Read the book: «Сатирический роман Двойник»
«И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте. Ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить».
Послание к Ефесянам Святого апостола Павла, Гл. 5 (11–12)
Глава 1. Собрание
– Значит так. Ещё один стакан – и конец нашей демократии! Всё! Наглая, самодовольная рожа, самодур, алкоголик! Тут ложкой деревянной меня спьяну треснул. Да так больно. Прямо по голове попал. Я знаю, он нарочно туда метил. «Где водка? – кричит. – Если через минуту водки не будет – раздавлю, панимашь!!! В пыль сотру лагерную!» Я ему резонно замечаю, что я сюда поставлен вопросы решать, то есть консультировать его и подсказывать, как правильно наладить демократию в стране. А он кричит: «Без водки не позволю демократию строить, сначала водка, панимашь, а потом демократия! У нас, – кричит, – менталитет такой, а не хочешь, катись обратно, панимашь, и у себя эту хрень заморскую налаживай!» Ну разве это работа? – говоривший был очень разгорячён. – Насосётся водки, как клоп крови, и дебоширит. Нам надо принимать какое-то решение. Дальше так продолжаться не может – завалим всю операцию! То есть демократизацию!
Вся эта пламенная тирада была выдана докладчиком на большом совещании. Он действительно был очень взволнован, глаза его горели огнем. Звали докладчика доктор Шулер. Доктор – не в смысле врач, а просто доктор. Но почему и что это означает, до сих пор до конца непонятно: то ли звание такое, то ли обращение.… На докладчике был очень приличный и, судя по всему, дорогущий костюм от какого-то известного кутюрье (тоже, кстати, непонятно – имя это, или фамилия, может кличка такая, или фирма так называется?). Лицо он имел очень благородное и значительное: прямой нос, чуть-чуть пробивающаяся на висках седина, правильные черты лица… Такие лица раньше имели секретари парткомов средней руки, некоторые актеры, которые их играли, и нарисованные люди на агитационных плакатах. И ещё схожесть была, очевидно, в том, что и доктор Шулер, и секретари парткомов, и люди с плакатов, были «беременны» некой идеей, которую им надо было нести в массы, поэтому и лица имели одухотворенные. Доктор Шулер был очень большой начальник – руководитель Группировки иностранных советников, присланных в страну для оказания всяческого содействия и окончательного внедрения в России демократии. У него имелись чрезвычайные полномочия: по любому вопросу его слово было решающим и окончательным. Он мог назначить, уволить, снять, растоптать и обезвредить любого человека в этой стране. Некоторым исключением из общего правила был всенародно избранный Президент.
– Вот так, – закончил пламенную речь доктор Шулер и направился на свое место в президиум. Присутствующие, в основном, иностранцы, в таких же дорогих костюмах, как и у докладчика, но не все с такими же благородными лицами незамедлительно отреагировали репликами с мест.
– Ес, ес! Я, я! Уи, уи! – слышалось со всех сторон. Реже доносилось восклицание: «Добже! Добже!» По всему было видно, что ситуация, изложенная докладчиком, им знакома не понаслышке. Все очень разволновались. Но, справедливости ради, надо сказать, что, несмотря на волнение, собравшиеся вели себя очень достойно. Никаких безобразий и анархических проявлений типа вскакивания с мест и резких выкриков никто себе не позволил. Сразу было видно, что люди организованные и сдержанные. На трибуну выскочил один из них – советник по демократизации процессов употребления алкоголя:
– Нас заслал в этот дикий страна для приведения в ичполнение ошень важных работ. Ми все есть, за исключений руководства этот страна, – он сделал небольшой поклончик в сторону, где сидели несколько человек, по виду от иностранцев ни чем не отличавшихся, – ошень хорош спецья́лист в ошень разный область. Нас прислал помож этот дремучий и бескультурный страна встать на путь демократ. Ми знал, что будит не прост. Работа́ем много, учим, обисняем, наставляем. И всё ради того, чтобы этот народ получил свой свобод. Вышел из ос зла и начал жить по нашим закона́м – закона́м свободного мира. А Президент – алкач! Так работа́ть нельзя. Я ест ошень большой, – советник гордо и надменно посмотрел в зал, хотя росточку был маленького и совсем дохленький, – ошень большой спесья́лист по алкоголь. Я и наш Президент лечил. Наш наук ошень продвинут и ми имеем ошень много средств от запой. Но так работа́ть нельзя. Если этот будет продолжаться, генералу доложу, в каких условий служит приходится. Тут, как вы говорит, один из трех: или надо его в наш хорош клиник ло́жить, но этот ошень долг, или вставить на весь глубину его большой жоп ваш русский ракет, иначе толк не получится!!! – щуплый советник обреченно махнул рукой и направился на свое место.
