Read the book: «Сыны Ардалиона. Креация тропы»

© Андрей Лянной, 2020

ISBN 978-5-0051-6869-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СЫНЫ АРДАЛИОНА

КНИГА 1

Креация тропы

Лишь трудом и борьбой

достигается самобытность и

чувство собственного достоинства.

Ф. М. Достоевский

Глава I

Желтый умирающий автобус, скрипя остатками тормозов, подкатил к остановке и устало замер. Дернувшись, он словно, из последних сил приоткрыл свои ветхие двери и застыл окончательно.

Переполненное чрево этой развалины на колесах, тут же стремительно атаковала живая волна людей. С безумными глазами они врывались в изможденный советский раритет и, невзирая на мои протесты, теснили меня вглубь салона.

Я сопротивлялся изо всех сил, толкался, ругался. Но все было напрасно: люди безжалостно забивали меня вглубь салона, как загнувшийся гвоздь в доску. Уже почти сдавшись, я обреченно подумал, что придется выйти на следующей остановке. А потом идти, идти… до тех пор, пока не дойду до дома или не издохну от жары прямо на улице. И неизвестно что произойдет раньше.

Помощь пришла совершенно неожиданно. Огромный мужик за моей спиной, с пушистыми серебристыми усами на широком и добродушном лице, сжалился надо мною. Он протянул руку, уперся ей в мою спину и сильно надавил мне промеж лопаток, пихая меня к выходу. Люди, как колосья пшеницы стали раздвигаться передо мной и что-то гневно бормотать, о своевременности.

Кому-то наступили на ногу, кто-то закричал. Водитель недовольно и требовательно затрещал в микрофон громкой связи. Явно сумасшедшая бабка в яркой одежде и с фиолетовыми волосами, изловчилась стукнуть меня сумкой по голове. Обозвала последними словами и отвернулась. А я продолжал скользить между людьми, как горячий нож в масле.

Из-за дикой жары, все «посетили» автобуса чувствовали себя так, будто находились в единственной и крайне переполненной городской бане. Конечно, им не нравилось что какой-то несознательный и нерасторопный гад (то бишь я) заставлял их прижиматься друг к другу еще сильней.

Мужик, спасибо ему большое, допихал-таки меня до дверей и вытолкнул из переполненного автобуса. Я выкрикнул благодарность и как пробка вылетел из общественного транспорта, чуть не растянувшись на горячем асфальте. Мне в след донеслось еще несколько оскорблений, отчасти правдивых. Затем водитель закрыл, наконец, увечные двери. Получилось это не сразу, но когда они закрылись, автобус, судорожно дергаясь, обдал меня выхлопным газом и покатил дальше.

На остановке стояло еще немало людей. Все, кто не влез в автобус или только что подошел, смотрели на меня сонными глазами и без всякого удивления. Кто-то даже позевывал. Я немного отдышался, и, обливаясь потом, устало потопал домой.

Солнце нещадно пекло прямо в макушку, вызывая желание зайти в тень. Но, как назло, нигде этой тени не было. Единственное, что оставалось, это просто ускорить шаг. Так и сделал.

В киоске, попавшемся мне по дороге, купил литровую бутылку минералки и, как заправский алкоголик разом ее ополовинил. Потом немного повилял по переулкам и вырулил к своему временному жилищу. Обычной серой хрущевке, с темным подъездом и лестничными пролетами, выкрашенными в извечный зеленый цвет. Бывает, конечно, и другой цвет краски в подъездах. Я об этом слышал, но извините, не видел. Да это, в общем-то, неважно. Главное, это то, что в подъездах всегда прохладней, чем на жаркой улице с раскаленным асфальтом.

Я вошел в подъезд, и меня окатило прохладным воздухом и каким-то запахом, примешивающимся к кислому кошачьему духу. Старухи кошатницы развели тут просто зоопарк, не обращая внимания на соседей. Впрочем, квартир, где жили НЕ старухи, было только три – в одной из них жил я, в другой – какой-то старикан. Ну, а в третьей ютилась молодая, но уже многодетная особа. И не сказать, что она была одинока.

