Время ночных кошмаров, или До встречи на Майами-бич

Глава 3. Кошмары тёти Гали

…Кстати, вот тётя Галя именно в эту ночь, когда Мила обнаружила на купальнике пятно, тоже не спала. Она не то что проснулась после полуночи, она вообще не могла заснуть – причина у неё имелась своя, и тоже, по её мнению, весьма серьёзная.

На днях ожидалось потепление – об этом ей торжественно сообщили и сын, и сноха. По пляжу Галина гуляла в одиночестве уже с марта месяца, а тут обрадовалась – вскоре предстояла приятная встреча с пляжными друзьями. Она стала прямо ночью собирать сумку… Много никогда не брала, всегда только самое необходимое: покрывало, чтобы постелить на траву, свою любимую тряпичную панаму и масло для загара. Примерила купальник, который постирала ещё в конце прошлого сезона и тогда же бережно убрала в шкаф. Повертелась, словно молодая, перед зеркалом… Купальник за прошлое лето не выгорел, не растянулся и сидел хорошо. Вот только сзади на трусах ткань досадно износилась, вышеркалась и стала совсем тонкая – видимо потому что большую часть времени на пляже Галя не лежала, а сидя болтала со всеми вокруг.

Сняла теперь трусы и посмотрела на свет – ткань даже просвечивала!

Всё, в этом купальнике идти на пляж было никак нельзя – только выбрасывать. Прикинула, сколько придётся заплатить за новый. Покупать дешёвый на рынке она бы не стала – попав в компанию высокомерных и богатых, Галя хотела во всём им соответствовать. Хотя на самом деле была от них далека…

Только никто не должен был знать, что всю жизнь она страдала и бедствовала. Просто устала быть изгоем и не важно для неё было в самом деле разбогатеть, а стремилась она своей судьбой коснуться того заветного слоя общества, который назывался сливками, а ей казался прямо медово-мармеладным. До пенсии работала она на заводе, сына своего родила от пьяницы и воспитывала одна… Считать приходилось всё до копейки – но некому было жаловаться, не от кого ждать помощи и другая жизнь не мерцала радугой нигде вдали.

Теперь тётя Галя любила тихие бессонные ночи, когда не звонил телефон и повзрослевший или даже можно сказать постаревший сын не приходил пьяный и злой. Раньше такое случалось – приходил ночами, пытался выломать дверь. Проигрывал, пил и требовал денег, чтобы снова пить и снова играть… Задумавшись о своей жизни, Галя запнулась, схватилась за какую-то мебель, чтобы не упасть. Она всё время запиналась об эти коробки с кафелем и две новые двери, лежавшие ещё на полу в упаковке. Сын то и дело пытался образумиться, иногда даже работал в ремонтной бригаде, правда руки у него были не золотые и надолго он нигде не задерживался. Вот и матери обещал сделать ремонт на досуге – но собирался уже третий год. Снял старые двери с туалета и ванной, убрал кафель… Дальше этого дело не пошло.

Так и жила Галя без дверей, с неприкрытым интимным пространством – хорошо хоть стесняться и прятаться было не от кого. В остальном в квартире поддерживала чистоту, к красоте даже стремилась, но по-старинке: старую стенку во всю длину комнаты переполнял хрусталь, на стенах висели ковры, которые каким-то чудом оказались тут в советские времена. Да, определённо всегда женщина стремилась к хорошему и к лучшему… Тоже видимо считала вещи своими близкими друзьями.

Сразу выбросила изношенный купальник в мусорное ведро, чтобы уже точно его не надевать. Прикинула, сколько припасено денег на крайний случай – но даже не стала доставать их и пересчитывать. Знала – явно там мало.

Вдруг в дверь позвонили. Сразу вздрогнула – сын. Никто кроме него не мог прийти ночью… Посмотрела на часы – полпервого. Точно значит пьяный.

Не спешила открывать. Подумала, что зря оставила включенным свет. Всё-таки размышлять о жизни лучше всегда в темноте, особенно если живёшь также наугад, словно бредя в потёмках… В дверь позвонили снова – Галя неслышно подкралась на цыпочках и прислушалась. Теперь засомневалась – на сына было уже не похоже. Он бы так долго не ждал, вовсю пинал бы уже дверь и барабанил кулаками.

– Кто там? – спросила тогда едва слышно.

– Тётя Галя, открывай! Это я, – раздался женский голос из коридора.

