Вернуть нельзя, забыть невозможно

Пролог
Виктория

С момента звонка спецслужб время как будто остановилось. Замерло в одной точке и не желает двигаться. Хотя прошло часа три, не меньше. Новостей нет. Какой-то информационный вакуум. Или просто мне ничего не говорят. Единственное, что я знаю – что самолет, в котором летел мой муж, пропал с радаров. А дальше сплошная и непроглядная неизвестность… она пугает, наверное, больше чем смерть. Хотя и дает слабую надежду.

Господи, я даже не представляю, что будет, если Ивана не станет. Я так люблю его… не смогу жить без него. Не хочу думать об этом, гоню от себя дурные мысли. Но они, словно стая волков, постоянно догоняют и грызут меня.

Мечусь по пустому дому, словно зверь в клетке, и тихонько подвываю. На душе тяжело и больно, сердце бьется медленно и как-то натужно. Изо всех сил стараюсь держаться, чтобы не скатиться в истерику. Мне нельзя волноваться, это может навредить ребенку, что я ношу под сердцем. Пусть срок совсем маленький, но именно на нем чаще всего случается выкидыш. Да и дочка скоро вернется из школы, нельзя, чтобы моя нервозность передалась ей. Ведь пока еще ничего не ясно. Отсутствие плохих новостей – это же тоже хорошо…

Трель дверного звонка разрезает звенящую тишину. Чашка из рук летит на пол и разбивается на множество осколков. Сердце вздрагивает в груди и ухает куда-то вниз. Нехорошее предчувствие расползается по внутренностям, подобно лесному пожару. Понимаю, что сейчас все узнаю, но не хочу этого. Лучше останусь в счастливом неведении и буду терпеливо ждать. Боже, пожалуйста, не отнимай у меня надежду…

Звонок настойчиво повторяется. С большим трудом беру себя в руки и на негнущихся ногах иду к двери. Набираю в легкие побольше воздуха и открываю замок.

На пороге стоит брат моего мужа Павел. На нем лица нет, бледный, как полотно, а под глазами темные круги.

– Прости, я только с самолета и сразу к тебе, – виновато улыбается, а в глазах столько боли, что у меня сжимается сердце и перехватывает дыхание.

– Есть новости? – Мой голос кажется чужим и звучит неестественно.

– Боюсь они тебе не понравятся, – отводит взгляд, но я без слов уже понимаю, что все плохо.

– Проходи.

Ухожу на кухню, наливаю стакан воды и залпом его осушаю. Не готова я к его новостям. Да разве можно к такому подготовиться? Несколько секунд – и решится судьба, точнее, жизнь под откос…

– Вик… – слышу голос Павла, зажмуриваюсь и внутренне сжимаюсь, готовясь выдержать сокрушительный удар.

– Говори, – хриплю из последних сил и цепляюсь за стол обеими руками, чтобы устоять. Голова кружится, а ноги становятся ватными.

– Твой муж погиб. Мне очень жаль…

Мир разлетается на миллионы осколков, которые проходят сквозь меня, нанося не совместимые с жизнью ранения. По щеке катится ледяная слеза. Пытаюсь сделать вдох, но лишь открываю рот, как рыба. Внутри все сжимается от боли, а сердце качает кровь вхолостую.

– Тело еще не нашли, но…

Каждое слово попадает в цель, зажигая во мне надежду. Облегчение прокатывает по телу оглушительной волной, заставляя содрогнуться каждую клеточку.

– Значит, еще ничего не ясно? – оборачиваюсь и перехватываю недоуменный взгляд Павла.

– Вик… – Он отрицательно качает головой, но меня уже не переубедить.

– Это значит, он не погиб! – упрямо цепляюсь за последнюю соломинку. – Это значит – пропал без вести!

– Я был там… – Павел нервно сглатывает и трет лицо ладонями. – Такое месиво. Никто не уцелел.

Нет, нет и еще раз нет! Я не согласна! Я не хочу! Это мой муж. Он просто не может погибнуть! У нас скоро родится сын. Ведь он так хотел сына, а я даже не успела ему рассказать об этом. Готовила сюрприз к возвращению.

– Этого не может быть, слышишь?! Не может! – кричу отчаянно и захлебываюсь слезами. – Ванечка жив. Я чувствую это, – прижимаю ладонь к груди в области сердца и чувствую, как оно неистово бьется. – И он вернется ко мне!

