Как мы жили в СССР. Летом

Серёге Возовикову, Паше Винокурову, Ване Водопьянову, Толику Виницкому, Сергею Вагину. Друзьям, которых уже нет рядом…

Иллюстрации Архив Андрея Михайлова

Фотограф Андрей Михайлов

© Андрей Михайлов, 2022

© Андрей Михайлов, фотографии, 2022

ISBN 978-5-0053-7685-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Напомню, что в рамках этого проекта я вспоминаю жизнь 60-80-х годов прошлого века. Когда СССР, оправившись от последствий социальных проектов эпохи Ленина-Сталина и восстановившись после Великой Отечественной войны, наконец-то получил четверть столетия для более-менее нормального развития. Как и чем жил тот народ, который окружал меня в те годы, я и пытаюсь очертить.

Моё детство, да и большая часть юности, связаны с Алма-Атой. Если ещё точнее – с Научным городком казахстанских физиков посёлком Алатау, в котором располагались два института Академии Наук Казахской ССР. Институт ядерной физики (с атомным реактором!) и Институт физики высоких энергий (с ЭВМ «БЭСМ-6). Там и работали в основном наши родители. Ну а мы, их дети, учились в местной школе (СШ №21).

Однако в третьей книге, посвящённой трём летним месяцам, обещаю читателю гораздо больше географического разнообразия. Потому что впереди у нас выстраданные каникулы и кровно заработанные отпуска, которые негоже просидеть дома! Так, по крайней мере, считалось в те достославные времена.

Свобода нашего детства: непостижимая и недостижимая

Начало лета считалось в СССР самым «детским временем». Начинались трёхмесячные школьные каникулы – заведомо золотая пора для всех неугомонных и непоседливых

А в первый день июня отмечался ещё и Международный день защиты детей. В этот день по всей стране устраивались массовые детские акции: соревнования, игры, конкурсы. И всё это было уже полнокровным проявлением «лета пионерского» – неформальным и ненавязчивым, «без галстуков».

Никакого официоза День защиты детей для самих детей не нёс. Как и особого идеологического смысла. Когда дома озадаченное чадо вопрошало ироничного родителя о странном посыле праздника: «От кого и кто это нас должен защищать?» – весёлый папа мог ответить примерно так: «До обеда я буду тебя наказывать, а мама защищать, а вечером – наоборот: мама – наказывать, а я – защищать».

Уже в более зрелом детстве советский ребёнок уяснял, что праздник-то – «международный». И где-то есть на планете такие ужасные страны, в которых родители ни за что не выпустят ребёнка в школу одного, потому что боятся за его жизнь, где существуют такие казусы, как похищение детей, где сверстники не имеют возможности учиться, так как вынуждены с малых лет работать, потому что иначе им грозит голодное существование. А ещё «там», «у них», ровесники лишены таких естественных вещей, как бесплатные кружки и спортивные секции, детские библиотеки (набитые детской литературой) и летние пионерские лагеря. И многие вообще-то ходят разуты-раздеты, потому как детская одежда и обувь стоит дороже взрослой.

Эти «неправильные страны» капиталистического мира, в которых обитали сверстники, обделённые простыми радостями полноценного детства, были для советской детворы чем-то экзотическим и невообразимо далёким…

…Детворе в СССР промывали мозги? Вот и брат так считает. Большой брат за океаном…

Однако любой из тогдашних детишек (ныне подросших лет, эдак, на 50—70) наверняка припомнит, что в стране его детства царила невосполнимо бодрая и несбыточно светлая атмосфера. Если бы не нынешняя политическая затасканность термина, то её можно было бы охарактеризовать как «доверительную».

Страна, которая выносила на первые полосы газет и видные места улиц основополагающий лозунг, согласно которому «Человек человеку – друг, товарищ и брат!» – ставила перед глазами своих граждан (в том числе и самых маленьких) красивейший идеал человеческих отношений. Разумеется, между идеалом и действительностью расстояние было отнюдь не коротким. Существовала масса факторов и казусов, не позволявших долгожданного слияния одного с другим, но… Согласитесь, перспектива маячила завораживающая!