– Ракет! Ракет! – закричали в зале. – Ес, ес! Я, я! Уи, уи!!! Ракет!!! – зал опять загалдел. – Добже!
– Господин фёст-министр, – громко сказал доктор Шулер, – что Вы на это скажете?
Тут забеспокоилась и зашевелилась группа господ, которую алкогольный советник назвал руководством этой страны. Группа была очень похожа на основную массу иностранных советников, но при этом резко от них отличалась. Хотя и костюмы дорогие, и держались с достоинством… Наверное, дело было в лицах: один был какой-то подозрительно рыжий и наглый, у другого были такие хитрые глаза, и они так быстро бегали в орбитах, что голова могла закружиться, если долго на него смотреть… Фест-министр был подозрительно толст, маленького роста и похож на молочного поросенка: щечки висели и при разговоре покачивались… Вид слегка удивлённый и озабоченный, как будто его только что оторвали от корытца со сгущённым молоком. Он всё время причмокивал и присасывал языком, как обычно делают вампиры и упыри в страшных фильмах… Фёст-министр встал.
– Не ракету, – ответил он, – не ракету, мистер Дринкер, – повторил фёст-министр, обращаясь то ли к предыдущему оратору, то ли к залу, – а торпедо. Это препарат такой против запоев, только он малоэффективный, – все сидящие рядом с фёст-министром одобрительно, с видом профессионалов, закивали головами. – И вообще, вы все, конечно, очень хорошие специалисты в разных областях, – он недружелюбно посмотрел в сторону мистера Дринкера и зловеще причмокнул, – поэтому вас и заслали, извините, прислали к нам советниками. Но запои оставьте нам, мы в этом лучше вас разбираемся. Пил, пьет и будет пить: ничего не поделаешь, уж очень долго это у него всё… Сказывается большой опыт партийно-хозяйственной работы. И торпедо, наверное, не одну переварил, – фёст-министр причмокнул и показал всем зубы, – это для нас даже лучше. Стакан налил – бумагу подписал, второй налил – ещё подписал… Польстил немного ему, пьяному, – он и растаял. Президент должен быть управляемый. А то попадется какой-нибудь, себе на уме, выпендриваться станет. А у нас, господа, План – План Демократизации, утвержденный всеми странами свободного демократического мира, – фёст-министр повысил голос, из последних сил сдерживаясь от присасываний и причмокиваний, которые были бы в данной ситуации очень неуместны, – План операции по демократизации России. И мы этого добьемся любой ценой, товарищи! – торжественно и пафосно закончил свое выступление фёст-министр, видимо рассчитывая на овации. Но этого не случилось. Раздались жидкие аплодисменты, и опять посыпались вопросы и комментарии. «Проклятое коммунистическое прошлое сказывается, – шепнул он рыжему, сидящему рядом, – привык я на партсобраниях выступать».
– А как Президента предъявлят, он же выступат должен, – раздались голоса из зала, – в народ ходи́т. С таким опухшим харем. И язык у него ещё!.. Такое иногда хлюпнет!
– И ещё дерётся! – все опять загалдели. – Грубит! Хамит! – напряжение в зале нарастало. Вопрос был действительно непростой.
– Давайте уже привыкать к особенностям нашего языка, – заискивающе улыбаясь ответил фёст-министр, – не харя, а рожа. Или морда. Харя у свиньи – про Президента так нельзя говорить. Ну, а насчёт предъявить народу? Мы долго прорабатывали этот вопрос в Правительстве… И нашли выход из этого положения. Поручим спецслужбам найти двойника. Чтобы не запойный был. Страна у нас большая, народу пока ещё много… Найдём и будем его предъявлять в трезвом виде. Подучим, пообтешем, и вперед! – фёст-министр заговорщицки улыбнулся и причмокнул. – Как вам наш План?! – он посмотрел на доктора Шулера.
