Read the book: «Очарованная небом. Изгой»

Анна Рыжая

Font:

Таким, как ты, не место среди нас.

Такие заслужили лишь презренья.

Покуда можешь ты, беги подальше с глаз.

Рука не дрогнет, больше нет сомненья.

Не верьте демону с наивными глазами.

Душа твоя черна, подобна яду.

Пусть соловьем ты заливаешься мольбами.

Но смерть тебе – достойная награда.

Эпилог

В ночь со второго на третье число последнего весеннего месяца сонная, тихая деревушка Линорра, что была вплотную к Горе, оказалась лишена сна. Все началось с того, что около полуночи по размытой затяжным дождем дороге на всех порах, громыхая, пронеслась повозка.

– Здесь! Стой! – громко крикнула пассажирка вознице. Тот на полном ходу остановил взмыленных лошадей.

Женщина поспешно перекинула через плечо тряпичную сумку и спрыгнула в грязь.

– Только бы не опоздала, – бормотала она, подобрав юбку и спешно пробираясь по жиже к деревянной калитке.

– Э! Бесовка! – грубо окликнул ее возница. – Ты платить-то когда будешь?

Молодая черноволосая женщина обернулась и одарила его таким взглядом, что возница поежился.

– Жди. Скоро назад поедем.

Возница пробурчал что-то невнятное, поглубже закутался в плащ от пронизывающего сырого ветра и с недовольной физиономией откинулся на козлах.

В тот момент, когда женщина вошла во двор, из дома донесся такой дикий вопль, что забрехали все окрестные собаки. Задрав длинную юбку, она, как могла быстро, побежала по скользкой грязи, вперемешку с птичьим пометом.

В сенях гостья столкнулась с хозяином дома – мужчиной темноволосым, ростом выше среднего, худым, довольно потрепанным, но пока еще крепким.

– А ты… откуда взялась? – уставился он на нее.

– Для начала здравствуй, Аргус, – женщина наспех скинула грязные хиги и поочередно ополоснула каждую забрызганную грязью ногу в ведре, стоящем для этого у входной двери.

– Генера не обрадуется тебе, Раетта, – мужчина попытался обойти ее, но угодил ногой в ведро и громко выругался.

– Да ты пьян! Иди умойся холодной водой, Аргус. От тебя разит, как от выгребной ямы. Даже не вздумай подходить в таком состоянии к ребенку.

– Да откуда ты вообще знаешь про ребенка?! – в сердцах крикнул он. – Кто тебя сюда звал?!

Женщина лишь кратко улыбнулась.

– Лучше моли Заступницу, чтобы дочка родилась живой.

– У меня сын будет, – промямлил мужчина, выходя босиком во двор.

Гостья ничего не ответила, наблюдая, как брат, шатаясь, шлепает по грязи, и направилась в сторону комнаты, откуда только что донесся еще один вопль роженицы. Подходя к двери, она случайно увидела в углу за тумбочкой мальчика лет трех. Он сидел и плакал, зажав ручками уши. Женщина очень спешила и уже потянулась к дверной ручке, но в последний момент отдернула руку и подошла к ребенку.

– Вейго, милый, – она опустилась перед ним на колени. – Ты что здесь делаешь?

– Мне страшно, – навзрыд прошептал мальчик. – Мама кричит уже так долго. Она умирает?

– Нет, маленький, – женщина заботливо улыбнулась и поцеловала ребенка в лохматую каштановую шевелюру. – У тебя скоро родится сестренка. Это огромное счастье, понимаешь? И ты должен пообещать мне, что всегда будешь ее защищать.

– Сестренка?

– Да, и ей нужна будет защита старшего братика. Ты же справишься?

Мальчик неуверенно кивнул. Женщина погладила его по голове.

– Иди в свою комнату и ничего не бойся. Скоро ты увидишь и маму и сестренку. Я тебе обещаю.

Мальчик шмыгнул носом, утер кулачком слезы, поднялся и, пробежав по коридору, исчез за дверью своей комнаты.

– Помоги мне, Пречистая.

Гостья глубоко вздохнула и вошла в спальню.

