Времена души

© Анатолий Нестеров, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что такое поэзия?

Может быть, поэзия – это щебетание птиц? Или осенний лес, который печально шелестит, нехотя стряхивая с деревьев измученные летней жарой листья? А может быть, неизвестное небесное явление, именуемое НЛО, – это тоже будущая поэзия?

Поэзия не может быть ни прошлой, ни будущей. Она всегда – настоящая, стоящая рядом с нами во все времена.

«Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим» (Александр Пушкин), «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ…» (Михаил Лермонтов), «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?» (Александр Блок), «Друзья! Друзья! Какой раскол в стране…» (Сергей Есенин) и «Со всех сторон нагрянули они, Иных времён татары и монголы. Они несут на флагах чёрный крест, Они крестами небо закрестили, И не леса мне видятся окрест, А лес крестов в окрестностях России». (Николай Рубцов).

Разве это поэзия не сегодняшнего дня?

Чем больше я живу на свете, тем труднее мне ответить даже самому себе: «Что такое вдохновение?»

Возможно, это какой-то сбой, случайный всплеск ненормальности в мозгах. Я совершенно точно знаю, что без него хорошие стихи не могут лечь на лист бумаги. Поэтому трижды прав Борис Пастернак: «И чем случайней, тем вернее стихи слагаются навзрыд».

Лично для меня любимыми стихами может быть и одна строчка, которая своей афористичностью, неожиданным поворотом мысли, неповторимой метафорой радостно ранила сердце.

Ведь в памяти людей можно остаться и одной строкой. Как, например, Иван Мятлев: «Как хороши, как свежи были розы».

А ещё мне близко то, что когда-то сказал Велимир Хлебников: «Стихи – это всё равно что путешествие, нужно быть там, где до сих пор ещё никто не был».

С каждым годом, с каждым веком это сделать всё труднее: путешественников больше, чем неизведанных мест. Но новизна мысли, оригинальные сравнения, искренняя музыка чувств преодолевают этот барьер.

«Кому мы нужны в эти годы?»

 
Кому мы нужны в эти годы?
Мы только друг другу нужны.
И наши давно пароходы
уплыли под стоны волны.
 
 
И те поезда, что нас мчали,
теперь их не можем найти.
Давно износились, устали,
стоят на ненужном пути.
 
 
Надеждам ушедшим, в угоду,
я ночью, порой иногда,
всё слышу: гудят пароходы
и наши свистят поезда.
 

«Поставьте всё на карту…»

 
Поставьте всё на карту,
пока не бита карта,
покуда жизнь щенком
барахтается в речке,
пока вы состоите
из всплеска и азарта,
пока живёте вы
на этом свете вечно.
 
 
Поставьте всё на карту,
пока ещё не поздно,
покуда тайны и мечты
живут, не тают.
Серебряные песни
невидимые звёзды
пока ещё для вас
неслышно напевают.
 
 
Пока вы состоите
из бури и азарта,
покуда жизнь щенком
барахтается в речке,
поставьте всё на карту,
пока не бита карта,
пока ещё прекрасны
мгновение и вечность.
 

«Мчат года неумолимо…»

 
Мчат года неумолимо,
нам напоминая вновь:
всё проходит… неделимы
жизнь, надежда и любовь.
 
 
Догорают в хороводе
листья октября.
Всё проходит, всё проходит,
всё проходит для тебя.
 
 
Не проходит только мимо
о годах ушедших боль.
Всё проходит… неделимы
жизнь, надежда и любовь.
 
 
Первый снег и в небе солнце,
и года, и дни, и миг
всё на свете остаётся,
остаётся для других.
 
 
Остаётся, слава Богу!
И к другим вернутся вновь
и печали, и тревоги,
жизнь, надежда и любовь.
 

«Сколько не допетых в жизни песен…»

 
Сколько не допетых в жизни песен,
дней сгоревших, улетевших вдаль.
Как пиджак, который стал вдруг тесен,
я отбросил мнимую печаль.
 