Голос явно был знакомый, но так сразу Галя не могла вспомнить, чей. На всякий случай спросила ещё раз.

– А я – это кто?

– Соседка! Бывшая. Ну, помните, этажом выше жила? – ответила пришедшая.

Теперь Галя уже не сомневалась, потому что голос в самом деле принадлежал этой милой молодой женщине – имени её она никогда не спрашивала, но та частенько выручала то овощами, выросшими в своём саду, то разными другими мелочами. Хотя для Гали это были вовсе не мелочи и часто именно благодаря таким неожиданным подношениям она не голодала. Соседка не так давно купила квартиру побольше, переехала. К счастью, недалеко – всего лишь в дом напротив. Галя с радостью распахнула теперь ей дверь.

– Смотрю, у вас свет горит, думаю, значит не спите, вот и решила зайти, – начала гостья с порога. – Вещи принесла кое-какие, примерьте, может, что подойдёт.

Галя обрадовалась, разглядев огромный мешок, стоявший на полу.

– Ого! В мусорный бак не вошло бы, – всплеснула она руками. – Может и правда что-нибудь выберу.

Предложила пришедшей чай, но та отказалась, засобиралась уходить.

– Ночами-то кто чай пьёт! – засмущалась даже.

– Ты прямо моя добрая фея, – сказала ей Галя.

– Не фея – снегурочка! – отозвалась уже с лестницы гостья и смех её раздался где-то в глубине подъезда.

– Снегурочки только зимой приходят, – поспешила заметить Галя и неважно ей было, слышат её или нет.

Она была чрезвычайно рада этому неожиданному появлению доброй женщины. Прикинула, что часть вещей можно сдать в комиссионку и получить за них хоть немного денег – так она часто делала. Но в первую очередь решила выбрать что-нибудь себе…

Вытряхнула содержимое мешка прямо в коридоре – обомлела: всё здесь было красивое и дорогое, как раз на летний сезон. Стала с трепетом перебирать вещи одну за другой. Конечно, кое-что нуждалось в стирке, кое-где пришлось бы перешить, ушить, но в целом подарок был великолепен… Нашла среди вещей и купальник, совсем новёхонький, может быть только пару раз искупавшийся в море. Расцветка понравилась, и знала она, что с подарившей мадам фигуры у них похожие и размер один и тот же – значит точно купальник подойдёт, да и все остальные вещи и красивые платья тоже. Главное, никому не говорить на Майами-бич, где она всё это взяла. Предполагала – на пляже, если узнают, ни за что не поймут, все посмеются. И ещё осудят…

Любое осуждение, как она заметила, в современном мире было самой страшной напастью. В первую очередь мир осуждал неудачников. Поэтому каждый, кто как мог, старался скрыть свои неудачи. Она тоже скрывала. И улыбалась каждому дню – наперекор судьбе. И каждому человеку, который готов был протянуть ей руку, улыбалась тоже.

…С улыбкой теперь она стала прикладывать к себе одну вещь за другой и смотреться в зеркало. Потом пренебрегла брезгливостью и надела самое аляповатое платье из всех принесённых – белое, с оранжевыми крупными лилиями. Цвет был не такой яркости, какая обычно выглядит нелепо на женщинах её возраста – яркость была иная и она скорее освежала, так что Галя отметила, как сильно её красит и белый, и оранжевый – несмотря на взлохмаченные волосы и уставшее лицо.

– Вот теперь я королева… Точно королева, – прошептала она. – На целое лето.

Воодушевившись, взяла ножницы, намереваясь привести в порядок причёску – стала состригать отросшие пряди. Так она делала из года в год, потому что визит к парикмахеру оставался всегда вне бюджета. К своим локонам за много лет женщина хорошо приспособилась, так что стрижки получались удачные, будто из дорогого салона. Сейчас тоже вышло классно, оставалось только закрасить седину, но это она отложила до утра… Дальше принялась за маникюр. Занятие это, по её мнению, было чрезвычайно скучным, и тогда она стала размышлять.