На окровавленной простыне вся в поту лежала молодая женщина с выпученными от ужаса глазами, бесцельно смотрящими куда-то в потолок. Ее длинные волосы лохматыми змеями расползались по мокрой от пота простыни и казались неестественно черными на фоне мертвенно-белой кожи. Около нее суетилась сгорбленная старая повитуха, по виду абсолютно растерянная.

– Ты зачем пришла, бесовка? – сурово прошипела повитуха.

– Помочь хочу, родня моя, – невозмутимо ответила гостья. – Давно она мучается?

– Вторые сутки разродиться не может, – повитуха взглянула на роженицу как на покойницу. – Такая сильная девка. Убей, не пойму, в чем дело. Хоть бы саму спасти, ребенок-то давно уж помер, поди. Резать бы надо, только не вынесет она. Помрет.

– Не помрет, – женщина засучила рукава по локоть, достала из сумки сушеную траву, перемолола ее ладонями в пыль и посыпала на голый живот роженицы, шепча что-то, известное только ей.

– Это ты чего удумала, ведьма?! – гневно крикнула повитуха, пытаясь ухватить ту за руку.

– Будешь мешать, вот тогда умрут и мать и младенец, – жестко ответила женщина.

– Да пусть лучше помрут, чем отрекутся от Хэо твоей поганой магией!

От колючего взгляда ледяных синих глаз повитуха вздрогнула и отшатнулась.

– Да чтоб ты провалилась! – сплюнула она, из комнаты не вышла, но и мешать не стала.

– Раетта? Я-то думала, этот бред мой, – внезапно глаза роженицы округлились, она приподнялась на локтях, но от боли снова закричала и упала на постель.

– Успокойся, Генера, я здесь, чтобы помочь твоей девочке родиться, – ласково ответила женщина.

– У меня сын! Убирайся! Не прикасайся к моему ребенку, ведьма! – с усилием выкрикнула та и рухнула на кровать без чувств.

– О Пречистая Хэо! Прими ее душу в свои сады, – затараторила испуганная, белая, как моль, повитуха.

Женщина гневно глянула на нее.

– Что ты несешь, старая дура?! – прошипела она. – Нельзя хоронить живых раньше срока! Иди в угол и стой молча, что бы не увидела. Не будешь мешать, спасу обеих. А ляпнешь хоть слово – смерть их на твоей совести будет!

Повитуха ничего не ответила и, точно ожившая статуя, попятилась от кровати. Раетта положила одну руку на ледяной, вспотевший лоб роженицы, вторую на ее огромный живот, закрыла глаза и принялась без остановки шептать. То и дело она отнимала руки, и тогда вздрагивало пламя свечей в комнате. Она все сильнее нажимала на живот, все громче шептала, до тех пор, пока, наконец, ее голос не перешел в крик, а рука не проварилась сквозь кожу, как горячий нож сквозь масло. Одним движением ведьма вынула ребенка, не повредив кожи на животе. Девочка была крохотная и серо-синяя, точно покойник. Черные волосики прилипли к маленькой головке. Она не кричала и не шевелилась. Ведьма положила ладонь ей на лицо и полностью окунула ребенка в ведро с водой, продолжая шептать. Вмиг пламя свечей взметнулось к самому потолку, осветив комнату, точно солнце среди ночи, а затем погасло. Женщина аккуратно вынула ребенка из ведра. Едва его головка оказалась над водой, раздался оглушающий детский крик.

– Зажги свечи, повитуха, – тихо сказала она, поцеловала кричащего ребенка в лоб и с улыбкой добавила: – Сильная девочка. Никогда не сдавайся.

Девочка с белыми, как снег, волосами, сразу успокоилась и теперь с интересом рассматривала окружающий мир ярко-синими ледяными глазами. За окном застрекотали кузнечики, тихонько колыхались мокрые от дождя колокольчики, а в углу комнаты молча стояла поседевшая повитуха.

1 глава

Меня зовут Сейлиндейл. От моего имени веет тиной и холодом, и оно под стать моему миру, которой лишен красок и тепла. Вам бы здесь точно не понравилось. Я никогда не видела солнца, луны и звезд. Я наблюдала их лишь на картинках книг и в своем воображении, когда редкие путешественники или торговцы проезжали через нашу деревню. Над моей головой только Гора, уходящая в бесконечность, и вечные серые тучи, скрывающие ее вершины.

