, прочь от нас, три шага назад! Живо!
– Три шага мало, это противотанковая, она выкосит всё метров на двадцать, если сработает. Скажи, христианин, ты правда готов умереть? – спросил Охотник, нелепо выставляя левую руку и пытаясь посмотреть на браслет.
Вместо ответа Папа натянул чеку, расставил локти и сказал:
– А ты хочешь?
– Папа! Нет! – прокричала Люба, понимая, что сейчас её отец взорвёт и себя, и Охотника.
Вера едва успела ухватить младшую сестру, которая рвалась к Папе.
– Ладно, ладно… – внезапно сменил тон Охотник. – Теперь я вижу, что ты реально строгий фанат. Вот, смотри… – он выпрямил руку, державшую оружие. – Медленно и аккуратно! – он демонстративно разжал ладонь.
Массивный пистолет закачался дулом вниз, повиснув на большом пальце.
– Забери его. Да, ты. Давай! Только осторожно, – он кивнул на Надю.
Она с опаской подошла к нему и забрала оружие.
– Да не бойся ты, он не укусит. К тому же, он на предохранителе, – спокойно добавил Охотник
– Теперь автомат и тесак, – он указал взглядом себе на пояс.
Папа взял штурмовую винтовку, висевшую на плече, и выдернул огромный нож.
– Ну что, христиане, полегчало? – улыбнулся он, поднимая руки и делая шаг назад.
– Чего ты хочешь? Чего тебе надо? – спросила Вера, глядя на Охотника.
– Чего я хочу? Я хочу исповедаться, – спокойно ответил тот.
Над поляной повисла мёртвая тишина.
– Чего…– пробормотала Вера, отказываясь верить своим ушам.
– Я же сказал, исповедаться, – Охотник улыбнулся.
14 Коммандер Эйке
Тяжело рыча турбинами, колонна с беженцами выезжала из гетто. Машины ехали медленно, объезжая воронки. Грязь цепко хватала колёса белых грузовиков с медицинскими крестами на бортах. Подростки и женщины, сидящие внутри, разглядывали мир за воротами гетто. Поравнявшись с постом Миротворцев, они услышали звук горна. Посмотрев налево, они увидели бронетанковую дивизию, стоящую на поле, в полном вооружении и с развёрнутыми знамёнами.
– Мои сёстры!
Женский голос, усиленный армейским динамиком, прокатился над поляной. Сотни рук вскинулись вверх в охотничьем приветствии. На каждом закатанном рукаве виднелась эмблема подразделения: череп со скрещенными костями. А на груди, под патчем с номером и группой крови, красовалась неофициальная эмблема, та, что бойцы надевали только на охоте, – собачья голова с оскаленной пастью, под которой было написано: «Осторожно! Злая Сука»!
Стоя на снарядном ящике, Коммандер Эйке старалась заглянуть в каждые глаза. Её дивизия, её семья, стояла перед ней в полном составе.
– Мои сёстры! Сегодня великий день! – торжественно произнесла она. Все глаза были устремлены на неё. – Потому что сегодня история назвала ваши имена! Пройдут десятилетия, и вы сможете сказать: «Я была там!» Вы будете рассказывать вашим внучкам и правнучкам о том, что будет написано на последних страницах учебника «Истории дискриминации». То, что мы с вами сделаем сегодня! – уверенно выкрикивала она, сверкая глазами.
– Не мы начали эту войну. Её развязали против нас тысячи лет назад! Проклятые мужчины, сексисты и религиозные фанатики, поработившие женщин. Тысячи наших сестёр пали в этой битве. Они умерли – но они не забыты. Память о них жива в наших сердцах! Мы с вами избраны, чтобы поставить точку в истории дискриминации, уничтожить последнее гнездо угнетения и патриархата – поганое Вифлеемское гетто. Мы пойдём и добьём врага в его логове!
Рёв сотен глоток раздался ей в ответ. Эйке вскинула руку и, когда крики затихли, продолжила:
– Святая Дейли давным-давно сказала: «Если мы хотим сохранить жизнь на нашей планете, то нам необходимо провести дезактивацию земли. Это будет полностью соответствовать целям эволюции – резкое уменьшение численности мужчин».
Дивизия ответила ей дружным хохотом.
