Трубач ушёл, погасла папироска,
смели слова в совок, в ведро, во дворик…
Один ответ на все твои вопросы –
вселенский вой, такая вот историйка.
Скулят собаки, вороны кричат,
в стекле прожилка красная всё ниже,
полпачки Винстона и чёрный чай…
Сейчас февраль глаза твои залижет.
Не торопись, возьми и взвесь
на каменной реснице Будды
и жизнь, как будто она есть,
и смерть, как будто она будет.
***
Апрель протёк, грассирует ручей,
май, наливайся солнцем и флагами,
с теплом появится возможность плыть ногами
у женщин от блистающих плечей.
День распалится в миллион свечей,
бока залижет лодка на приколе.
Весёлый ангел распугал грачей
и тайно курит за сортиром школьным.
Идут пьяные лабухи,
друг за другом скользя,
не послать их всех на ухи?
да, наверно, нельзя.
Дым отечества горек,
ухожу в темноту,
я любил страну строек,
да, наверно, не ту.
Отпусти меня, боже,
я раскаянный весь;
жить и веровать можно,
да, наверно, не здесь.
Мимо глаз, мимо снега,
до свиданья, друзья!
Повернуть бы телегу,
да, наверно, нельзя…
***
Он полынь в полонез смерти
обратил, и звенело поле.
И темнела музыка света,
и сияла музыка боли.
***
Деревья падают,
ковры съедают пыль,
мой друг, не правда ли,
я тоже буду был?
***
Киряет с няней, осени листы,
как сказки прошлого, загадочно просты,
в окрестностях чума, вакцины нет ещё,
пей, слушай сказки, плюй через плечо.
Стихи идут, как на Париж – ура! –
казаки Платова с победой новой.
И жалоба – с гусиного пера –
блаженного о тайне Годунова.
***
Под карнизом новая птица живёт,
новый год и у яслей другой президент.
Только в древние рифмы играет поэт
и в пустые слова – идиот.
***
Дождь. Пугающие тормоза,
шум насоса в полуподвале,
свет двоится, ползёт в глаза,
как с экрана реклама о сале.
Как матрёшка, слоистая ночь
обступила и давит на плечи.
Стол. Окно. И неясные вещи.
Вечность. Холод. И дальше, и проч.
Мозг в горячке распишет сюжет
всеспасенья, и тени от света
отрекаются. Сигарета
в сто свечей воспаляет рассвет.
***
В программе истины и зла,
распада разума и бреда
играет скрипка, вторит следом
органа медная волна.
Как сон во сне,
избывно шаток,
на плащанице на стене
химерной плоти отпечаток.
Постель разбросана. За ставнем,
как поцелуй, встаёт звезда.