Линорра – самая сырая деревня за Горой. Дожди здесь идут почти ежедневно, теплые, затяжные и опостылевшие всем до дрожи. Кажется, скоро я покроюсь плесенью и сгнию, как деревянный забор перед домом Марси. Кстати, именно поэтому в Линорре все дома каменные. Естественно, тоже серые. Прямо как небо, Гора и моя жизнь.

Больше всего на свете я хотела бы сбежать из этой сырости и перебраться хотя бы в Оргун или Тинбарру. В самом деле, кто по своей воле захочет жить там, где даже мухи давно сдохли. Одним мокрицам раздолье. Фу, мерзость, аж мурашки по коже!

Увы, моя деревня отрезана от мира замкнутой горной цепью – Безымянной горой. Сбежать отсюда можно только по воздуху. На драконе. А их в Линорре не водится. Резонно. Будь я драконом, тоже бы сюда не сунулась.

Я ждала этого дня с трепетом и волнением. Сначала я считала месяцы, потом недели и, наконец, дни. А накануне и вовсе заснула лишь под утро, все время прокручивая в мыслях, как хорошо покажу себя на смотре. Мама говорила, что если я буду стараться больше всех, меня заберут во дворец, в Ардалию за Горой, и моя жизнь станет совсем другой. Какой, она не сказала, но в силу возраста я и не задумывалась об этом.

Спросонья я сладко потянулась и зевнула. На улице было слишком громко даже для ярмарочного дня. Но ведь ярмарка прошла вчера…Минутку! Сегодня день смотра! Вечно я со сна туго соображаю. Так, я готова! Наверное…

Протерев глаза, в полумраке комнаты я разглядела шкаф, из-за неплотно прикрытой дверки которого торчал подол моего нового белого платья. Мама купила его вчера для особенных случаев. Таких, как день смотра.

Вдруг в комнату ветром влетела мама. Увидев меня сонную в кровати, она вспыхнула, как сухая трава от искры.

– Сейлиндейл! Почему ты еще спишь?! – уперев руки в бока, крикнула она. – А ну-ка живо вставай и приведи себя в порядок!

Я послушно слезла с кровати, хотя мягкая, нагретая за ночь перина так и манила меня обратно. Но когда мама на взводе, с ней лучше не спорить. А заводилась она в моем присутствии всегда с пол-оборота. Иногда мне казалось, что ее раздражает во мне абсолютно все: то, как я говорю, как хожу, что делаю. Больше же всего ей не нравилась моя внешность. Нет, я не была дурнушкой, напротив. Но мои светло-русые, почти белые, волосы и ярко-голубые глаза, взгляд которых она не могла спокойно выносить… Она стыдилась, что родила ведьму. Чего уж говорить, я вообще должна была родиться темноволосым мальчиком. И мне об этом напоминали при каждом удобном, да и не очень, случае.

Моя внешность вообще нетипична для жителей Горы, да и Ясных земель тоже. Мама говорит, это потому что меня сглазили при рождении, а соседи давно уже считают, что я стану злой ведьмой – бесовкой. Порой мне хочется оправдать их надежды и напустить на кого-нибудь заворот кишок да мощную отрыжку. Только вот, я не умею.

Мама быстро, но аккуратно достала из шкафа мое новое платье и положила его на стул.

– Вейго давно уже встал. Неужели тебя совершенно не заботит, что сегодня решается ваша с братом судьба? – и, не дав мне что-либо ответить, снова прикрикнула: – Ну чего стоишь? Умывайся, дуреха!

Я выбежала во двор прямо в ночной рубашке, едва нахлобучив старые хиги. Высокий каменный забор защищал наш маленький двор от ветра, но я все равно поежилась. Прохладно и пасмурно. Зато бодрит.

Хлюпая по грязи, я обошла чем-то недовольных гусей и умылась из корыта под окном. Ледяная вода окончательно пробудила меня.

– Ну что за капуша такая! – мама уже стояла на пороге. – За что мне это наказанье, Пречистая Хэо? У всех дети как дети, а у меня сонная муха! Да как ты работать-то во дворце будешь? Ты же спишь на ходу! Ох, отсекут пустую голову да пришлют мне посылкой. Вот стыдоба-то будет!

