Впрочем, вряд ли какое наземное страшилище, да ещё размером со слона, сможет прожить больше полувека! Раз все люди разбежались, ему просто есть станет нечего!
– Хм-м… Возможно, конечно, ты прав. И что проклятье и исчезает со временим… Так же как возможно, что то, что ты жив – результат помощи со стороны Крома… Но лично мне кажется куда более вероятной версия, что это – ты сам. Наплевав на проклятья и чары, с помощью своей силы и опыта, всегда выходишь победителем!
– Спасибо, конечно, на добром слове, Улюкен… Однако в том, что Кром существует, я, повторяю, тоже убеждался! Правда, как гласит наша старая пословица, он любит только тех, кто помогает себе сам!
– Ну, видишь?! – малыш рассмеялся, – Главное – позитивный настрой! И вера в свои силы!
– Уж не без этого. – киммериец тоже усмехнулся, – Но довольно праздных разговоров. Ты должен отдохнуть. Да и я – выспаться на дорожку. Поэтому давай-ка, ложись!
– Нет, Конан. Лучше ты ложись. А я как обычно посторожу. Я же выспался.
– Ну… Возражать не буду. – Конан и правда откинулся на спину, устремив взгляд в глубокое летнее небо, – А красивые они.
– Кто, Конан?
– Да звёзды. Только когда вот так, никуда не торопясь, и ни за что особенно не беспокоясь, смотришь на них, осознаёшь. Что нечасто удаётся – вот именно, спокойно взглянуть на них. Всё-то мне некогда… То то надо сделать, то это. А они – красивые. И каждая, наверняка, хранит какие-то свои секреты. И истории.
– О, да. Некоторые звёзды – действительно связаны… С историями.
– Расскажешь?
– Возможно, когда-нибудь. Если и правда – доведётся снова свидеться. И ты не будешь так занят. Ну а сейчас и правда – давай, спи, а я покараулю…
– Ну спасибо, Улюкен. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Конан-киммериец.
Утром, ещё до рассвета, Конан проснулся. Улюкен, судя по-всему так и не сомкнувший глаз, и даже не изменивший положения тела, приветствовал его:
– Доброе утро, Конан!
– Доброе утро, Улюкен! Ну что, поможешь мне прикончить последние сухари?
– С удовольствием!
Завтрак прошёл в молчании. Конан, если честно, не знал даже, о чём ещё говорить, и испытывал определённую неловкость – вот сейчас он уйдёт, предоставив фактически малыша его Судьбе. А та может оказаться очень даже короткой! И немилостивой.
Нет, так дело не пойдёт. Он для себя решил.
Пока варвар собирал и перекладывал вещи из плаща обратно в суму, малыш молчал. Однако когда дело дошло до одеяла, сказал:
– Думаю, оно ещё не высохло. Нужно было развесить его возле костра, а не на кусте шиповника.
– Вот уж нет. – Конан покачал головой, – Одно одеяло я так уже спалил. Никаких искр и открытого огня возле шерсти!
– А-а, понятно. Но всё равно – чтоб не испортить всё остальное, придётся нести отдельно, в руке.
– Да ничего страшного. Думаю, к вечеру так и так высохнет. – Конан осознавал, что они с малышом говорят о незначительной и неважной ерунде. Похоже, черепашонок тоже испытывает неловкость и неудобство от предстоящего расставания, и не хочет этого проявлять. Поэтому Конан сам подошёл к воде.
Встал на колени, взялся за передние ласты. Глянул в глаза. Сказал:
– Ты уж прости, что не могу предоставить тебе более надёжного укрытия. Сам понимаешь: даже если бы я тебя отнёс к какому-нибудь местному эмиру или падишаху, это не гарантирует того, что когда ему надоест говорящая игрушка в его садовом бассейне, или фонтане, он тебя просто не выгонит, или не выпустит в какую-нибудь реку.
– Ну что ты, Конан! Ты и так сделал больше, чем когда-нибудь делал любой другой человек для представителя нашего племени! Так что не печалься, и не волнуйся: я здесь прекрасно обоснуюсь. Лет этак на пятьсот!
