НИИ ядерной магии. Том 2

Глава 33

В какой-то момент Фима почувствовала, что к ним присоединился ещё один человек. Милица взяла её за плечи, а тот второй – за ноги. Не способная пошевелиться, она могла только наблюдать за небом, которое безучастно смотрит, как её несут по сорока девяти ступеням, которые, извиваясь, тянутся ко входу в маяк. Было слышно, как возмущаются чайки, когда люди ступают совсем близко к гнёздам. Пернатые любили эти ступени и по весне гнездовались там, никакие уловки смотрителей не работали. Несколько птиц с громкой руганью пролетели над Фимой, одновременно безучастные и суетливые.

И вот небо исчезло. На его смену пришёл каменный потолок где-то чертовски высоко. Нести Фиму как раньше уже не могли – слишком крутые пролёты нужно было преодолеть: стальные лестницы были практически вертикальными.

– Здесь нормально. Клади её, – скомандовала Милица, и Фима ощутила под спиной холодный бетонный пол. – Спасибо, милый, подожди меня теперь дома.

Послышались тихие шаги, и через секунду над Фимой вновь возникло лицо женщины. Глаза окончательно вернули свой настоящий оттенок, и сходство стало очевидным. Теперь Фима видела и другие общие черты: у Красибора были её нос, высокий лоб, схожая мимика. Фима внутренне сжалась, ругая себя за невнимательность: как можно было сразу не увидеть, насколько похожи были мать и сын?

– Дорогая, я не хочу тебе вреда, – мягко сказала Милица, и Фима почувствовала, как женщина приподняла её голову и подложила под затылок что-то мягкое. – Но причиню его, если придётся. Сейчас я немного ослаблю заклятие. Ровно настолько, чтобы мы с тобой могли поговорить, хорошо?

Фима рада была бы как-то отреагировать на её вопрос, но не могла.

– Обещай мне, пожалуйста, не кричать. Не то чтобы тебя тут кто-то мог услышать, милая, на много десятков километров вокруг ни души. Но я та-а-ак не люблю все эти крики, фу! – она поморщилась, а потом тихо шепнула: – Двигноути.

И немного покрутила указательным пальцем по часовой стрелки, буквально пол-оборота. Фима моргнула. Потом ещё и ещё. Пересохшие глаза были счастливы возвращению этой способности. Затем девушка едва прижала губы к зубам, просто чтобы проверить, может ли теперь ими шевелить. Могла. Но показывать этого не стала. Она перевела взгляд на Милицу и замерла.

– Ну что ты таращишься на меня, девочка? – женщина требовательно скрестила руки на груди и чуть топнула носком ботинка. – Скажи мне что-нибудь.

Фима молчала. Милица присела рядом и схватила рукой её щёки, больно сжав их и надавив на зубы. Чертовски сложно было не зашипеть от боли, но Фиме удалось. Усилием воли она не шевельнулась, не поморщилась и лишь испугано глядела на женщину.

– Ты маленькая лгунья, – прошипела Милица и сдавила щёки сильнее, вынуждая Фима открыть рот.

Она ухватилась пальцами за кончик её языка и впилась в него ногтями. Рот наполнился острым вкусом крови, от боли хотелось завизжать. За секунду до того, как у Фимы закончились силы терпеть и разыгрывать этот спектакль, Милица отпустила её и брезгливо вытерла руку о подол платья.

– Ну хорошо, хиленькая ведьмочка, поверила. Двигноути.

Ещё пол-оборота указательным пальцем в воздухе. Фима резко выдохнула и издала болезненный стон. Большим облегчением было то, что ей не нужно было больше удерживать каменное лицо, когда на самом деле было чертовски больно.

– Ну слава Богу и богам, – Милица закатила глаза и возвела руки к небу. – Душам и духам, она снова может говорить.

– Что тебе надо от меня?! – рявкнула Фима.

– У-у-у, ещё и дерзкая, – женщина встала на ноги и принялась расхаживать по помещению.