Я вбежала в дом. Мама стащила с меня ночную рубашку и натянула новое платье. Из белоснежного мягкого льна, с длинными свободными рукавами и широким, расшитым орнаментом, поясом василькового цвета. Таким же орнаментом были расшиты манжеты и воротник. Оно сразу же мне понравилось.

После минут пять мама больно продирала гребнем мои непослушные, спутавшиеся волосы и грозилась остричь меня наголо. Я уже тогда знала, что это пустые угрозы. Волосы для женщины Линорры – главное украшение. Если ко дню, когда девочка созреет, у нее не будет косы до пояса, ни один приличный мужчина на ней не женится.

Мама продолжала что-то недовольно бубнить, а я все думала, где Вейго. На днях он вырезал рукоять для ножа из ветки ивы, растущей на берегу Гнилого озера. Только самые смелые мальчики отваживались ходить в пещеру к озеру, и мне, конечно, льстило, что мой брат из таких. Хотя я все равно отругала его. Нельзя туда ходить! Говорят, там привидения.

– Мама, а где Вейго? – спросила я.

Что если он опять пошел к болоту?

– Давно уже готовится к смотру, не то, что ты, – буркнула она. – Не гневи Заступницу, сиди и не дергайся.

Не знаю, как насчет Заступницы, а вот маму гневить точно не стоит.

Наконец, мои волосы были причесаны и разложены по плечам, пояс туго завязан спереди, а ноги обуты в до блеска натертые хиги. Я стояла перед зеркалом и нравилась сама себе. Только в дни больших праздников девочкам и незамужним девушкам разрешалось распускать волосы.

– Мам, я красивая? – спросила я, с улыбкой разглядывая себя в зеркале.

– Красивая, – небрежно ответила она. – Поторопись. А то пропустим представление перед смотром.

Я с трепетом выдохнула. Пора. Для меня сегодня двойной праздник. Я выхожу в люди. Из-за моей бесовской внешности мама старалась как можно реже выпускать меня за двор. Зачем лишние пересуды от соседей? На редкие вопросы отвечала, что я слабая и болезненная. Я обижалась. Но раз мама сказала, куда деваться? Я надеялась, что если буду вести себя хорошо, она будет любить меня больше.

***

До шести лет моей единственной подругой была белая корова Буренка. В ее хлеву я проводила все свободное от работы по дому время. А еще играла с Вейго. Пожалуй, он единственный, кто по-настоящему любил меня в этой семье.

Вейго был старше меня на три года. Он рос крепким и смышленым мальчиком, смелым и ни разу не послушным. Но маму это не смущало. На моем фоне Вейго казался ей просто идеальным, и она закрывала глаза на его проделки и шалости.

Именно Вейго впервые тайком вывел меня за забор на улицу. Мне тогда было семь лет. Помню, с каким удивлением я шла по нашей улице, разглядывая дома соседей, деревья, повозки, запряженные лошадьми и прохожих. Конечно, я и раньше пыталась выбраться со двора, но мама запирала калитку на ключ, а забор был таким высоким, что даже с табуретки невозможно было ничего увидеть за ним. Разве что в щель в заборе, но разве там разглядишь что-то?

В тот же день, когда Вейго вывел меня за ворота, я познакомилась с Марси Ояр. Она оказалась нашей соседкой и моей ровесницей. Мы подружились и с того дня много времени проводили вместе. Мама бы, конечно, запретила, но Марси сразу познакомила меня со своими родителями, а те задались вопросом, почему здорового ребенка держат взаперти? После этого мама сдалась и разрешила мне выходить на улицу. Это был невероятно счастливый день! Отныне я могла гулять и играть с братом и Марси там, где пожелаю. Конечно, после того, как выполню всю домашнюю работу. А мама старалась нагрузить меня посильнее. Опять же – меньше буду мозолить глаза порядочным людям.

***

Мы вышли во двор. Мама подобрала расшитый подол юбки, дабы не запачкать в вечной линоррской грязи, и бросила мне, не оглядываясь:

– Смотри, платье не забрызгай! Не топай ногами по лужам!

– Поняла, не маленькая, – пробубнила я, перешагивая лужу.