– Ну, храни тебя Митра Пресветлый!
– Спасибо, Конан! И тебя пусть он хранит! – черепашонок кивнул. Добавил, – Хотя я больше надеюсь на твои могучие мускулы и трезвую голову!
– Спасибо! – Конан покачал этой самой лохматой головой, – Я буду держать глаза открытыми, а мускулы – наготове. Для себя же, любимого, буду стараться! Ну, прощай!
– Прощай, Конан-киммериец! Удачи тебе в том, что задумал!
– Спасибо и за это пожелание. И тебе – долгих и спокойных лет!
К берегу океана Конан выбрался к исходу третьего дня.
Мясо газели к этому времени закончилось, и он на ходу умудрялся дополнять оставшиеся ломтики вяленного мяса свежими ягодами, которые рвал прямо с кустов на ходу. Хоть не слишком питательно, зато – какая-никакая, а свежая пища!
Недолго думая, он бросил в прибрежные волны одеяло, которое как раз подсохло к этому дню, да и сам с удовольствием там вымылся.
Мысль оказалась правильной: не прошло и часа, как на поверхности забурлили струи воды, и пятнадцать отвратительно выглядевших крабов-стражей выплыло к тому месту, где киммериец стоял. Конан громко и разборчиво сказал:
– Кто у вас главный? Кто может вести переговоры?
Как ни странно, вперёд действительно выдвинулся явно старый и матёрый крабище – его панцирь в диаметре чуть не на фут превосходил размером панцири остальных воинов. Голос членистоногого мало чем отличался от голоса его предыдущих собратьев:
– Какие переговоры, человек? Где сын отступницы? Зачем ты пришёл?
– Пришёл я потому, что хочу выторговать жизнь этого самого сына у вашего Наместника. Правителя Ксулибии. Но для этого он нужен мне сам. Лично.
– А если б мы, скажем, отказались позвать его?
– Тем хуже для вас. И для него. Потому что тогда он не получит того, что я мог бы ему дать. Ну, и ещё на пятнадцать слуг-Стражей у него станет меньше! – Конан для придания солидности своим словам погладил рукоять меча.
Краб некоторое время молчал, словно обдумывая посул. И угрозу. Или он её действительно обдумывал – потому что сказал:
– Я оценил твоё предложение, и твою угрозу, человек. Я… Пошлю воинов, передать твою просьбу Наместнику.
– Хорошо. Я подожду. – Конан, показывая, что его не пугает всё выстроившееся перед ним в десятке шагов воинство, спокойно сел на песок пляжа, даже скрестив ноги. Краб, очевидно, дал приказ своим подчинённым, поскольку пятеро самых небольших, очевидно, молодых, и поэтому шустрых, крабов резво исчезли в пучинах.
Главарь, впрочем, ни о чём Конана расспрашивать не стал, вместо этого тоже плюхнувшись на брюхо возле того места, откуда вылез, и явно приказал сделать то же самое оставшимся подчинённым – они все, как один, опустились вниз, так, чтоб набегающие волны омывали панцири и опущенные клешни. Конан, впрочем, не обольщался, и внимательно слушал, и смотрел по сторонам. Но никто его коварно обойти с тыла не пробовал – возможно, приказ и об этом краб отдать не забыл!
Ещё через час, когда уже заходящее солнце снова било почти Конану в глаза, вода забурлила снова – совсем как в прошлый раз. Торжественная церемония «выноса» повторилась. Раковина Наместника вблизи производила куда более солидное впечатление: прямо – настоящая королевская карета!
Наместник выглядел, впрочем, ничуть не лучше, чем показалось Конану в прошлый раз: ну ни дать – ни взять, мешок со слизью! Правда, глаза, устремлённые на варвара, буквально лучились умом и неподдельным интересом. Варвар поднялся на ноги. Учтиво поклонился:
– Приветствую тебя, уважаемый Наместник!
– Привет и тебе, Конан из Киммерии.
– Ты знаешь меня? – Конан и правда удивился.
– Нет, лично мы не встречались. Но мне не нужно видеть человека, чтоб просто по его делам догадаться, кто он. Не говоря уж о том, что мои нюхачи тебя легко опознали!
