Еще вчера они были заброшены, а сейчас там кипела жизнь.
Вот у этого домика на двух хозяев всегда сидели две бабушки: одна – на лавочке у одной двери, вторая- у другой. И рядом с каждой бегали внуки.
Потом бабушки, видимо, умерли, а внуки разъехались.
Но теперь прошлое вернулось: двери по обеим сторонам дома были снова распахнуты, у каждой сидела бабушка в цветастом халатике, а по участку с громкими криками носились внуки, двое мальчиков и девочка.
А здесь жила моя подруга. С папой, мамой и спаниелем Реной, облаивавшей всех, проходящих мимо.
Потом они дачу продали, и больше мы не виделись.
Неожиданно раздался громкий собачий лай, и из-под забора высунулась рыжая собачья мордочка.
– Рена?– нерешительно спросила я.
Спаниель прекратил лаять и приветственно завилял хвостом.
Я окинула взглядом участок: хозяев не было видно.
Немного помедлив, я поспешила дальше за родителями.
А тут, на углу, в ветхом домике жила мамочка с двумя детьми. Потом домик снесли, построили новый, двухэтажный, красивый. И обнесли сплошным забором из профнастила.
То ли мамочка разбогатела, то ли дачу продала.
Похоже, этот мир прошлого тождественный. Только здесь мне повезет.
Я прислушалась, о чем говорят идущие впереди папа с мамой.
– Надо бы на следующей неделе машину песка заказать,– сказал папа.
– И земли- грядки поднять,– предложила мама.– А то сзади совсем болото.
Мне снова вспомнились «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери.
К космическому кораблю землян вдруг стали выходить их давно умершие родственники.
Капитана корабля встретили родители и погибший брат. И они сидели за столом и ужинали, как раньше.
А на утро все шестнадцать членов экипажа уже были мертвы.
Вдруг и здесь меня ждет что-то подобное?
Вдали показались ворота садового товарищества и кусочек дороги, ведущей к станции.
Стоит ли говорить, что двухэтажный дом на углу исчез, а за покосившимся серым забором снова стоял старый ветхий домик, на пороге которого сидели мальчик и девочка?
Что делать? Идти дальше? Поехать с родителями в Москву? Вернуться на дачу?
Что-то еще?
Я остановилась.
Папа с мамой это заметили и повернулись ко мне.
– Ты чего? На станцию не пойдешь?
Я отрицательно покачала головой.
– Почему?
– Да не хочется что-то.
Не говорить же им, что я просто до одури боюсь, что этот идеальный мир, где все живы, у меня есть работа и я вот-вот поеду в Лос-Анджелес, рассыплется, и я снова стану одинокой пятидесятилетней теткой без будущего, тихо доживающей свой век уже ни на что не надеясь.
Или меня даже ждут сюрпризы похлеще?
Вдруг папа с мамой тоже в кого-нибудь превратятся, как родственники астронавтов в «Марсианских хрониках»?
Родители смотрели на меня, ласково улыбаясь.
Папа поправил сползшие на нос очки, мама помахала рукой.
– Пока.
– Послезавтра приедем снова,– сказал папа.
«Если оно будет- послезавтра»,– грустно подумала я.
А вслух добавила:
– Буду ждать.
Они переглянулись, снова улыбнулись мне и пошли к дороге, ведущей на станцию.
Я смотрела им вслед и махала рукой. Они тоже обернулись, сначала папа, потом мама, и замахали в ответ.
Так и врезалось мне в память: мягкое неяркое августовское солнце, утопающая в зелени дорога и улыбающиеся папа с мамой, машущие мне руками на прощание.
Потом они развернулись и пошли к станции, а я смотрела им вслед, пока они не скрылись за поворотом дороги…
Обратно я шла по лесной линии: с одной стороны там дачи, с другой- забор и лес.
День клонился к закату, солнце садилось в красивые красноватые облачка, а в лесу за забором перекликались дрозды.
Я жадно ловила каждый перелив света, каждый звук.
Могучие ветви сосен за забором, старые дачные дома с серыми крышами, грядки, кусты шиповника и сирени около заборов,– я опять внимательно вглядывалась в окружающий меня мир, пытаясь понять, чем он отличается от того, в котором я жила прежде.
Ничем. Абсолютно ничем.
Все то же самое. Только я на двадцать лет моложе, и все живы.
Вернувшись к себе, я поставила чайник и пошла на грядки набрать мяты, как вдруг мой взгляд упал на соседний участок.
Велосипед!
Этот монстр с зеленой рамой и большими колесами по-прежнему стоял у беседки, и металлический руль зловеще поблескивал под лучами заходящего солнца.
Мне даже на мгновение показалось, что рама у него не зеленая, а красная, и руль тоже измазан чем-то красным.
Я внимательно оглядела соседский участок: никого. Соседи, наверное, ужинают.
Потом прислушалась- до меня действительно донесся приглушенный звон тарелок и детский смех.
Если я что-то хочу сделать с этим велосипедом-убийцей, сейчас самое время.
Но как же к ним пробраться? Через забор из сетки-рабицы перелезть сложно- уж больно он хлипкий.
Сараи!
Можно пролезть за сарайчиками, где у нас располагались туалет и душ. За ними по земле шла водопроводная труба и ходили с участка на участок кошки.
Но то кошки, а пролезет ли взрослая тетя?!
Я положила мяту на кухонный стол и крадучись направилась к сараям.
За душем колыхалась крапива, было темно и пахло сыростью.
Немного поколебавшись, я примяла ногой крапиву и, держась за шершавую стенку сарая, двинулась к соседнему участку. Почти тут же лицо облепили липкие нити паутины, и где-то тревожно залаяла собака.