Я заметила, что мама и сама нарядилась. Наверно, этот белый сарафан с красным кружевным воротом она тоже купила вчера на ярмарке. Замужним женщинам распускать волосы было непринято, потому мама заплела их в две косы и каждую обернула вокруг головы. Наверняка, в свое время к маме очередь из женихов стояла, ибо красотой волос Пречистая ее не обделила. Каждая ее черно-соболиная коса была толщиной в кулак и теперь, украшенные красными лентами, они смотрелись просто бесподобно.

Оказавшись за забором, мы встретились с Марси и ее родителями. Она была в новом платье точь-в-точь как мое. Наверно, других на ярмарке не продавали. Я помахала ей, она улыбнулась и помахала мне.

– Живее давай! – мама потянула меня за собой. – Отец будет в ярости, если не успеем к началу. – И помни, веди себя скромно, на вопросы отвечай коротко. Ох, не смутила б их твоя внешность…

Мама задрала подол до колена, и мы побежали вдоль заборов там, где было посуше. Голые мамины ноги были забрызганы грязью, зато подол оставался чистым. Мне показалось это неприличным, ведь мама сама всегда говорила, что приличная женщина не должна показывать даже голой ступни в присутствии посторонних. Но, видимо, бывают моменты, когда правила идут лесом.

Марси и ее родители бежали по другой стороне дороги. Они обгоняли нас, и вредина Марси показала мне язык. Ну, погоди, я тебе это припомню! Я хотела ответить ей тем же, но споткнулась и шмякнулась прямо в грязь, а мама, не успев остановиться, еще и протащила меня волоком по земле.

– О Пречистая! За что мне это наказанье?! Где твои глаза?! На жопе, что ли?! – мама подняла меня и, отвесив обидный подзатыльник, снова потянула за собой.

Через несколько минут мы таки были на ярмарочной площади. Мама грубо толкнула меня за пустые деревянные бочки около таверны. Я едва снова не упала, но врезалась спиной в одну из бочек.

– Стой здесь, наказанье! Упаси тебя Хэо выйти, пока я не позову, – пригрозила она. – Ох, Пречистая, что люди скажут? Генерина дочь как свинья пришла. Да поможет нам Хэо, не станут смотреть девок. Сразу как начнется смотр мальчишек, быстро беги к лошадиной поилке и замой грязь. И чтоб тебя никто не видел. Ты поняла меня?

Я сверлила глазами каменную мостовую под ногами.

– Поняла, я спрашиваю?!

Я кивнула. С разозленной мамой спорить себе дороже. В деревне за ней давно закрепилась слава гром-бабы. Той самой, которая и коня на скаку остановит. Причем, маме даже не придется его ловить. Она просто глянет пристально, по своему обыкновению сложит крепкие руки на широкой груди, и конь сам встанет. От греха подальше. Иначе потом хуже будет. Потому и папа с мамой пререкаться не любил. Не знаю, чем она стращала его, но вот мне частенько прилетало розгами.

Стоя за бочками, я с завистью и досадой рассматривала толпу на площади. Сегодня здесь собралась вся наша деревня, приехали жители соседних Оргуна и Тинбарры. Такие все красивые, веселые, и я как ведьма с болота. Этот день должен был стать праздником, а превращается в кошмар!

Площадь представляла собой квадрат длиной примерно в триста шагов, ее окружали двухэтажные постройки: таверна, дом лекаря, казарма и торговые лавки. Вся площадь была вымощена камнем, потому здесь подолов никто не задирал, и никто не смотрел под ноги, дабы не наступить в коровью лепешку. Люди громко разговаривали, кто-то смеялся, кто-то ругался. Но, мне все же показалось, что они чем-то встревожены.

– Эй, Сейлин, ты чего там делаешь? – Марси стояла за моей спиной. Она окинула меня насмешливым взглядом. – Ну, ты и растяпа. Новое платье в коровьем говнище!

– Это просто грязь, овца, – насупившись, фыркнула я. – Если б не ты, я бы не упала.

– Да уж как же!

Довольная физиономия Марси так и напрашивалась на грязевую лепешку. Вместе позор пережить легче.

– Выходи, чего теперь тут прятаться?

– Мама сказала, чтобы я стояла тут, – я бросила недовольный взгляд на свое красивое грязное платье и опустила голову. – Ей за меня стыдно.

– А как же принц тебя увидит?

– Какой еще принц?

– Принц Йерран, младший сын короля Вайрона.

– Что вообще принц забыл в нашей глухомани?