– Понятно. – Конан кивнул, – Я очень этому рад. Тому, что мне не нужно представляться. И рассказывать, что я своё слово обычно держу. Так вот. Дело у меня к тебе такое. Скажи, на каких условиях ты согласился бы навсегда оставить в покое твоего незаконнорожденного внука?
– Надо же. Слухи не лгут. Ты и правда – очень храбрый… И… э-э… – Конан понял, что профессиональный интриган и политик удержал на языке слово «наглый», – прямой человек. Воин, боец. Сразу ставишь вопрос ребром. В таком случае и я не вижу причин ходить вокруг да около. Мы и правда – можем совершить сделку. Я дам слово, что ни я, ни мои слуги-телохранители, ни прочие мои подданные больше не будут делать попыток найти и расправиться с черепашонком – сыном отступницы Нэйлы… А ты дашь слово, что добудешь для меня из храма Червебога древко копья Лорденна, и передашь мне.
– Откуда ты знаешь, что я держу путь в храм Червебога?
– Конан. Я ни о чём тебя не расспрашиваю. Имей и ты такт. Не нужно пытаться отследить мои источники информации. Она ведь – достоверна?
– Да.
– Следовательно, для тебя вряд ли будет особой проблемой помимо искомых тобой сокровищ в виде золота и драгоценных камней, забрать из-под алтаря храма и символ нашей древней власти – древко копья великого Лорденна.
Конан удержал руку от того, чтоб она полезла чесать затылок – это выглядело бы несолидно. Ну а насчёт источников информации Наместника… Всё верно: они не солгали. Именно за затерянными сокровищами проклятых земель он и шёл! Хотя…
Вроде, никого в свои планы не посвящал!
А только расспрашивал. Некоторых нужных людей. Притом – осторожно. Вроде.
Может, кто-то их этих седобородых стариков, и ушлых торговцев – предатель?!
Но как, как он поддерживает связь – с морским обитателем?! Впрочем, это не его проблема. Его проблема – добиться безопасности Улюкена.
– Большое оно, это древко?
– Нет. Фута три в длину.
– А почему только – древко?
– Я бы мог придумать тысячу отговорок, или нелепостей. Но скажу снова честно: потому, что наконечник копья – уже у меня!
– То есть – если ты будешь обладать обеими этими… Реликвиями – у тебя появится возможность претендовать на титул Царя? Императора?
– Да, Конан. Но тебя наши внутренние… э-э… разборки интересовать не должны. Ты ведь на самом деле хочешь просто… Получить моё слово! А в каком статусе я буду – Наместника, или Императора – на суть этого слова этот статус влияния не окажет!
Конан подумал, что и правда – после того, что ему описал Улюкен, он, собственно, отнюдь не удивлён ценой, назначенной Наместником. Да оно и верно – не касаются его интриги, разборки, и подлости морских обитателей! Хочется им разнообразить свою Царственную жизнь – пускай их! Сам-то он уж точно никогда морскими пучинами править не собирался. А дед этот вполне деловой. Действительно – реалист до мозга костей (Или что там у него осталось!). Так что, вероятно, ничем не хуже сидящего сейчас на троне всея Пучин Императора! И если сможет действительно – сесть, Конана это ни с какой стороны не затрагивает!
– Договорились. Если только это древко всё ещё там – я принесу его тебе!
– Оно – там, Конан. Это я могу тебе гарантировать.
– Хорошо. Я даю тебе слово Конана-киммерийца, что на упомянутых выше условиях я принесу тебе это… Древко!
– А я даю тебе слово Дорвонна, Наместника Ксулибии, что сделаю всё, чтоб никто из моих подданных, и воинов, и вообще – обитателей Пучин Океана, не пытался больше найти и убить сына Жрицы-отступницы Нэйлы и моего сына Эртекса. И не мешал бы тебе дойти до Храма Червебога и добыть древко копья.
– Договорились. – Конан кивнул, – Но скажи, Наместник Дорвонн…
– Да, Конан?
– Почему ты раньше не попытался заполучить это древко, если даже знаешь, где оно хранится?