Однако вернёмся к «нашим детям». О духе доверия в тогдашнем обществе красноречиво свидетельствует то, что наши родители, отправляя нас в школу, в секцию, в кружок, вовсе не стремились довести чадушко до стадиона и спортзала, чтобы потом, терпеливо дождавшись окончания, забрать его обратно. То есть – предоставляли ему полную волю. И это – не от небрежения к судьбам отпрысков. От ощущения безопасности!

Это – во-первых. А во-вторых, от элементарной невозможности всегда и везде водить отпрыска за руку. Ведь все они, родители наши, большую часть дня («с девяти до шести») имели гарантированную работу, с которой не отлучались по всякой личной надобности и за которую, кстати сказать, получали ещё и гарантированную зарплату (выдававшуюся каждый месяц «пятого и двадцатого»).

Так что, едва начав ходить, советские ребятишки начинали активно осваивать окружающий мир самостоятельно. Мои сверстники по детству в посёлке Алатау, например, совершенно свободно шатались по улицам, попеременно оказываясь то друг у друга «в гостях», то друг с другом на футбольном поле (на катке) или в кинотеатре на детском сеансе. А могли, улучив момент, улизнуть «за речку» – «в поля». Эта наша самостоятельность росла вместе с нами, и в 10 – 12 лет нас уже запросто отпускали одних и в Алма-Ату, или в Талгар (наш райцентр).

В общем, та страна, при всех издержках от пережитого (а больше нашей страны в прошлом веке мало кто пережил!), в 60-70-е годы жила уже такой жизнью, что наши родители не напрягались особо, когда мы выходили на улицу. Тревожились – да, но бояться – не боялись.

И чему тогда вообще не учили своих чад – опасаться окружающих. От взрослых (в том числе – от милиции) никакой опасности не исходило. Если, конечно, это не были какие-нибудь районные отморозки или буйные пьянчуги. Но отморозки тогда не делали погоду и в основном варились в собственном соку, а пьяницы – детей (чужих, по крайней мере) не трогали.

Лично у меня осталось от той эпохи ощущение необыкновенной свободы. Наша детская жизнь была такой, о какой можно только мечтать. И с высоты прожитого я могу лишь риторически вопрошать нынешних жителей свободных стран, живущих в свободных обществах, – а вы способны отпустить своего 7-8-летнего отпрыска вечером на стадион (каток) одного? А на сезон (25 суток!) отправить в пионерлагерь без сотового телефона и вообще перспектив какой-то связи?

Здравствуй, лето пионерское!

Пионерское лето – материя особая. Никаких аналогов в нынешнем времени у него нет. Да и быть не может.

Детство-то, как таковое, осталось. Но вот то общество, те отношения между людьми и поколениями – это уже предмет истории.

О том, что дети в СССР были куда более самодостаточными и свободными в своём выборе, я уже сказал выше. И если 9 месяцев в году над ними всё же довлела школа – лето было целиком в их распоряжении. Родители работали, а сотовые телефоны не обсуждались даже в научно-фантастической литературе. Так что никаких «коротких поводков» не существовало в принципе и надзирать за каникулирующими школярами теоретически могли лишь пенсионеры дедушки-бабушки. Но… Кто их слушал?

К тому же, в стране существовала очень развитая и изощрённая система летнего отдыха детей, которая поддерживалась на государственном уровне. Все тренеры, наставники и руководители в многочисленных Домах пионеров (существовавших не только в каждом маломальском городе – в любом городском и сельском районе), на Станциях юных туристов, юных техников, юных натуралистов, сидели, так же как и все остальные работники, на ставках и зарплатах, получаемых от государства. Так что потворство самым смелым желаниям и мечтам своих чад (которые в массе своей тогда ещё вовсе не мечтали быть миллионерами и таможенниками) тогдашним родителям почти ничего не стоило.

Детскими грёзами занимались специалисты и профессионалы, которые (практически все) имели за спиной хорошее базовое образование. Но существовала в те годы ещё и огромная армия подвижников-энтузиастов, которые трудились в совершенно других отраслях, но считали своей обязанностью внести свой бескорыстный вклад в формирование подрастающего поколения, безвозмездно передавая ему то, что знали и умели сами.