– Какого чёрта, Мила?! – не унималась Фима. – А нет, Милица? Тебя же так зовут? Ты хоть представляешь, что происходит с…

– Представляю, – перебила её женщина.

– Но как же…

– Как же я что? – Милица снова села перед ней на корточки и нависла сверху.

– Оставили мужа умирать.

– Так то с его согласия, – пожала она плечами.

– И с согласия Красибора?

– Ох, Крас, Крас, Крас… – Милица сцепила руки в замок и прижала их к губам. – Думаю, я плохо его воспитала.

– Что?..

– Лезет всё время под ноги, мешает, – женщина поморщилась, переполненная недовольством. – Всё время собой рискует. Сколько можно спасать этого несносного мальчишку?!

– В капкане хорошо спасали, ничего не скажешь, – процедила Фима сквозь зубы.

– Он не умер бы там, если ты об этом. Я преподала ему урок.

– Его еле вытянули, больная ты стерва!

– Его бы вытянули в любом случае. От моей руки его сердце не остановится, девочка. Никогда. Чего не скажешь о тебе.

Милица ухватила её за подбородок и повертела туда-сюда.

– Вот твоё остановлю и не чихну. Если только ты не сделаешь то, что должно.

– Краса это убьёт, – прошептала Фима, всё ещё не в силах вырваться из хватки.

– Ну да, твоя смерть его расстроит, конечно. Я заметила, что вы, два дурачка, прикипели друг к другу. Но первая любовь всегда несчастна, се-ля-ви.

– Нет. Его убьёт то, что за всем действительно стоишь ты. Ты же его мама, Бога ради!

– Хитро, – губы Милицы вытянулись в хищной улыбке. – Давишь на мои материнские чувства.

– А они есть вообще?

Воздух вдруг выбило из лёгких: тяжёлый удар обрушился на бок девушки. Милица снова замахнулась ногой и пнула её изо всех сил, приговаривая:

– Во мне материнской любви больше, – удар, – чем во всём, – снова удар, – мире!

Из-за пинков Фима перекатилась на живот. Она тяжело дышала, упёршись лбом в бетон. Одну из её рук подмяло под тело, и она воспользовалась этим, чтобы попробовать пошевелить пальцами. Девушка чуть не заплакала от облегчения, поняв, что может пошевелить указательным и средним пальцами. Это уже что-то.

Милица схватила Фиму за шиворот и резко дёрнула на себя, переворачивая обратно. Её лицо разрезал пополам злобный оскал, глаза налились кровью:

– И ты, дорогая моя, поколдуешь во славу моей материнской любви.

– Чего ты от меня хочешь? Ты и без меня сильна, это же очевидно!

– Уж посильнее тебя, – Милица презрительно хмыкнула и подняла один уголок губ, – да не хватает твоего дара. Он, конечно, уникальный. Не знаю, почему Бог и боги, души и духи вручили его тебе, такой бесполезной вошке.

– Вам нужно заклинание, – поняла Фима.

– Умница, – довольно протянула Милица. – И я получу его с твоим сотрудничеством или без него.

– Я тебе помогать не стану!

– Никто и не рассчитывал. Но ведь есть и другие способы. Например, я могу вырезать твои органы.

Милица опустила руку во вместительный карман платья и вытащила из него кривой кинжал: лезвие «ломалось» в двух местах и формировало своеобразную змейку. По серебристой поверхности бежали забытые буквы, формируя тексты заклинаний. Такие кинжалы подходили для ритуалов. Страшных и смертельных.

– Какое заклинание тебе нужно? – дрогнувшим голосом спросила Фима.

Она в панике перебирала в голове идеи, и ни одна из них не вела хотя бы к небольшому шансу на спасение. Ей оставалось только тянуть время.