– Знать и получить, Конан – это разные вещи, как ты, несомненно, понимаешь. А причин много. Главная же – то, что расположен этот храм в очень сухой и отдалённой от Океана местности. Сквозь такую сушь ни один, даже самый выносливый, мой раб или воин, пройти не может. Живым. Так что я надеюсь, – Наместник позволил себе короткий смешок, – что на самом деле ты в некотором смысле послан мне самой Судьбой.
Ну как же – мне предлагает услуги – причём – сам! – самый знаменитый и могучий наёмник всей Ойкумены!
Конан рассмеялся – просто и открыто. С такой стороны он на проблему ещё не глядел… А деду Дорвонну – и правда: не откажешь в прагматичности мышления и циничности подхода! Да и в юморе. Что куда опасней: следовательно, он и хитёр, и коварен, и если и будет соблюдать Договор, то наверняка только в тех пунктах, что они обговорили. Не гнушаясь поиском лазеек или недосказанности… Да и в том, что крабы прекрасно могут путешествовать по лесам, Конан имел возможность убедиться.
– Должен тебе сказать, уважаемый Дорвонн… Что твой внук – во всех отношениях похож на тебя. И умом, и практичностью. Жаль, что ты не можешь…
– Признать его своим законным внуком? Да, мне, если честно, тоже жаль. Но! Конан – ты же сам понимаешь! Условности этикета, и правила придворной жизни составляем не мы! И обычаи и традиции Предков нужно свято соблюдать. А то грош цена будет всем нашим устоям Общества, и Законам! Сын отступницы никогда не смог бы претендовать на официальный титул.
– Понимаю. – Конан и правда – понимал, что в чужой монастырь, да со своим уставом… Но пока что он своего добился: договор достигнут. И слово получено. – В таком случае, не смею больше отнимать твоё драгоценное время, уважаемый Наместник, и спешу распрощаться, и приступить. К моей миссии.
– Прощай и ты, Конан. Должен предупредить: в храме до сих пор могут сохраниться ловушки. Действующие. Будь осторожен.
– Спасибо. – Конан подумал, что уж про что-что, а про ловушки он не сомневался, – До встречи!
– До встречи, Конан-киммериец.
Посчитав, что поворачиваться спиной к особе царственных кровей не вполне вежливо, Конан некоторое время отступал спиной вперёд. Наместник решил проблему «вежливости» за него: раздался очередной странный звук-команда, створки раковины быстро захлопнулись, и могучие носильщики-рабы ринулись назад, в пучину Океана. Конан со вздохом невольного облегчения развернулся снова лицом к джунглям, и двинулся вперёд.
К очередному опасному приключению.
Через два часа ему всё равно пришлось остановиться на очередную ночёвку.
Глядя в пламя очередного маленького костерка, он не мог внутренне не посмеяться над ситуацией.
Ну как же!
Он, гордый и независимый наёмник, суровый воин и мужественный боец, вдруг превратился в сентиментального слюнтяя. И влез в дело, которое его, собственно, ни с какого бока не касалось! Зачем бы ему понадобилось заступаться за эту несчастную черепаху?! Ведь если б не её рана, он и сам подумал бы как раз об этом: убить гигантскую рептилию, и прокоптить на костре, тут же, на пляже, её мясо. Для того, чтоб пополнить свои запасы.
Ан – нет! Судьбе было угодно, чтоб раненной бедняжке угрожала смертельная опасность, а его зачерствевшая, но всё-таки – совесть, заставила его защищать беременную отступницу!
Но если по поводу того, что заставило-таки его вступиться за Нэйлу Конан сомнений не испытывал, то по поводу заключённой сделки определённые раздумья у него имелись. А ну – как дед малыша надумает всё-таки послать кого-нибудь за внуком?! Пусть и не убьёт, а только захватит в плен: вот и отличный аргумент, чтоб заручиться поддержкой Конана в будущих тёмных делишках! Потому что для спасения жизни маленького Улюкена привыкший и привязавшийся к нему варвар готов будет на всё…
Ну, или на очень многое!
