Read the book: «Временные трудности»
Золотые лучи играли на свалявшейся грязной соломе маленькой камеры смертников, пока я спешно вспоминал заклинание ускоренного старения. Может, оно мне было уже и не надо, после целой-то ночи напряжённого шёпота я наверняка уже выглядел на двадцать лет старше. Тут главное не перегнуть палку, в обратную сторону может никогда и не повернуться!
Ну всё, время вышло – я слышу шаги. И не узнать мне, не проверить никак – получилось ли? Огрубевшие от кандалов дрожащие руки не помогают мне разобраться – углубились ли морщины, впали ли глаза? Выбора нет, придётся играть свою роль вслепую. Сегодня особенный день, единственный, такого в здешних краях точно никто не помнит, и я должен придумать, как использовать сие событие в интересах собственного спасения. В отчаянном положении человек становится очень внимательным, примечая и анализируя самые несущественные детали. Тюремщик, вот, не возился долго со связкой ключей, а решительно ворочал в замке первым же. В открывшемся дверном проёме сгрудилась, толкаясь и мешая друг другу, целая делегация. Они рассматривали меня как жука на конце булавки, со смесью любопытства и брезгливости. Но не только лишь это читалось на лицах, ещё недоверчивое удивление – ага, сработало! Разодетые в цветное тряпьё как на парад они одним своим видом говорили мне о верности прогноза – Его Сиятельство лично изволит присутствовать на казни. Я сдержал улыбку, протягивая сморщенные руки к вошедшим.
– Скорее же, меня ведите к королю, он встречи нашей судьбоносной ждёт, – с максимально озабоченным видом нараспев обратился я к ним, изо всех сил напрягая состаренные связки в поисках верного тона, как учили в Академии. Замешательство конвоиров усилилось, они часто заморгали – внушение кое-как работало. Я бросался на каждого, хватаясь грязными руками за напомаженные лацканы, дико вращал глазами и в суете умудрился стащить серебряную булавку. Рука крепко ухватила моё запястье, внушение подействовало не на всех:
– Шарлатан, имей же совесть умереть достойно, никто здесь не поверит в этот спектакль. Я всю жизнь отвожу людей из этой камеры на последнюю прогулку к помосту. И, поверь уж мне, каждый второй изображает безумца, мочится в штаны, лопочет бессвязно в надежде на снисхождение. Кому-то даже везёт, но это точно не твой случай, – на освещаемом огнём факела грубом лице тюремщика промелькнула тень сочувствия, – раз уж сам король пришёл посмотреть, как катится твоя голова, то так тому и быть.
Я решительно подался к выходу, расталкивая опешивших от такого стремления к топору стражников. Они едва поспевали за мной, натягивая волочащуюся цепь, чтобы придержать бегущего к своей погибели безумца. Нигде нельзя было ошибиться, потратить мгновение впустую – залитая беспощадным солнцем сцена либо станет триумфом моих талантов, либо последним позором. Я всё держал под контролем – впереди почётная стража со стоящим по струнке палачом едва только оборачивалась на нашу суету, стоя шагах в тридцати дальше от выхода, как я уже нашарил взглядом ложе короля, убедившись, что он и правда здесь. Резко прибавив ходу, я сбросил оковы под ноги преследователям и воздев руки к небу бросился на колени у края деревянного помоста.