– Как легко тебя уговорить, милая! Это очаровательно, – заулыбалась Милица, но убирать кинжал не стала. – Мне нравится. Как я уже говорила, у меня нет цели причинить тебе боль. Хотя, конечно, не уверена, что смогу тебя выпустить отсюда. Но, в конце концов, смотритель маяка – это же прекрасная и романтичная профессия, не находишь?

– Так какое?

Фима облизнула губы. Ей вспомнилось одно свежепридуманное заклинание, которое могло бы сработать, но попытка была одна. Пан или пропал. Нужно только, чтобы Милица снова наклонилась поближе. Та же долго, выжидающе смотрела на неё сверху вниз, будто решая, достойна ли Фима доверия. Наконец, она сказала:

– Я хочу вернуть душу.

– Себе?

– Ха-ха, очень смешно. Не твоего ума дело, дорогая.

– Как я должна придумать безумное заклинание, способное фактически воскресить человека, не зная никаких подробностей?

– Не тебе условия ставить, – Милица присела рядом и вцепилась в волосы девушки.

Пропустив пальцы прямо возле корней, она поцарапала ногтями скальп и, намотав локоны на кулак, резко приподняла голову Фимы. Она наклонилась почти вплотную к её лицу и проталкивала слова сквозь сжатые челюсти, будто выпуская через зубы густую ядовитую жижу:

– Придумай, как вернуть душу в тело. Либо я сделаю это сама, забрав твой дар.

На последних словах Милица почувствовала, как Фима резко выдохнула воздух прямо ей в лицо. Затем последовал плевок – слюна угодила в левый глаз, женщина зажмурилась и яростно приложила Фиму головой об пол. Та громко ахнула от боли и сквозь туман всё же проговорила:

– Лишеник.

После этого сложила указательный и средний палец вместе и с трудом сначала коснулась своего живота, а затем – указала на Милицу, которая с руганью вытирала лицо.

Заклинание сработало ровно так, как задумала Фима, когда создавала его прошлым вечером. Пришлось немного его модернизировать сейчас прямо на ходу, но вроде бы всё сложилось удачным образом. Милица с удивлённым возгласом упала на пол, когда ноги перестали её слушаться. Потом потеряла контроль на руками и шеей. Фима же всё это обрела. С трудом перекатившись на живот, она поднялась на колени и откашлялась.

– Вот и покушай своих харчей, гадина, – выплюнула она, глядя на парализованную Милицу.

Ведьма безумно вращала глазами, но не могла пошевелить ни одной частью тела – заклинание пока что работало в полную силу, как и в самом начале у Фимы. Девушка тяжело поднялась на ноги – тело ныло и саднило, сильно болел затылок. Но она знала, что времени у неё не так уж много. "Лишеник«подхватывает магию с того, на кого она уже воздействует, как если бы она была тонкой вуалью, и перекидывает на того, кто магию эту сотворил. При этом сохраняется хронология. А значит, скоро Милица сможет говорить и шевелить парой пальцев. Фима не строила иллюзий и знала, что ведьма наверняка найдёт способ снять оцепенение. В конце концов, это было её заклинание, наверняка у неё заготовлен чёрный ход.

Фима распахнула входную дверь, но тут же поспешила её закрыть. На мосту стоял тот второй – мужчина среднего роста в большой чёрной толстовке, накинутом капюшоне и, главное, в большой тёмно-серой маске, закрывавшей всё лицо. Мужчина, похоже, заметил её – он неспешно направился ко входу на маяк.

Фима сиганула к единственному доступному пути: наверх. Уже схватившись за перила, она взглянула на Милицу. Та уже могла моргать – заклятие ослабевало даже слишком быстро.

– Ну конечно, – выдохнула Фима сама для себя и снова подскочила к обездвиженной женщине. Схватила серебряный кинжал в одну руку и толстую чёрную косу женщины – в другую. Одним резким движением Фима перерубила волосы, отрезав косу почти у черепа. Крепко сжимая трофей, она вернулась к лестнице. Два пролёта почти отвесной железной лестницы вывели её к маячной комнате под световым колпаком. Девушка быстро огляделась, ища, чем бы заблокировать проход. Здесь в принципе почти ничего не было: стол, стул, телефон для экстренной связи, несколько серых стальных стеллажей, заставленными приборами с десятками кнопок и переключателей. Последние она и сдвинула к люку, уперевшись в них плечом. С трудом передвинув махины, она забралась по лестнице наверх.