– Куда вперед? Опять вперед?! – раздался ропот из зала.
– Выражение такое. К делу отношения не имеет, – фёст-министр смутился, – меня раньше заставляли статьи про победу коммунизма писать, вот и осталось, товарищи… Извините. Господа… Правда, платили хорошо… – фёст-министр засмущался. – Вперед к победе демократии во всем мире! Ура, господа! – громко сказал он. Но зал его не поддержал, засомневался…
– А как двойник от настоящий отличать будем? Может, ему носит красный носки, или сделат его без волос?! – раздался голос из зала.
– Ну, как так? – расстроился фёст-министр. – Как лысый? Он же не похож будет тогда. Отличать просто – по запаху: если перегаром не прёт – значит, двойник. Всё очень просто… Двойника мы найдем в ближайшее время, просьба оказывать ему помощь и содействие по всем вопросам. И ещё. Уже поступают жалобы. Вы все, иностранные советники, работаете по своей специфике с профильными комитетами и министерствами, – фёст-министр сделал озабоченное лицо и хрюкнул, – Большая просьба: не пугать народ. Депутаты, министры… Они ведь тоже люди. Я, конечно, понимаю, что очень много там дремучих граждан, знают мало по своим темам, необразованные, но где других взять? Зато надёжные. У меня всё, – он обернулся к доктору Шулеру и причмокнул.
В президиуме сидел ещё один большой начальник. Без преувеличения можно сказать, что он являлся вторым человеком в стране, после доктора Шулера. Это был Секретарь, глава всей администрации Президента Филат Сергеевич: среднего роста, не худой, не толстый, с непримечательной внешностью, молчаливый и спокойный. Перед принятием любого важного решения Шулер обязательно с ним консультировался. Они внимательно выслушали фёст-министра. «А ведь поросёнок Швайник дело говорит, – тихо сказал Шулеру Секретарь. – Как это мне раньше в голову не пришло? Надо искать двойника.». Называть Хайдара «Швайником» начал Шулер: «Больно он на свинью похож. На маленькую, добрую свинку…».
– Спасибо, господин Хайдар! – громко сказал Шулер, обращаясь к фёст-министру. – Ошень хорошее предложение… Ищите! – и, обращаясь в зал:
– Прошу учест просьба фёст-министр. Надо относиться бережно к местному руководству этот страна. Не пугат. Не бранит. Действовать, преимущественно, из укрытий. Всем спасибо. Всем советник занят свой рабочий мест, – он грозно посмотрел в зал, – Виполнят!
Присутствующие неторопливо и размеренно потянулись к выходу. Только фёст-министр и его товарищи направились к президиуму.
– Доктор Шулер, – сказал фёст-министр, – вот, товарищи интересуются, – он плотоядно чмокнул, – когда же, наконец, начнётся приватизация? Мы готовы. И товарищ Бурдалис, – он показал на хитрого господина, – и, особенно, товарищ Рыжпейс.
– Ждём, – добавил Рыжпейс, – прям руки чешутся. Наконец-то приступить к выполнению ответственного, большого задания… А то всё больше трепотня какая-то…
– Ничего, ничего, ребятушки, – ответил Шулер, – скоро. Скоро начнётся настоящая работа, – он покровительственно похлопал Рыжпейса по плечу. И обращаясь к Секретарю, сказал:
– Застоялись офицеры!.. Ничего. Скоро им горячо придётся!..