…Думала о том, какой с первого взгляда благополучный весь наш мир. Куда ни посмотри – все вокруг счастливы. Но ведь на самом деле всё не так – далеко не так. Вот и она теперь будет сиять от счастья и кажущегося благополучия всё лето. И люди все наверное тоже составляют своё процветание из совсем незначительных маленьких крупиц, ищут эти крупицы, придумывают, но всё вместе это найденное и придуманное обретает какую-то силу и становится вполне заметным и значимым. Видимо заведено так было давным-давно, в какие-то другие тяжёлые времена, ведь никто не выбирает, в какую эпоху родиться, а счастливо жить хочется, не зависимо от кризисов экономики и прочих неблагоприятных событий…

Терпения на педикюр у тёти Гали уже не хватило…

Отложив это занятие тоже на завтра, она посмотрела на часы – стрелки чуть-чуть передвинулись с цифры два. После двух часов ночи, как заметила Галя, кошмары уже не мучили, а потому, не отвлекаясь больше ни на что, она отправилась спать. Вставать приходилось рано – отводить внучку в детский сад. Следующая часть дня оставалась свободной и Галя всегда жалела это время, которое проходило в основном впустую – запросто она могла бы ещё где-нибудь работать, но в семьдесят лет на работу уже никто не принимал. После обеда она забирала внучку из сада и водилась с ней до того времени, когда малышку полагалось укладывать спать. Теперь, когда погода наладится, свободное время Галя планировала проводить исключительно на пляже…

Подумала о своих тамошних друзьях.

В первую очередь почему-то вспомнила о Николае. На пляже многие звали его дядя Коля, потому что были намного моложе его. Ах, все эти добавки к имени – все эти «дяди» и «тёти»… Думают ли когда-нибудь молодые, что и они тоже со временем удосужатся таких заслуженных званий… А дядя Коля, несмотря на свои пожилые годы, хвастал тем, что до сих пор менял любовниц. С мыслями о нём и улыбкой на губах, тётя Галя заснула.

Глава 4. Из жизни Дяди Коли

Николай в это время всегда уже спал – сегодня припозднился.

Обычно ложился пораньше… Тоже разные мысли лезли в голову: и о старости своей, и о том, как хотелось бы подольше наслаждаться полноценной жизнью. Не всегда теперь получалось: и зубы вот пришлось вставить, а из всех любовниц осталась лишь одна последняя – средних лет глухонемая. Может и не расставался с ней, потому что не знал, как объяснить, что больше не придёт – боялся всю жизнь женских слёз, а глухонемую было вдвойне жаль обижать. Но с другой стороны всё это считал мелочами жизни, главным же выделял хорошую погоду, которая наконец-то обещалась установиться в ближайшие дни и тогда – на пляж.

Местное так называемое Майами-бич старик обожал особенно: здесь вволю пялился на красивых девчонок в купальниках, совсем мало что прикрывающих, иногда даже говорил им что-нибудь, шутил, и они изредка отвечали. Наверно потешно было молодым наблюдать за старым дедом – тоже сильно загорелым, как и они, да ещё в плавках по последней моде.

По поводу этой самой моды дядя Коля всегда советовался с внуками – они наряжали его, как ровесника, но старику на удивление шло… Подзагореть он всегда старался до начала пляжного сезона – стеснялся, как и многие, показывать посторонним свою белую дряблую кожу. Загар становился словно прикрытием: под ним не всегда получалось точно разглядеть, кто ты и сколько тебе лет. Но если тётя Галя ходила на пляж уже с марта, пытаясь там по чуть-чуть подставлять своё тело Солнцу, то дядя Коля так не выпендривался – загорал на балконе. На удивление, у него это даже получалось, и он махал рукой на все предрассудки о том, что якобы угол падения солнечных лучей на балконы совсем другое – не для загара. Глупости! Вот он же загорал, значит всё было в порядке и с Солнцем, и с лучами.

А как загорал, порой становилось смешно и ему самому, и окружающим людям.

Старый Лук прозвал этого своего пляжного товарища майским жуком, а почему, оставлял всем догадываться: может за неугомонную его страсть поболтать, а может потому что в самом деле особенно любил Коля этот месяц и майское Солнце – такое обжигающее и торопливое.

Разумеется, на балконе не получалось растянуться во весь рост как на пляже. Но скрючившись, в самом деле не загоришь – надо постараться, приноровиться. Тогда дядя Коля старательно приноравливался. Ставил рядом три табуретки, на них опрокидывал свёрнутый матрац – получалось высоко, точь-в-точь на уровне балконной перекладины. Солнце в самый раз таким горячим теплом ощущалось на всём теле. Лежать, конечно, на этих табуретках было совсем не удобно и приходилось держаться за что-нибудь, чтобы не упасть. До ног лучи и вовсе дотягивались едва, так что загоравший цеплялся время от времени пятками прямо за перекладину, сгибая ноги в коленях. Перевернуться не боялся – с первого этажа не высоко лететь. Зато серьёзные неприятности доставляли злые языки.

