Read the book: «Игра в бисер»

Font:

ISBN 978-5-4490-6633-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Игра в бисер

Мы – лишь рисунки на чужой картинке.
Идёт тысячелетняя война,
А мы играем в бисер – по старинке,
Как в глупые былые времена.

В каком мы были созданы капризе,
Какому богу вгрезились во сны?
Нас веселит игра в бессмертный бисер
На пепле после ядерной войны.

Наш бог убог, жилище наше – нище,
Лишь счётчик Гейгера свистит скворцом,
И смотрит с атомного пепелища
Свинья, но с человеческим лицом.

Мы смотрим, как легко в гнетущих высях
Кружатся свиньи с крыльями орлов, —
И рассыпаем безупречный бисер
Красивых теорем, мелодий, слов.

Да, нас в пробирках создала наука,
И зелена у нас слепая кровь…
Нам только бисер разгоняет скуку
И тешит зренье яркою искрой.

Когда сойдут пришельцы с синих высей,
Они найдут в огнеупорной мгле
Лишь наши трупы – и бессмертный бисер
На осквернённой играми земле.

Но зря над нами небосвод смеётся!
Нам с нашею игрою повезло:
Уходят свиньи.
Бисер – остаётся!
Над всем в насмешку
и всему назло.

Бесы

Мчатся тучи, вьются тучи,
Пляшут быстрые лучи.
Небо бьётся, как в падучей,
Звёзды – как огни в печи.
Мчатся бесы, вьются бесы,
Пляшут, мечутся, плюют…
Сани по Руси небесной
Тело Пушкина везут.

Мимо площади Сенатской,
Мимо высей Машука
Мчится конь наш залихватский
Сквозь эпохи и века.
Буря мглою небо кроет,
Все дороги замело…
– Что вы, барин? – Бог с тобою!
Просто сердцу тяжело.

Громко цокот раздаётся,
Будто всё кругом мертво…
Конь летит, бубенчик бьётся
По-над холкою его…
– Скоро ль дом? – Не знаем сами!
– Ждут ли нас? – Должно быть, ждут!
Вечно по России сани
Тело Пушкина везут.

Гулко цокают копыта
По теченью наших спин…
И молчат, во тьме забыты,
Мёртвый дом и Сахалин.
Вся земля дрожит от гула,
У коня горит зрачок…
Вон Астапово мелькнуло,
Знать, конец уж недалёк…

Ни огня, ни слёз, ни веры, —
Крики, брань, кабацкий мрак…
Только возле «Англетера»
Спотыкнётся вдруг рысак…
– Скоро ль, братец? – Недалечко!
Только выедем с земли…
Лишь мелькнёт Вторая Речка
Там, за вечностью, вдали…

Больше нет на белом свете
Ни чудес, ни естества:
Наша жизнь – огонь да ветер,
Да слова, слова, слова!
Скачка, скачка без запинки,
Без кнута, без шенкелей…
Пушкин… Лёгкая пушинка,
Что небес потяжелей!

– Ждут нас? – Барин, всё в порядке!
Ждут покойнички гостей,
Всё отдавши без остатку
Да раздевшись до костей.
Плачут, пьют, тревожат бога,
Огоньки в глазах горят…
Бесконечная дорога
В рай бежит сквозь самый ад!

И ни песенки, ни сказки…
Мчатся кони день за днём…
– Я устал от этой тряски…
Скоро ль, братец, отдохнём?
…Полузвери, полубоги,
Мчатся тени – их не счесть…
– Скоро ли конец дороге?
– Барин, не серчай! Бог весть!

Козырев – Кутилову

Кутилов —
глазища
тусклые.
Бродячая
правда
русская.
Смешная
гордыня
детская —
И красная
кровь
поэтская.
Солдатская
прямость
честная,
нахлебникам
неизвестная.
Сапсанья
повадка
хищная,
для воина
не излишняя…
Ни серости,
ни ребячества —
Прочтёшь
две строки —
и плачется…
Кровь снова
стихами
мается…
– Кутилов! —
и речь
срывается.
…Кутилов!
Рисунки
пёстрые.
И скифские
скулы
острые.
Не пасквилем,
не пародией —
Ходил
сквозняком
по Родине.
Сквозняк
всей Руси
космической —
Сибирский
поэт
трагический!
Ты в небе
зарыт
без надобы —
– Земли тебе было
мало бы!
Сияет
зарёю
гордою
Твой волчий
прищур
над городом.
Твой чёрт
над судьбой
богатырскою
Метелью
метёт
сибирскою:
«Сгоришь
в цвету,
не состаришься…»
А где ты
сейчас
мытаришься?
Не в адской ли чаше
с серою?
– Кутилов
воскресе!
– Верую!
Ты можешь
отчалить
в смерть, но я —
Твоя
правота
посмертная.
Хмельная,
босая,
вешняя —
Держава
твоя
нездешняя,
Козырная
и кутящая —
Русь-матушка
настоящая!
И отдано
Богу —
богово,
и отдано
волку —
логово.
Стихи
не горят,
поэтому —
Поэту
дано
поэтово.

Мона Лиза

Я трижды умер, но лишь раз воскрес.
Свой сон земной пройдя до половины,
Я вдруг проснулся в пустоте небес

У вкрадчиво светящейся картины.
Ты, ставшая в веках моей женой,
Здесь в красках, что обманчиво-невинны,

Одна, как перст, за синей тишиной
Сидишь, и над Тобой клубится зыбко
Рассеянный в пространстве голос мой,

И, отражаясь в зеркале улыбки,
Моя душа, из жизни в жизнь бредя,
Припоминает прежние ошибки.

А над Тобою – город из дождя:
Дворцы, холмы, колонны в синей дымке
Меня так манят, сердце бередя,

Стать тенью человека-невидимки,
Пройти сквозь воздух, синий и немой,
Не оставляя следа, без запинки,

И в нежном лимбе, полном тишиной,
До боли, до горячих слёз правдиво
Припомнить всё, что было не со мной.

Тончайший хмель воздушной перспективы
Пьянит, дурманит, будит в нас мечты…
А помнишь, мы когда-то были живы,

Тебе дарил я синие цветы,
И Ты смеялась весело и лживо…
Теперь я хладнокровный, как и Ты,

И полон мир Твоей негорделивой
Посмертной и бессмертной красоты.
Я – вечный отзвук Твоего мотива,

Который по векам скользит, как тень,
Шурша, как звук небесного прилива,
И небо скрытно, словно в Судный день,

И счастье отстрадавших молчаливо.
Кружится в небе шестикрылый свет,
Прозрачный, но вещественный на диво,

И вижу я, что нас на свете нет,
А старость, смерть и горе отменили.
А тонкий яд в сиреневом вине

Воздушной дымки возрастает в силе,
И так жесток чарующий наркоз,
Который будит чувства и в могиле,

Что сладок вкус моих фантомных слёз,
Что боль прошла до нервных окончаний,
Да! – до ресниц, до кончиков волос.

В Твоих глазах – сто лет моих скитаний,
В Твоей улыбке – вечный мой ночлег…
Я стал тончайшим из Твоих сияний!

В Твой золотой и в мой хрустальный век
Нам пишет Бог-Творец из ниоткуда,
Что в нас течёт водой небесных рек

Любовь, обыкновенная, как чудо.