Read the book: «Жрица», page 7

– Кала не домашняя курица, – скупо отвечаю я и усаживаюсь верхом. Дожидаюсь остальных, и мы снова поднимаемся на пригорок, за которым дорога в город, и движемся к первой стене.

Я чувствую нутром, скулящим, словно Кала с занозой в лапе, – здесь опасно. Тяну лошадь за поводья, веля остановиться, расправляю ладонь, чтобы услышать. Я жду, знаю, что услышу. Знаю. Порыв ветра несет ко мне звуки, чужие слова, сказанные там, за стеной, не сегодня, а несколько дней назад. Слова, застрявшие в воздухе, становящиеся тише с каждым мгновением, теряющиеся в шуме, но никогда не исчезающие бесследно. Время все хранит.

«За любые сведенья о ней плачу золотом. За нее саму, живую и невредимую, заплачу оружием».

Сильно сжимаю кулак, стремясь избавиться от звуков. Пусть будет тихо.

Нужно что-то иное, чтобы отвлечься, чтобы слова Ардара не разорвали меня, я почти забыла, как это непросто. Под пальцами чувствуется шрам. Провожу другой рукой по рубцу сверху, закрываю глаза чтобы не видеть стен. В город нельзя. Лучше дать Туману снова разорвать мне ладонь, чем пройти по улицам, где Ардар был совсем недавно. Я готова отказаться от обещания, готова снова висеть на крюке в тюрьме палача, согласна сорваться в бега, не есть, не пить, истекать кровью, стонать от боли, но в город нельзя.

Кто-то касается моего локтя, и я открываю глаза, боясь увидеть его.

– Жрица? В чем дело? – Сапсан отодвигается от меня, он смотрит, не понимая, взволнованно. Обвожу взглядом вернувшегося Тумана и поравнявшегося с нами Рутила:

– Я не пойду. – И спешиваюсь, спрыгиваю на землю, надеясь, что она меня поглотит и укроет от беды.

– В чем дело? – Туман, в отличие от Сапсана, спрашивает строго. Я боюсь отпустить лошадь, держусь за ее бок обеими руками, уставившись на гладкую шерсть. Вижу, как подрагивают пальцы, и презираю себя за слабость.

Дыши. Просто дыши.

– Жрица, объяснись, – требует Туман, ступая на землю. Сапсан, помедлив, спускается с лошади, Рутил тоже тяжело приземляется.

– Я не пойду в город. – Совладав с голосом, все-таки нахожу в себе силы посмотреть ему в глаза, на стены позади него. Мне нельзя, лучше оказаться в небытии Смерти, чем в Крифе.

– У нас был договор, ты сама выбрала, – Туман напоминает об обещании, будто я когда-то забывала свои клятвы. Складываю руки на груди, пряча противную дрожь. В горле сухо.

– Был и остается. Я буду здесь.

– Нет. – Качает головой Туман. – Мы все пойдем.

– Нет.

Он замирает, равно как и я. Никто из нас не собирается уступать. Туман считает, что я способна сбежать, и в этом прав, но никакая сила не заставит меня пройти через стены, думаю это он тоже понимает. Кто как не он должен знать, что меня не страшат удары и раны. Туман пристально смотрит, прежде чем ответить, и я чувствую – внутри нарастает напряжение. Тяжело давит на грудь извне. Я готова умереть, чтобы не вернуться, я готова убивать, чтобы не встретиться с Ардаром. В злости, клокочущей в горле, не замечаю ничего, ничего не говорю, никому не верю.

Рутил хватает меня за руку и тянет вперед, к городу. Вдоль от плеча до ладони протекает жидкий огонь и вливается в него, заставляя вздрогнуть, отпустить меня и упасть, схватившись за голову.

– Сделай так еще раз, и я выжгу твой разум, – жарко шепчу ему, чуть склонившись. Тело еще горит от всплеска огня, дрожат губы, и где-то далеко удивленно скулит Кала. Все, сжавшись, скукожившись, обугливается от горящей ненависти, заполняющей пустоту.

Сапсан отчаянно смело шагает ко мне, собираясь атаковать.

– Стой, – велит Туман, удерживая его жестом. – Она напугана. Боится и потому борется.

– Глаза… – шепчет Сапсан, и я отворачиваюсь.

У меня достаточно огня в крови, чтобы сжечь целый город, я собираю его, берегу, прячу, и иногда он горит в глазах.

– Что тебя пугает? – тревожно говорит Туман.

Я не боюсь Богов, пыток и Смерти, он это знает.