 
Хватит мне печали настоящей,
хватит дней осенних, чтоб понять:
Всё равно бессмертны птицы в чащах,
жизнь прекрасна – даже без меня!
 
 
И когда грохочут летом грозы,
я беды от них совсем не жду.
Знаю я, что счастливы берёзы,
устремляясь листьями к дождю.
 
 
Знаю я: в нелёгком мире этом
счастье чередуется с бедой.
Жизнь – как бег во время эстафеты,
и у каждого отрезок свой.
 

«Под музыку дождя и листопада…»

 
Под музыку дождя и листопада
волнуют годы прожитые, дни.
Не возвращайтесь в прошлое…
Не надо!
Там пепел и потухшие огни.
 
 
Там будут мучить вечные сомненья,
тяжёлое предчувствие утрат.
И если жизнь одно мгновенье —
не стоит взор свой устремлять назад.
 

Сирень

 
Сирень гналась за поездом,
подпрыгивая и смеясь…
Так жертвенно, так боязно
за поездом гналась.
 
 
Сирень меня преследует,
кричит взахлёб мне синью вслед:
«Найду тебя по следу я,
тебе спасенья больше нет».
 
 
Но вот посадки кончились,
и маленькие, как шмели,
кусты сирени корчились
за поездом, за мной – вдали.
 

«Мои друзья ушли туда…»

 
Мои друзья ушли туда,
где тишина, и где покой,
и где дрожащая звезда
совсем не кажется звездой.
 
 
Там дни и годы не спешат,
бег времени давно забыт.
И только листья шелестят,
и только вечность говорит…
 

«Музыка весенняя берёз…»

 
Музыка весенняя берёз,
звонкая, зелёная, шальная,
за душу пронзительно берёт.
…Улетела юность озорная.
 
 
Я едва успел открыть окно
и едва сирень зашелестела,
как внезапно, дерзко, озорно
улетела юность. Улетела,
 
 
может быть, в кочующую даль,
вдаль, с тревожным именем «Утрата».
Ну и пусть! Нисколько мне не жаль,
что навечно канули куда-то
 
 
самые безумные года,
самые счастливые минуты,
самые – со свистом – поезда,
самые – с надеждами – маршруты.
 
 
В грохоте лукавых майских гроз
раздаётся, громы заглушая,
музыка весенняя берёз,
звонкая, зелёная, шальная.
 

«Сегодня небо голубое…»

 
Сегодня небо голубое,
как двести лет тому назад…
Оно такое же, такое,
и золотится вновь закат.
 
 
И кажется в лесу порою,
что время замедляет бег.
Всё тоже небо голубое,
всё тот же дождь, и тот же снег.
 
 
И сосен сонные макушки
мне шлют привет из прошлых лет.
Гусары пьют, гуляет Пушкин…
Дантес готовит пистолет…
 

«Ушёл в природу с головой…»

 
Ушёл в природу с головой,
насквозь пропитан летом.
Я прохожу сегодня лесом
неотразимо молодой.
 
 
О, как сюда меня влекло!
Я редкий гость, ступаю робко.
Здесь так таинственно, природно,
легко, надёжно и светло.
 
 
Шаги – мои!
Мечты – мои!
Вдали от городского шума,
вдали от смеха и от шуток —
как будто от себя вдали.
 
 
С любовью тянутся ко мне
деревья, вырвавшись из плена.
Но всё прекрасное —
мгновенно!
Во всём блуждающий конец.
 
 
И, звёздным небом осеняя,
придёт внезапно исцеленье,
и будет грустным возвращенье
в такого дальнего себя.
 

«О наивность простая…»

 
О наивность простая:
все мечты-
иллюзии быта!
Это часто
о небе мечтают,
когда крылья
к земле прибиты.
Разве можно
вздохнуть облегчённо,
если звёзды
берёшь на поруки,
если бродишь,
навек обречённый
на стихи,
на любовь,
на разлуки…
 

«Не надо прошлое хулить…»

 
Не надо прошлое хулить:
в нём были радости, удачи,
надежды…
Всё переиначить
нельзя.
И нам их не забыть.
 