– Вик, успокойся. – Павел делает ко мне пару шагов, но я решительно останавливаю его.

– Я спокойна. Я совершенно спокойна, – начинаю расхаживать из стороны в сторону и напряженно думать. – Но надо же что-то делать. Надо искать.

– Кого? – озадаченно смотрит на меня.

– Ивана. У меня есть деньги. Помоги найти спасателей, которые справятся.

– Я найду. – Павел перехватывает меня не пол пути и прижимает к себе. – Я тебе обещаю, что сделаю все, что в моих силах…

– Спасибо, – судорожно всхлипываю и утыкаюсь в его грудь, наконец ослабляя контроль и давая волю слезам.

Паша не возражает. Просто гладит меня по спине, давая выплакаться. А я не знаю, что мне делать дальше, чтобы не сойти с ума. Хочется верить в лучшее. Ведь все всегда заканчивается хорошо. Если сейчас плохо, значит, еще не конец…

Глава 1
Иван

Грудь сдавливает, а меня словно выталкивает наверх из-под толщи воды. Дышу часто и рвано и морщусь от боли во всем теле. Болит каждый сантиметр. Как-будто меня перемололо в мясорубке и выплюнуло.

Голова кружится, и немного мутит. Слышу какие-то звуки вокруг, но не понимаю, что это. Дикая слабость сковывает так, что не могу даже пошевелиться. С большим трудом разлепляю веки и пытаюсь понять, где нахожусь. Все какое-то темное, ветхое и жуткое. Избушка на курьих ножках прямо. Что это за нафиг? Как я здесь оказался?

Пытаюсь поднять голову, но боль сдавливает виски с такой силой, что не выдерживаю и со стоном отпускаю обратно. Пробую сфокусировать взгляд, но тщетно – картинка плывет, сливаясь в одно безобразное пятно, и мутить начинает сильнее. Вновь закрываю глаза и дышу глубже через нос.

– Очнулся наконец. – Скрипучий голос раздается откуда-то сбоку, но я не могу даже повернуть голову. Распахиваю веки и вздрагиваю всем телом, увидев вблизи морщинистое лицо какой-то бабки. Зажмуриваюсь от ужаса и боли, пронзающей каждую мышцу. Очень надеюсь, что мне привиделось.

Опасливо приоткрываю глаза и облегченно выдыхаю. Никакой Бабы-Яги нет. Привидится же такое.

– Раз в себя пришел – может, и выживешь, – вновь слышу этого голос и титаническим усилием воли заставляю себя повернуться. Неподалеку стоит стол, заставленный какими-то баночками, и небольшого роста старушка ловко перебирает их. Что-то смешивает в большой кружке и недовольно ворчит себе под нос. – Надоело до чертиков тебя выхаживать.

Все интереснее… но я не помню ее. А самое стремное, что я не помню себя. Сказка какая-то, причем совсем не добрая.

– Кто вы? – хриплю и совершенно не узнаю свой голос.

– Анисья, – отмахивается бабка, но мне это ни о чем не говорит. Но не Яга, что уже неоспоримый плюс.

– Исчерпывающе…

– Какая тебе разница? – фыркает она. – Скажи спасибо, не окочурился.

– Спасибо, конечно… А я хоть кто?

– Понятия не имею. – Анисья пожимает плечами и протягивает мне кружку с дымящимся напитком странного цвета. – На вот, выпей лучше.

Благоразумно решаю не спорить и делаю глоток. Мерзкая жижа попадает в рот, обжигает и вызывает тошноту.

– Какая гадость, – неприятно морщусь от вкуса и запаха. – Что это?

– Сколько от тебя ненужных вопросов, – хмурится бабка, отчего ее лицо становится еще более сморщенным. – Пей молча!

Вдыхаю побольше воздуха, задерживаю дыхание и мужественно вливаю в себя это горькое и вонючее нечто. Желудок недовольно урчит, но больше не пытается выплюнуть эту гадость.

– Вот и славно. Глядишь, и правда очухаешься. – Анисья окидывает меня каким-то странным взглядом и забирает кружку. – Я-то уж думала все…

Очень жизнеутверждающе. Да и вообще старушка такая «позитивная».

Через пару минут чувствую, как боль немного отступает. Пробую пошевелить руками и ногами – получается. Значит, цел. Уже неплохо. Осталось только выяснить подробности. Раз больше вариантов нет, придется пытать бабку.