– Сёстры! Нам выпала великая честь провести дезактивацию, санобработку последнего участка нашей родины, зараженного этими мерзкими паразитами – христианами! Чтобы сбылось пророчество Великой Грир: «Единственное место, где мужчина может чувствовать себя по-настоящему в безопасности, – хорошо охраняемая тюрьма!» Или Особый Район, куда мы их любезно проводим!
И вновь радостный гогот раздался ей в ответ.
– Каждая из вас знает: христианство – это болезнь, а мы – лекарство! И, чего бы это ни стоило, мы вылечим эту землю. Мы принесём Содом в каждый дом, невзирая на то, хотят они этого или нет! И когда придёт Истинный Сын, Он улыбнётся, глядя нам в глаза, потому что будет знать – мы сделали всё, что могли, для того, чтобы убраться в Его доме перед Его приходом. Потому что все мы знаем, «Бог – это не Отец, Бог – это Мать!!!» И когда мы очистим эту территорию от заразы, я сделаю то, о чём мечтала Святая Палья! Над развалинами их лицемерной церкви, на трепещущем фиолетовом сатине, я вывешу те лозунги, которые всегда считала правильными: «Вся власть Вагинам! Рай – немедленно! Да здравствует голубая любовь! Возлюбите дьявола! Секс свят! Бога нет! Верните Вавилон! Дионис жив! Язычники всех стран – объединяйтесь!» И я готова заплатить за это любую цену! А вы?
Масса вскинутых рук и хриплый рёв сотен глоток раздался в ответ.
– Операция по сути миротворческая, но у этих дефективных кишка тонка, поэтому командование вновь позвало нас. У нас есть строгий приказ, открывать только ответный огонь. Так что если кто-то из этих фанатиков чихнёт – стреляйте на поражение. Не посрамите памяти наших сестёр, павших смертью храбрых под стенами Аль-Мансура!
Она обвела своих сестёр решительным взглядом.
– Что бы ни произошло в гетто, я буду за вас, так что стреляйте без стеснения. Как говорили древние: «Уж пусть лучше меня судят двенадцать, чем несут шестеро».
Холодный смешок пробежал по рядам Охотниц. При одном взгляде на них было ясно, что ни одна из них не будет долго раздумывать, пускать в ход оружие или нет.
– Каждая женщина знает, что уборка, зачистка, дезинфекция… Это грязная, утомительная, но необходимая работа. И её не сделает никто, кроме нас. Нам нужно убрать грязь! Окончательно очистить нашу родину от зловония церкви, патриархата и христианства. Потому что есть такая профессия – Родину зачищать! Помните – это последняя зачистка на территории нашей страны! Мы с вами творим историю! Мы войдём в неё с винтовками наперевес. Не знаю, как вы, а я ждала этого всю жизнь!
И пусть сенаторы и политиканы трясутся от страха в своих кабинетах, мне не страшно. Они грозились взорвать нас в Аль-Мансуре, но мы живы и готовы сражаться! И если меня ждёт смерть, я не против! Потому что я знаю – герои умирают один раз, а трусы – тысячу. Для настоящих Валькирий уйти в Вальгаллу в зените славы – это честь!
Она обвела всех взглядом и воскликнула:
– Так ведь, сёстры? Это честь?
– Честь! Честь! Честь! – взревели в ответ хриплые голоса бойцов.
– Это очень серьёзная операция, и мы не должны недооценивать противника. Дети Ночи считают, что вероятность подрыва примерно 50 на 50. Поэтому сегодня я не отдаю приказов! Мне нужны только добровольцы! Только добровольцы. Итак… Ответьте мне…
Она глубоко вздохнула, обвела всех пронзительным взглядом и резко выкрикнула:
– Вы готовы, Сучки?!!
– Всегда готовы! – хрипло прокричали бойцы.
– Я вас не слышу…– усмехнулась Коммандер.
– Всегда готовы! – вскричали все что было мочи.
– Тогда вперёд! И да хранит вас Великая Мать!
Под рёв турбин они забирались на боевые машины. Старшины садились снаружи, прямо на броню, чтобы показать своё презрение к смерти. Они чувствовали себя самыми важными людьми на земле. Теми, кто напрямую творит волю Великой Матери. Не прошло и пяти минут, как колонна с Третьей дивизией двинулась в сторону Вифлеема.