 
Не надо прошлое жалеть:
в нём были боли и утраты,
печали, каверзные даты —
их не забыть, их не стереть!
 
 
Сумело прошлое прошить
и снова растревожить память.
…Да, что-то было между нами,
порою трудно с этим жить.
 

«Этой жизнью и нежной, и грубой…»

 
Этой жизнью и нежной, и грубой
из седла я не выбит пока,
будут тайной любимые губы,
будет тайной любимой рука.
 
 
И пока я живу, не растаял
и ещё кувыркаюсь в годах,
для меня ты единственной тайной,
неразгаданной будешь всегда.
 

«Как птицы в клетках…»

 
Как птицы в клетках
бьются годы
в тревожной клетке века.
Сто равномерных бьются раз.
Тряхнёшь после дождя
(в слезах вся) —
ветку —
и капля, словно год
о-
бор-
ва-
лась.
 

Спор

 
Мы в спорах истину родили.
И вот явилась без прикрас.
Искали мы её, любили,
пока она не знала нас.
 
 
Сквозь папиросный дым,
устало
явилась,
застилая мир.
Нам истины так не хватало,
пока её не знали мы.
 
 
Теперь предстала в полной силе:
виднее мысль,
яснее вздор.
Зачем мы истину родили?
Куда приятнее был спор!..
 

«Почему возвышены мечты?»

 
Почему возвышены мечты?
Почему так жизнь моя прекрасна?
Потому, что всё ещё неясно,
а карманы радостно пусты.
 
 
Потому что, ласково грозя
и смеясь, с утра не умолкая,
льётся в удивлённые глаза
синева весёлая, живая.
 

«Дни бурной юности стихали…»

 
Дни бурной юности стихали
и становились на колени.
Не ставлю даты под стихами —
нет возраста у вдохновений.
 
 
В настырной юности, кричащей
не думал я, что вдруг, когда-то
придёт любовь…
У настоящей
любви нет возраста и даты.
 

«Восхитительно свистели…»

 
Восхитительно свистели
на рассвете соловьи.
Койки шаткие скрипели —
это музыка любви.
 
 
Это шёпот, дуновенье
самых радостных ночей.
…В жизни есть всегда мгновенье,
что дороже жизни всей.
 

«О лепет листвы…»

 
О лепет листвы
лебединого лета,
где льются мелодии-
только лови!
Где сердце любовью
нежданно согрето,
где сердце дрожит
от надменной любви!
Я всё растерял по летам
тёплым летом,
а счастье чужое
лови – не лови!
Чужою любовью
не будешь согретым,
и горько бежишь
от соседней любви.
Когда – то прольётся
последнее лето,
когда же прольётся-
не стоит ловить
любовь, от которой не будешь
согретым,
любовь, от которой не будет
любви!
 

«Куда уводит эта речка…»

 
Куда уводит эта речка
тебя, меня, скажи – куда?
О, как пронзительно и вечно
журчит по камешкам вода.
 
 
Следим с тобою за теченьем…
(Века следят… А мы – не в счёт.)
Всё в неизменном направленье
река упрямая течёт.
 
 
Почёта, славы ей не надо,
ей даль особая видна.
Любые на пути преграды
собьёт упругая волна.
 
 
И вьётся лента голубая —
Река течёт. Ей вечно жить.
Я наклонюсь к реке губами,
чтоб капли вечности испить.
 

