Всё ещё сам овца

Да, Андрей действительно талантливый человек, и пишет хорошо, интересно. Я примерно такого же возраста, возможно поэтому мне было читать ещё интереснее. И пусть живу я не в Москве, а в Питере, атмосфера тех лет, которой пропитано данное произведение совершенно натуральна, никакого обмана, никакой фальши.. да, всё так и было! Эта первая книга купленная мной в интернете, и она стоит того. Рекомендую всем, особенно людям, чья молодость пришлась на 70-е 80-е.

Книга очень интересная и жизненная. Бывает странно, но приятно, смотреть на кумиров с такой стороны… Вот они – живые люди. Это вам не бульварщина ради денег, это книга о жизни человека…

Интересный человек,интересные,совершенно отличные от моих,мысли.Затягивает с первой страницы.

Почти семьдесят цитат из двухсот семидесяти страниц! Никогда у меня не было такого при всей моей любви драконить книги на цитаты. Кроме, разве что, «Законов Мерфи», но из них я цитат не дёргал в силу того, что каждый закон – уже цитата. Но здесь! Уже с первой страницы, с предисловия только – нате вам пожалуйста умную мысль.

Не меняются только те, кого уже нет с нами.

Вот почему я начал читать «Овцу» только со второй попытки. Эта книга не из разряда тех, что можно перехватить минут на пять-семь во время завтрака, или убить ею время, стоя в очереди в столовку. Не-е-ет, она требует обстановки, запаса времени для глубокого, медленного прочтения и регулярных отвлечений от книги, чтобы подумать. И, конечно, карандаша – цитаты отмечать.

Я не стесняясь пишу – я поклонник Макаревича (а после «Овцы» ещё больший, чем прежде). Почему не стесняясь? Потому что в наши дни любить его – это как любить Путина. Вроде бы и есть за что, а прилюдно не сразу признаешься. Подумаешь прежде, не поколебётся ли общественное мнение о тебе? Я Макаревича люблю. За его песни. За его стихи. За его теперь уже прозу. За то, что он при жизни сделал себя живым классиком.

Дальше...

Талантливый человек – талантлив во всём. Это в том числе и про него, про Андрея Вадимовича. Начитавшись его, чувствую себя вампиром, незаметно проникшим на станцию переливания крови и также незаметно выбравшимся оттуда, напившись до отвала. Ну или путешественником, доползшего до чистой воды после многодневных скитаний по пустыне. Знал бы Макар, какое действие производит его книга – что б он сделал? Да ничего – он к поклонникам давно относится философски.

«Всё ещё сам овца» - это переиздание книги «Сам овца» спустя много лет. Насколько я понял, дело было так – Макаревич перечитал сам себя, сделал какие-то комментарии, ремарки, реплики и вместе с ними переиздал. Получилось, наверное, ещё интереснее, чем было. Сужу по части «Всё очень просто», которую я однажды уже читал, но без этих вот ремарок от 2013 года. С ними книжка стала как-то понятнее и немного актуальнее.

Ну а в целом «Овца» - это просто много-много мыслей, воспоминаний и рассуждений умного человека обо всём. Обо всём – не путать с расхожей формулой «обо всем и ни о чём». Пожалуй, уточню – обо всём, что ему интересно.

В первой части – воспоминания о детстве. Не какие-нибудь там абстрактные – вполне конкретные, вполне чёткие воспоминания. Причём передан сам дух того времени, дух Москвы конца пятидесятых - начала шестидесятых, и так хорошо, что словно видишь эту самую Волхонку, слышишь звуки, вдыхаешь запахи а главное, чувствуешь людей – людей таких, каких сейчас нет. И не будет. Потому что время не то. Потому что…

А по Волхонке ходил трамвай, и магазин «Продукты» назывался не «Продукты», а – «Бабий магазин», а овощная лавка во дворе за ним – «Дядя Ваня», по имени продавца. Кто сейчас знает, как зовут продавца в овощной лавочке?