15 Исповедь
– Чего… – пробормотала Вера, отказываясь верить своим ушам.
– Я же сказал, исповедаться, – Охотник улыбнулся.
– Не поняла… – с трудом выговорила Вера, с ужасом глядя на него.
– Я не знаю, как это правильно называется, – он пожал плечами. – Я об этом ни с кем не разговаривал, только читал в книге. Я могу путать термины… Вы знаете, что такое исповедь?
– Конечно, знаем. Это такая духовная практика. Очень древняя. Ещё времен Свободной Церкви… – растерянно ответил Папа.
– А что ты всё время на браслет смотришь? – спросила Надя Охотника, указывая на его руку.
– Это мой единственный друг, – серьёзно выдал он. – В Пустоши только ему можно верить.
– У тебя на руке детектор лжи?! – догадалась Люба.
– Нет, что ты, милая… Настоящий детектор, он такой здоровый, его нужно подключать. Там шлем, куча датчиков… А голосовой анализатор чуть больше армейских часов. В огне не горит, в воде не тонет, только аккумуляторы быстро садятся. Он говорит правду, только правду, и ничего, кроме правды! Точнее, не говорит, а показывает, – улыбнулся Охотник. – Вот, смотри! Всё просто! – показывал он, нажимая на кнопку проверки индикатора. – Красный огонёк – сознательная ложь, зелёный – правда. Остальное – оттенки и полутона. Стоит человеку заговорить, браслет покажет, врёт он или нет, – сказал Охотник, поглаживая его.
Ему явно нравилась эта игрушка, и он говорил о ней, как о живом существе.
– Я очень хотел поговорить с настоящими христианами, но проверить чужую веру можно, лишь наставив на человека пистолет.
– Да, методы у тебя людоедские, – заметил Папа, вытирая пот со лба.
– Понимаю, простите великодушно. Но Пустошь меня научила: для того, чтобы узнать правду, что находится внутри человека, на него нужно надавить. Тогда то, что внутри, вылезет наружу. Закон тюбика! Знаю, что больно, зато работает! – улыбнулся он. – Но у нас мало времени. Сколько дней вы в бегах? – спросил он, глядя на них.
– Второй день, – ответил Папа.
– Отлично, ещё не всё потеряно. Пока вами занимаются Охотники, у вас есть надежда. Эти могут проваландаться и неделю, пока сообразят, что к чему. Вы же знаете: «Где Охотник – там бардак». Но как только за дело возьмутся Дети Ночи, у вас не будет шансов. Я понимаю, что с каждой минутой ваше положение ухудшается, поэтому тянуть не буду.
– Ты скажешь, куда нам бежать? – спросила Вера, с надеждою глядя на Охотника.
– Конечно, скажу, но сначала вы должны мне помочь.
– Хорошо, я тебя исповедую, – согласился Папа. – Садись, – добавил он. – Стоя неудобно.
– Я дам пару советов, как обойти известные мне ловушки, но от вас мне нужна ответная услуга, – присаживаясь на поваленное дерево, сказал Охотник. – Мне нужно освобождение. Как там: «Отпустить измученных на свободу»…
Он глубоко вздохнул, сел, обвёл всех взглядом и спросил:
– А надо всё с начала рассказывать?
– В принципе, не обязательно. Говори, как хочешь. Кстати, как тебя зовут? – спросил Папа.
– Друзья зовут меня Носорогом.
– Понятно. Это Надя – средняя, там старшая Вера, и Люба, самая младшая из моих дочерей. А я их Папа. Начинай, Носорог, мы слушаем.
– Наверное, лучше сначала… – он устроился поудобнее и обвёл всех взглядом. – Отца я никогда не видел. Мать наотрез отказывалась о нём говорить. Позже я узнал, что она заказала искусственное от анонимного донора. Но лет до четырнадцати я тешил себя надеждами, что я не искусственник, и что когда-нибудь мой папа придёт и заберёт меня к себе.
– С матерью было так плохо? – спросила Вера.
– Да вроде нет, во всяком случае, не хуже, чем у других. Всё бы ничего, если бы не мамины подружки и не постоянный «ТриКокс».
– Она сидела на этой отраве? – спросил Папа.
