Volume 1030 pages
2013 year
При свете Жуковского. Очерки истории русской литературы
About the book
Книгу ординарного профессора Национального исследовательского университета – Высшей школы экономики (Факультет филологии) Андрея Немзера составили очерки истории русской словесности конца XVIII–XX вв. Как юношеские беседы Пушкина, Дельвига и Кюхельбекера сказались (или не сказались) в их зрелых свершениях? Кого подразумевал Гоголь под путешественником, похвалившим миргородские бублики? Что думал о легендарном прошлом Лермонтов? Над кем смеялся и чему радовался А. К. Толстой? Почему сегодня так много ставят Островского? Каково место Блока в истории русской поэзии? Почему и как Тынянов пришел к роману «Пушкин» и о чем повествует эта книга? Какие смыслы таятся в названии романа Солженицына «В круге первом»? Это далеко не полный перечень вопросов, на которые пытается ответить автор. Главным героем не только своей книги, но и всей новой русской словесности Немзер считает великого, но всегда стремящегося уйти в тень поэта – В. А. Жуковского.
Сегодня Андрея Немзера не стало... Книга "При свете Жуковского..." любима и читаема всеми, кто русской литературой дышит. Так безумно жаль, что новых книг Немзера уже не будет.
Если интересует литературоведческий аспект, то книга – прекрасная! Чувствуется, что написана с огромной любовью к русской литературе и русскому языку, много интересных фактов. Но есть сложность в восприятии. Когда Немзер в девяностые ругал Пелевина, и я думала: «он всё правильно пишет – всё так и есть…но как же прекрасно пишет Пелевин, при всех перечисленных Немзером грехах, и каким же чугунным, свинцовым, а иногда и не очень грамотным языком пишет Немзер». Чувствуется, что в плане стиля автор старается наследовать Тынянову, но продираться сквозь изложение Немзера очень трудно.
Сюжет у Жуковского тот же, но легкий, прозрачный слог, напевная интонация, пленительная прозрачность-призрачность пейзажных строф, сладость, сливающаяся с тайной и ужасом, делают свое дело. Людмила не столько наказуется, сколько получает то, о чем просила, – соединение с погибшим женихом.
Отсюда появление у Жуковского мотивов, вроде бы худо согласующихся с его моральными воззрениями. Приметить неожиданности можно и в песенной лирике, и в «Певце во стане русских воинов», и в «Шильонском узнике», но всего отчетливее они обнаруживаются в «личном» жанре Жуковского – балладе. В первой же из них, «Людмиле», он не только ослабил дух и формы Бюргерова оригинала, но – почти незаметно и очень последовательно противоборствуя источнику – вместо сурового воздаяния
за ропот на Творца воспел силу любви, которая, как и в более поздних балладах, приводит к желанной цели – соединению разлученных «здесь».
Reviews, 2 reviews2