Глава 2. Приезд
Поскольку кухонька у Виктора Карповича была маленькая, ужинал он в комнате, у телевизора. Чтобы было удобнее смотреть, брал табуретку, ставил её перед креслом – единственным, комфортным сидением в квартире, а на ней уже накрывал себе незамысловатый ужин. Карпыч (все так его называли и очень редко Виктором Карпычем) был родом из небольшого сибирского городка. Как и все сибиряки очень любил пельмени. Когда варил их, обязательно клал в воду лист лаврушки и сыпал несколько горошин черного перца. Потом, пока пельмени варились, делал к ним свой любимый соус: наливал в блюдечко уксус и добавлял туда горчицу, всё это хорошенько перемешивая. Поставив на табуретку тарелку с горячими пельменями, добавив сливочного масла, он обильно посыпал их молотым черным перцем, подготавливал пакетик с майонезом, из которого выдавливал его на каждую пельмешку отдельно, уже подцепив её на вилку. Включив телевизор и приготовившись ужинать, он услышал звонок в дверь.
– Кто там? – недовольно спросил Карпыч, пытаясь разглядеть гостя в глазок.
– Сто грамм! С прицепом! Примешь? – раздался из-за двери знакомый голос.
Голос принадлежал Михаилу Потаповичу, двоюродному дяде Карпыча, который жил и работал в том же сибирском городке, откуда был родом и Карпыч. Отношения у них всегда были тёплые и дружеские, но не виделись они уже несколько лет, поэтому Карпыч, никак не ожидавший увидеть своего дядю, очень ему обрадовался. Быстро открыв дверь, Карпыч выскочил в коридор и обнял его.
– Здравствуй, дорогой! Как я рад тебя видеть. Что так внезапно, без звонка?! – они обнялись и расцеловались по русской традиции три раза.
– Да не мог я позвонить, – ответил Михаил Потапович, – у нас во всём городе телефоны отключили! Говорят за неуплату… Не знаю… А телеграмму не отбил, так точного адреса твоего нет… Добирался так, на авось…
– Ну, давай, медведь сибирский, заходи. Гостем будешь! – Карпыч оценивающе посмотрел на родственника. Михаил Потапович, действительно, слегка напоминал медведя: большого роста, мощная фигура, крепкий… Карпыч же, наоборот, роста был невысокого, среднего телосложения…
– Ну и видок у тебя… Прямо – медведь из леса с чемоданами! Немытый – в столицу! – Михаил Потапович улыбнулся… Он знал веселый нрав племянника и на его шутки не обижался. Но и сам за словом в карман не лез.
Карпыч еще раз оглядел гостя. Михаил Потапович действительно был похож на медведя средних лет… Ну и одет, конечно, не по столичному… На спине рюкзак, переживший не один поход, два больших чемодана, не современных, пластиковых, с колесиками, а старых, добротных, такие много могут выдержать… Глядя на них, сразу было видно, что они тяжелые. Подхватив чемоданы, зашли в квартиру.
– Да, – сказал Михаил Потапович, оглядевшись, – сразу видно, что свой первый миллион ты ещё не заработал. Скромненько у тебя, – увидев тарелку с пельменями, одиноко стоявшую на табуретке, он потянулся к чемоданам, – Ну ничего, сейчас мы тебя подкормим! – открыв чемодан, достал несколько банок. – Куда ставить прикажете, уважаемый? – спросил он, довольно улыбаясь.
Традиция эта идет, наверное, издавна… В гости с пустыми руками ездить как-то неудобно… Когда Михаил Потапович освободил оба чемодана и рюкзак, жизненного пространства в квартирке не осталось совсем. Всё было заставлено банками, пакетами, свертками, мешочками… Даже на обеих конфорках маленькой газовой плиты нагло стояли трехлитровые банки с солениями: огурцами и помидорами…
– Миш, – грустно произнес Карпыч, глядя на все это изобилие, – а ты не подумал, где я жить-то буду? – он ухмыльнулся. – Ты надолго приехал? Пока половину не съешь – не отпущу.
– А я-то тут причём? Это все супруга твоя переживает.
– Ты же знаешь, что у меня с ней разделение труда – она готовит, я ем!
– Она говорит: «Как там Витя? На одних пельменях, небось, сидит?! Надо ему витаминчиков обязательно!» Пришлось взять… Это называется: из нищей провинции – в богатую Москву! – Михаил Потапович сделал широкий жест рукой, как бы охватывая всё привезенное, – вот соления: грибочки белые маринованные, рыжики, маслята… Очень хорошо идут под охлажденную, хорошую водку…
– Миш! – подал голос Карпыч. – Ты разве не знаешь? Водка бывает или хорошая или очень хорошая!