Итак, человек немного рассказывает о жизни. Немного философствует. Немного касается своего творчества. Всё как-то ненавязчиво и мудро. Настолько, к примеру, что когда он рассказывает о том, как записывал свой сольник «Песни под гитару», хочется прямо сейчас, сразу и немедленно разыскать этот самый сольник в каких-то пыльных углах своего жёсткого диска. И нашёл-таки! И прослушал. И вдруг к несказанному изумлению понял, что эти песни отдают тем же самым духом, что и «Овца». Точь-в-точь. Аура что-ли одинаковая? А то вдруг есть несколько воспоминаний о Бродском, и чувствуешь непреодолимую потребность (не желание, а именно потребность почитать Бродского. Ну хоть сколько-нибудь). А то вдруг натыкаешься на маленькую ремарочку, что после этого написал песню «Чужие среди чужих», и радостно хлопаешь себя по лбу – ах вот она о чём! А я-то думал!.. Наконец-то очередной пазл сошёлся…

Макар немного мистик. Он рассказывает о том, какие невероятные вещи могли происходить с ним в детстве, и ёлки-палки, вдруг расшевеливается память, и возникает тридцать лет назад забытый эпизод, который тоже видится мистичным, но не был таким в то время, когда ты ходил пешком под стол. А всё потому, что эти вот самые вещи, как матросики на подоконнике или кусающий за ногу чёртик вполне могли произойти. Но только с ребёнком. Дети всё видят со своего измерения.

Макар пишет о счастье. А

Счастье – это то, что нельзя запланировать

Макар пишет о времени и возрасте. И совершенно не создаётся впечатление, что он подустал от жизни (хотя, к примеру, на концерте иногда кажется, что он подустал от музыки)

Страшно, когда человек, не желая осознавать своей неспособности угнаться за Временем, выносит приговор Времени, а не себе. Хотя винить не стоит ни Время, ни себя.

Но кстати о музыке. О ней написано очень много. И очень интересно. Дело не в том, что то тут, то там приоткрываются секреты «Поворота» или «Ты или я». О музыке пишет человек, заставший битлов и молодых роллингов, заставший и моду на рок-н-ролл, и коллективное схождение с ума по диско, и начало всевозможных свобод, быстро перестроившихся во вседозволенности. Узнаём, как это было.

Поразительное дело: как стремительно это техническое студийное великолепие – аналоговые ламповые пульты, большие залы с правильной акустикой, магнитофоны с широкой пленкой – ушло в прошлое, вытесненное новейшей электроникой, цифровой записью, компьютерными программами – казалось, навсегда! Ан нет: разыскивают, бережно восстанавливают, сдувают пыль – оказывается, настоящий-то звук здесь! Объелись электроникой. Все-таки человечество катится вниз – со всеми своими новомодными игрушками.

Наконец, особо интересные страницы о том, как «Машине» совали палки в колёса и сыпали песок в шестерёнки. А «Машина» ехала и ехала своим путём. Многое стало в её истории возможным отдельным случайностям. К примеру вот, несколько раз Макара чисто случайно не загребли туда, куда гребли хиппанов. А в другой раз случайно свернул не туда, куда все. Все познакомились с Кузькиной матерью, а «Машина» не пострадала. Хоть и мяли её, и царапали…

Удивительное дело! Почему тоталитарный режим не терпит улыбки? Ведь именно это его в конце концов и губит. Мне всегда казалось, что, если бы твердокаменные наши вожди позволяли хоть чуть-чуть улыбаться и иногда чуть-чуть улыбались сами, их режим мог бы продержаться дольше. Власть сохраняла железобетонное выражение лица, а к людям искусства испытывала глухое и мрачное недоверие.

Я с трудом слушаю сегодняшнюю музыку. Нет, это не касается Тины, Стинга, Джаггера, Клэптона, Коллинза и прочих стариков. Мы с ними еще из того, из иного измерения. Я до сих пор жду, что возникнет какая-нибудь юная команда и вновь перевернет мир, как Битлы четверть века назад. Напрасно я жду. Видимо, с помощью музыки можно перевернуть мир только один раз.