– Да, и довольно плотно. Но любовницы доставали сильнее. Она меняла их раз в полгода и расставалась со страшными скандалами. А потом опять любовь-морковь. Каждая из них считала своим долгом меня повоспитывать. В общем, когда у тебя две «мамы» – это вилы.
– Печально, – сказал Папа, глядя под ноги.
– Но речь не о них… Я до сих пор не понимаю, как всё пришло к такому концу. Ведь казалось, нас учили правильным вещам. Вы же слышали эти лозунги! «Живи сейчас!», «Лови момент», «Получай удовольствие и плати за всё!», «Не беспокойся и будь счастлив!» Нет, поначалу я точно не беспокоился. О последствиях вообще не думал… Как бы это сказать…
Носорог опустил глаза.
– Говори как есть! – спокойно предложил Папа.
– В общем, ещё со школы мне нравились стройные, а точнее, тоненькие девочки. Хрупкие, прозрачные, лёгкие, как стрекозы…
– Ты педофил? – спросил его Папа, глядя в глаза.
– Строго говоря – нет. Возраст не важен. Но проблема в том, что среди моих ровесниц найти такой типаж очень тяжело, – усмехнулся он. – С этого всё и началось. Хоть я и был молод, но уже тогда понимал, что если чего-то хочешь, у тебя есть три варианта: купить, попросить и отнять. По молодости денег у меня не было, и общаться с девушками я был не мастер. Поэтому купить или получить по-хорошему как-то само отпало. Остался только третий вариант. Взять силой!
Он тяжело вздохнул и продолжил, глядя в землю.
– Первый раз всё удалось на славу! Была какая-то пьяная вечеринка, никто ничего не соображал, и всё прошло как по маслу. Дальше – больше. Но пятая или шестая девица, я точно не помню, была не сильно пьяна и накатала заяву. Мне вынесли предупреждение. Я затих на какое-то время, но охотничий азарт уже горел внутри меня. А потом было первое групповое и арест. После этого, согласно процедуре, я попал к судебному психиатру. Его совет и решил мою судьбу. Он взял мою медкнижку, очень долго разглядывал тестостероновую карту, а после сказал:
– Знаешь, я видел много ребят с похожими историями. Воспитывать вас бесполезно, наказывать тоже. У всех вас повышенная агрессия и тяга к насилию. Будешь бегать на свободе, рано или поздно вляпаешься по-крупному. Я дам тебе положительное заключение, а ты отправляйся к Охотникам. Это единственное место, где рады таким, как ты.
Носорог вздохнул и обвёл всех долгим взглядом.
– Так я оказался в рядах. Как натурал, я мог попасть только в учебку. В принципе, я мог бы сделать Каминг-Аут и поступить на военную кафедру в Академии. Но там бы пришлось учиться по-настоящему, а я не испытывал особой тяги к учёбе. В учебке было несладко, но оно того стоило! Свой первый выход в Пустошь я не забуду никогда! Халифат, Имамат и Федерация – все считали эти земли своей законной территорией. Но на самом деле перед нами простиралось «Великое Ничто», свободное от законов, правил и морали. И ещё там стоял запах настоящей охоты. Охоты на человека. Азарт, драйв и сладкий приз в конце. Тогда я понял, что в Пустоши могу делать то, что так хочу. И я делал…– тяжело выдохнул Носорог.
– Уже потом, гораздо позже, я прочитал, что победители насилуют побеждённых на каждой войне. Где-то больше, где то меньше. А тут – нет ни войны, ни мира. И наша служба давала нам безграничные возможности. Мы называли себя «Королями Пустоши». Быть королями – это весело. Очень быстро я понял, что ищу не столько удовлетворения, сколько власти. Именно это заводило меня больше всего. Неограниченная власть человека с оружием, который ни перед кем не отчитывается.
Он обвёл всех долгим, полным тоски взглядом.