– Если это водка – тогда да! Но это у вас в Москве… Знал бы ты, что у нас сейчас под видом водки продают…
– Да ты, Миш, не думай, что в Москве все так уж шикарно, – констатировал Карпыч.
– Давай уже с гостинцами разберемся, а потом и поболтаем… Завершая тему грибов, должен напомнить тебе, что грибы – это не еда, а закуска! И употребление их в отдельности от крепких напитков категорически запрещается! А то ты тут, в столице, может, забыл уже? Дальше… Сушеные грибочки… Потом идут овощи… Огурцы: солёные, маринованные, малосольные… Тоже, кстати, закуска… Но иногда можно и так… Хотя и не приветствуется… С помидорами, думаю, всё ясно… Баклажанная икра, кабачки, жаренные болгарские перцы, маринованный чеснок, жгучка, яблоки мочёные, маринованная слива: всё из своего сада-огорода… Домашнюю тушенку я брать не стал, но рыбу солёную навязали, тоже в банках, – Михаил Потапович хотел продолжать, но Карпыч его перебил.
– Давай быстренько распихаем всё это по углам, чтобы пройти можно было, и садимся ужинать. Очень уже есть хочется, да ещё ты тут со своими комментариями, – Карпыч облизнулся. Они стали активно освобождать жизненное пространство.
– Виктор, ты мне полотенце дашь? Я в душ хочу сходить.
– Не получится. Воду горячую опять выключили.
– Жалко.
– Медведь всю жизнь не моется и неплохо себя чувствует. Эй, Потапыч, – одернул Карпыч родственника, глядя, как тот активно убирает запасы по полкам, – ты белые-то маринованные оставь! Нам же ужинать сейчас.
Любая хозяйка подтвердит, что маленькая кухня – это ужасно! Если холодильник поставили, то про стиральную машину можно забыть… Или придется ставить её в коридоре около входной двери. И так не пройти. Какая там микроволновка или комбайн?.. Кухонная посуда, и та не влезает, не говоря уже о продуктах. Что делать? Так уж строят… Но, есть в этой тесноте и преимущества: всё рядом, всё под рукой… Как-то у Карпыча на кухне собирались его сослуживцы, так один из них, некурящий, сидя за столом, всё время открывал ногой форточку – проветривал… Правда, он был очень высокого роста.
Михаил Потапович, на правах гостя, сидел на почетном месте – около холодильника. Карпыч, на правах хозяина, лицом к столу и спиной к плите. Не вставая с места, чуть повернувшись назад, он изредка переворачивал картошку, жарившуюся на плите, иногда споласкивал что-нибудь в мойке, выбрасывал в мусорное ведро отходы и, если надо, доставал что-нибудь из столов и полок.
– Миш! Ну где лучок? Картошка уже почти готова… Лук не успеет поджариться! – обратился он к Михаилу Потаповичу, который старательно резал луковицу на доске. – Давай уже!
– Да сейчас, сейчас. Лук надо резать мелко, иначе невкусно получится! – он передал Карпычу доску с нарезанным луком. – Стой! Отсыпь немного в грибы, так вкуснее будет.