– Как я здесь оказался? – кричу ей. – Да и где здесь?

– Внучка моя, Настюшка, привезла на санках, когда за хворостом ходила. Откуда – знать не знаю. Да и не интересно мне это.

– А где она сама?

– Так в городе. На каникулы теперь уже приедет.

– Ясно.

Никаких зацепок. Ничего выяснить не удалось. И в голове пустота. Абсолютная. Словно белый-белый снег.

– Ты давай спи, – настоятельно рекомендует Анисья. – Надо сил набираться, а то высох вон весь.

– Сколько я был без сознания?

– Не считала. Неделю-то точно, – равнодушно пожимает плечами и идет к выходу. Дверь негромко хлопает, и слышны хрустящие по снегу шаги. Зима, значит…

Прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь, но не получается. В голове словно стоит стена, которая мешает мне увидеть прошлое, но я чувствую, что оно рядом. Вот буквально пара шагов – и я схвачу его, но оно уплывает, оставив лишь легкий шлейф из неясных образов.

Проваливаюсь в какое-то полузабытье. Вроде сплю, но и не сплю одновременно. Все слышу, чувствую и могу контролировать. Иду по снегу, шаги монотонно хрустят. Очень спешу, но куда, пока не понимаю. Тянет, и я не сопротивляюсь. Сердце начинает биться быстрее, чтобы подстроиться под ритм шагов. Его гулкие удары эхом разлетаются в сознании и перемешиваются с хрустом снега.

– Ванечка! – Женский крик врывается в мое сознание и от неожиданности выдергивает меня в реальность.

Сажусь на постели и часто дышу, пытаясь понять, что это было. Холодные мурашки курсируют по коже, а по спине струится пот. Меня всего трясет от волнения. Я знаю этот голос. Я помню его. И Ванечка – это, вероятно, я…

Глава 2
Виктория

Еще одна бессонная ночь подходит к концу. Завернувшись в теплый плед, стою у окна и встречаю рассвет. Прошел почти месяц, но об Иване по-прежнему нет никакой информации. Он просто исчез. Испарился, как будто и не было никогда.

Очень тяжело принимать такую реальность, когда раскуроченное сердце кровоточит. Но слез уже нет. Их просто не осталось. В душе пустота, выжженная напалмом горя. Жить не хочется, но я должна. Ради детей. Только они заставляют меня существовать.

А еще зыбкая надежда на чудо. Все, что есть во мне рационального твердит, что шансов нет. Ивана уже не найдут, тем более живым. Слишком много прошло времени. Но глупое сердце не желает соглашаться с этим вердиктом. Упорно бьется в груди и верит в невозможное.

Уже привычно опускаюсь на колени, прикрываю глаза и молюсь. Раньше не умела, а теперь научилась. Становится легче и как-то спокойнее. Отчаянно прошу господа вернуть мне мужа. Потому что не могу без него. Без него меня нет.

Днем еще получается как-то держаться, но, как только дочка засыпает, я остаюсь совсем одна со своим горем и уничтожающими мыслями. Почему не отговорила Ивана от этой поездки? Ведь чувствовала, что что-то случится. Зачем отпустила?

Телефон вибрирует на тумбочке и выдергивает меня в реальность. Поднимаюсь на ноги и отключаю будильник. Пора дочку будить. Сегодня бабушка заберет ее на выходные. Хорошо это или плохо, не знаю. Я вообще уже ничего не знаю и ничему не сопротивляюсь. Просто хочется лечь пластом и не шевелиться. Тяжело и больно. Неизвестность выматывает, с каждым днем надежды все меньше, а нервы тоньше. Еще чуть-чуть – и лопнут.

Привожу себя в порядок, замазываю синяки под глазами и иду будить Нюсю. Она ничего не знает, решили не сообщать до последнего. Пока есть хоть крохотная надежда. Но Нюся словно чувствует, что что-то не так, и постоянно спрашивает про папу. Я уже не знаю, что отвечать…

– Нюсенька, просыпайся, – мягко глажу ее по голове и спине.

Улыбается и сладко тянется. Зевает и открывает глаза.

– Доброе утро, мамочка, – обнимает за шею и целует в щеку.

– Доброе утро, – улыбаюсь ей.

– А папа уже вернулся? – отстраняется и взволнованно заглядывает в глаза.