– В Пустоши я был одним из лучших. Начальство это приметило. Пошли поощрения и награды. Но чем лучше шла моя карьера, тем хуже мне становилось. Как будто в душе росла огромная язва, или дыра. Закрыть её было нечем, а выпивка почти не помогала. И вот однажды мне приснился жуткий сон, в котором я увидел всё глазами своей жертвы. Это была совсем юная девочка-подросток из Северного Халифата. Я видел себя со стороны, видел своих ребят. Мы наслаждались процессом, мы же «Короли Пустоши»! А она переживала ужас и боль. Вот тогда я понял, что моя свобода делать всё, что хочется, для кого-то оборачивалась настоящим адом. В конце концов, я стал чувствовать внутри себя такую тоску, что самоубийство стало казаться вполне приемлемым выходом. Я дважды пытался покончить с жизнью. Первый раз наглотался таблеток. Съел две смертельные дозы. Но военные медики меня откачали. Меня рвало так, что, казалось, я вывернусь наизнанку. Потом я решил всё сделать красиво и выстрелил себе в рот. Однако винтовка дала осечку, и я догадался, что Кто-то, похоже, против.
– Да, самоубийство – это страшный грех, – кивнул головою Папа.
– Значит, я правильно почувствовал, – Носорог вздохнул.
– И вот однажды во время зачистки я нашёл странный девайс. Он был похож на электронную книгу в дорогой обложке. Я хотел поменять его на пару бутылок пива, но мне стало любопытно, что там, внутри. Я попробовал открыть его, но вместо пароля там появились слова: «Кто бы ты ни был, с этих страниц с тобою будет говорить Бог. Покайся или погибнешь!» Я хоть и не был тогда под кайфом, но меня это так рассмешило, что я решил почитать. Я открыл его в полночь и не сомкнул глаз до утра. Там были кусочки из Скрытого Писания, с комментариями. С того времени я стал чаще выходить в одиночный поиск и читал его в Пустоши, когда была возможность. Я прятал его, как мог, почти три месяца. Но однажды, во время очередного шмона в казарме, мою книгу нашли. Я думал, что мне конец, и за хранение Скрытого Писания меня закроют до конца дней. В этот момент я взмолился, как умел, и пообещал Богу, что если Он меня выручит, то я брошу службу и пойду к Нему. И по какой-то неизвестной мне причине книга просто не открылась. Проверяющие потыкали в неё пальцами и решили, что она неисправна. Ну, а поскольку в казарме были куда более опасные находки, например, портативный самогонный аппарат, на неё просто не обратили внимания. Где она сейчас, я не знаю, – пожал плечами Носорог.
16 Гетто в огне
Длинная колонна бэтээров и бронемашин медленно двигалась по дороге к Вифлеему. Рыча двигателями и объезжая воронки, бронированная змея не спеша приближалась к воротам гетто. За несколько метров до первого блокпоста колонна остановилась. На броне головного БТР в полный рост встала коротко остриженная женщина с автоматом в руке.
– Слушайте меня, Несогласные! С вами говорит Группен-коммандер Тереза Эйке! – прокричала она в усилитель. Её голос эхом разнёсся над Вифлеемом. – Вы под прицелами пушек и полностью окружены. Сдайте оружие и выходите с поднятыми руками.
– Слушайте меня, Охотники! Вам отвечает Комендант Вифлеема! – спокойно заговорил в мегафон, встав в полный рост над бруствером, невысокий плотный мужчина.
На его груди, ничем не прикрытая, висела плоская противопехотная мина с надписью «этой стороной к противнику».
– Эй, Коммандер, у тебя что, память отшибло? Забыла, о чём договаривались? Так мы можем ещё поговорить, у нас времени достаточно. Мы на выборы не спешим, в отличие от Канцлера. Во-первых, не надо разговаривать с нами как с побеждёнными. Вы нас не победили и никогда не победите. А во-вторых, стоя у этих ворот, вы тоже у нас на прицеле. Не у нас, а у них, – уточнил он, постучав по мине. – Так что командовать будешь у себя в казарме, а здесь делай то, о чём договорились старшие! Особо забывчивым хочу напомнить о наших условиях: мы выйдем с развёрнутыми знамёнами. Мы сдадим свои мины в Особом Районе, когда убедимся, что первая колонна прибыла туда целой и невредимой. И запомни, Коммандер, – ты не одна была за рекою! Здесь тоже полно участников, так что давай без дурацких сюрпризов! Спрашиваю последний раз, будем следовать договорённостям или начнём переговоры?
– Будем следовать, – недовольно скривившись, передразнила Эйке. – Задолбала эта дипломатия, – проворчала она, усаживаясь на броню и понимая, что блицкриг не удался.
– Тогда постойте и подождите, пока мы свяжемся с нашей колонной, – спокойно ответил Комендант, уходя с бруствера.