– Ну что? – кивнул Карпыч в сторону стола. – Скромненько, но со вкусом, – он явно кокетничал, стол был на высшем уровне! Может быть, по сравнению с каким-нибудь новомодным рестораном и выглядело скромненько: в ракушках никто не пищал, и чёрная икра на стол не вываливалась… Но и без этого, глядя на стол, душа радовалась… Белые маринованные грибочки с мелко нарезанным репчатым лучком, немного солёных рыжиков, квашеная капусточка с клюквой, домашние соленые огурчики, баклажанная икорка, сёмга домашнего соления… – Сначала закусим, – резюмировал Карпыч, – потом у меня немного солянки мясной осталось, позавчера варил, ну, и картошка жареная с луком… Пойдёт? – он вопросительно посмотрел на Михаила Потаповича. – А пельмени на завтрак оставим…
– Солянка настоящая? С каперсами? – спросил Михаил Потапович. – Ты как сказал – сразу соляночки захотелось, давно настоящей не ел…
– Нет, Миш, ненастоящая, искусственная, – Карпыч презрительно хмыкнул, – с чипсами… Ты же знаешь, как я солянку делаю… Если две полных тарелки не съешь – обижусь…
– Тогда грей быстрее! – ответил Михаил Потапович. – Я могу её и до закусок…
– Ну уж нет! – ответил Карпыч. – По первой под грибки… Доставай, Миш, водку из холодильника, там, на нижней полочке…
Как уже говорилось ранее, Виктор Карпович и Михаил Потапович были родственниками. Жили они в одном из сибирских городков. Основным предприятием в нём был большой завод, который выпускал какую-то важную продукцию для космических ракет. Михаил Потапович работал в конструкторском бюро: что-то там изобретал, имел кандидатскую степень. Виктор Карпович после окончания столичного института тоже пришёл на завод, но не в науку, а на производство. Сначала работал мастером, потом постепенно дорос до начальника цеха. Жизнь в городке текла своим чередом: медленно, спокойно, провинциально… Потрясающая природа, чистейший воздух, изумительные по своей красоте церкви, бескрайние леса, дачи с их непременными огородами и вечными заготовками, рыбалка, охота, грибы… У Карпыча, который после длительных поисков своей половинки, наконец, женился, понемногу стали появляться детишки, у Михаила Потаповича – внучата…
Жизнь шла своим чередом… Но вдруг по телевизору стали раздаваться не совсем понятные слова от начальства: «Свобода! Демократия! Перестройка! Углу́бить! На́чать! Деспо́тизм!» Сначала все обрадовались: несмотря даже на полное пренебрежение ударениями и, вообще, родным языком – уж больно непривычно это всё было – очень хотелось этой самой свободы. Поверили, жизнь за этого начальника готовы были отдать! Постепенно, из-за отсутствия финансирования, завод начало лихорадить, и вскоре он окончательно остановился. Работы в городе не стало совсем, жить начали как в средних веках – натуральным хозяйством. Что вырастили на огороде летом, то и поели. Карпыч, как более молодой и энергичный, подался в Москву на заработки. Снял квартирку на окраине столицы и стал выживать… Нашёл старых друзей-москвичей, с которыми вместе учился в институте. Чем он только не занимался! Сначала открыл кооператив – пытался торговать компьютерами, потом зарегистрировал малое предприятие – занимался строительством. Купил себе подержанный Мерседес… Иногда, когда с деньгами было совсем плохо, подрабатывал извозом. Но были и достижения в бизнесе. После одного удачного подряда ему даже удалось купить небольшую квартирку в хрущёвской пятиэтажке. Подряд он взял случайно у одного очень крупного строительного чиновника. Ему надо было построить, как выражался чиновник, «дачку». Дачка была пяти этажей, монолитно-кирпичная, фасад обложен гранитом. На каждом этаже по пять санузлов с биде. «Не дача, а настоящий бордель! Не бросайте друзей в биде!» – говорил Карпыч рабочим, которые удивлялись такому изобилию. Чиновник был доволен строительством, и дружески хлопая Карпыча по плечу, говорил: «Мы с тобой, Карпыч, коллеги… Только я ворую по-крупному, а ты у меня». Очень помог Карпычу этот подряд, больше таких не попадалось. Он постоянно звонил домой и посылал жене деньги, там же у него осталось двое детей. Так он и жил в столице.
Михаил Потапович остался в городке, не сразу поняв, что происходит. Пытался писать научные статьи. Многие из его коллег уехали в разные страны на работу: специалисты такого уровня были нарасхват! Его тоже звали, но он не согласился.
– Миш, ну а завод-то наш как? – поинтересовался Карпыч.