Когда она выбралась в световой купол, маяк уже работал: зелёный свет был ослепительно ярким, а в лицо бил сильный морской ветер. Фима схватилась за стальные поручни – они были здесь совсем невысокими – и оглянулась. Она увидела, как мужчина в маске открыл дверь в маяк, и поняла, что счёт пошёл на секунды.

– Лишь бы получилось, лишь бы получилось, – бормотала Фима, усиленно очерчивая рукой круг по часовой стрелке.

Уверенности у неё не было, хотя она только утром рассказывала, что это чуть ли не главная составляющая заклинания. Но что поделать – она не знала ни того, хватит ли ей сил на такой отчаянный шаг, ни того, успеет ли она вообще реализовать свою идею. Наконец, перед ней начала формироваться поддёрнутая туманом сияющая поверхность. Воздух так уплотнился, что в него можно было смотреться, как в зеркало. Пока что оно вело в никуда. Вызвать зеркальную воронку – дело несложное, а вот настроить её и пройти на другой конец не по кусочкам – это задачка со звёздочкой. Тут всё может пойти не так: недостаточная плотность или глубина, неясное место назначения или человек, к которому хочется переместиться. Это определённо было самое опасное заклинание из тех, что Фима училась делать. Сказать по правде, она надеялась, что жизнь её никогда не прижмёт настолько, чтобы его использовать.

Раздался грохот – хлопнул люк прямо под ней, мужчина зашёл в маячную комнату. Сейчас она себя чувствовала героиней детских страшилок: «Чёрный-чёрный человек уже в твоём городе… Он уже на твоей улице… У твоего дома… Он стучит в твою дверь!»

Фима взвизгнула, когда люк громыхнул о крышу маяка, и на поверхности показались мужские руки. Воздух же тем временем обрёл наконец-то цвет и засиял бледными фиолетово-серыми всполохами.

– Рачение! – всхлипнула девушка.

Это было единственное путеводное слово, в котором она чувствовала достаточную уверенность. Оно означало «забота». И, если хватило Фиме сил и волшебного умения, зеркало перенесёт её к кому-то, кто искренне заботится о ней и любит её. Воздушное зеркало пошло рябью, в отражении проявился чей-то тёмный силуэт. Он пока был совсем размытым, и переходить на ту сторону было слишком рисково. На мгновение девушка засомневалась, что было бы менее опасным: прыгнуть в не до конца оформившееся зеркало или сразиться с преследователем. Оглянувшись на него, она всё же шагнула в цветные всполохи, и разум её погрузился в кромешную темноту.

Глава 34

Фима очнулась от сильного удара, после которого тут же начало болеть всё тело: лицо, грудная клетка, руки, колени. Она упала на деревянный пол ничком, не успев выставить руки вперёд. С глухим стоном девушка оттолкнулась от пола и перевернулась на спину.

«Я слишком часто падаю рожей вперёд», – подумала она, морщась.

Девушка часто моргала, прикрыв глаза ладонью, чтобы спрятать их от слишком яркого света. Пыталась оглядеться и понять, куда её перенесло зеркало.

– Зелёная гостиная?.. – прошептала она, узнавая заросшие вьюнком стены.

В это мгновение кто-то уже подбежал к ней и сильные руки помогли подняться, придерживая её за плечи. Фима смогла, наконец, сфокусировать взгляд.

– Саша? Что ты здесь делаешь?

Александр поспешно убрал в карман телефон, не дописав начатое сообщение. Он выразительно поднял брови и кивнул в сторону зеркала:

– У меня к тебе тот же вопрос. Эффектное появление, ничего не скажешь. Ты цела?