Однако кое-какие аргументы в опровержение таких вариантов у киммерийца всё же имелись. В частности – главным был тот, что Правитель такого ранга и статуса обязан держать данное слово. Иначе у собственных подданных могут возникнуть сомнения в его чести и порядочности. Впрочем, насчёт порядочности – лучше не будем. Другое дело, что если Наместник нарушит раз данное обещание, никто даже из родных и близких не захочет поддержать его в более важных делах.
Доверие – вот залог стабильности власти конкретного правителя! Особенно – тирана. Да и не тирана.
А, кроме того, Конан не сомневался и в том, что четыре дня пути по суше может, и не убьют любого, даже самого стойкого и упрямого, краба, но сильно измотают. А вот ловушки!.. Ловушки сможет обойти или преодолеть только он. Человек.
Не опасался Конан и нападения на себя, любимого, со стороны этих самых слуг-подчинённых деда Дорвонна. Смысла в нём нет – ну, во-всяком случае, до тех пор, пока Конан работает на него! И для него. А древко копья ещё не добыто.
Так что на расстеленный на мху и опавших листьях плащ варвар откинулся если не полностью удовлетворённый ситуацией, то хотя бы более-менее умиротворённый. Всё идёт так, как он и планировал: он движется к храму Червебога, конкурентов-людей, из числа других авантюристов, у него нет. Ну а если какие-нибудь шпионы Наместника, например, в виде чаек, ну, или, например, улиток, и будут следить за ним – ничего страшного. По-крайней мере до тех пор, пока он действительно не заполучит в руки это самое древко…
Ну а там – видно будет!
Поднявшееся солнце застало Конана за работой: он наконец решил сделать нормальный лук, а не довольствоваться тощеньким древком карликовой берёзы. На обрубание и выстругивание ветви довольно долго искомого тиса у Конана ушло непозволительно много времени – целых два часа! Зато бил его новый лук не в пример сильнее и вернее, чем предыдущий. Так что найти себе пропитание в виде очередной косули, для варвара проблемы не составило. А после поглощения очередной – изрядной! – порции шашлыка, Конан оставшееся мясо и просолил, и провялил.
Несколько удивил его только размер убитого животного: размером оно не превышало обычной собаки, хотя выглядело вполне взрослым. Обмельчали, что ли, тут, на проклятых землях, все зверюшки? Да и ладно: главное – на вкус они очень даже ничего!
После ужина киммериец снова достал карты.
Вот оно, озеро, где он оставил Улюкена. Вот хребет Южное Олотоо. Вот нагорье Пиллипа. Плато Юрсак является его самым защищённым и возвышенным районом. Может, не стоит рисковать и выделываться своими навыками способного пройти по любым скалам горца, а просто обойти вот этот и этот скалистые и обрывистые отроги? Судя по описаниям, там полно каменных осыпей, ненароком и обвал можно вызвать. А меньше всего Конан сейчас хотел бы шуметь, и нарушать девственность здешней природы – мало ли!.. А вдруг всё же здесь обитает кто-то поумней косуль, баранов, и лис?
И пусть такой крюк удлинит его путь на пару десятков миль, зато – он сохранит силы, и избегнет царящих на вершинах голых хребтов лютых ветров. Ветра, они ведь – не люди и не звери! С ними бороться на равных нет никакой возможности! И пусть он не боится холода и ветра, зато их всегда боится всё живое. И мыслящее. Старик Крамер говорил, что отроги эти настолько дики и пустынны, что там не то что олени или бараны – а и мыши не селятся! Потому что всё буквально сдувает в глубокие пропасти!..
А пища сейчас для Конана имеет решающее значение. Поскольку он потратил на непредвиденные цели свой немаленький запас сухарей и вяленного мяса, ему надо держаться там, где он наверняка сможет хоть кого-нибудь подстрелить себе на обед. Ну а если попадаться будут только вот такие карликовые особи, это значит, что охотиться придётся чуть не каждый день! А это нежелательно: он прибыл сюда не охотиться, а обогатиться!