У этой любвеобильной дамочки, нередко появляющейся с синяком под глазом, каждую неделю в квартире заводился новый сожитель. Потом скандал, крики и нередко милиция. Дальше круг уже замыкался, и все происходило заново, только хахаль менялся.

Нравилась ей такая жизнь, что ли? Но да бог с ними. У каждой зверушки свои игрушки!

Двухкомнатная квартира, которую я снимал на пару со студентом музыкального училища, находилась на первом этаже. Я воткнул ключ в замок и повернул.

Саня – мой сосед – бренчал посудой на кухне. Видимо, готовил себе завтрак.

– Привет, – крикнул я из прихожей и направился в свою комнату. – Ты на практику?

– Ага! Здорова, – ответил он. Его громкий певучий голос разнесся по всей квартире.

– Ясно, – крикнул я, раздеваясь. – Саня, воду включили?

– Неа.

Блин! Да когда же они все отремонтируют? Каждый месяц одна и та же фигня.

– Тогда я спать.

Сяня вышел из кухни и заглянул ко мне в комнату. Его широкое рыжее лицо ухмыльнулось, и он произнес:

– А чего так? Не выспался что ли? Я сейчас яичницу приготовлю, поедим.

Обессилено распластавшись на кровати, я махнул рукой и пробормотал:

– Спасибо, не хочу.

Саня, кивнул головой и ушел на кухню. Вот что мне в нем нравилось, он никогда никого не упрашивал. Нет, значит, нет! Можно не беспокоиться, что он меня потревожит.

Закрыл глаза и попытался отключиться. Фиг!

Сон, в отличие от обильного пота, не появлялся. Я долго ворочался, напрасно ища удобное положение. Из-за жары не удавалась ни уснуть, ни взбодриться. С радостью бы сходил в душ, но вода была отключена уже в четвертый день. Очередная авария на водозаборной станции погрузила весь немаленький район в пустыню. Год здесь живу, а все никак не привыкну.

От безысходности я вздыхал и терпеливо ждал сна. Вот только он задерживался по необъяснимым причинам. Даже несмотря на то, что ночью мне практически не удалось поспать.

Запахло яичницей, мой желудок забурчал, приветствуя его. Саня начал тихо петь. Вернее, это он думал, что поет тихо. А я застонал.

Через несколько минут запах жареной яичницы меня доконал в конец. Он витал по всей квартире и навязчиво проникал ко мне в комнату. И даже забирался ко мне под простыню, которой я прикрывался, не особо ослабевая. Вот же Саня гад какой! Мало того, что я слышу его надрывное пение в девять часов утра, так еще этот отвратительный запах жареных яиц, от которого у меня желудок сводит.

Нет, яичницу я, конечно, люблю, но не с утра же! А может у меня просто поганое настроение, из-за того что я не спал всю ночь? Я только лег и бодрствовать как минимум десять часов к ряду не собирался. Всю ночь праздновал с Ленкой свой отпуск в маленькой кафешке, где она мне и поставила условие: либо живем вместе на отдельной квартире, либо ищи себе другую дуру.

Жить с ней мне не очень-то хотелось, поэтому я напился как свинья, пытаясь уйти от этого разговора. Стоило только подумать об этом, как сразу же вспоминался фильм «Ирония судьбы». Помните, когда Евгений говорил, что не женится он не потому, что не хочет, а просто как представит, что у него перед глазами жена будет постоянно мелькать, так сразу желание пропадало. Вот у меня примерно то же самое было. Видимо, не созрел я пока на такие эксперименты. Впрочем, созрел, не созрел, все равно не открутился.

Ультиматум она поставила мне жесткий. Думаю, не стоит говорить какой, сами догадаетесь, чай, немаленькие.

– Так что, милый, – победно улыбнулась она, – с утра начинай искать нам уютную квартирку. Заживем!

– Угу, – прогудел я и залпом опрокинул рюмку горькой. – Заживем, – грустно повторил я за ней, бездарно пытаясь изобразить на лице радость.

Заживем! Только я боялся, что буду плохо чувствовать эту замечательную жизнь. Сдавалось мне, что каблук меня мощно придавит. Так, что и не пискнешь иной раз.

А может и не так все будет. Хрен поймешь, этих женщин. Что у них в голове плавает?