Особенно надоела одна вредная бабка, живущая в их подъезде.

Как раз тут под окнами ходила она каждый день в аптеку – непонятно только, зачем ходить туда каждый день. Может быть наивно надеялась, что когда-нибудь наступит заветный миг и поступит в продажу эликсир вечной молодости или бессмертия. Но такого, разумеется, не могло произойти – дядя Коля точно это знал, поэтому в аптеку не ходил, наслаждался жизнью, не обращая внимания на морщины, вставную челюсть и перебои с потенцией. Иллюзий относительно долголетия не питал, хотя и воспоминаниями пока не увлекался, рассчитывал получить от жизни в свои пенсионные годы пусть не слишком сладостный, но всё же заслуженный десерт. И бессмертием не грезил – смотрел правде в глаза, лишь иногда задумывался, что когда-то этот роковой час наступит: для кого раньше, для кого позднее… А эта тётка закричала на него однажды – он сильно вздрогнул, перевернул табуретку и чуть не упал.

– Бесстыжий развратник!

Почему-то сразу догадался, что кричит ему.

– Почему развратник? – изумился в ответ.

– Лежишь тут голый совсем! – пояснила тётка чуть тише.

– Я у себя дома – как хочу, так лежу.

– Но видно ведь!

– А ты не смотри…

– Бесстыжий! Старый, а какой бесстыжий…

– Сама будто молодая…

Дядя Коля поворчал и расстроенный ушёл с балкона.

Так стало продолжаться изо дня в день.

Но как-то раз выдался тихий денёк – тётка или устала ругаться и прошла молча или вовсе не проходила. «Померла может от своих лекарств», – подумал Николай. И в этот момент словно знак свыше на его ноги откуда-то сверху вылилось целое ведро нечистот.

– Вот зараза! – воскликнул старик, вспомнив, что эта вредная особа живёт выше него где-то на пятом или на шестом этаже.

Забежал в квартиру, сразу бросился в ванную.

– Дозагорался, – посмеялась ему вслед престарелая жена.

– До-за-го-рал-ся, – передразнил старик и закрыл дверь.

Давно они уже жили вот так – отгораживаясь друг от друга закрытыми дверями. Лет двадцать назад, в самый разгар измен и разврата Коля всерьёз хотел развестись – сын не позволил, пригрозил, достал даже охотничье ружьё… И вправду мог наверное застрелить.

– Куда уж тебе, стрелять-то, – махнул на него отец, но разводиться всё же не стал.

Может быть даже напугался… С сожалением понимал, что у них с женой не получилось вырастить детей такими, чтобы смогли они достичь в жизни значительных высот. Как и все вокруг, их дети стремились обогатиться, видимо рассчитывая таким образом стать счастливыми. Да, деньги современные люди считать умели все без исключения. А дядя Коля не раз задумывался, что же всё-таки значит и как это – быть счастливым по-настоящему…

Всю жизнь он просто жил, как получалось, но получалось не всегда хорошо.

Думал о богатстве, как о чём-то особенном и недоступном, но наверное потому что денег всегда не хватало. И потому в общем полагал, что счастье, предназначенное ему, прошло по ошибке мимо – может забрело в соседнюю дверь или на пятый-шестой этаж… А может и вовсе не появлялось оно в этих краях, где обитала одна беднота. Со временем стал старик отождествлять счастье со всем, чем не удавалось обладать… Солнце только радовало, ведь наслаждаться его теплом могли все – без усилий и затрат.

Любовь, как человек этот понял в один давний момент, тоже не осчастливила его своим присутствием. Тогда стал её искать, здраво рассудив – полюбить гораздо проще, чем разбогатеть.

…Отмыв в тот злополучный день перепачканные нечистотами ноги, дядя Коля не бросил своё занятие, и на следующее утро снова вышел на балкон. Обнаружил теперь, что спереди загорел весь очень даже хорошо. Спина сильно отличалась – была заметно бледнее. А вот задница оставалась совсем белёхонькая. Тогда решил позлить соседку ещё больше – высунул над балконной перекладиной свой голый зад.

– Щас в милицию позвоню, – прозвучал знакомый соседский голос.

– Нет уже милиции у нас… Теперь только полиция, – поправил старик.

– Вот туда и позвоню.

– Звони, и тебя привлекут за вчерашнее хулиганство.

– Коля, ты бы правда задницу с видного места убрал, – вмешалась в их перепалку жена, выглянув на балкон.