«Когда мы в детстве шли…»

 
Когда мы в детстве шли
«стена на стену»,
забыв о страхе,
не жалея сил,
Степан Воронин —
верный сын измены —
дворами прочь
от драки уходил.
Я не совру, клянусь,
как перед богом,
когда мелькали наши кулаки,
Степан Воронин —
боком, боком, боком,
законам дружбы детской вопреки.
Промчалось детство.
Время пролетело.
Всё вспоминать
особых нет причин.
И не моё сейчас, конечно, дело,
что стал Степан Воронин
важный чин.
И это, впрочем,
не моя забота,
что он в почёте
и в расцвете сил.
Но всё же, всё же, это он —
не кто-то-
дворами прочь
трусливо уходил.
 

«В серых сумерках сеется снег…»

 
В серых сумерках сеется снег,
превращается в капли росы.
И любовь, и мечта, и успех —
это только минуты, часы.
 
 
Тот, кто смысл этой жизни постиг,
никуда уж давно не спешит…
Ни богатство, ни почестей миг
ничего не дают для души.
 

Зимняя ночь

 
Уже утраты и потери
Ко мне приходят по ночам.
Ещё скрипят с надеждой двери:
Открыть. Шагнуть. Бежать. Начать.
 
 
Уже за прожитые годы
сомненья по ночам берут.
Ещё предчувствие свободы
и счастья будит поутру.
 
 
И длится ночь зимой, и длится…
Старея, юный снег кружит.
И кажется, когда не спится,
что эта ночь длинней, чем жизнь.
 

В горах

 
На рысаках по жизни рыскать…
Не лучше ль на своих двоих?
И чтобы дверь в обитель риска
Ногой небрежно отворить.
 
 
И чтоб, как высшее блаженство,
чуть веселя, бросая в дрожь,
принять, как радость совершенства —
над пастью пропасти идёшь.
 

«Забрался к чёрту на кулички…»

 
Забрался к чёрту на кулички…
И здесь на этой высоте,
всё по-иному, непривычно…
Зато какой простор мечте!
 
 
Мир подо мною обезличен.
Здесь птицы изредка поют,
и одиночество с величьем
покоя сердцу не дают.
 

«А всё же горы синие…»

 
А всё же горы синие,
а всё же небо белое…
И мы, не очень сильные,
Вверх лезем оробело.
 
 
Под нашими ногами
рискованность звенит…
Несутся в пропасть камни,
как прожитые дни.
 

«Годы юности смыло…»

 
Годы юности смыло
набежавшей волной.
Кто искал в жизни смысла,
ищут в жизни покой.
Строят планы и дачи,
понадёжнее дверь.
Что им жизни задачи?
Всё известно теперь…
 
 
Годы старости брезжат,
а укрыться нельзя.
И всё реже, всё реже
навещают друзья.
Жизнь! Спасибо за счастье —
небо, дождик и снег!
И всё чаще, всё чаще
юность видим во сне…
 
 
В это ж самое время
кто-то юный спешит
с неизвестными всеми
уравненье решить.
Как он жаждет ответа!
Как решения ждёт!
Ему кажется: вечно
на земле он живёт.
 

«Годы, годы…»

 
Годы, годы,
куда вы, куда вы?
Вот и канула юность уже
в пожелтевшие осенью травы…
Но нисколько не грустно душе.
 
 
Листья, листья,
куда вы, куда вы?
Вот кончается осень уже
и деревья, как будто удавы,
и пустынно, тоскливо в душе.
 
 
Там, где рыщут ветра по лощинам,
там, где сходится с небом земля,
расплескав свои иней – седины,
вместо солнца восходит зима.
 

«Я чувствую всегда вину…»

 
Я чувствую всегда вину,
когда друзья уходят раньше…
Как будто предал их в плену,
как будто обманул на марше.
 
 
На марше жизни все равны,
бессильны мы перед судьбою.
…И в этом нет моей вины,
но сердце… сердцу нет покоя.
 

«Доживаю последние дни…»

 
Доживаю последние дни
этой серой промозглой осени.
Журавлей улетающих нить
в тёмном небе маячит проседью.
 
 
Вот последний дождик прошёл,
канет он в безвозвратное прошлое.
На душе у меня хорошо,
словно мною полжизни не прожито.
 