– Цела, – ответила Фима и к своему сожалению ощутила ватную пустоту в груди.

«Он же здесь пока остановился, – напомнила себе Фима. – Помогает».

Ей пришлось признаться самой себе, что, узнав зелёную гостиную, она рассчитывала увидеть совсем другого человека. Но у неё не было шанса поразмыслить над этим и посыпать голову пеплом (а она любила позаниматься самокопанием время от времени), потому что двойные двери в сад распахнулись с такой силой, что дверные ручки с грохотом врезались в стены. Удивительно, но двери удержались и не слетели с петель, а витражные вставки не вылетели и не разбились вдребезги. Чуть меньше повезло стенам: там, куда врезались ручки, остались внушительные вмятины.

Внутрь верхом на пышной, украшенной ветками юной сирени метле залетела тётушка Негомила. Она соскочила с древка раньше, чем метла замедлилась, и в результате летательный аппарат преодолел ещё несколько метров, пока не врезался в противоположную стену. Со звоном повались на пол семейные фотографии. Тётушка Негомила подбежала к племяннице и склонилась над ней, оттеснив Александра.

– Фима, крошка, что случилось? Ты цела?

– Да, тётушка, – она вымученно улыбнулась.

– Слава Богу и богам, – выдохнула женщина, суетливо осматривая племянницу на предмет переломов и открытых или скрытых ран. – Душам и духам. Я устроила себе пикник на пляже, знаешь ли, и вдруг почувствовала, что ты использовала зеркальный переход. Сразу рванула сюда, чуйка вела! Что случилось, Фима?

– Я попала в переделку, – ответила девушка, вставая на ноги.

Тело ныло нещадно. Испытания последних нескольких часов давали о себе знать. Александр придержал её за локоть, видя, что девушку пошатывает из стороны в сторону. Ноги её дрожали, а содержимое желудка так и норовило совершить свой собственный переход, совсем не зеркальный и ни капли не волшебный.

– Какую ещё переделку?! – возмущённо воскликнула тётушка. – Фима, из переделок выбираются без магии, которая может тебя прихлопнуть, как таракашку!

– Она права, Фима, – вмешался Александр. – Мы все здесь знаем, что ты достаточно умная, чтобы не использовать зеркальный переход, если только это не единственный и последний шанс.

Его голос был мягким и уютным. Эти его тон и интонации создавали впечатление, будто ты сидишь на веранде дома летним вечером, когда жара сменилась прохладой, но деревянная садовая качель всё ещё сухая и тёплая. Ты мерно раскачиваешься на ней и радуешься тому, что прошедший день был продуктивным и интересным. А рядом сидит Александр. Он этим самым тоном рассказывает о том, как прошёл его день, и расспрашивает, как провела время ты.

Фима тряхнула головой, прогоняя воспоминания:

– На меня кое-кто напал, – ответила она. – Мы были правы, мама Красибора колдует. И колдует хорошо.

– У-у-у, я так и знала! Она что-то тебе сделала? – сурово спросила тётушка Негомила.

– Не много, – Фима помахала головой. – Пара ушибов и много запугиваний. Она не успела сделать чего похуже, я сбежала.

Тётушка Негомила в задумчивости погладила шею.

– Как минимум она не пыталась тебя убить. Я бы почувствовала. Но это не значит, что она не собиралась пытать. Что ей было нужно?

– Ты уверена, что это была она? – взволновано встрял Александр.