– Я на предприятии сейчас почти не бываю, делать там нечего… Пропал, Карпыч, завод! И городка нашего тоже скоро не будет! – Михаил Потапович расстроено посмотрел на Карпыча. – Вот такие дела, невесёлые… Я последнее время часто в церковь хожу, службы стою, знаешь, стал многое переосмысливать… Евангелие читаю, жития…
– Я знаю, что ты всегда в Бога верил, только раньше нельзя было это делать явно. Моё отношение к религии ты знаешь: я верю, в принципе, отношусь уважительно… Но… В церковь не хожу… Предпочитаю общаться с Богом без посредников. Это лучше, чем смотреть, как всё начальство, которое не то, что по заповедям живёт, даже и не слышало про них никогда, стало в церковь ходить: возьмут свечки и стоят перед камерами, как подсвечники. Перекреститься правильно не могут! – оба задумались.
– Вижу, Виктор, – ухмыльнулся Михаил Потапович, – как ты в Бога веришь. Даже икон у тебя нет. Так нельзя – ты же крещёный всё-таки!
– Куплю, Миш, обязательно куплю и повешу, – они опять задумались.
– Да, Карпыч, солянку ты делать не разучился! – Михаил Потапович на самом деле доедал вторую тарелку. – А в церковь, Виктор, ходят не с посредниками общаться, а с Богом! Я тебе это потом объясню…
– Подожди, Миш. Сейчас картошку положу, – Карпыч, повернувшись назад, взял с плиты шипящую сковородку и разложил поджаренную с лучком картошку по тарелкам. – Наливай под картошечку… Хочешь я тебе завтра настоящий «чабанский суп» сделаю? Мне тут рецепт дали…
– Завтра? – задумался Михаил Потапович. – Завтра ты не сможешь!
– Почему это? Детей делаем, а уж суп…
– Перед тем, как делать настоящий «чабанский суп», неделю нельзя руки мыть!
Карпыч засмеялся.
– Ну вот, – Михаил Потапович наполнил рюмки, – а дома плохо. Беда, в общем. Совсем хреново, Карпыч, у нас стало… Давай, – он поднял рюмку, – чтобы выжить как-то. Всем!
– Давай, Миш! – Карпыч поднял свою рюмку, они чокнулись и выпили. Закусив маринованным белым грибком и, поев жареной картошки, Карпыч спросил:
– Послушай, а как там Сергей Сергеевич поживает? Давно его видел? Очень уж колоритный старикан.
– Да помер уже Сергеич, уж год как похоронили…
– Жалко деда. Хороший был мужик. Если бы не его увлечение спиртосодержащими напитками… А токарь какой был – виртуоз…
Карпыч задумался и стал вспоминать… Он, молодой специалист, только что окончивший институт, пришёл работать на завод мастером на участок штамповки. Наладчиком на участке был Сергей Сергеевич – пожилой мужчина, активно увлекающийся употреблением спиртосодержащих напитков… За это увлечение, собственно, он и был переведен наладчиком на штамповочный участок – должность не завидную. «Сняли с должности – ищи писателя!» – говорил Сергеич недовольно. Но станочник он был от Бога! Если нужно сделать что-то уникальное на любом станке – шли с поклоном к Сергеичу – сделай, пожалуйста. Не откажи. И он делал, никогда не отказывал… Как можно поймать микрон на станке с допуском в миллиметр – никто не знал. Сергеич, может быть, и сам не знал своих секретов, просто был станочником от Бога… Участок начинал работать в семь часов, а Сергеич приходил в шесть, проверял все штампы, если что – налаживал… Карпыч, как мастер, приходил около семи. Пройдя по цеху, он убеждался, что Сергеич работать ещё не начинал и шёл к нему в комнатку. Комнатка у наладчика была маленькая, метров десять, не больше: стеллаж для инструментов, замасленный стол и металлический стул. За столом в скучающей позе сидел Сергеич, оперев голову на правую руку, сделав ладонь козырьком. Зайдя к нему в комнату, Карпыч с ходу начинал кричать: «Сергеич! Как же тебе не стыдно?! Сейчас работяги придут, а ты ещё штампы не проверил! Ты что?!» Сергей Сергеевич в ответ медленно убирал ладонь от лица, так, что становились видны его глаза. Карпыч приходил в ужас: Сергей Сергеевич был абсолютно пьян! «Сергеич! – кричал Карпыч, – Сейчас же работяги придут! Когда же ты успел напиться? Ты что?!» В ответ Сергеич опять ставил правую ладонь козырьком на глаза и философски изрекал нараспев: «Грёбаная жизнь…». Да! Только теперь Карпыч понимал, сколько смысла было в этой фразе. Поскольку сцена повторялась каждый день, практически без исключения, Карпыч со временем к этому привык. Тем более что непонятным образом, штампы всегда работали бесперебойно, и нареканий Сергеич не имел. Как-то раз Карпычу понадобилось заказать машину, и он пришёл в гараж. В конторе никого не было, он зашел в мастерскую: там ремонтировали автомобили. В мастерской жизнь кипела. Бурлили страсти. Карпыч, увидев своего Сергеича, с удивлением остановился у входа и стал наблюдать. Вокруг сверлильного станка суетилось несколько человек. Здоровый парень в рваной тельняшке кричал с надрывом:
– Включай, Сергеич!!! Включай!!!