 
Словно не было в жизни утрат,
словно не было в жизни печалей,
словно с завтрашнего утра
начинается жизнь сначала.
 

«На север, на север, на север…»

 
На север, на север, на север
умчаться… Из дома рвануть
на сейнер, на сейнер, на сейнер,
чтоб в путь, только в путь, только – путь!
 
 
Чтоб море, бушуя, качало,
а счастье как ветер в груди.
Чтоб всё начиналось сначала,
хотя это всё позади.
 
 
Ударит солёной волною,
пошлёт поцелуи вода…
А там вдалеке, за кормою
летят, словно птицы, года.
 

«Блажен, кто верует в бессмертье —…»

 
Блажен, кто верует в бессмертье —
светла и радостна дорога.
И атеизму вдруг на смену
пришла открыто вера в Бога.
 
 
Устои рухнули и разом
всё перепуталось в сознанье.
Душа тревожная и разум
найти не могут пониманья.
 
 
И потому бессонной ночью,
когда от ветра стонут двери,
хочу я верить очень-очень
и не могу я очень верить.
 

Одиночество

 
Одиночество в природе,
одиночество в крови,
одиночество в свободе,
одиночество в любви.
Одиночество в разлуке,
одиночество – в лицо!
Одиночество, как руки,
крепко сжатые в кольцо.
Одиночество при встрече,
одиночество в тоске.
Одиночество —
навечно!
Разделить нельзя ни с кем.
 

«Я не хочу жить по привычке…»

 
Я не хочу жить по привычке,
когда вместо горенья – дым.
Что наша жизнь? Лишь тленье спички!
И мы над искрами дрожим.
 
 
И в этой мимолётной дрожи,
где смерть настырна и нагла,
мы всё же не понять не можем,
что жизни суть всегда светла.
 

«Шел ночью дождик в декабре…»

 
Шел ночью дождик в декабре,
верней, не дождик – ливень.
И птицы пели на заре
в провинциальных Ливнах.
 
 
И было трудно увязать —
совмещены в мгновенье:
твои далёкие глаза,
декабрь, ливень, пенье.
 

«От прошлого мне никуда не деться…»

 
От прошлого мне никуда не деться,
бежит за мной по следу, как лыжня.
И хочется вернуться снова в детство,
где ждёт речушка синяя меня.
 
 
Стремительно несутся её воды:
сквозь дни мои, сквозь радости и грусть.
Не посмотрю, что за плечами годы, —
я к ней на берег босиком примчусь.
 
 
И будет встреча радостной и милой-
о, сколько лет над нами пронеслось!
Мы вспомним детство, юность, всё, что было
и промолчим о том, что не сбылось.
 

«При встречах он твердит одно…»

 
При встречах он твердит одно,
упрямой мыслию влекомый:
«Всё будет так, как быть должно,
хоть даже будет по-другому».
 
 
Ему и ветер вторит в такт,
ему подмигивают звёзды:
«Всё будет так!
Всё будет так!
Не рано будет и не поздно».
 
 
Он шепчет, глядя озорно,
деревьям, небу голубому:
«Всё будет так, как быть должно,
хоть даже будет по-другому».
 

Ночное кладбище

 
Тишина…
Тишина жуткая,
вечная.
Слышится мяуканье протяжное.
И кресты,
 
 
как руки человеческие —
когда в сторону протянуты.
И могилы —
каждая —
комната…
Всё закономерно,
буднично.
Я пришёл ночью познакомиться,
я пришёл
в своё будущее.
Уплывают звёзды…
Плывут ночами
в непонятное,
далёкое,
счастливое…
Что же моё будущее
печальное,
что же моё будущее
молчаливое?
 
 
А за кладбищем —
троллейбусы,
трамваи,
жизнь звенящая,
провода поющие.
Я не выдержал:
рванулся,
убегаю,
убегаю
из своего будущего.
Дождь стучит,
как пальцы по клавишам,
дождь – в глаза,
ничего не вижу.
И чем дальше
остаётся кладбище,
тем я ближе к нему и ближе.
 