Я остановилась, сняла с лица паутину, потерла ужаленную крапивой ногу.
Солнце исчезло, и за сараями стало совсем темно.
Может, повернуть назад?
А как же Катя?
Нет, надо идти. Это мир лучшего будущего для всех…
Наконец сараи кончились, и вот он – соседний участок.
Надо сказать, что у соседей я никогда не была, общалась с ними исключительно через забор, поэтому сначала слегка растерялась.
Куда идти?
Кажется, велосипед стоял у беседки.
Пригибаясь, словно вокруг меня летели пули, я прокралась к видневшейся невдалеке резной крыше беседки и воровато огляделась. Никогда в жизни еще ничего ни у кого не крала.
На участке по-прежнему никого не было, только оживленные голоса и детский смех из дома теперь слышались явственнее.
Я приблизилась к беседке.
Вот он- велосипед-убийца.
Я потянулась и коснулась недобро отливавшего красным металлического руля. Потом положила руку на черное кожаное сиденье. Оно было холодным, и кожа под моей ладонью противно скрипнула.
Неожиданно детский смех и голоса смолкли, и раздался еле слышный скрип, как будто где-то открыли дверь.
Я насторожилась. Нельзя было медлить ни секунды.
Я схватила велосипед и, лавируя между грядками, понесла его к сараям.
Перетащу на свой участок и спрячу в доме.
Но ведь родители вернутся и увидят его.
Нет, лучше сразу, как стемнеет, отнесу куда-нибудь. В лес, на помойку. В деревню или на станцию: там кто-нибудь наверняка возьмет.
Теперь девочка спасена. Она не погибнет под машиной. Катенька вырастет, окончит школу и институт. Выйдет замуж. Мои соседи еще понянчатся с правнуками.
Когда до спасительного прохода оставалось всего ничего, сзади раздались шаги.
– Где велосипед?– спросил тоненький детский голосок.
Потом послышался плач.
– Странно, только что был здесь,– озадаченно произнес мужской голос.
Чертыхаясь, я попробовала втиснуться с велосипедом между сараями.
Велосипед громко звякнул и уперся колесом в стену, преградив мне проход.
– Там кто-то есть!– тревожно сказал женский голос.
Торопливые шаги уже слышались совсем близко.
Я повернула колесо и попробовала втиснуться в щель другим боком.
Все напрасно! Еще минута- и я буду обнаружена.
К счастью, было уже темно, и мне все же удалось проскользнуть между сараями незамеченной. Но злополучный велосипед так и остался на соседском участке.
Я уныло поплелась на кухню, поклявшись себе, что украду его при первом возможном случае.
За сараями раздалось два вскрика: сначала радостный, потом возмущенный.
– Вот он, твой велосипед!– сказал радостный женский голос.
Девочка весело рассмеялась.
– Постойте, а как велосипед здесь оказался?– спросил возмущенный мужской голос.– Он не мог укатиться сюда сам!
Я напряженно прислушивалась.
Мои соседи о чем-то шептались, до меня долетали только обрывки фраз.
– Она… Нет, этого не может быть… Тогда кто?
Наконец, кто-то кашлянул и голос дяди Сережи позвал:
– Людмила!
Я замерла.
– Людмила! Ты здесь?
Надо идти, он не отстанет.
Я схватила кусок хлеба и сделал вид, что у меня в разгаре ужин.
– Что, дядь Сереж?
Они стояли у самого забора: тетя Бэлла, дядя Сережа и Катенька, возбужденные, взъерошенные.
– У тебя все нормально?
– Да!– уверенно сказала я, отправляя в рот кусок хлеба.
Они недоумевающе переглянулись.
– У нас кто-то пытался украсть велосипед,– тихо сообщила Бэлла Александровна, тревожно оглядываясь, будто пытаясь разглядеть вора в сгущающихся сумерках.
– Да вы что!
Я изобразила живейшее удивление.
– Кому это понадобилось?
– И… главное… такое ощущение…– Сергей Антонович запнулся и виновато посмотрел на меня. – Такое ощущение, что вор… словом… у вас на участке никого нет? Кроме тебя?
Я снова изобразила живейшее удивление.
– Да нет, вроде.
Тут мне в голову пришло, что, по законам жанра, я должна испугаться.
– А вообще… не знаю!
Я принялась испуганно вертеть головой, потом отбежала к дому, заглянула за угол, в кусты.
– Да вроде никого.
– Наверное, сбежал. Будь осторожнее.
– Хорошо, дядь Сереж.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
«Какая уж тут спокойная ночь»,– думала я, идя к дому.
Ну ладно, завтра что-нибудь придумаю с этим велосипедом.
И тут меня прошиб холодный пот: а где я проснусь завтра?!
Здесь, где все живы и мне тридцать с небольшим, или в том заброшенном доме, где все умерли и мне пятьдесят?
По коже пробежал холодок, ноги подкосились.
А если уехать в Москву?
Вряд ли это поможет.
Или не спать всю ночь?
Но я не могу не спать вечно, рано или поздно засну.
Так и не приняв решения, я уселась на крыльце, как обычно всегда сидела перед тем, как отправиться спать.
Уже было темно, на небе появились первые звезды. Оглушительно стрекотали кузнечики, в лесу кричала какая-то ночная птица.
Прямо надо мной покачивались головки золотых шаров, ярко горели окна соседских домов.
Все, как всегда.
– Мила?
Я даже не сразу поняла, кто меня окликает.
– Ты здесь?
Женя! Сердце забилось часто-часто, и несмотря на прохладный августовский вечер мне вдруг стало жарко.
Я заметалась: сначала, испугавшись, бросилась к дому, потом обратно.
Почему Женя зовет меня? Он никогда, никогда не обращал на меня внимания. Ходил, как мимо пустого места.