– Еще нет, – нервно сглатываю и отвожу взгляд. Внутри просыпается тихая паника. Боюсь, что не справлюсь с ней, разревусь и напугаю дочь.

– А когда уже? – Нюся капризно надувает губки и слава богу не замечает моего состояния.

– Я не знаю… – поднимаюсь на ноги и достаю из шкафа заранее приготовленную одежду. – Давай собираться? Скоро бабушка за тобой приедет.

– Ура!

Нюся подскакивает и несется в ванную. Пока ее внимание еще можно переключить, но что будет дальше, даже подумать страшно.

Тяжело вздыхаю, заправляю кровать и кладу на нее одежду. Затем спускаюсь, чтобы приготовить завтрак.

Тошнота привычно подступает к горлу. Токсикоз жуткий, особенно по утрам. На еду вообще смотреть не могу. Но дочку-то надо кормить. Беру себя в руки и начинаю варить кашу. От запаха мутит все сильнее. Отхожу на пару шагов, опираюсь обеими ладонями на столешницу и глубоко дышу. Отвратительно себя чувствую. От голода мутит, а от еды воротит. Замкнутый круг.

Трель дверного звонка разлетается по дому. Отставляю кашу с плиты и иду открывать. Людмила Петровна в черном платке и очках. Траур. Мне кажется, она уже мысленно похоронила сына. Смирилась, как и его братья. Только я одна не могу принять это.

– Проходите, – натянуто улыбаюсь. – Кофе будете?

– Нет, спасибо.

Возвращаюсь на кухню, а свекровь следует за мной.

– У тебя все нормально? – неожиданно интересуется, присаживается за стол и снимает темные очки.

– Относительно, – равнодушно пожимаю плечами и оборачиваюсь к ней. Только сейчас замечаю, как она изменилась, словно постарела сразу на несколько лет. Горе никого не пощадило.

– Ты сама на себя не похожа, – хмурится Людмила Петровна. – Похудела, мешки под глазами. Может, врачу показаться?

– Со мной все в порядке, – упрямо повторяю. Такая забота сейчас совсем не уместна. Я не готова принимать ее от этого человека. Предубеждение. Постоянное ожидание какого-то подвоха.

– Вик, это не шутки… – качает она головой. – У тебя дочь, она не может потерять обоих родителей.

– Не говорите так! – повышаю голос, вспыхивая в секунду. – Иван жив и вернется к нам!

Людмила Петровна поджимает губы и сканирует меня взглядом. Становится не по себе. Зябко веду плечами.

– Ты думаешь, я этого не хочу? – горько усмехается она. – Неужели ты до сих пор меня считаешь таким чудовищем?

– Я этого не говорила…

Шумно выдыхаю. Не хотела касаться этой темы. Мы давно закрыли ее и договорились больше к прошлому не возвращаться. Но, видимо, не одной мне оно не дает покоя.

– Говорить и не обязательно. Я и так чувствую и понимаю, что ты меня никогда не простишь.

– Неправда, – горячо возражаю. – Я вас давно простила.

И это истинная правда. Я не держу зла. Что было, то прошло. После воссоединения нашей семьи мы забыли все разногласия и начали жизнь с чистого листа.

– Это мой грех, и я правда пытаюсь его искупить.

На глаза наворачиваются слезы. Едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Гормоны, наверное, шалят.

– Я знаю, – судорожно вздыхаю. Свекровь и правда старается стать хорошей бабушкой и даже ни разу не нарушила наш с ней нейтралитет. Мне не в чем ее упрекнуть. – Простите меня, я на нервах.

– Мы все на нервах, но… – Ее голос срывается, а взгляд становится пустым и отстраненным. – Прошел месяц. Надо смириться и поставить точку.

– Что вы хотите этим сказать? – Внутри все обрывается, а сердце замирает в груди. Дышать становится тяжело, и я хватаюсь рукой за горло.

– Хочу, чтобы ты его наконец отпустила, как сделала это я. Нужно устроить похороны. Да и ребенку пора рассказать правду.

Смотрю на нее и не понимаю. Сдалась? Почему без боя? Ведь еще ничего не ясно. Ведь еще все может быть. Надо только верить. Но Людмила Петровна потухла. По глазам вижу, что ее надежда умерла.

Но я с этим не согласна. Внутри просыпается отчаянный протест. Делаю глубокий вдох и звучно припечатываю ладонь к столешнице.