«И внезапно море ошалело…»

 
И внезапно море ошалело,
и взметнулись волны, как ножи,
и мою лодчонку завертело,
и пронзила мысль меня: «Не жить!»
 
 
Вечное желанье в нас откуда —
лихо удаляться от земли?
Берег виделся вдали, как чудо.
Слава Богу, чудо есть вдали.
 
 
Первый раз земли мне не хватало,
в первый раз я ощутил тогда,
как за горло волнами хватала
злая, озверевшая вода.
 
 
Я молил: «Ну что ты, море! Что ты!
Надо мне до берега доплыть».
…Я ещё не свел с мечтами счёты,
чтоб из этой жизни уходить.
 

«Прошедшей жизни юный бред…»

 
Прошедшей жизни юный бред
настырно ломится в итоги,
чтоб в суматохе бывших лет
уйти от новой суматохи.
 
 
И вот пера последний взмах!
Царапаешь для утешенья.
– А что на улице?
– Зима!
– А что в почете?
– Вдохновенье!
 
 
Прощальный прозвучит аккорд.
Чужая песня снова брызнет.
…А я вчера своей рукой
стёр смысл и боль, и радость жизни.
 

«То, что было-…»

 
То, что было-
отмечталось!
Отмечталось
и забылось.
Но не всё,
что не сбывалось,
отдалилось,
отлюбилось.
То, что есть,
как в клетке птица,
бьётся в радостной надежде,
чтобы вырваться,
пробиться,
сбросив лишние одежды.
…Юность дерзким поцелуем
по ночам порою будит.
И слегка теперь волнует,
то, что будет,
то, что будет.
 

«Неуютно в лесу и прохладно…»

 
Неуютно в лесу и прохладно,
но прекрасная всё же пора:
золотисто, легко, листопадно,
догорают дотла вечера.
 
 
Скоро зайцы заменят одежды,
а пока – и не зелень, не – снег.
Догорают ещё и надежды,
у надежд слишком короток век.
 
 
Сквозь деревья я вижу дорогу,
хаты близкие дальних сёл.
И шепчу я, шепчу: «Слава Богу,
что сбывается в жизни не всё».
 
 
Что ещё остаются заботы,
ощущенье потерь и утрат,
что приходит всегда вслед за болью
самых добрых свершений пора.
 

«Может, ветер летучий…»

 
Может, ветер летучий
набежит и разгонит…
И тогда эти тучи
полетят, словно кони.
 
 
Полетят ошалело,
не вернутся обратно.
Пустяковое дело,
но светло и приятно.
 
 
Станет радостней, лучше…
Что стряслось в самом деле?
Ничего! Просто тучи
быстро вдаль улетели.
 
 
И от этого факта
не уйти, как от песни.
Удивительно как-то
стала жизнь интересней.
 

«Остаётся несказанным много…»

 
Остаётся несказанным много,
слишком быстро проносится жизнь.
А в начале – одна лишь дорога
без конца… без печали и лжи.
 
 
Юность прожита так бестолково:
в глупых спорах, в наивности слов.
И совсем не за каждое слово
я сегодня ответить готов.
 
 
И поэтому мне в назиданье,
что растратил я годы, спеша:
…Между словом и гордым молчаньем
неразумная бродит душа.
 

«Умерли вчерашние желанья…»

 
Умерли вчерашние желанья,
предали вчерашние друзья.
И в плену наивных ожиданий
оставаться больше мне нельзя.
 
 
Затерялись в прошлом наши споры.
Кто из нас подумать мог тогда,
что промчится жизнь, как поезд скорый,
что обманут лучшие года.
 
 
Дни бегут… и финиш неминуем.
Радует снежинок кутерьма.
Первым снегом, словно поцелуем,
землю растревожила зима.
 