Один такой характерный герой своего времени и моего прошлого – Фёдор Трушляков, работал вместе с моими родителями в Институте ядерной физики и жил вместе с нами в Посёлке. В моём детстве мы вместе с «дядей Федей» ездили на Солёные озёра (они плескались на месте нынешнего Капчагая), откуда и запомнился мне этот лысоватый, солидный и доброжелательным мужик.

Был Трушляков человеком динамичным и оптимистичным. И в меру неугомонным. Впрочем – таких в нашем окружении значилось много. Занимался спортом, ходил по горам, увлекался охотой и страстно любил детей. Мне кажется, что своих у него не было, так что он «отрывался» на чужих.

Надежда Маслова, которая проживала по соседству, вспоминает:

– Нас, соседских детей, он по-отечески любил, всегда готов был угостить сливами, грушами, что-нибудь починить и помочь и приветить весёлым словом. А мы ему отвечали: «Дядя Федя съел медведя». Он и не обижался совсем, а смеялся вместе с нами. А ещё он хранил фотографии о своей юности (был когда-то моряком). Он всё умел делать своими руками. Сам сделал пристройку к домику – комнату с верандой, построил сарайчик, оснастил его станком столярным и прочим арсеналом необходимых инструментов. Свой мотоцикл с коляской он ловко собирал и разбирал при всякой надобности и без неё.

В 1971 году Трушляков собрал соседних детишек и решил сводить их в поход. Не просто в поход – на Иссык-Куль – через два хребта, бурную речку Кемин и два перевала (Озёрный и Аксу). Компания собиралась большая, но позже многие отсеялись по разным причинам и вместе с «дядей Федей» на Иссык-Куль отправились… пять девочек-отроковиц!

А сестра Надежды, Екатерина Маслова, добавляет:

– Он был очень сильным, очень добрым, очень надёжным! Наши родители отпустили нас в такой поход, потому что могли доверить дяде Феде наши жизни. Он так нагрузил тогда свой рюкзак продуктами и дровами на Космостанции, куда мы заехали на служебной институтской машине и откуда стартовали, что я его даже не могла оторвать от земли! И ещё он меня переносил на закорках вместо рюкзака через какую-то бурную речку…

…Поколение наших родителей вообще-то не любило сидеть сложа руки. Вот ещё один очень характерный для эпохи 60-70-х годов сюжет, непосредственно связанный с нашей сегодняшней темой.

Предметом гордости и радости юных жителей нашего Научного городка был собственный пионерский лагерь «Кайнар». Оставленный ещё в советские времена и разрушенный в последующие годы, наш лагерь, однако, до сих пор живее всех живых в памяти тех, кому довелось хоть раз отдохнуть там «в своё время». Ностальгия о том отдыхе так сильна, что ныне на руины лагеря даже организуются своеобразные паломничества – с барабанами, галстуками, песнями, речёвками, пламенными взорами и торжественными линейками (участникам этих построений, правда, уже далеко за пятьдесят).

Я никогда не задумывался об истории явления «Кайнара» народу. Помню только, что отсутствие своего «летнего оздоровительного заведения» для чад порождало некий комплекс неполноценности у моих земляков ранних возрастов. В самых младших классах на летних каникулах и мы были вынуждены в массе своей коротать дни в «школьном лагере», представлявшем собою какую-то пародию на полноценную лагерную жизнь.

Конец 1960-х. Наши отцы на субботнике в «Кайнаре».

Однако при разборах фотоархива фотокружка Областной станции юных техников (она располагалась в нашем Посёлке) отыскались любопытные снимки, рассказавшие о появлении «Кайнара». Оказывается, институт (ИЯФ) не только финансировал строительство, но и поставлял строителей. Во всяком случае, среди причастных к его появлению мелькают знакомые лица как младших, так и старших научных сотрудников. Это было очень в духе того времени и в стиле жизни наших родителей – не ждать милостей от всяких районных ОНО, а взять, да и сделать всё для своих детей своими руками!

Через лагерь – к самостоятельной жизни!