Сергей Сергеевич, нервно двигая характерными сизыми и красными жилками на носу, худой, но крепкий, твердо отвечал:
– Рано! Не взялась ещё! Не нарушай, урод, технологию!
– Врубай! Врубай! – кричали остальные.
– Рано! – твердо говорил Сергей Сергеевич. Если бы не замасленная роба, то он был бы похож на генерального конструктора перед запуском космического корабля. Вся его поза выражала решительность. Большой палец правой руки лежал на пусковой кнопке сверлильного станка. Лицо излучало уверенность и твёрдость. И только нос немного портил общую картину. У генеральных конструкторов таких носов не бывает, хотя некоторые ответственные работники имеют носы и похлеще.
– Теперь пора! – громко сказал Сергей Сергеевич и нажал на пусковую кнопку.
– Р-р-р-р, – зарычал станок, набирая обороты.
– У-у-у-у, – загалдели пролетарии, оживляясь.
Многие считают, что клей БФ, сделанный, как утверждают химики, на основе модифицированных фенолоформальдегидных смол по ГОСТу 12172–74, предназначен для склеивания различных поверхностей и отличается высокими прочностными характеристиками. Может быть, это так и есть. Но те, кто работал на заводе в старые времена, где этот клей применялся, хорошо знают, что предназначен он вовсе не для склеивания каких-то там поверхностей, а для опохмелки пролетариев, у которых нет денег, чтобы опохмелиться как положено – водочкой. Ну и, конечно же, не в чистом виде, как это сделал слесарь Мишка, который потом долго бегал в сортир и ужасно кричал, раздражая работающих, а после нехитрой технологической обработки. Это знает любой технолог, даже не имеющий высшего образования. Всё очень просто: надо добавить в клей немного поваренной соли, хорошенько перемешать, подождать чуть-чуть, и сразу же под станок. Лучше использовать длинную фрезу, а не сверло, но можно и сверло. А где нет станка, сверло можно крутить дрелью. Через несколько минут вся смола накручивается на сверло, достается и выбрасывается. А в ёмкости остается роскошный, крепкий, правда, немного солёный и мутный напиток – мотня. Или, как его ещё называют в народе: «Борис Федорович». Из пяти литров клея можно запросто получить пол литра Бориса Федоровича.
– Готово! – констатировал Сергей Сергеевич и нажал красную кнопку “Стоп”. Все облегченно вздохнули. Сергей Сергеевич аккуратно вынул из станка фрезу с огромным комом накрученной на неё резины, потряс над жестяной банкой с мотней, чтобы сбить последние капли, и откинул в угол.
– Ну, Сергич, ты клей притащил, ты первый и пьёшь! – сказал парень в тельняшке, аккуратно наливая из жестянки в гранёный стакан.
Сергеич взял стакан и, стараясь не расплескать драгоценную влагу, спросил:
– А зажрать?
– Откуда, Сергеич? Мы мануфактуркой, – улыбнулся парень, показывая замасленный рукав тельняшки.
– Я без закуси не могу! – отрезал Сергеевич. – Не приучен. У меня есть чуть-чуть, но на всех не хватит. Пардонтий! – он достал из кармана четверть сушки. Шумно выдохнув, он быстро, в четыре больших глотка опорожнил стакан. Вдохнул. Опять выдохнул. Быстро бросил в рот кусок сушки и стал её разжевывать.