– Тебе-то чего? – возмутился он.

– Так мне ничего, – продолжала жена. – Просто скандалистка эта в самом деле по любому поводу всегда милицию вызывает. Неудобно будет, если правда приедут.

Дядя Коля молча слез с матраца, оделся и ушёл в свою комнату.

«Эх, совсем ничего в этой жизни нельзя», – размышлял он. А вот был бы, к примеру, частный дом, загорал бы на крыше, с деньгами – разъезжал бы по морям… Одно радовало – скоро на пляж! Там не будет уже жены, туда не придут зловредные тётки и никто никому не станет делать никаких замечаний. Наверное, в этом и заключалось такое простое удобство старости, когда все были довольны и не придирались друг у другу.

На пляже всегда дядя Коля будто попадал совсем в другое измерение – там даже время начинало протекать с другой скоростью: как-то с достоинством, неспешно и красиво. И эта замедленность позволяла испытать массу наслаждений: можно было лежать и ничего не делать прямо на траве, купаться или, прогуливаясь по берегу, заигрывать с раздетыми женщинам. На этом самом Майами-бич, казалось, всем всё равно откуда ты пришёл и какая у тебя за плечами осталась жизнь… Хотя дядя Коля подозревал – здесь все вокруг сплошь богатые и успешные. И он, к своему изумлению, очень даже вписывался в их компанию.

В начале пляжного сезона все обычно рассказывали о дальних странствиях и тропических курортах. Коля тоже не отставал – хвастал смуглой кожей и умалчивал о том, что загорал на балконе. Собеседникам потихоньку завидовал, но хорошей, старческой белой завистью. Наверное, кто-то бы даже не понял, что это за зависть такая – старческая, но человек этот чётко толковал свои ощущения и мог бы пояснить, как в старости завидуют от бессилия, видя кучу шансов вокруг, и допуская, что весь мир может быть у твоих ног, но условное наклонение мешает… Остаётся лишь думать, что всем этим правда можно обладать, и, затаив дыхание, слушать других, у которых всё заветное есть на самом деле.

По его мнению самой яркой звездой пляжа была Галина – семидесятилетняя блондинка с великолепно сохранившейся фигурой, всегда загорелая, с дорогой причёской и маникюром.

– Ездила куда-то опять? – все один за другим спрашивали её.

– Из Чили на днях прилетела, – хвастала она и гордо встряхивала стильно крашенной шевелюрой, а после слегка смущённо добавляла. – Купальник вот новый выгорел уже и пропитался солью. Я по весне покупала, прямо перед поездкой.

– А как же Куба? – спрашивали её.

– Так Фидель умер, летать больше не к кому, – отзывалась она. – И в Индию отлеталась, без Ганди что там делать.

– Да, помним, он тебе кофе всегда коробками присылал, – кивали все и может даже верили, никто не смеялся.

Верил и дядя Коля.

– А в Чили у тебя кто? – спросил однажды он.

– Любовник, – отозвалась, не задумавшись ни на секунду Галя.

– Любовник это хорошо, – понимающе кивнул собеседник.

– На следующий год в Камбоджу собираюсь, – продолжала кокетка. – Списалась с одним молодым по интернету, в гости зовёт.

Дядя Коля тоже с удовольствием бы поехал, но любовниц по интернету не искал и в гости его никто не звал, хотя ему очень хотелось. Звала только глухонемая подруга, но к ней совсем надоело ходить. От общества Гали он трепетал – дивился, как такая звезда снизошла до простого общения. При этом трепетно хранил все свои секреты: никто, ни одна живая душа не должна была знать, что всю жизнь до старости проработал человек этот простым токарем и не здоровался за руку с Фиделем Кастро, да и с мэром небольшого городка, в котором жил, был лично не знаком… Кстати сказать, и мимо старшего дома тоже проходил молча. А загар и модная летняя одежда – всё это было недорогими пустяками, своеобразной игрой, и могло стать наверное даже такой исключительной репетицией жизни, но это для тех, кто верил, что может родиться когда-нибудь заново.

…Многие на пляже усиленно мазались маслом для интенсивного загара, и дальше уже могли называться кем угодно и сочинять любые байки для любопытных ушей. Засыпая, дядя Коля подумал, что забыл положить это самое масло в пляжную сумку. Решил первые дни обязательно брать его тоже. «Утром возьму», – подумал, засыпая. Просто вставать и шарить по шкафам посреди ночи уже не хотел.