– Не знаю, мне не рассказывали.

– Не хватало еще, чтоб он меня вот так увидел, – я демонстративно растянула свою замызганную юбку.

– Да ладно, тоже мне, проблему нашла, – Марси взяла меня за руку и потянула за собой. – Пойдем, помоем тебя. Там огнеплясы выступают. И лично я не хочу все пропустить.

Я не стала сопротивляться и, увлекаемая Марси, пошла за ней сквозь толпу. Замыв в корыте мое платье, мы обе остались более или менее довольны результатом и собирались пойти смотреть на огнеплясов, как вдруг по площади прокатился неслыханный прежде рев, сменившийся криками перепуганных женщин.

– Дракон! – пролепетала Марси, до боли впившись ногтями мне в руку.

– Ай, – пискнула я, отдернув руку.

– А если он нас всех сожрет? Или поджарит? – Марси испуганно вертела головой. – Или поджарит, а потом сожрет?

– Вот почему у тебя всего два варианта? Подумаешь, дракон, – хмыкнула я. – Тут и без нас есть, кого жрать. Один вон Оральд чего стоит. Его сожрет, и наестся на неделю!

Марси засмеялась, наверняка, представив, как толстенькие короткие ножки Оральда исчезают в зубастой пасти. Хотя, учитывая, каким жирным был Оральд, он имел все шансы застрять в драконьей глотке. Бедняга дракон, наверняка, не знал, во что ввязывается.

– Я хочу посмотреть на этого дракона.

– Ты не боишься? – Марси опять выглядела испуганной. На ее побледневшем лице даже всегда яркие веснушки побелели.

– Пока не знаю. Приду и расскажу.

Если в самом деле дракон не оттяпает мне ноги. Марси сложила руки на груди.

– Да ты сама забоишься! Никуда ты не пойдешь!

А это уже вызов!

– Спорим на пять щелбанов?

Я показала Марси язык и поспешила в ту сторону, откуда донесся рев. Сколько себя помню, мне всегда хотелось посмотреть на настоящего живого дракона. Однажды папа взял меня с собой в соседнюю деревню. Оргун был значительно больше Линорры. В нем находился самый большой в Горе рынок. Все торговцы из Ясных земель на своих драконах привозили сюда товар. Но, то ли драконы прятались от меня, то ли я просто такая невезучая – мне так и не удалось увидеть ни одного из них.

Зато в тот день я познакомилась со своей тетей Раеттой. По дороге в Оргун папа рассказывал мне, что если бы не она, и я и мама просто бы погибли. Но Заступница послала ее нам на помощь. Только вот помощи мама совсем не оценила. Она говорила, что это ведьма испортила меня. Якобы повитуха видела, как мои черные волосы от рождения волосы побелели в воде. По-моему, так не бывает. Но вот глаза у тети Раетты были точь-в-точь как мои. А то, что она была ведьмой, папа не отрицал. Только у ведьм могли быть такие глаза, как у меня и тети.

Тогда я жутко боялась бесовок и того, что и мне уготована такая судьба – мама причитала, что таких не берут замуж, что их презирают. Папа же говорил, что тетя Раетта не бесовка, а целительница. Только кого же волновали такие мелочи? В деревнях, вроде нашей, всех, кто внешне чем-то отличался, называли бесовками.

Тетя действительно оказалось очень милой. Но вот перспектива остаться в девках очень пугала меня в детстве. Если б я тогда знала, что это меньшая из моих проблем…

***

«Где же может быть дракон?» – думала я, пробираясь сквозь народ на площади.

– Глянь, Генера свою бесовочку притащила.

– Она, что ж, надеется, что ее во дворец возьмут?

Кто это говорит? Тут столько народу!

– А куда ее девать? Замуж ее не возьмут, а чего зря лишний рот кормить?

– Ну, так-то оно да.

В силу возраста я не все поняла из слов тех женщин. Да и не до того мне было. Я искала дракона!

Я быстро обогнула всю площадь, но дракона так и не увидела. Куда он, интересно, делся? Если мама узнает, мне влетит. Но с другой стороны, когда я в следующий раз увижу дракона? Только через семь лет, если меня не выберут, и если принц снова почтит нашу глушь своим визитом. Нет уж, столько ждать я не собираюсь.