Я плотнее укутался тонкой простыней (лето ведь) и с проклятием на устах в адрес соседа по съемной квартире попытался уснуть.

Но не тут-то было. На письменном столе истошно заорал телефон, требуя моего внимания. И ведь, как назло, заиграла самая противная мелодия. Я специально поставил ее на контакт Марата. Интересно, что ему надо?

Мы уже два года, как практически не общались. Окончили университет, и наши интересы перестали совпадать. Мы пару раз встречались выпить пиво всей нашей, тогдашней, компанией и все. Помимо того, что мне вообще было лень двигаться, так мне еще было совершенно неинтересно, зачем он мне звонит, еще и в такую рань. Впрочем, что-то мне подсказывает, что поспать уже не удастся. Саня – гад!

Чертыхаясь, я скинул с себя простыню, слез с кровати и чуть не подпрыгнул, когда наступил на что-то горячее и мохнатое.

– Ах! Чтоб тебя за ногу! – вскрикнул я и увидел на полу в солнечном луче свой одинокий тапок.

«А где второй? – по привычке мелькнула мысль. А за ней вторя, привычная мысль: – И зачем Ленка подарила мне эти тапки?» Дошел без тапок до стола и взял телефон.

– Але! – просипел я в трубку и выглянул в окно. Заметив закрытую форточку, я протянул руку и открыл ее. В комнату сразу ворвался шум улицы да птичий щебет, к сожалению, без ветерка.

Бросил жалостливый взгляд на улицу. Нет, жара не пропадает. Скорее усиливается. Вон как печет. И люди какие-то расплавленные сегодня. На лавке у подъезда сидело несколько бабок, рядом с ними стояла молодая мамаша с третьего этажа. Болтают, значит. В одной руке у нее пакет с торчащим из него бананом (вот фрукты с утра, это лучше чем яичница), в другой руке сонный пацан лет пяти. Ковыряет вносу и смотрит на окна первого этажа. А в окне я и запах жареных яиц…

– Родя привет! Не спишь? – знакомый голос тихо, но весело пробубнил в трубку. Точно, Марат. Чего он такой веселый?

– Привет. Уже нет, – недовольно буркнул я и спросил в свою очередь: – Чего веселый такой? Вроде рано еще…

Отойдя от окна и, ища глазами сигареты, задумчиво натянул шорты.

– Да… – Марат замолчал, обдумывая что-то. Потом в трубке что-то скрипнуло или щелкнуло и он, шмыгнув носом, быстро произнес: – Короче, так сразу и не скажешь. Давай пересечемся сегодня в «Пухлой Булке»… М-м-м… Часа, через два. Будешь свободен?

– Ну… Ты хоть мельком намекни. Что за дело такое? – мне как-то совсем не улыбалось сегодня идти в пивную. Планы! А если честно – просто, долгий сон.

– Путевку я выиграл… – как-то нехотя начал говорить Марат, но я его перебил.

– Как выиграл? – лениво зевнул я. – Куда?

– Да понимаешь, собрал десять крышек с золотой монеткой внутри, – нервно заговорил Марат. – Там у них акция такая. А у нас в магазин, как раз привезли новую партию газировки. Ну и мы с ребятами, как обычно, начали разгружать машину. Я два кейса газировки взял, по ступенькам поднимался и как поскользнулся… Уф… Короче, все на меня списали. Сорок бутылок об асфальт! Прикинь? Ну, а крышки собрал и выиграл.

– Гонишь! – усмехнулся я и, найдя сигареты, зажал одну в зубах.

– Отвечаю, не гоню! – возмутился он. – Приезжай сегодня в «Булку» покажу.

Соображал я в тот момент туго. Мысли были вялые, липкие и какие-то не выразительные. Будто вспотели вместе с телом.

– Все, мне пора, – шепнул он в трубку и, не дождавшись моего очередного вопроса, отключился. А я так и остался стоять посреди комнаты с сигаретой в зубах. Потом хмыкнул и пошел на кухню посмотреть, чего там Саня приготовил. Вот с этого все и началось.

***

Мой приятель Марат, выиграл в одной молодежной акции двухнедельную путевку на Балеарские острова. Это где-то в Средиземном море, как мне сказали.