Жизнь пионерлагеря состояла из маленьких докучливых обязанностей и больших человеческих радостей. К первым относились: соблюдение дисциплины, запрещение покидать территорию, поддержание чистоты и порядка, физкультура по утрам, обязательный сон после обеда и утверждённый кем-то когда-то типовой распорядок дня. Вторые состояли из бесконечных игр, межотрядных спортивных состязаний, купания в бассейне, похода с ночёвкой (для старших – младшие ходили на прогулки-экскурсии), ночных шалостей в вагончиках девчонок и малышей (шалостей – невинных, с простынёй на голове и тюбиком зубной пасты в руке), поездок по соседним лагерям (на футбольные баталии, спортивные соревнования, смотры худсамодеятельности) и, самое главное, четырёхразового ежедневного питания в столовой. Таким образом, радостей было больше, чем горестей.

Но жизнь в советском пионерлагере не являла бесконечную опеку и анимацию за деньги родителей. Там дети не только учились независимо отдыхать, но и приучались к самостоятельной жизни.

Далеко не все советские ребятишки оказывались на поверку шибко самостоятельными. Бабушки, это вдовое наследие Великой Отечественной, в 50-е – 80-е годы прошлого столетия жили в каждой второй нашей семье. Они-то, сострадательные и всё умевшие, и ладили большую часть домашней работы, давая тем самым своим внукам возможность для того вожделенно-полноценного детства, которого были лишены сами и которого не имели их дети, наши родители. Они же, бабушки, присматривали за чадами, в меру сил оберегая не только от лишних забот, но и пытаясь оградить от любых синяков и шишек.

Конец 1960-х. «Кайнар» в первые годы существования. Счастливая жизнь в палатках.

Так что пионерлагерь, первая строчка независимого бытия в подавляющем числе детских биографий 1960-х – 80-х годов, становился для многих своеобразной точкой отсчёта автономной жизни – без папы, мамы… и бабушки! Маленький человек не только учился гармонично существовать в неугомонной среде себе подобных, но и обучался самолично обслуживать себя, принимать решения. А ещё – овладевал множеством навыков, которых не удавалось освоить под «гнётом» опеки со стороны семьи и школы.

Разумное самообслуживание являлось одним из важных принципов жизни в пионерских лагерях той эпохи. Так по крайней мере обстояло дело в нашем «Кайнаре».

Архиважное место в лагерной жизни занимал четырёхкратный приём пищи. И хотя основная работа по пропитанию лежала на снабженцах и поварах – дежурство по столовой самих пионеров-лагерников также включало в себя не только формальную проверку чистоты рук входящих. Не случайно от него освобождались только «салажата» из младших отрядов. Для всех других это был непременный элемент насыщенных лагерных буден.

Конец 1960-х. Лагерная столовая. Обед.

Незабвенно в памяти напряжённое состояние ответственной суеты, сопровождавшее те дежурства по столовой. Отчаянная беготня с полными подносами девчонок в белых колпаках. Шумная орава приходящих строем (с речёвкой!) едоков, моментально переполняющих помещение. Нервный перестук ложек по мискам (то и другое – из чистого алюминия!), ритм которого обречённо угасал к концу яства. И заветно-чарующий голос сверху: «А кому добавки?» И чей-то отчаянный и обречённый фальцет снизу: «А у меня компота нет!». И шумный сдвиг стульев и дружный крик сытых детских голосов: «Спа-си-бо!». И повторение всего ещё раз – для следующей смены.

Мы сами резали хлеб, расставляли по столам порции и убирали после еды вылизанные до состояния промышленной девственности чашки-ложки, убирали «залу» и мыли посуду. Но не только.

Конец 1960-х. «Кайнар». Лепка пельменей.

Как свидетельствуют приводимые здесь «кайнаровские» снимки, по крайней мере самые старшие были задействованы в более ответственных операциях, таких, например, как лепка пельменей. Не исключено, что для многих эти пельмени были первыми вылепленными в жизни! Если даже считать, что к обеду в лагере подавалась детская порция из 10 пельмешков (но – крупных!), на ораву в 150 человек их предстояло приготовить полторы тысячи!

Однако никто не роптал. Напротив, новое дело несло с собой очередную волну творческой активности – процесс проистекал весело и бодро. Что вообще-то было характерно для любой коллективной работы отпрысков тех поколений. Пельмени тоже можно лепить весело и бодро!

Конец 1960-х. «Кайнар». Компания по сбору яблок.