– Этого не будет!

Свекровь вздрагивает от неожиданности и удивленно поднимает на меня глаза.

– Вик, так нельзя. – Голос звучит мягко, почти по-матерински. – Надо жить дальше. Ты молодая и…

– Хватит, – затыкаю уши и качаю головой. – Я не хочу даже слышать всего этого.

От нервов тошнота усиливается. Не справляюсь с реакцией организма, и меня выворачивает в раковину. Людмила Петровна сразу же оказывается рядом и подает мне стакан воды.

– Что с тобой? Надо же скорую вызвать, – начинает суетиться и искать телефон, но я вовремя перехватываю ее за руку.

– Не надо. Все нормально…

Холодный пот градом струится по спине, а тело сотрясает мелкая дрожь. Делаю несколько жадных глотков и отставляю стакан в сторону.

– Это не нормально, – упрямо качает головой свекровь. Неожиданно для себя в ее голосе слышу искренние переживания и заботу. Никогда бы не подумала.

– В моем положении нормально, – выдыхаю я и без сил опускаюсь на стул.

– В твоем что? – Ее глаза округляются от недоумения. Когда-нибудь все равно бы пришлось рассказать. Значит, время пришло. Дежавю какое-то. Сжимаю кулаки так, что ногти болезненно впиваются в кожу и выдавливаю из себя:

– Я беременна.

Получается как-то жестко и грубо, но сил держать эмоции под контролем просто не осталось.

– Господи… – выдыхает Людмила Петровна и медленно опускается на стул напротив. – Какой срок?

История повторяется. Меня внутренне колотит от всего происходящего.

– Хотите предложить сделать аборт или убедиться что это ребенок Ивана? – Очередная колкость срывается с губ раньше, чем я успеваю ее обдумать.

– Зачем ты так? – Болезненная гримаса появляется на ее лице, а мне становится стыдно. Сама не знаю, как так вышло. Не хотела ее обижать, как-то случайно получилось.

– Простите, – устало выдыхаю и роняю голову на руку. – Я не в себе из-за всего этого.

– Тебе надо пройти обследование в хорошей клинике. На учет уже встала?

– Нет. Пока не до этого было…

– Так нельзя. Надо срочно провериться. Хочешь, вместе сходим к моему врачу?

Долго смотрю на нее, решая, стоит ли верить женщине, которая однажды разрушила мою жизнь до основания. Сложно научиться опять доверять. Но теперь она моя семья. Других близких у меня нет…

– Хочу, – смотрю ей в глаза. – Да. Давайте сходим, – уверенно отвечаю.

– Тогда я запишу на понедельник?

– Записывайте.

До понедельника еще два дня. Всегда можно передумать и отказаться.

Торопливые шаги слышатся за спиной. Оборачиваюсь и вижу, как Нюся бежит к нам.

– Бабушка! Я готова! – кидается на шею Людмиле Петровне.

– Какая ты молодец! Поехали? – Та целует ее в щеку.

– Подождите, а завтрак? – спохватываюсь я, вспомнив про так и недоваренную кашу.

– Поешь сама и отдохни, – свекровь заботливо сжимает мою руку. – Нюсю я покормлю, мы собирались в парк. Там недалеко есть хорошее кафе с детским меню.

– Хорошо…

– В понедельник я отвезу ее в школу и заеду за тобой.

Киваю, как болванчик, не особо улавливая смысл. Вокруг меня происходит что-то невообразимое.

– Береги себя и, если что, звони, я всегда на связи.

– Я помню.

Провожаю их до двери и возвращаюсь на кухню. Как относиться к новому поведению свекрови, я пока не понимаю. Не могу до конца проникнуться и поверить ей. Но и отталкивать тоже не хочу. Если она искренне хочет помочь, то, возможно, стоит дать шанс. Время покажет…

Глава 3
Виктория

Промаявшись весь день, мне наконец удается уснуть. Видимо, усталость просто взяла свое, и я отрубилась прямо в гостиной на диване. Но сны опять неспокойные. Куда-то бегу, плутаю и как сумасшедшая ищу Ивана. Чувствую, что он где-то близко, но так и не могу отыскать.

Настойчивая трель дверного звонка проникает в сознание, выдергивая меня в реальность. С большим трудом продираю глаза и пытаюсь прийти в себя. Голова тяжелая, а тело ломит от перенапряжения.