Да, конечно, древние легенды повествуют о том, что любой, сунувшийся сюда, автоматически подпадает под действие Проклятия… Но когда это Конана останавливали слухи о Демонах, если он привык сам сворачивать этим демонам шеи?! Ну, или пронзать их подлые душонки и сердца доброй сталью!
Косулю Конан действительно доел к концу следующего дня. Но к счастью, утром ему удалось почти не отвлекаясь от основного маршрута, убить небольшого поросёнка. Явно молодого: с него ещё не сошла детская полосатая раскраска.
Поросёнка еле-еле хватило на обед и ужин.
Конан укладывался на очередную ночёвку недовольный: и вновь намоченное в океане одеяло ещё как следует не просохло, и кушать на завтра почти нечего… Свинство.
Однако утром ему снова повезло. Прямо по пути ему попался горный баран изрядных размеров. И пусть за ним пришлось карабкаться на каменистый утёс, варвар не был в претензии: только наивный балбес мог бы рассчитывать на то, что смертельно раненное животное вот прямо само спрыгнет к его ногам!
Свежевание и разделка заняли половину утра. Зато теперь у Конана имелся и изрядный запас мяса, и жир, и свежевыделанная шкура: не придётся больше ждать, когда толстое одеяло наконец просохнет. Да и не может оно, если честно, «быстро» просохнуть: тут, на плато, гораздо холодней, чем было на уровне океана. И если в низинах ещё стояло лето, то тут уже вовсю царствовала осень: краски на лиственных деревьях преобладали жёлтые и багряные. Ну, зато ёлки и сосны как стояли себе зелёными, так и стояли…
К обеду за киммерийцем увязалась стая волков: похоже, разделка барана не прошла незамеченной. Варвар мысленно усмехался: стая казалась небольшой: всего с десяток серых хищников. К тому же вряд ли они сталкивались с человеком, поэтому по наивности, вероятно, посчитали его лёгкой добычей. Так что Конан двигался куда ему было надо, только иногда оглядываясь через плечо: его, конечно, преследовали, но нападать на непонятное двуногое существо до ночи никто не осмелился.
Костру Конан дал потухнуть ближе к полуночи.
Сам он лежал на новой шкуре, накрывшись плащом до подбородка, верный меч и кинжал держал под руками. Издали, да и вблизи, мощный храп и неподвижная расслабленность позы не позволили бы усомниться в том, что наивный странник мирно спит, даже наблюдательному человеку. Впрочем, волки – они не люди. Для них нужно быть куда более убедительным!
Напали на него одновременно со всех сторон.
Однако видевший в тусклом багровом полумраке угасающих углей ничуть не хуже пумы, киммериец различал происходящее вокруг него даже получше, чем сами волки!
Рычали звери, и рычал, уже не сдерживаясь, сам Конан. Его рука с мечом, казавшимся сверкающей молнией, разила с непривычно большого для нападавших расстояния, а кинжал не отставал, доказывая, что его обладатель отлично владеет и приёмами ближнего боя!
Но мешанина из мельтешащих волосатых тел, диких воплей, визга, рычания, и мускулистого натёртого салом красноватого в отблесках костра торса распалась на составляющие части очень быстро. У ног киммерийца остались лежать, жалобно подвывая, или уже замолкнув навсегда, шесть серых окровавленных туш. Остальные поспешили унести ноги, и пораненные, но ещё живые, тела прочь – скалясь в бессильной злобе на перехитрившего их коварного врага.
Конан утёр пот со лба: лежать под плащом оказалось жарковато. Особенно после того, как натёрся, для пущей сохранности кожи, бараньим жиром. Зато такая тактика принесла свои плоды: ни один из хищников так и не смог вцепиться ни в одну часть его тела, лишив ту подвижности! Ладно, нужно не предаваться радости по поводу победы над глупым зверьём, а заняться делом: стереть вонючий жир, да оттащить подальше от костра трупы.
При отличном освещении, которое давали подброшенные на угли приготовленные сухие ветви, Конан этим и занялся. Ну а о том, что оставшиеся до утра несколько часов он мирно прохрапел в полной уверенности, что больше его сон никто не побеспокоит, можно и не упоминать – вот чего-чего, а крепости нервов киммерийцу было не занимать!
