Book duration 620 pages
2014 year
Крестьянин и тинейджер (сборник)
About the book
«Свод сочинений Андрея Дмитриева – многоплановое и стройное, внутренне единое повествование о том, что происходило с нами и нашей страной как в последние тридцать лет, так и раньше – от революции до позднесоветской эры, почитавшей себя вечной. Разноликие герои Дмитриева – интеллектуалы и работяги, столичные жители и провинциалы, старики и неоперившиеся юнцы – ищут, находят, теряют и снова ищут главную жизненную ценность – свободу, без которой всякое чувство оборачивается унылым муляжом. Проза Дмитриева свободна, а потому его рассказы, повести, романы неоспоримо доказывают: сегодня, как и прежде, реальны и чувство принадлежности истории (ответственности за нее), и поэзия, и любовь»
Во вторую книгу вошли повесть «Призрак театра», романы «Бухта радости» и «Крестьянин и тинейджер». Решением жюри конкурса «Русский Букер» «Крестьянин и тинейджер» признан лучшим русским романом за 2011 и 2012 годы. Роман удостоен также премии «Ясная Поляна» и вошел в короткий список премии «Большая книга» (2012).
В этом томе содержатся повесть «Призрак театра» – о событиях в маленьком областном театре во время «Норд-Оста», «Бухта Радости» – о превратностях подмосковного отдыха с бывшими однокашниками, и роман «Крестьянин и тинейджер» – получивший в 2012 году «Русского Букера» вполне заслуженно. Можно проследить, как за последние годы – пишет Дмитриев очень медленно – развился его талант, и насладиться этим ритмичным, поэтическим, музыкальным почти стилем.
— Один айсор — а мы так звали ассирийцев — однажды чистил мне ботинки у Белорусского вокзала. Они все чистили ботинки, и я не знаю, где они сейчас: давно хожу в кроссовках... Он чистил мне ботинки в начале января восьмидесятого. Он смотрит на мои ботинки, глаза не поднимает на меня, и тихо говорит мне: «Знаете, была такая великая страна Ассирия». Я говорю: «Конечно, знаю. Читаем, говорю, интересуемся». Он щёткою елозит по моим ботинкам и говорит: «Эта великая Ассирия со всеми воевала, бодалась, ссорилась и грабила, и не желала знать других занятий. И где теперь Ассирия — и где мы, ассирийцы?.. Ассирия исчезла, а мы чистим вам ботинки. Вы понимаете, о чём я говорю?..» Еще б мне было не понять: мы перед самым Новым годом вляпались в Афганистан.
— Уехали те, кто ещё оставался. А остальные... Ты хоть книжечки священные читаешь?
— Иногда.
— Это хорошо. Помнишь, как написано? Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его. Иуда родил Фареса и Зару...
— Я помню, но не наизусть.
— Неважно, не перебивай... Если о нас когда-нибудь напишут священное писание, там будет так написано: Иван споил Ерёму, Ерёма споил Фому, Фома споил Никиту и братьев его. Михаил споил Василия, Василий, тот — Елену, а уж Елена — та споила всех остальных. На этом наше священное писание закончится, потому что писать его будет больше некому и не о ком.
Он, как я понял из его некоторых слов, всерьез считает каждый сон материальным, не воображаемым пространством, чем-то вроде деревни, которую при свете дня пройдешь и не заметишь, и чем-то вроде терминала и зала ожидания вокзала, где могут встретится все, кому необходимо встретиться, но на других пространствах встретиться не суждено: живые, мертвые, знакомые и вовсе не знакомые друг другу люди.
Если о нас когда-нибудь напишут священное писание, там будет так написано: Иван споил Ерёму, Ерёма споил Фому, Фома споил Никиту и братьев его. Михаил споил Василия, Василий, тот - Елену, а уж Елена - та споила всех остальных...
Reviews, 1 review1