Звонок повторяется. Поднимаюсь и иду на звук. Чужих на территории не бывает, охрана бдительно следит за этим, поэтому, не глядя в глазок, распахиваю дверь. Павел стоит на пороге с двумя сумками и переминается с ноги на ногу.

– Давай быстрее, сестренка. Тяжело же, – решительно входит в дом и сразу сворачивает к кухне.

– И тебе привет, – озадаченно следую за ним.

– Да-да, привет.

Ставит сумки на пол, поворачивается ко мне и сгребает в медвежьи объятья. Павел немного крупнее Ивана, и в его руках я тону еще больше, чувствуя себя маленькой девочкой. За спиной такого мужчины не страшно. Уверена, что его жена будет чувствовать себя, как за каменной стеной. Он правда очень хороший и добрый. Но для меня лишь друг. Брат. Не больше.

– Что это за непонятная акция? – киваю на пакеты, выбираюсь из его объятий и внимательно рассматриваю содержимое. – Я вроде не просила…

– Гуманитарная помощь, – хмыкает он и, чуть помедлив, добавляет: – Маман просила все это купить и доставить.

– Все интереснее и интереснее…

– Покормишь меня? – расплывается в улыбке и включает воду, чтобы помыть руки.

– Даже не знаю, – открываю холодильник и с ужасом для себя понимаю, что у меня нет еды. Совсем. Как я упустила этот момент?

– Негусто, – бормочет Павел, заглядывая мне через голову.

– Да уж. Но, может, в пакетах есть что-то съедобное? – виновато улыбаюсь и начинаю доставать еду. – Выбирай.

– Давай поищем.

Паша помогает мне разобраться с продуктами. Он достает, а я раскладываю по местам. В конце концов на столе остаются овощи и кусок мяса.

– На вот тебе, порежь, – подвигает ко мне лоточки с помидорами и огурцами, а себе достает широкий нож. – А я мясо пожарю.

Даже не собираюсь спорить, тем более от предвкушения этого блюда рот заполняется слюной, а желудок жалобно бурчит. Я, оказывается, очень проголодалась, а осознала это только сейчас.

Быстро нарезаю салат, сажусь за стол и наблюдаю за Павлом. Он ловко управляется с мясом и отправляет его на сковороду. Увлеченно что-то мне рассказывает и, не переставая улыбаться, переворачивает. Я даже не слышу слов, просто голос такой похожий на Ванечку. Прикрываю глаза, и мне неожиданно становится легко и спокойно. Словно груз, давивший на плечи в последний месяц, ненадолго отступил.

– Рота, подъем, – вздрагиваю и распахиваю веки. Неужели уснула? Неудобно как-то…

– Прости. Устала что-то…

– Ничего страшного. Поешь и спать ложись. А мне тоже пора уже.

На столе появляются две тарелки с мясом и соус, а также заправленный салат и хлеб.

– Приятного, – подмигивает мне Павел и принимается за еду.

– Взаимно, – улыбаюсь ему и тоже начинаю есть.

В кои-то веки не чувствую тошноты. Даже удается съесть половину куска и несколько ложек салата. Определенный успех в этом направлении.

– Вик, мне надо уехать на некоторое время, – говорит Павел, а я невольно напрягаюсь, слыша в голосе знакомые нотки волнения.

– Куда собрался? – стараюсь говорить беззаботно, но голос предательски вздрагивает и звучит как-то иначе.

Паша отставляет тарелку и смотрит на меня долгим взглядом. Словно пытается решить, стоит говорить правду или нет. Задерживаю дыхание, не представляя, чего ожидать. Какой сюрприз еще мне преподнесет судьба?

– На место происшествия… – Паша опускает глаза и говорит немного тише. – Спасатели хотят завершать работу, надо быть там…

Внутри все обрывается. Ведь это означает конец поискам. Этого не может быть.

– Как завершать? – вскрикиваю возмущенно. – Но Ивана же еще не нашли!

Павел накрывает мою кисть своей ладонью и несильно сжимает. Тяжело дыша, поднимаю на него глаза.

– Вик. Его не найдут, – сокрушенно качает головой, а во взгляде столько боли, что мне становится дурно. – Чудес не бывает. Услышь меня, пожалуйста.