Но перед тем, как окончательно расслабиться и заснуть, он, невольно сердито сопя, подумал, что в отличии от людей серые хищники вели себя по-крайней мере честно. И хоть и напали тоже во время сна, по-крайней мере не стреляли в него коварно, с большого расстояния, чтоб оглушить.
Неприятные воспоминания, но именно так всё и произошло тогда, на третью ночь после его прощания с ветераном сухопутных и морских похождений, теперь купившего за вырученные и скопленные деньги дом, и всегда бывшем себе на уме, хитрецом Крамером.
Можно сердиться, можно недоумевать, можно ругаться, но уж больно похоже всё случившееся!
Тут и там – стая. Тут и там – хотели его убить. Но если волки – чтоб честно съесть, то бандиты…
Конан не почуял той ночью подвоха, потому что как раз допил бурдюк вина, который старый ветеран дал ему, прощаясь:
– Отметишь, когда добудешь! Это – из виноградников Каппадокии! Выдержанное!
Конан однако вовсе не собирался таскать на себе лишнюю тяжесть до Святилища Червебога, поэтому часть благородного выдержанного напитка выпил в первый же вечер. Оставив отличного вина и на второй.
Поэтому то, что во время какого-то приятного сна с участием танцовщиц из Замбулы, вдруг, словно от удара, жутко загудела голова, и он провалился в чёрный колодец, он вначале приписал действию вина. Или похмелья. И только когда стиснув зубы заставил себя очнуться, понял, что проблема не в этом. А в толстенных верёвках, которыми он, словно каплун, предназначенный для копчения на вертеле, спеленут с ног до головы. А вокруг его костра, в который кто-то озаботился подбросить сушняка, сидят, скалясь, и громко ржа, пять мордоворотов, с рожами и руками, лоснящимися от жира и вина.
Откуда взялся жир, понять было нетрудно – обладатели противных физиономий и крепких тел поджаривали тут же, на вертеле над его костром, остатки его очередной косули, и свиной туши – уже лишившейся доброй половины своих съедобных частей. Вино же они попивали из своего бурдюка. И пахло оно куда кислее и противней, чем Конановское. Крепкий запах пота и подгоревшего мяса как раз наносило ветерком в сторону киммерийца.
Выглядели бандиты… Как самые обычные бандиты: крепкие походные сапоги, штаны из грубо выделанной оленьей кожи – Конан и сам таскал такие. Обнажённые до пояса по причине тёплого лета, торсы – на груди сидящего лицом к нему мерзавца с огромной бородой как раз поблёскивало ожерелье из зубов – не нужно было особенно приглядываться, чтоб понять, что они – человеческие. Бандит справа от мужика с ожерельем был крив на один глаз, и его закрывала простая чёрная повязка. Тот, что слева, ничем особым не отличался, разве что весьма неприятным смехом, да тем, что всё время искоса посматривал на лежащего Конана. Остальные двое сидели спиной, и против света их оказалось трудно рассмотреть как следует. Но с пяти шагов эти спины казались весьма широкими и мускулистыми. Помыться всем пятерым явно не мешало бы – подтёки грязи, смытой потом раскрасневшихся мордоворотов оставляли тонкие дорожки на их лоснящихся телах.
Но варвар не стал делиться с мерзавцами своими мыслями по этому поводу. Вместо этого он, стараясь не шуметь, и не делать резких движений, попробовал достать кинжал из сапога.
Ага – два раза он там остался!
Во втором сапоге тоже оружия не оказалось, и Конан понял, что кем бы не были сволочи, что оглушили и связали его, они – профессионалы. И потрудились – и узлы завязать на совесть, и обыскать его. Тщательно. Значит, надежда только на пилку в поясе.