Фима подошла к потерпевшей крушение метле и подняла с пола пару фоторамок. На снимках была запечатлена чета Бологовых в разные периоды. На первом Красибор был ещё совсем мальчишкой – может, лет десять. На втором – уже взрослый юноша, с виду старше двадцати. И на обоих кадрах рядом с ним стояли Бологовы-старшие. Едва ли можно было угадать в Бажене, которого знала Фима, мужчину с фотографии. Высокий и стройный, он мягко улыбался, в уголках глаз собралось множество морщинок, потому что улыбка была привычной его лицу. Густая светлая борода ухожена и идеально подстрижена, волнистые волосы ниспадают на плечи на одном фото, и затянуты в хвост на другом. А рядом с ним и Красибором стояла женщина. На обоих фотографиях она была в платьях с народными мотивами: орнаментальная вышивка, традиционные узоры, ворот как у рубахи-косоворотки. И кокошники. Фима засмотрелась на украшения: они были прекрасны. Невысокие, идеально сидящие в пышных чёрных волосах. Оба с тончайшей вышивкой и украшенные бусинами да камнями.

Фима ожидала, что Милица тоже будет выглядеть на фото иначе, как и её муж. Что с ней тоже что-то случилось и послужило причиной к таким колоссальным изменениям. Она не могла поверить, что Милица так просто рисковала сыном, и что её действительно не волнует судьба мужа. Но Фима ошибалась. С фотографий на неё смотрела та же женщина, что избивала её всего полчаса назад в Басаргинском маяке. Если что-то в этой женщине и изменилось, внешне этого увидеть было невозможно.

«Если только изменения не случились раньше, чем были сделаны эти фотографии», – мелькнуло у девушки в голове.

– Да, Саш, я уверена, – отозвалась Фима и услышала, как он громко втянул носом воздух.

– Зайка, идём на кухню, я сделаю тебе чай с травами, а ты нам всё расскажешь под-роб-но, – засуетилась тётушка Негомила. – Заодно заставлю Бажена притащить свою тощую задницу. Может, он расскажет что-то полезное о своей зазнобушке. Прежде, чем я отрублю ей обе руки и скормлю их свиньям.

Тётушка Негомила продолжала извергать проклятия, направившись по коридору. Фима и Александр последовали за ней.

– Он говорит и ходит? – удивлённо спросила Фима. – Бажен.

– Да, мы хорошо сегодня пропололи сад. Но там черт-те сколько ещё этого сорняка. Даже представить не могу, как мы его весь изведём. После полуночи эффект снова начнёт пропадать, а Бажен – слабеть.

– Мы с Красибором нашли способ избавиться от болиголова раз и навсегда, – воодушевлённо рассказала Фима. – Три слова: полнолунные морские ежи!

– Пять слов, – ответил Александр с кривой улыбкой: – вы времени зря не теряете. Я думал о них, но ты же помнишь, как мы оба чуть не остались без глаз в старших классах?

– Помню, конечно, – отмахнулась Фима. – Но тогда у нас не было гримуара Бологовых. Он потрясающий, очень подробный! Знаешь, где мы облажались тогда? Их надо транспортировать в чугуне!

Александр резко остановился. Фима прошла ещё несколько шагов вперёд прежде, чем заметила это. Она тоже остановилась и растеряно оглянулась на друга.

– Ты читала его гримуар? – спросил Александр.

Он почувствовал, как над верхней губой выступили капли пота, по плечам разлился жар, как если бы он перегрелся на солнце.

– Да, у него получилось открыть его для меня, – Фима, не заметившая изменений в Александре, широко улыбалась, вспоминая об утреннем успехе. – Представляешь? Я думала, Красибор совсем пустой, но ему удалось. Я научила его заклинанию сегодня утром.

Александр не шевелился. Его нутро разделилось на две части, и они пытались сейчас пожрать друг друга. Одна половина твердила, что он и так знал, что когда-то Фима оставит прошлое в прошлом. В конце концов, это было то, о чём он её просил весь последний год. Но другая половина чувствовала только боль. Она взяла на себя его разбитое сердце и гнетущее одиночество.

– Что ты так на меня смотришь? – с подозрением спросила Фима, уже поняв, в чём дело.

– Вы довольно сблизились за последнее время, не так ли?

Девушка молча кивнула. Не было смысла врать. Кому угодно, но только не Александру. К тому же, его дар всё равно не позволит никому пудрить ему мозги.

– Я и рад, и не рад тому, что ты движешься вперёд.