Охотники тем временем фотографировались на броне и нарочито весело разговаривали друг с другом.
– Колонна один, как вы? Приём, – спросил Комендант по рации.
– Колонна один докладывает – мы почти у цели. Женщины и дети чувствуют себя нормально. Подъезжаем к Особому Району. Миротворцы держат дистанцию, не приближаются. Можете начинать. Приём.
– Вас понял, колонна один, мы начинаем. Конец связи.
Комендант снова вышел на дорогу и молча дал отмашку.
Тотчас же взревели турбины, и «Третья штурмовая дивизия» с развёрнутыми знамёнами неспешно двинулась вглубь гетто.
– Девочки, улыбайтесь, вас снимают. Нельзя же, чтобы вы вошли в историю с унылыми рожами, – весело прокричала Эйке.
Колонна медленно ползла вдоль сгоревших домов. Наконец, Охотники въехали на площадь перед церковью. Остановившись, они слезли с брони и огляделись. С крыш и окон рядом стоящих зданий на них смотрели защитники гетто.
– Смотри-ка, а их здесь много…– заметила одна из Охотниц.
– Главное – это не то, что нам показывают. Главное – то, чего мы не видим. То, что закопано под ногами…– ответила ей её напарница, тревожно озираясь по сторонам.
Тем временем на площадь не спеша подошёл Комендант. Он поднялся на ступени и молча вынул флаг с красным крестом, висевший у входа в церковь. Аккуратно свернув флаг вокруг древка, он приказал унести его с площади.
– Где наш транспорт? – спокойно спросил Комендант.
– В конце колонны, сейчас заезжает, – ответила Эйке, не слезая с брони, и тут же громко выкрикнула:
– Так, девочки, несите знамя!
Через несколько секунд огромное радужное полотнище было в руках Эйке. Сияющая от счастья, Группен-коммандер стояла на командирском бэтээре и размахивала флагом.
Вдруг из головного БТР раздался испуганный крик:
– Коммандер, вас вызывает штаб.
Недовольная Эйке отдала флаг подчинённым, и, нажав на кнопку около уха, вышла на связь.
– Эйке слушает! – рявкнула она.
– Коммандер Эйке, немедленно покиньте гетто, это приказ! Повторяю, немедленно эвакуируйте личный состав. На вас наводится ракета воздух-земля. Заходит по баллистике, идёт на гиперзвуке. Подлётное время полторы минуты.
– Вы что там, долбанулись? – прорычала Эйке.
– Коммандер, я не шучу! Ракета наводится на маячок. Вот координаты.
Эйке спрыгнула с брони, на ходу вынимая тактический планшет.
– Комендант! – прокричала она. – Это ваша работа? На нас летит ракета на гиперзвуке. Целит вот сюда.
Она тыкала пальцем в карту на планшете.
– Что там у вас?
Глянув на планшет, Комендант ответил:
– Это центральный бункер. Наш командный пункт.
– Если его накроет, ваша охранная система сдетонирует?
– Конечно. Если только один провод порвётся, всё сразу взлетит на воздух, тут же несколько тонн взрывчатки.
– Так, – крикнул Комендант стоящему рядом бойцу. – Пулей в бункер, отключай систему. Бегом!
– Это ваших рук дело? – растерянно спросила Эйке.
– Нет, конечно! Зачем нам ракета? Чтобы всё взорвать, нам достаточно нажать на кнопку. Да и откуда у нас такая техника?
– Коммандер, подлётное время пятьдесят секунд! – прокричала рация. – Мы пытаемся выставить беспилотники как щит. Постарайтесь укрыть личный состав.
– Комендант, это поможет? – спросила Эйке.
Комендант молча покачал головой.
Несколько беспилотников разворачивались высоко в небе, пытаясь закрыть своими корпусами гетто.
– Прими меня, Господи, в Царствии Твоём! – облегчённо произнёс Комендант. Белая ракета, быстрая, как молния, без труда обогнула беспилотники и вонзилась в землю.
– Вальгалла!.. – прохрипела Эйке, сжимая автомат в руках.
Через мгновение земля вздыбилась, и всё гетто наполнилось пламенем. Тонны взрывчатки, призванные защитить резервацию от атак бронетехники, взорвались одновременно, сжигая заживо и захватчиков, и защитников Вифлеема.