Мордовороты между тем весело и беззаботно переговаривались, и из их разговоров, ведшихся на шемитском, киммериец понял, что, оказывается, за домом старого Крамера следили. Правда, не сами бандиты, а какой-то осведомитель – кажется, один из якобы нищих. И то, что Конан, заявившийся туда как снег на голову, спутал все планы бандитов напасть ночью на дом, и завладеть картой, пусть даже ценой жизни всех, кто там обитал, сомнения не вызывало. Один из сидящих спиной скотов вдруг кивнул лохматой головой с повязкой, удерживавшей буйную шевелюру от совсем уж страшного и неряшливого вида, в сторону одного из напарников, выглядевшим позачуханней и пожиже остальных, и явно бывшему на побегушках:
– Вардо! Посмотри, не очухалась там эта скотина! А то клещи и штыри как раз раскалились!
Конан, наблюдавший за происходящим у костра через прикрытые ресницами глаза, порадовался, что ещё ничего не сделал. Закрыл глаза плотно. Услышал, как к нему приближаются шаги, и постарался как можно больше расслабиться: даже рот приоткрыл, не упустив и такую деталь, как струйка слюны из его уголка. Перед его лицом кто-то опустился на колени, и довольно грубо оттянул ему веко, освещая факелом, прихваченным из костра. Конан не забыл зрачок подкатить под верхнее веко.
– Нет, Хутчар, куда там – очухаться. Чурлен отрубил его, как лесоруб – ёлку! Да и чего мы с ним возимся?! На кой ляд этот мамонт нам теперь, когда карта у нас?!
– Он нам нужен. – в голосе, который отвечал Вардо, Конан сразу уловил начальственные ноты человека, чувствовавшего своё превосходство над остальным отребьем, – Мало ли какие там, в Храме, ловушки! А поскольку карту старый дурак отдал этому, – небрежный кивок в сторону киммерийца, – качку, пытать теперь чёртова Крамера смысла нет. Поэтому мы и допросим сразу – его друга. Жаль только, сделать это удастся, похоже, только к утру. Скажите спасибо Чурлену: это он выстрелил так сильно.
Раздался голос, тонкий и противный, человек явно пытался оправдаться:
– А если б я натянул тетиву послабее, запросто мог бы и промазать! Или удар оказался бы слишком слабым! А эта волосатая и здоровенная скотина – всё-таки лучший боец Ойкумены! Мог бы очухаться, и навалять нам!
– Ладно, Чурлен, что сделано, то сделано. Главное – ты его вырубил. Просто придётся немного дольше подождать… Эй, Вардо! – последняя фраза относилась к гаду, присевшему перед Конаном, и сейчас пытающемуся снять с того ожерелье из зубов медведя, – Иди уж сюда, а то допьём без тебя!
Угроза явно возымела действие, потому что ожерелье просто сдёрнули через голову, вырвав Конану клок волос, и сразу послышались отходящие шаги. Сдержавший крик боли Конан вновь остался наедине с самим собой, в пяти шагах за спиной того самого типа, голос которого принял за главаря.
Выждав, пока гад, что содрал с него ожерелье, усядется, и бандиты снова примутся за мясо и беседу, киммериец, не открывая глаз, напряг мышцы затекших рук, связанных за спиной. Пошевелил кистями и пальцами. Когда чувствительность немного вернулась, запустил один из пальцев правой руки в потайной кармашек – вернее, даже не кармашек, а хитро сделанную складку на поясе штанов из оленьей шкуры – там, где проходил шов, и утолщение не могло вызвать подозрений даже у того, кто прощупывал бы его самым дотошным образом. Есть!
Пилку длиной с его палец, и толщиной с десятую долю дюйма он вытаскивал ещё чуть занемевшими пальцами аккуратно: не уронить бы! Лёгкая, неудобная, но чертовски шершавая, она была сделана из кусочка необработанной кожи акулы катрана – легендарного во всех отношениях чудища морских глубин, которое жители далёкого чёрного континента и сейчас используют, поймав, до последнего кусочка хряща! Поскольку костей у монстра нет.
На перепиливание каната, стягивавшего руки за спиной, неторопливое и методичное, ушло десять минут. С ногами оказалось посложней: пришлось и подогнуть их, и всё равно тянуться к ним, стараясь, чтоб это осталось незамеченным мерзавцами у костра. Однако Конан справился.
Теперь нужно полежать немного, чтоб затекшие конечности вновь обрели полную подвижность, а суставы – гибкость. Ну вот и порядок. А, главное – вовремя!