Я долго не мог поверить, что такое возможно. И даже, когда нас показывали по музыкальному каналу на всю Россию, я все равно не верил. Но уже начинал сомневаться в том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Марат буквально светился от удовольствия, рассказывая мне об этой акции. В условиях путевки значилось, что он может взять с собой восьмерых друзей от 20 до 30 лет. Больше информации из него выдавить не получалось. Он все время переводил разговор на прописные истины, вроде того что там море, солнце и песок. Когда мне надоело его слушать, я вышел из пивной покурить и обдумать ситуацию. Следом за мной вышел Алик и рассказал то, о чем Марат умолчал.

Со слов Алика, а не доверять ему у меня причин не было, Марат сначала не хотел брать меня с собой. Мол, характер у меня, видите ли, отвратительный! Потому он решил взять с собой Пашку, Алика и Макса. Еще он пригласил пять девушек, с которыми я не был знаком. Но когда познакомился, понял что их имена мне точно не запомнить. Одинаковые куклы с однотипным макияжем. Другого мнения о них у меня не было. Возможно, не успело сложиться? Разные прически и рост, это все что отличало их друг от друга. Так и вспоминаю только по волосам.

Одна с коротко стрижеными волосами, пацанистая такая. Потом блондинка высокая, и блондинка низкая, брюнетка и рыжая. Полный набор, в общем.

В таком составе они бы и улетели, если бы не одно «но». Родители Макса были против его полета и встали в такую позу, что все уговоры и увещевания о безопасности поездки, были, словно, горох об стену. Все мольбы, угрозы и красноречие их сына были бесполезны. Его и гулять-то отпускали только до восьми часов вечера, когда ему уже было двадцать лет! И вот тогда-то Марату в голову пришла очаровательная мысль: раз родители Макса не отпускают свое драгоценное чадо в путешествие, то можно взять в поездку меня. Он выставил эту идею, как изначальную. Что я, мол, его друг и обязательно должен лететь с ним. Повеселиться, блин! Если бы я знал что из этого выйдет…

Компания, разыгравшая эту путевку, предоставила нам специальный, очень комфортабельный, небольшой самолетик с очаровательной стюардессой и двумя пилотами в придачу.

Когда мы поднялись с аэродрома в небо, в Москве был полдень. Я уже думал, что мы никогда не улетим. Потому как предыдущие три дня мы пахали на эту компанию как рабы. Интервью, реклама, пресс-конференция и тому подобные вещи. Все эти дни я улыбался как проклятый. К концу третьего дня я скалился так, что у меня было видно все зубы и даже часть горла. Но жажда новизны взяла свое и мы, честно все отработав, взмыли в воздух. Одиннадцать человек в маленьком самолетике, в огромном и необъятном небе.

Ах, что это были бы за минуты, если бы я не взглянул в иллюминатор! Не то что бы я боялся летать, просто я это делал впервые. Как, впрочем, и остальные. Все мы выглядели так, словно, только что узнали, что люди умеют дышать. Очень осторожно и недоверчиво, с круглыми глазами и сжатыми кулаками, пытались этому научиться. В конце концов, я спросил у Сони (так звали стюардессу), можно ли закрыть все иллюминаторы и, получив положительный ответ, мы их прикрыли шторками. Все девять человек вздохнули с облегчением. А Соня ушла, то ли развлекать беседой пилотов, то ли спать. В общем, нам она не мешала, и мы решили начать наше развлечение прямо в небе. Пиво и вино полились рекой.

Тот момент, когда мы принялись развлекаться на борту самолета, помутнел в моей памяти, разбившись на перемешанные осколки. Хотя вряд ли это было оригинально. Помню лишь то, что в какой-то момент мне стало плохо, из-за чего я ушел в туалет.

В этой узенькой кабинке я набрал воды в раковину и окунул голову в холодную воду, не забыв смочить и затылок. Некоторое время я стоял и дрожал от холода всем телом, чувствуя при этом, что нормальное состояние нехотя возвращается ко мне. Правда, вместе с ознобом.