 
Торопливо снег летит на город,
весело танцуя на окне.
Неуютно прожитые годы
встрепенулись заново во мне.
 

«Вот и всё!»

 
Вот и всё!
И нет меня на свете.
Жил. Мечтал. Творил.
Забыт…
Сквозь редеющие ветви
солнце вечное блестит.
Вот и всё!
Глаза я открываю,
просыпаюсь,
чтоб встречать зарю.
Я о смерти ничего е знаю,
я на небо вечное смотрю.
 

«И покуда память не остыла…»

 
И покуда память не остыла,
и покуда теплится мечта,
можно вспомнить всё, что в жизни было,
и расставить по своим местам.
 
 
В прошлое однажды возвратиться
и пройтись по улочкам души.
Только память раненою птицей
не упала б навзничь в камыши.
 

Радость

 
Какое прекрасное утро!
Какое блаженство минут!
И как восхитительно утки
сегодня впервые поют.
 
 
Готов их без устали слушать…
О, радость осенняя дней.
Какие прозрачные лужи,
хоть воду из луж этих пей!
 
 
Какие высокие сосны
сегодня на этой земле!
Какое веселое солнце —
впервые за тысячу лет.
 
 
И ты, к этой жизни причастный,
не раз проклинавший её,
узнаешь, что ветер о счастье
и только о счастье поёт.
 

«Хлопнул дверью…»

 
Хлопнул дверью.
Заплакала дочь.
Тишина пополам раскололась.
Лил солёный на улице дождь,
и сквозь дождик догнал его голос:
 
 
– Ты уходишь? Надолго? Куда?
Я не верю! Не верю! Не верю!
Усмехнулся в ответ:
– Не беда!
Не волнуйся, вернусь в этом веке.
 
 
Хлопнул дверью —
и с прошлым порвал.
Позабылись и радость, и горесть.
Но покоя весь век не давал
тот, его догоняющий, голос.
 

Кукушка

 
Накукуй мне столько счастья,
накукуй мне столько дней,
чтобы в горе и ненастье
верил «истине» твоей.
 
 
Если честно, я ведь знаю:
кукование – враньё.
Мне надежды не хватает,
верю в лживое твоё.
 
 
И кому какое дело,
что отдашь, а что возьмёшь.
Просто сердце захотело
в этот миг поверить в ложь.
 

«Та прошлая жизнь улетела…»

 
Та прошлая жизнь улетела,
распалась, куда-то ушла…
Чего-то иного хотела,
к другому стремилась душа.
 
 
Я жил! Жил весёлый и юный,
не зная, что значит покой.
Звенели от зноя июни,
и звёзды я трогал рукой.
 
 
Совсем я не думал о счастье,
не знал об изменах и лжи.
И жил без любви настоящей,
представьте, прекрасно я жил.
 
 
Плевал на чужие победы,
своим было тесно в груди…
Но я одного лишь не ведал,
что всё впереди, впереди…
 

Уста августа

 
Уста августа
чуть прохладные,
пахнут рыжиками и яблоками.
То ль по Волге,
а то ль по Ладоге,
то ль на лодке,
то ли на ялике —
прикоснуться к воде августовской,
к пролетевшему летнему свету.
Породниться с душой августовской,
в душе августа —
опыт лета.
В душе августа
осень пульсирует,
и деревья вот-вот
листья сбросят…
Как не хочется катальпутироваться
Мне из августа —
в осень!
 

«Совсем не золото молчанье…»

 
Совсем не золото молчанье.
Как говорить себя заставить,
когда с бессмысленным отчаяньем
не в силах в строчки переплавить
свои надежды и тревоги?
Без грусти и без крика вроде,
по неизведанной дороге
моё —
несказанным уходит.
Я вслед пытался —
из гортани
летело непонятно,
дерзко.
Что ранее звалось словами,
теперь —
всего лишь лепет детский.
За что такая кара?
Снова
молчу и днями, и ночами,
и не могу найти я слово,
чтоб заглушить свое молчанье.