– Нет. Это неправда! – выдергиваю руку, вскакиваю на ноги и начинаю метаться по кухне. Меня разрывает на части от неотвратимости принятия этой ситуации. Головой все понимаю, но не могу согласиться. Это не каприз, я реально верю в то, что мой муж жив. И точка. Я буду его искать во что бы то ни стало.

– Я понимаю, что ты чувствуешь. – Паша перехватывает меня, заставляя остановиться. – Мне тоже больно от этой ситуации, но такова жить. Надо смириться…

– Я не хочу смиряться, – цежу сквозь зубы. – Потому что чувствую, что он жив. Я знаю это, понимаешь!

– Успокойся…

Я не слышу его. Меня переполняют эмоции. И какая-то странная решимость начинает зарождаться в душе. С каждым вздохом растет и стремительно разлетается по организму, заряжая его энергией для борьбы.

– Возьми меня с собой, – отчаянно шепчу, хватаясь за Павла обеими руками, как за спасительную соломинку. Еще сама не понимаю, зачем мне это нужно, но твердо знаю, что хочу быть там и собственными глазами увидеть, где пропал мой муж.

– Что? Ты с ума сошла? – Паша недоуменно смотрит на меня, как на умалишенную.

– Нет, со мной все в порядке, – качаю головой, пытаясь найти аргументы в свою пользу. – Просто возьми меня туда, на место аварии. Я хочу увидеть все своими глазами.

– Это невозможно, – отрезает Павел, но голос его звучит не очень уверенно и дает надежду.

– Почему? Ты же говоришь что спасатели завершают работу. Значит, и оцепление снимут…

– Вик, это дурь. Тебе там нечего делать. Там очень страшно.

– Ну и что? Я справлюсь, – умоляюще смотрю в глаза. – Правда.

– Я не хочу брать на себя такую ответственность.

– И не нужно. Я сама за себя отвечу, – чувствую его слабину и решительно давлю на нее, чтобы добиться своего. – Может, мне будет легче отпустить его там… Дай мне этот шанс. Ну, пожалуйста…

– Я себе никогда не прощу если с тобой или ребенком что-то случится, – устало выдыхает, опускается на стул и хватается за голову.

– Ничего не случится. Я тебе обещаю.

– Ладно. – Павел звонко припечатывает ладонь в столешнице и поднимается. – В понедельник вечером вылетаем. Будь готова к семи, я заеду за тобой.

– Спасибо, – кидаюсь ему на шею и крепко обнимаю.

– Мне пора. Не подводи меня.

Павел грустно улыбается и идет к выходу. Провожаю его до двери, закрываю замок и возвращаюсь на кухню. В душе чувствуется нереальный подъем, и вера в счастливый конец растет с каждой секундой. Надо только как-то дожить до понедельника.

* * *

После короткого опроса и осмотра на кресле врач предлагает сделать УЗИ. С радостью соглашаюсь и ложусь на кушетку. Трепетное волнение перед первой встречей с малышом охватывает меня целиком. Руки трясутся, а к горлу подступает горький ком. Непрошеные слезы жгут глаза. Я так хотела разделить этот прекрасный момент с мужем… Но жизнь внесла свои коррективы.

– Ой, а можно позвать свекровь? Она за дверью.

– Конечно, – улыбается мне Елена Сергеевна, поднимается на ноги и идет к двери.

А я в это время пытаюсь взять себя в руки и успокоиться. Все еще будет. На следующее УЗИ мы обязательно пойдем с Иваном. Как раз уже пол можно будет определить.

– Все хорошо? – Людмила Петровна садится рядом со мной и берет руку в свои.

– Да, нормально, – выдавливаю из себя улыбку.

– Спасибо, что позвала.

– Ну что, готовы?

– Конечно, – киваю я.

Врач намазывает датчик гелем и начинает водить по моему животу. Смотрю на экран у себя над головой и пока ничего не понимаю. Лишь серо-черные тени сменяют друг друга.

Наконец датчик останавливается, и картинка проясняется.

– Так… что тут у нас, – бормочет себе под нос Елена Сергеевна и делает необходимые измерения.

– Все хорошо? – с придыханием спрашиваю и замираю в ожидании ответа.

– Более чем, – улыбается она мне. – Срок восемь недель. Развитие соответствует сроку. Никаких патологий и угроз нет.

Облегченно выдыхаю. Это главное. Я так боялась, что с этим постоянным стрессом наврежу ребенку, но слава богу все обошлось.