Вскоре я спустил воду, насухо вытер голову бумажным полотенцем и вышел почти ровным шагом из кабинки. Не обращая внимание на пьяные выкрики гуляк, я стал пробираться к своему креслу, но остановился. Мой взгляд неожиданно зацепил в другом углу, стюардессу Соню. Она тихо сидела и что-то пила из своей кружки. Чтобы не присоединяться к компании друзей – пить с ними мне уже был неинтересно, я решил подсесть к ней.

– Привет. Что пьешь? – сипло осведомился я, пытаясь привлечь ее внимание. Не получилось. Она с каким-то немым удивлением смотрела на пьющую компанию.

После обильного возлияния алкоголя, да только что принятого маленького душа, горло совсем село. Хотя, это могло произойти из-за того, что я наверняка орал в порыве веселья вместе с ребятами. Как сейчас орал Марат пьяным, но очень воодушевленным голосом! Или, как одна из девушек, визгливо излагаясь слогами, спорила с ним.

Я повторил вопрос громче и Соня, наконец-то, заметила меня.

– Да, так, – махнула она, задорно улыбаясь. – Кофе, чтоб не уснуть, – почти прокричала она и весело рассмеялась.

– Ну да, чтобы тут уснуть, надо иметь железные нервы или не иметь слуха, – крикнул я в ответ. А сам подумал, что лучше бы иметь такие нервы, быть глухим и слепым, только бы не видеть, как Марат силится изобразить героическое лицо и орет, тыкая себя пальцем в лоб:

– Я..! Я..! Все я…

И только я хотел продолжить беседу. Даже открыл рот, чтобы задать вопрос, как нас со страшной силой тряхнуло.

Всё и все полетели на пол. Повезло лишь тем, кто уже лежал на полу. Хотя то ещё везение, когда на тебя падают люди со стаканами в руках. Лично я летел в сторону своего кресла. За мной и на меня летела Соня, а рядом горячее кофе или что там у неё было?

Сначала я ударился и спинку кресла головой, потом спиной и пятками, следом на меня упала Соня и чуть не оглушила меня ударом плеча. Но обошлось. Боковым зрением я успел заметить, как целая куча ног и рук, состоящая из моих друзей, врезалась в диван стоящий у стенки. Кто-то взвизгнул. А когда я услышал, что самолет начал сильно гудеть, его вдруг сильно накренило влево. Мы тоже ринулись туда, но на этот раз я приземлился не очень удачно. Попытался придержать рукой Соню, чтобы не упасть на нее, и потому рассек себе бок об острый угол деревянного столика, прибитого к полу. Однако Соня, хоть и воткнулась прямо в кресло, в котором сидела, сильно ударилась затылком о стенку самолета и, похоже, потеряла сознание.

Самолет летел с сильным креном на левое крыло, гудел и трясся. Я лежал на правом боку, чувствуя, как он становится мокрым. И даже глядеть на него не хотелось.

Понимая что стряслось что-то очень нехорошее, заставил себя забыть о боли и попытался сесть. Ухватившись одной рукой за этот злосчастный столик, я привстал на колени и осмотрелся. Никто не шевелился. Я немного привстал еще, самолет не выравнивался, а лишь истошно гудел. Чтобы встать и удержаться, мне пришлось второй рукой взяться за кресло, в котором лежала без чувств Соня. Приглядевшись, я увидел, что у нее из головы идет кровь. Осторожно приподнял ее голову, посмотрел на рану и вздохнул с облегчением: небольшая царапина, надеюсь задеты только мягкие ткани. Хотя я не доктор и ничего определенного сказать не мог. Так, вспомнил уроки «ОБЖ».

Но если самолет снова накренится, в следующий раз может и глаз выбить и висок пробить. Да мало ли чего могло произойти…. Поэтому я немного поправил ее положение и пристегнул ремнями безопасности к сиденью. Потом повернулся к остальным. Они также молча были разбросаны по стенке самолета. И только я двинулся к ним, как самолет страшно заскрипел, затрясся и резко выровнялся. Я полетел на пол, но в последний момент сгруппировался и врезался в мягкий диван вдоль правой стороны, удачно миновав столик.