– Понимаю.

Она с трудом сглотнула. Все рациональные мысли душило чувство вины. Ощущение, будто она предала самого важного человека в жизни. Только вот чувство это было обманчивым, и Фима об этом знала. Как минимум потому что Александр не был самым важным для неё человеком. Важным – да, но Фима всегда давала себе отчёт в том, что нет никого важнее для нас, чем мы сами. Она была твёрдо в этом убеждена, но в такие моменты ничего не могла с собой поделать, поддаваясь чувству вины.

– Саша, я…

– Ты научила магии человека, лишённого сил, – Александр горько усмехнулся. – Но не придумала заклинания для нас с тобой.

– Саша, давай не будем… – Фима зажмурилась, голова тут же налилась свинцом. – Мы столько раз уже это обсуждали, хватит переливать из пустого в порожнее. Нельзя обойти ритуал обмена. Особенно когда ещё не проходила его и ничего не знаешь. Но даже если бы знала – такого заклинания нет и не может быть.

– Многих заклинаний не было, пока ты не захотела их придумать.

«Стоп», – одёрнул Александр себя мысленно. Он запустил руки в волосы и с силой потёр кожу головы. Потом закрыл лицо ладонями и глухо зарычал в них, выпуская скопившуюся злость. Когда он убрал руки от лица, на нём уже была маска спокойствия.

– Ты права. Извини, я не хотел на тебя давить.

В этот момент воздух прорезал оклик тётушки Негомилы:

– Фима, Саша, где вы застряли?!

Ей вторил свист закипевшего чайника.

– Надо идти, – тихо проговорила Фима.

Она пошла на зов тётушки, но Александр за два шага догнал её и схватил за запястье. Его жест был мягким, без капли агрессии. Фима нехотя оглянулась.

– Прости, – сказал он одними губами.

Фима подалась вперёд. Через секунду она уткнулась в грудь Александра, а он привычным движением свёл руки у неё на спине, создавая тёплый кокон. Девушка обняла его в ответ и прижалась так сильно, что казалось, вот-вот врастёт в мужчину и они станут одним целым. Александр склонился над ней и зарылся носом в её волосах. Как же он соскучился по этому жесту! По его телу побежали почти болезненные мурашки. Оба они молчали. Эти объятия ощущались сейчас единственно правильными.

– Как мы вообще позволили нас разлучить, Саша? – прошептала она и шмыгнула новом.

– Поверь, цветочек, по-другому было нельзя.

– Тысячу раз меня этим кормил, а я всё не верю.

– Как и я, цветочек, как и я.

Фима нехотя отстранилась, но не разомкнула объятий. Они так давно этого не делали – не обнимались вот так, по-настоящему. Ей хотелось ещё час, два, десять стоять так и считать удары его сердца. Пусть её собственное и стучало теперь не в унисон с его.

– Саша, а что изменилось?

Александр вопросительно посмотрел на неё сверху вниз, и Фима продолжила:

– Ты год делал вид, будто ты снежная королева, и всё, что мог мне предложить – это чтобы я из букв «ж», «о», «п», «а» собрала слово «счастье». И вот мы снова говорим о нас. Что изменилось? Только не говори, что мне всё это время надо было просто вызвать в тебе ревность, чёрт побери.

– Не в ревности дело, – он помотал головой. – Хоть её и хватает. Не стану врать.

– А в чём? Что-то произошло, пока ты был в больнице? – догадалась она.

Александр открыл было рот, но в этот момент нечто мелькнуло над левым ухом девушки. Потом ещё раз – уже повыше. Мужчина прищурился, не сразу поняв, что именно происходит.

– Чёрт! – воскликнул Александр и грубо оттолкнул Фиму от себя.

Вокруг неё плясали искры, и их становилось довольно много. Они вспыхивали вокруг её головы и плеч, тут же исчезали, и вместо них появлялись новые. Воздух наполнился запахами, звуками и ощущениями занимающегося огня: дым, жар, треск сухих веток.