Внезапно передо мной возникла тощая сутулая фигура учителя Прауса. В выходном картапе с пышной горловиной с рюшами, со своим крючковатым носом он стал похож на надутого, но слегка недокормленного индюка. Привычным важным жестом он поправил очки на носу и строго взглянул на меня.

– Сейлиндейл Мар? Ты почему одна? Почему ты не на представлении? – гнусавым голосом спросил он.

– Я… я как раз туда бегу, – растерянно пролепетала я.

– Что с твоим платьем? – брезгливо осматривал он меня. – Куда только смотрит твоя мать?

Небрежно двумя пальцами он поднял прядь моих волос.

– Почему волосы не расчесаны?

– Они расчесаны! – возразила я. – Просто распущенные, а распущенные всегда путаются!

– Не сметь! – худое лицо учителя Прауса побагровело, он схватил меня за руку. – Совсем стыд потеряла, негодница! Я скажу твоему отцу, чтобы как следует выпорол тебя! А лучше сам отхожу тебя розгами!

Вырвав у него свою руку, я побежала прочь. Учитель что-то кричал мне вслед, но я предпочла не слышать. Догнать, он меня не догонит. Ему бегать не по статусу, он же учитель.

Остановилась я лишь у ворот конюшни, чтобы отдышаться. Задержись я там еще немного, учитель Праус мог бы выпороть меня прямо там, на глазах у всех. Однажды он уже ударил меня клюшкой за сущую ерунду. Нога болела неделю, а синяк проходил еще дольше. И никто из родителей никогда с ним не поспорил. Наверняка, он пожалуется отцу, как обычно все преувеличит, расскажет, как неуважительно я с ним говорила, и отец поверит. Хорошо, если лишат ужина, хуже, если заставят чистить хлев, и совсем не хотелось бы думать о порке.

Вдруг за дверью конюшни что-то фыркнуло и отвлекло меня от неприятных мыслей. Не знаю, что это было, но на лошадь не похоже. Так фыркнули бы хором десять лошадей или даже двадцать. Осторожно приоткрыв скрипучую деревянную дверь, я заглянула в конюшню и обмерла. Он стоял в проходе между стойлами, огромный, до потолка ростом. Дракон! Настоящий королевский дракон в золотой сбруе! Его гладкая чешуя сверкала и переливалась синим металлическим блеском, точно она была литая. Длинная крепкая шея, гордо изгибалась, заканчиваясь под сводом деревянной крыши остромордой змееобразной головой с гребнями по обеим сторонам. Сильные перепончатые крылья были сложены за спиной, как у птицы, и если бы дракон захотел расправить их здесь, то ничего бы не вышло, конюшня была слишком тесной для этого.

Наверное, дракона спрятали сюда, чтобы поберечь нервы сельчан, заранее выведя всех лошадей, дабы не сожрал или не выпугал до смерти.

Увидев меня, дракон дыхнул паром и ударил шипастым хвостом по полу, подняв столп пыли. Я смотрела на него как на чудо, а он в свою очередь рассматривал меня, наверно, оценивая, друг я или враг. Сожрать или оставить. Любопытство взяло верх над страхом. Очень медленно я вошла в конюшню и закрыла за собой дверь. Дракон повернул голову сначала на один бок, затем на другой. Похоже, ему тоже интересно, зачем я сюда приперлась.

– Привет, – тихо сказала я, улыбнувшись дракону, и помахала ему рукой.

Дракон лишь моргнул змеиным глазом. Я сделала шаг в его сторону. Затем медленно еще один, как вдруг дракон заревел так, что я упала на пол и зажала уши.

– Шаккар, назад! – кто-то встал прямо передо мной, но я боялась поднять голову. – Успокойся, мой хороший. Эта девочка тебя не обидит.

Чего? Это я его не обижу? Я подняла голову и увидела начищенные до блеска черные кожаные сапоги. Этот человек пришел сюда не на своих двух по нашей линоррской грязи.

Я решилась и посмотрела вверх. Передо мной стоял юноша немногим старше моего брата. На нем был надет яркий синий костюм. Широкий кожаный пояс подчеркивал стройную фигуру. Приталенный бархатный картап пересекала атласная золотая лента, точь-в-точь как его золотистые волосы. Юноша улыбнулся мне и помог встать на ноги, придержав под локоть.