Но ещё интереснее проходил сбор яблок. Нет, вовсе не пиратский налёт на ближайший колхозный сад. Идеалом советского пионера был все же гайдаровский Тимур. А злостный Мишка Квакин (гроза садов и огородов!) был антигероем. Хотя, чего греха таить, каждому из нас доводилось примерять на себе неприглядную квакинскую сущность – яблоки и урюк из сада соседей всегда казались более ароматными и вожделенными, нежели растущие у собственного дома. Но этот «грех» не был системным. А тут, в «Кайнаре», его вообще не отмечалось в силу того, что лагерь являлся пионерским (с тимуровскими идеалами), а самое главное – никаких колхозных садов в непосредственной близости не наблюдалось.

Зато вокруг произрастали целые рощи диких яблоневых деревьев. Тех самых яблонь Сиверса, от которых и произошло всё яблочное многообразие на Земле. В сравнении с яблоками, на которых мы были воспитаны (наши поколения ещё захватили настоящий алма-атинский апорт, да и не только), горной дичке было очень далеко до идеала. Оскомина от неё разъедала языки и зубы и превращала желудки в бурлящие жерла вулканов. Но сваренный из диких яблок компот и приготовленные на кухне «ватрушки с повидлом» чудесным образом трансформировали сборы в разряд самых изысканных лагерных лакомств! Это был полноценный и вожделенный полдник.

Нетленный голод

…То, почему самая обычная еда в пионерлагере часто становилась радостью, так просто не объяснить. Поколение 70-80-х, несмотря на обычный дефицит каких-то продуктов и привычных очередей за другими, никогда не голодало. Домашние холодильники всегда хранили достойный запас необходимых продуктов, из которых наши мамы (прирождённые кулинарные мастерицы) готовили всякие ежедневные вкусности (каких после многим уже и не приходилось встречать в своей самостоятельной жизни).

Но не все из нас ценили материнские изыски, среди нас встречались и такие, которые «выбирали», и те, «кто «выкобенивал», у кого «не было аппетита», и вообще «ел плохо» (особенно отличались субтильные девочки-отличницы). Это – дома. А стоило только отъехать…

Конец 1960-х. «Кайнар». Строем на завтрак.

Лагерь волшебным образом преображал всех! «Открывайте шире двери – мы голодные, как звери!» Этот слоган, несмотря на то что официальной отрядной речёвкой он никогда не бывал, звучал повсеместно и вполне может считаться одной из самых прочувствованных и популярных лагерных прибауток.

Конец 1960-х. «Кайнар». Обед из 3-х блюд.

Я выше сказал, что мы не голодали. Но это не значит, что здоровое чувство голода, всегда сопутствующее задорной младости, не было нам знакомо! Было, ещё как! Особенно тут, вдали от дома, где жизнь представляла собой неуёмную беготню на свежем воздухе и хаотичное движение на фоне природы.

И хотя еды должно было хватать, лагерный аппетит неизменно превосходил количество поступающих в организм килокалорий (считая с добавкой!). Так что к завтраку, обеду и ужину (и полднику, конечно!) мы неизменно приходили в состоянии радостного предвкушения. Предвкушения вкушения.

Конец 1960-х. «Кайнар». Кухня.

«Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам!» – ещё один крылатый лозунг из лагерного бытия. Обычно его выписывали на самом видном месте в столовой. Так как в нашей кайнаровской столовой работали командированные «от предприятия» мамы тех, кто отдыхал в лагере вместе с нами, то легко предположить, что к нашему питанию наши повара подходили куда как неформально!

Но даже если бы не так, не могу представить себе какого-то ропота на однообразие меню или качество блюд. Во-первых, воспитание у нас было не такое. А во-вторых…

До сих пор помню неповторимый аромат и вкус простого серого хлеба! Его к нам в лагерь привозили из колхозной пекарни Каракемира. «Утаённые» куски мы густо посыпали крупной солью и уносили с собой, «про запас», под майками и в карманах. Впрочем, «запаса» хватало минут на десять! Если простой хлеб в условиях лагеря становился лакомством, то…

Любопытно, что, несмотря на приличное нормированное питание и недетский аппетит, случая, чтобы кто-то набрал за сезон лишний вес, я не припомню…