– В чём дело? – ошарашено спросила Фима, потирая ушибленное плечо.

Она всё ещё ощущала на руках тепло кожи Александра, и не понимала, что заставило его так сильно её толкнуть. Этот жест был слишком противоречивым, никак не сочетался ни со словами его, ни с тем, как он обнимал, как смотрел.

– Ни в чём, – отмахнулся Александр.

Он тяжело дышал и сжимал кулаки, в глазах отражались страх и злость. Хотелось с разбегу врезаться в стену головой: так, чтобы наказать себя за беспечность. За то, что ослабил бдительность.

– Саша, что слу…

– Ничего! – рявкнул он и отвернулся.

Прикрыл глаза и сжал губы в тонкую полоску, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Но этот чёртов запах дыма лишь нарастал. Эмоции начали понемногу стихать, когда внезапно раздался вопль, от которого они оба подпрыгнули на месте:

– Фима, Саша! – выкрикнула тётушка Негомила. – Будете пить воду кипячёную! Без ничего!

Александр, не поворачиваясь, вытянул руку в сторону кухни и с трудом заставил себя проговорить:

– Иди, пока твоя родительница не пришла по наши души.

Он старался придать своему голосу нейтральный тон, но вышло плохо. Запах дыма не стихал. Александр открыл глаза только когда услышал отдаляющиеся шаги. Он смотрел в спину Фиме, вокруг которой всё ещё мерцали вспыхивающие и потухающие искры. Подол её платья чуть подпалился и принял чёрный оттенок. Но Александр заметил, что гарь начала тускнеть, а искры появлялись всё реже и реже.

– Скажи, что я тоже скоро приду, – сдавленно сказал он вслед.

Фима, не оборачиваясь, подняла руку и сложила пальцы в знак «окей». Александр остался в одиночестве, зажатый между стен коридора. На обоях угадывались места, где раньше висели фотографии или картины, а настенное бра было лишено лампочки. Здесь не было ничего, кроме его отчаяния и боли. Если он действительно проснулся и выбрался из временной петли, то других попыток уже не будет. И если Фима сгорит – это будет навсегда. И никто не даст ему сгореть следом или уйти в лес для службы духам. Нет, его заставят жить и тащить весь груз вины и боли, пока тот не сломает ему хребет. А когда это случится – оставят лежать на земле, пока время не возьмёт своё. Такими были условия сделки. Краем глаза Александр увидел, как небольшая тень мелькнула за поворотом. Он не стал преследовать, потому что знал – духи за ним приглядывают и следят, чтобы он выполнял свои обязательства. Тогда они будут выполнять свои.

Пиликнул телефон, по бедру прошла короткая вибрация. Александр достал смартфон и смахнул экран блокировки. Пришло одно новое сообщение: новая знакомая писала о том, как идёт её рабочий день и скинула фотографию из лаборатории. Александр сморщился, будто от боли. Ему так чертовски не хотелось ей врать. Делать вид, что рад её сообщению. Он зажал пальцем фотографию и выбрал одну из картинок-реакций. Хотел выбрать сердечко, но палец сдвинулся чуть правее, и рядом с фотографией загорелся миниатюрный огонёк. Александр горько хмыкнул и поставил телефон на беззвучный режим. Сообщения от Ольги вызвали в нём сейчас только раздражение.

Ещё раз глубоко вздохнув, мужчина зачесал пальцами волосы назад и помассировал затылок. Это помогло ещё немного успокоиться.

– Всего пара месяцев, – пробормотал он. – И мы поговорим.

Едва ли кто-то ждал магического совершеннолетия Фимы сильнее, чем ждал его Александр. Даже сама Фима не так ощущала томительное ожидание, ведь оно не причиняло ей боли. А ему – ежеминутно.

– Поговорим, – повторил он ещё раз и наконец ощутил в себе достаточно внутренних сил, чтобы пройти на кухню, где его уже заждались.