– Вот смотрите это голова, это ножки, а это, – наводит курсор на мерцающую точку, – сердечко бьется. Хотите послушать?

– Конечно.

Врач нажимает кнопку, и четкий, ритмичный звук сердцебиения заполняет пространство кабинета. Непрошеные слезы катятся по моим щекам, а остановить их не получается.

– Вика, ну что ты, – кидается ко мне свекровь, пытаясь успокоить.

– Все нормально, – останавливаю ее и шмыгаю. – Это от счастья.

– Бывает, – улыбается Елена Сергеевна. – Фотографию для папы распечатать?

Сердце болезненно сжимается, а дыхание срывается. Закусываю до боли губу и отворачиваюсь, чтобы перетерпеть.

– Не нужно, – тихо отвечает Людмила Петровна.

– Нет, распечатайте, – решительно говорю я. Иван увидит эти снимки, когда вернется. Обязательно увидит.

Вытираю живот, сажусь на кушетке и надеваю кофту.

– Результаты УЗИ я оставлю у себя и вклею в карту. Если вам нужны, могу копию сделать.

– Не нужно. Только снимок, – забираю и аккуратно кладу в сумочку.

Врач дописывает бумажки и протягивает их мне.

– Вот направления на анализы. Как будут готовы результаты, приходите ко мне, и я вас поставлю на учет.

– Хорошо. Спасибо.

– На здоровье.

Выходим от врача и идем к выходу. На улице я останавливаюсь и глубоко дышу, приводя нервы в порядок. Сложное было испытание, но я справилась.

– Все нормально? – Людмила Петровна заботливо обнимает меня за плечи.

– Да, – улыбаюсь ей. – Просто перенервничала.

– Надо было рассказать врачу про нашу ситуацию, возможно, она бы подсказала какие-то успокоительные.

– Я пока справляюсь.

– Поехали, отвезу тебя.

Сажусь в машину и сразу пристегиваюсь. Людмила Петровна опускается на водительское кресло и заводит двигатель. Обычно она ездит с водителем, но сегодня почему-то решила сделать исключение.

Машина плавно трогается с места и выезжает на проспект, аккуратно вливаясь в плотный автомобильный поток.

Спустя час мы пьем чай у меня дома и беседуем ни о чем. Время стремительно несется вперед, и пора рассказать о своей поездке, но язык не поворачивается.

– Людмила Петровна, я хотела с вами поговорить… – начинаю издалека, нервно кусая губы. Не знаю, как подобраться к главному, да и вряд ли свекрови понравится моя затея.

– Конечно. О чем? – Она ставит чашку на стол и смотрит на меня.

– О Нюсе. Она может пожить у вас какое-то время?

– Что-то случилось? – Свекровь сразу напрягается, будто чувствует подвох.

И он есть… Набираю в легкие побольше воздуха и выпаливаю:

– Я хочу уехать на несколько дней…

Людмила Петровна недоуменно смотрит на меня и молчит. Сдаюсь и добавляю:

– С Павлом…

– Что? – Ее глаза округляются еще больше. – Нет, Вика, это невозможно!

– Почему? – устало вздыхаю. Примерно такой реакции и ожидала. И в принципе к ней готова.

– Это опасно, особенно в твоем положении! – заходится она праведным гневом.

– С моим положением все в порядке, – улыбаюсь ей. Не хочу ругаться и смягчаю острые углы. – Сами же слышали слова врача.

– Вик, ну зачем тебе эти риски?

– Я хочу побывать на месте и сама убедиться во всем.

– В чем убедиться? Я против, – сокрушенно качает головой Людмила Петровна, пытаясь меня образумить.

– Я уже все решила и все равно поеду, – терпеливо объясняю ей и смотрю прямо в глаза. – Помогите мне.

– Что же ты творишь…

По одной только интонации понимаю, что она сдается. Осталось только дожать.

– Пожалуйста, возьмите к себе Нюсю, – сжимаю ее руку, подталкивая к правильному решению.

– Да куда же я денусь. Конечно возьму.

– Спасибо, – поддаюсь порыву и обнимаю ее за шею. Сейчас она действительно сильно меня выручает. Тащись с собой ребенка мне совсем не хочется.

– Береги себя и малыша, – обнимает в ответ.

– Конечно.

Слава богу, все разрешилось, и теперь можно со спокойной совестью собираться. Вечером обещал заехать Павел, к этому времени надо быть готовой.