Очень личной получилась третья часть, где Макар рассказывает о своей взрослой жизни. Тут уже другое измерение. Здесь уже больше его наблюдалок за жизнью, метких, иногда искромётных, порой уже демонстрирующих лёгкое разочарование человека. Самая зацепившая фраза в этом контексте – следующая:

История начинает повторяться с того момента, когда умирает последний человек, который помнит, как все было на самом деле.

Почему-то в первую очередь подумал о войне, которая закончилась 70 лет назад без одного месяца.

Что ещё сказать? Ох и умный вы, однако, Андрей Вадимович.

Моё отношение к автобиографиям вообще очень неоднозначное. Мне человек должен быть просто нереально симпатичен и интересен, чтобы взяться читать его историю. Скажете, обыденно и как у всех? Может быть. Но я всё равно не могу понять, почему столько книг интересных (и очень даже) людей я обхожу десятой дорогой. Ещё тяжелее дело выходит с оценкой этих произведений? Ну как тут можно оценивать? Поставить двойку и сказать: «Херово ты свою жизнь описал, иди, переосмысли?», или «Хм, маловато тут про баб, добавь перчинки». Это, простите, бред. Человек написал ровно то, что хотел. Показал ровно то, что хотел.

С этой книгой всё ещё интереснее. Она по своей сути вообще не для меня. Ну, то есть, не для моего поколения. Даже если в поколении наблюдается отчаянный фанат «Машины времени», это всё равно не для него, думаю. Я подарил эту книгу своему отцу. Это его время, его молодость, его переживания, его эпоха, его музыка. Он был искренне рад. И тут вот сманила меня эта обложка по причине постоянного нахождения на виду, в кабинете отца, стала она уже слегка поцарапанной зачитанной. Ей это к лицу, кстати, хм, или к обложке. Она как будто и должна была изначально такой быть.

Я слышал песни «Машины времени» ещё в детстве, потому что слушали родители, однако не могу сказать, что прикипел. Мы и с друзьями у костра не раз пели «Синюю птицу», даже не знаю, как так получалось. Позже к «Машине времени» я пришёл уже в свой переходный возраст, когда мои предпочтения уже ярко выраженно ушли в русские рок и фолк. Не могут не понравится стихи Макаревича. Любой может услышать смысл, а то ещё и не один.

Андрей Вадимович – потрясающий человек (вот странно, никого из артистов никогда не звал по имени отчеству, а его – так вот нужно звать, я уверен, что нужно). Он очень хотел творить, хотел быть услышанным, хотел потрясти и разогнать серую массу. Хотел этого в такое время, когда одно такое желание было опасным. А он боролся. Он пишет и пишет, как группа была на грани развала, как приходили и уходили люди, как забирали в милицию и вызывали на красные ковры. Он пишет, а я думаю – вот ведь пережить пришлось. А потом он говорит: «Не серчайте, что я только хорошее вспоминаю». Серьёзно? У меня бы опустились руки к карандашу и кульману уже от четверти переживаний. Какой всё-таки характер и дух. Другое время. Совершенно иной набор возможностей и опасностей. Не представляю себе. Могу только поклониться, за его самоотверженность и стойкость.

Кроме своих музыкальных приключений Андрей Вадимович две части текста отдаёт основам – дому. Дому детства и дому (не квартире, не путайте), который стал именно домом ему в зрелом возрасте. Это очень нежное повествование, ведущееся со всей любовью, оно и написано на десяток лет позже музыкальной части. Дом – это всё для человека, автор очень хорошо это описывает.

Вот так вот без заключения будет рецензия. Не знаю что сказать. Подводить итог автобиографии не хочу, как и оценивать. Пусть горит костёр, зажжённый его душой. Долгих ему лет.