На этот раз я не стал разлеживаться, а воспользовавшись моментом, пока самолет летит ровно, хотя и ощущался наклон вперёд, рванул в кабину к пилотам. Отодвинув дверную панель, я узрел такой ужас, что даже сейчас вспоминать жутко. Первое что я увидел, это черное море за окном и, кажется, самые страшные сумерки в моей жизни. Потом я увидел пилотов, отчаянно сражающихся со штурвалом и, держась всем, чем можно за косяк двери, крикнул:

– Что произошло? Где мы?

Они меня не услышали, проворно переключая какие-то тумблеры. Я дернул второго пилота за плечо. Он резко обернулся ко мне напряженным лицом и на одном дыхании крикнул:

– Скажи Соне, что у нас авария. Садимся на воду. Пусть достает спасательные жилеты и все что надо. Быстро! Мало времени!

Я побежал обратно. Свет то конвульсивно мигал, то гас совсем. Самолет болтало и трясло и меня вместе с ним, но я добрался до Сони и принялся приводить ее в чувство. Она очнулась быстро, а я также быстро выпалил все, что сказал пилот.

– Диваны раздвижные. Там найдешь жилеты и одевай на них. Я за плотами. – Выпалила она и убежала в хвостовую часть самолета.

Я подбежал к диванам и с радостью заметил, что ребята стали приходить в себя. Отлично, наденут сами. Так быстрее, чем одевать спасжилеты на бесчувственные тела.

Выдвинув у дивана низ, я стал вышвыривать оттуда жилеты и одновременно кричал Алику, который сидел на полу и с окаменевшим лицом смотрел на меня:

– Алик, быстро одевай! Время не терпит! – и кинул ему на колени ярко-оранжевый жилет.

Из первого дивана я достал пять жилетов и тут же ринулся к другому дивану.

«Еще шесть. Всем хватит, даже с запасом, – подумал я».

Достав все, я обернулся и не смог не усмехнуться даже в такой ситуации. Смешная, кряхтящая масса, сидя на полу, молча, с каким-то тупым безразличием, натягивала на себя спасательные штуки.

Нагнувшись, взял такую же штуку и стал надевать на себя. Но тут все мое тело пронзила острая боль. Совсем забыл про свой бок.

Отложив жилет, я взглянул на рубашку. Точно то, что я и думал: вся правая сторона рубахи была в крови и ее порванные края уже присохли к коже. Я уже хотел было посмотреть подробней, но тут самолет вновь тряхнуло, поэтому пришлось оставить осмотр на потом.

Вбежала Соня с двумя большими свертками, положила их на пол и взяла жилет, который я ей протянул. Натренировано быстро его надела и побежала в пилотскую кабину. Я же, кое-как превозмогая боль, натянул на себя этот чертов жилет. Проверил, на месте ли нож, который я стараюсь всегда носить с собой. Его почти не видно, если не приглядываться; он крепко пристегнут в горизонтальном положении к ремню со спины.

«Ну, вот мы и одеты подобающим образом, – подумал я. – Дальше что?»

Дальше я решил сесть на пол и крепко во что-нибудь вцепиться. Так и сделал. Ребята, глядя на меня, проделали то же самое. И тут мне отчаянно захотелось проснуться, сбежать отсюда. Мной овладел страх, всепоглощающий страх. Страх, сильнее которого, я никогда не испытывал. Я будто бы только проснулся, и разом осознал свою смертность. До этого момента я вообще о смерти не думал. Не думал, что наша жизнь, где бы мы и кем ни были, весит на тонком волоске.

В салон вбежала Соня, велела всем сесть на кресла и пристегнуться. В ее глазах стоял ужас и немой вопрос, донимавший и нас тоже: что же будет?

– Мы очень низко к воде. Они стараются выровнять самолет, но… – она не успела договорить, как самолет со страшной силой обо что-то ударился. Всех швырнуло вперед. Ремни врезались в тело и чуть не сломали кости. Кресла еле-еле выдержали, но заскрипели и начали гнуться. Свет потух, и я услышал душераздирающие крики и гром гнущегося корпуса самолета. Все! Смерть! Смерть, которая всегда где-то там, теперь – здесь.

Адреналин протоптал дорожку к моему сердцу.