– Не бойся, девочка, Шаккар сам тебя испугался, – ласково проговорил он.

Наверно, у меня сейчас жалкий вид. Одно только мокрое платье с грязными разводами и налипшей соломой чего стоит. И, тем не менее, он не побоялся испачкаться и не побрезговал дотронуться до простолюдинки. Я смущенно улыбнулась и сразу отвела взгляд. На господ таращиться нельзя.

– Как тебя зовут? – спросил юноша.

– Сейлиндейл Мар, господин, – неуверенно ответила я.

– Не бойся меня, я тебя не обижу, – сказал он приятным голосом. – И Шаккар тоже. Королевские драконы не обижают детей.

– А я уже не ребенок. Мне одиннадцать лет, – несколько обиженно взглянула я на незнакомца.

Он по-доброму улыбнулся и чуть задумчиво добавил:

– Какие у тебя красивые глаза, Сейлиндейл Мар. Я никогда таких не видел.

Мне стало очень приятно, хотя и неловко.

– Все говорят, что у меня глаза бесовки, и это дурной знак. Никто не считает их красивыми.

– И много в твоей деревне видели бесовок? – усмехнулся юноша.

Я пожала плечами.

– Вот что, солнышко, я видел немало женских глаз, – сказал незнакомец, – и поверь мне, когда ты подрастешь, ты и впрямь будешь околдовывать мужчин взглядом.

– Я вас не понимаю, – я в недоумении смотрела на него. – Я не бесовка! Я не умею колдовать! Честное слово!

Незнакомец рассмеялся. Какие у него белые зубы!

– Просто запомни мои слова. Года через три поймешь, что они значат.

Я не стала спорить. Спорить с человеком, у которого есть дракон, вообще неблагоразумно.

– Тебе нравятся драконы? – спросил он, поглаживая Шаккара по гордо изогнутой шее.

– Да, наверное, – ответила я, взглянув на дракона, который высматривал что-то в лошадином стойле. – Вообще-то, это первый дракон, которого я вижу.

– Хочешь погладить?

– А можно? – засияла я. Марси обзавидуется!

– Конечно, пойдем.

Незнакомец взял меня за руку и подвел к дракону, который теперь опять внимательно смотрел на меня сверху.

– Не бойся, можешь погладить.

– Я не боюсь, – сказала я скорее самой себе и аккуратно положила ладонь на чешуйчатую шею ящера. – Холодный.

– Драконы хладнокровные, как и все ящеры, – пояснил юноша.

– Но сердце у них горячее, – подхватила я. – Я знаю! Мне брат рассказывал.

Незнакомец вновь улыбнулся ослепительно белой улыбкой.

– Это так.

– А еще он говорил, что дракон может откусить мне голову и поджарить, как куропатку на костре.

– Это тоже правда, – юноша похлопал дракона по шее. – Но ручной дракон без команды всадника ничего тебе не откусит. А вот дикий запросто.

Я уже увереннее гладила дракона. Мне даже стало это нравиться. Холодный и твердый, точно сталь. Тем волнительнее знать, что внутри него томится пламя, способное испепелить все вокруг за минуты. Незнакомец сделал жест рукой, и дракон опустил к нам голову. Я невольно попятилась, но врезалась спиной в незнакомца, тот придержал меня за плечи.

– Если что, я невкусная, – на всякий случай сказала я. Вдруг драконы понимают человеческую речь.

Дракон развернул голову на меня, и теперь мы стояли «лицом к лицу». От пронзительного взгляда огромных рыжих глаз с узкими черными зрачками и горячего дыхания у меня подкосились ноги. Кажется, что даже сердце мое затаилось и стало биться тише. Одна лишь голова дракона была размером с половину меня, надо ли говорить, что закусить мной целиком не составит ему особых трудностей. С другой стороны, хотел бы – уже бы закусил, да и хозяин его рядом. Дракон смотрел прямо мне в глаза, и я видела в них свое отражение, точно в огненной пропасти. Сама не знаю зачем, я протянула руку и провела ладонью по лбу ящера между костяных гребней.

– Ты ему нравишься. Это очень необычно. Шаккар не любит женщин, – иронично раздалось за спиной. – Ты молодец, что не испугалась.