Вдруг сквозь обволакивающий сон услышал, как легонько щёлкнув, приоткрылась дверь… После – пара робких шагов и кто-то оказался в комнате.

Вошедший остановился.

Знал Дядя Коля самое главное – после двух часов ночи все ночные кошмары прекращаются. Остаются только призраки, но с ними старику ещё не доводилось сталкиваться. Сон его в последние годы стал по-старчески тревожным и он знал, если сейчас снова встанет с постели, до утра уже не сможет уснуть. А спать хотелось. Да и следовало хорошенько выспаться в эти несколько ночей перед пляжным сезоном, чтобы чувствовать себя бодрее и дольше времени проводить на пляже.

Он слегка пошевелился, надеясь, что спугнёт пришедшего… Это не помогло – призрак не уходил. Тогда засыпающий решил не обращать на него внимания – отвернулся к стене и натянул насколько получилось на голову одеяло. Призрак сделал ещё два шага по голому полу, а после переместился на ковёр – лежавший под одеялом догадался об этом по звукам, которые то и дело менялись.

В самом деле стало как-то неловко, не по себе. Однако в эту минуту вошедший засопел, старик тотчас узнал это надоевшее ему за последние годы свистящее сопение.

– Что тебе? – спросил недовольно.

– Ты это… Ну… Спишь что ли уже? – приглушённо прозвучал голос жены.

– А если знаешь, что сплю, зачем пришла?

– Посмотреть на черепашку – опять наверно насрала… Воду в аквариуме не меняешь, воняет по всей квартире.

– Уверена, что от черепашки воняет?

– От чего же ещё?

– Сама мойся чаще и вонять не будет… По всей квартире…

Жена не обиделась, привыкла видимо к хамству мужа за много лет. Также неторопливо, как вошла, направилась обратно к двери.

– Воду всё-таки поменяй, – бросила на ходу. – Погоду скоро обещают хорошую, убежишь опять на пляж и будет вонять тут всё лето.

– Да, вонять точно будет, и не только летом, – пробурчал он, нехотя вставая.

Сон уже улетучился окончательно и ворочаться до утра без толку совсем не хотелось. Дядя Коля включил в комнате свет, посмотрел на черепашку, которая в этот момент проснулась и беспокойно плавала. «Что, бедолага, ты точно уже никогда не погреешься на солнышке», – подумал он, заметив, что вода в аквариуме в самом деле стала сильно мутной. Черепаха барахталась там, глотала эту воду и наверняка чувствовала себя совсем не уютно. Может быть ей даже было противно и хотелось уплыть куда-нибудь от собственного дерьма, но плыть было некуда – из аквариума до моря не пролегали никакие подводные течения. Николай подумал, что и люди порой вот так же годами барахтаются в своём дерьме – да что там годами, порой всю жизнь не находят выхода. Вот и рвутся наверно поэтому улететь куда-нибудь подальше от дерьма-то – в другие страны, на дорогие курорты. Но в чём парадокс такого бегства – рано или поздно придётся вернуться…

Ложиться спать уже не было смысла и старик принялся чистить аквариум прямо ночью, со злостью думая про жену и проклиная собственную безропотность – ведь все её прихоти выполнял он всю жизнь… При этом замечал, с каким ожесточением она ненавидела всех мужчин. Его, разумеется, особенно… Да, частенько встречались в его жизни такие вот злобные особы и при разных других обстоятельствах. Но большинство из них не стремились к совместному проживанию. Была у них и на пляже одна такая дама – Люба Золотая. Одно время дядя Коля даже пытался закрутить с ней роман – не вышло, но это по незнанию. Теперь он был в курсе её отношения к мужчинам и не домогался. Зато поболтать с ней было интересно. «Умная баба», – частенько повторял. И почему-то именно сейчас, переложив черепашку на время чистки аквариума в тарелку с водой, подумал о ней. Уж она то явно не раз едала черепаховый суп и разные другие деликатесы – в этом он был уверен. Да и все остальные обитатели пляжа тоже…

Хотелось поскорее увидеться с ней и поговорить о чём-нибудь умном. Просто в его обыденном окружении других людей, пригодных для нормального общения, больше не числилось. Да и вправду, от кого было ждать задушевных бесед? Не от глухонемой же любовницы. Черепашка тоже всё время молчала… С женой он и вовсе годами не разговаривал. А внуки, которые отдали ему свой аквариум, наведывались досадно редко.