– Надо открыть люк, – хрипло закричал я, отстегивая в темноте ремни. Откуда мне пришла такая мысль в голову я не понимаю и поныне. Однако именно она, возможно, и спасла мне тогда жизнь. – Открыть люк пока не поздно! Отстегивайте ремни, быстро!

Я выхватил фонарик из кармашка в жилете, включил и принялся справляться с непослушными ремнями. Но пряжки погнулись и не хотели открываться. Я выхватил нож и полоснул им по ремням, благо нож был острый. У остальных были те же проблемы. И они с фонарями в руках, кто додумался их включить, дергали пряжки.

Добравшись до Сони, разрезал ее ремни и крикнул, чтобы она немедленно открывала люк, иначе толща воды не позволит нам это сделать. Она кинулась к люку и стала сражаться с ручкой. Я тем временем разрезал ремни у остальных. Справился с этим быстро и подбежал к Соне на помощь. Алик и Марат сразу же нашли на полу скрученные плоты и подбежали на помощь нам.

Что-то или кто-то подгонял нас и не давал тормозить.

– На полу уже вода! – крикнул Алик и направил луч фонаря на пол. – Видно, из кабины, или может еще откуда?

– Надо навалиться на дверь всем вместе! – прокричала одна из девушек, срываясь на истерический крик.

Так мы и сделали. А что еще оставалось? Мы давили на дверь всем своим весом, и она понемногу начала поддаваться.

Через проем хлестнула холодная вода и быстро начала заполнять собой солон и другие помещения. Мы надавили на дверь еще, когда воды было уже по пояс, но струя слишком сильно била и нас отбрасывало назад. Наконец вода стала подступать уже к горлу, когда нам удалось преодолеть сопротивление и полностью открыть дверь. Хорошо, что дверь не до самого потолка, а то нам бы пришлось худо. Воздух остался только под потолком, от силы полметра, да и его надолго не хватит, если самолет быстро пойдет ко дну. Учитывая его вес, ждать этого пришлось бы не долго.

Мы набрали полную грудь воздуха и все вместе выскользнули в непроглядную тьму. Не могу точно определить, глубоко ли мы были, но жилеты быстро тянули нас к верху. Я уже готов был наглотаться воды, как меня с бульканьем вытянуло на поверхность, рядом булькали и жадно хватали ртом воздух, остальные.

Прошло некоторое время, пока мы осмотрелись – все ли здесь.

«Все, или нет? Надо посчитать, – подумал я, но мне никак не удавалось сосредоточиться».

Рядом со мной проплыло какое-то полено, и я обхватил его рукой. Но я ошибся в темноте. Это был свернутый надувной плот. Я дернул за шнурок, как показывали перед полетом, и «полено» зашипело, быстро надуваясь. Поблизости послышался такой же звук.

Нас сносило течением. Через какое-то время мы наконец-то залезли в них. Поначалу это долго не удавалось: уставшие руки плохо слушались да к тому же мешали толстые жилеты. Соня связала оба плотика какой-то веревкой и посчитала нас.

Да, нас было десять человек. Пилотов с нами не было. Мы кричали, вглядывались в водную гладь, но все в пустую. Кто-то истерично рыдал, но, думаю, большинство отрешенно куда-то смотрело.

***

Солнце поднималось над горизонтом, а мы все плыли и плыли, и негде нам было пришвартоваться, ибо не было даже намека на землю. В такие минуты понимаешь, как это прекрасно, когда твои ноги стоят на упругой почве. Совсем другое чувство, когда смотришь в воду и не видишь дна. Глазу не за что зацепиться, поэтому ощущаешь себя в подвешенном состоянии.

Так мы плыли туда, куда нас несло течением. А куда, никто не знал. В молчании мы пеклись на солнце, в резиновых плотах среди моря и самое главное всех мучила жажда. Одни ревели, другие их успокаивали, потом они менялись ролями и все повторялось. Первым не выдержал Пашка. Он сел на колени и стал вглядываться вдаль вокруг себя. Ничего кроме воды и безоблачного неба там не было.

– Стюардесса! – крикнул Пашка со своего плота на наш. – У тебя есть телефон? Нет? А компас? Тоже нет?

Соня только слегка мотала головой, видно удар по затылку не прошел бесследно.

Я привстал на колени, облизал засохшие губы и крикнул, чтобы он не распускался, а лучше посмотрел у себя в карманах, может, что и найдет полезное.

И он, следуя моему совету, остервенело начал шарить по своим джинсам.

– Давайте все вместе посмотрим у себя в карманах, – предложил я и для примера вывернул левый карман джинсов наружу. Из него на дно резинового плота высыпалось несколько монет, газовая зажигалка, пара мятых купюр мелкого достоинства, металлическая пивная крышка и еще табачная пыль. Затем осторожно похлопал левой рукой по правому карману и там что-то брякнуло. Правая рука плохо слушалась из-за ушибленного бока, и я кое-как приподнял плечо, засунул руку в карман и вытащил на свет все его содержимое. Н-да. Не густо! Две пивные крышки, влажный носовой платок, листок размякшей бумаги, исписанный моим почерком и огрызок простого карандаша. Все это я положил у ног и стал рассматривать, что другие вытаскивают или уже вытащили из своих карманов.

В основном такие же мелочи были и у остальных. У Алика в глубоких карманах спортивных штанов была только мокрая насквозь полупустая пачка сигарет. Пашка уже вытащил из кармана сотовый телефон и безуспешно пытался его включить. Марат достал упаковку таблеток, три пластыря, жвачку и какие-то ключи. Трое из пяти девушек достали телефоны, но те потеряли всю свою необходимость, когда перестали работать. Еще у двоих вообще ничего не было, и они очень расстроились. У Сони не было карманов.

Все вроде бы были заняты делом. Рылись в карманах или пристально разглядывали то, что достали другие. И делали это так, будто это было самым важным занятием в их жизни. Сознание заставляло обратиться к знакомым вещам и не смотреть на пустой горизонт, в бездонное небо и такое же море.

Я тоже не мог смотреть. Не хотел.

Запихал обратно то, что достал из карманов, закрыл глаза и откинулся на спину. Хотелось вытянуть ноги, да некуда. Хотелось, чтобы тупая боль в боку прошла, да не проходила. Хотелось пить, но, увы, на наших ковчегах была полная засуха. Единственный способ напиться холодной, оживляющей, целебной воды это уснуть и видеть во сне пруд с кристально чистой водой. А у берега толстых чаек, бурно ведущих споры…

 
Люблю я в полдень воспаленный.
Прохладу черпать из ручья.
И в роще тихой, отдаленной.
Смотреть, как плещет в брег струя…
(А. С. Пушкин)
 

***

Я пытался подойти к пруду, но чайки не подпускали меня и кричали все громче и громче. И они вроде бы уже не чайки, а разлагающиеся и наглые вороны. С них клочьями слезали перья, глаза лопались и вытекали из глазниц…

«Сны, – подумал я, просыпаясь, – бывают страшно дурацкими».

Выпрямившись, насколько это возможно на своем маленьком участке плота, я растерянно оглянулся в поисках тех милых птичек. Мазнул по темнеющему горизонту прищуренными глазами и охнул.

Боль в боку не заставила себя ждать и сразу отозвалась на мои резкие движения. Черт бы ее побрал! Все время выскальзывала из головы мысль внимательно посмотреть, что там у меня. Но это потом, потому что у меня появилась замечательная мысль. Самая светлая на тот момент.

Я действительно увидел в свете заходящего солнца несколько довольно больших птиц. Наверное, размером с курицу.

Где-то метрах в двадцати, а может и во всех ста от нас они кружились над водой, издавая хриплые звуки. Когда одна из них вдруг резко пикировала и выхватывала клювом из воды зазевавшуюся рыбу, ее подруги, ничуть не стесняясь, пытались отобрать добычу. И все они без конца шумели.

– Эй! Смотрите – птицы! – привлек я всеобщее внимание, показывая пальцем на чаек. Все разом повернули головы или сами старались развернуться, да так оживленно, что некоторые чуть не попадали в воду.

– Точно птицы, – будто прозрел Пашка. – Это же значит, что где-то рядом есть земля. Ура! Мы спасены. А-то я уже думал…