Сапсан медленно подходит к Рутилу, помогает тому подняться.

Я кладу ладонь на грудь, под ключицей, пытаюсь усмирить жар. Рывком вытаскиваю флягу с остатками воды и залпом выпиваю до дна. Метал под пальцами теплеет и гнется, но внутри сердце уже остывает. Моя ненависть более не жжет.

– Жрица, – зовет Туман. – Я могу тебя защитить, – обещает он, и мне становится смешно. Обернувшись, я улыбаюсь дико и нелепо, с остатками злости на губах.

– Мне не нужны твои пустые слова, Волк. В город я не зайду.

– Проклятье, что это было? – громко спрашивает Рутил, продолжая держаться рукой за висок. – Ты меня заживо жгла, – зло произносит он.

– Ты не пострадаешь, – раздраженная собственным поведением, я не сдержана и груба. Отмахиваюсь от Рутила и даже отступаю на пару шагов.

Туман, осознав, что мне легче извергать огонь как вулкан, чем пройти через Криф, задумчиво оглядывает всех, лошадей и путь до города.

– Останешься с ней, – он велит Сапсану, решая разделиться. – Мы с Рутилом договоримся о смене коней. По два за раз. Возвращайтесь в лес и ждите нас там. И, ради Хааса, выясни, чего она так боится, – запрыгнув в седло, заканчивает Туман. – Мне не нужны истерики в дороге. Рутил, живее.

Но мне страшно даже оставаться так близко к городу. Будь то мой путь, я бы повернула и мчала как можно дальше отсюда. Сапсан, проводив взглядом хаасов, опасливо обходит меня стороной и, взяв оставшихся лошадей за поводья, идет в сторону леса. Я тру лицо, чтобы как-то успокоиться, не помогает. Нервная дрожь, противно прилипшая к пальцам, лишь усугубляется.

Дыши, дыши и не зови Богов. День еще не пришел.

– Давай, Жрица, не отставай, – неуверенно зовет Сапсан, задержавшись, чтобы обернуться. Он внезапно оказывается главным, ответственным за меня, но это звание ему не по плечу. Сапсан бросает боязливые взгляды, и я, привыкшая к его вопросам, осознаю, какой страх породила, только когда он молчит несколько часов к ряду.

– Я не демон. – Звучит ли это как оправдание или как признание вины, мне не важно.

Сапсан кивком соглашается.

– Не разводи огонь, – прошу уже спокойнее, когда в сумерках он собирает ветки для костра.

– Как они нас найдут? – резонно возражает Сапсан.

– Туман – охотник, выследит.

Еды у нас практически нет, планировалось, что ночевать мы сегодня будем под крышей, а не под деревом; воды тоже немного. Я оставляю наполовину пустую флягу ему, а он – мне. Сапсан не знает, как быть дальше. Он должен бодрствовать, чтобы стеречь меня, но и Туман с Рутилом не должны были задерживаться до темноты. Я вслушиваюсь в ветер почти постоянно. Жду. Жду. Жду.

Одна лошадь. Вторая. Больше двух. Это не хаасы.

– Нужно уходить, Сапсан, – негромко говорю я, смотря в глубину леса, будто прямо оттуда появятся люди.

– Что случилось? – Он резво поднимается на ноги и хватается за поводья прежде, чем это сделаю я. Шуметь нельзя: и спор, и драка привлекут внимание, Сапсан должен отпустить.

– Если меня поймают, я не смогу помочь ни вам, ни себе. Либо дай уйти, либо иди со мной.

Он еще не слышит приближающихся людей, а даже если бы так, Сапсан не поймет всей опасности. Это могут быть обычные странники, двинувшиеся в путь ночью. Могут же?

– Решай быстрее, они скоро будут здесь, – я надеюсь, он поверит, что это не уловка. Мы много говорили, прежде чем он увидел во мне зло, Сапсан должен поверить, что сейчас действительно опасно оставаться на месте.

Он медлит, но потом все же кивает.

– Туман сможет нас найти, – говорит он. – Где ты хочешь укрыться?

Далеко, дальше отсюда, лучше бы вернуться к реке, но это слишком долго.

То, что нас едва ли смогут обнаружить сразу, обнадеживает. Я собираюсь затеряться в лесу, прятаться, как и последние несколько лет, пока Туман не приметил. Я еще раз вслушиваюсь в приближающийся топот копыт, чтобы двинуться совсем в другую сторону. Мы крадемся почти беззвучно, и кажется, что никакой беды не случится, люди пройдут мимо, и Ардар останется ни с чем. Приятно так думать. В какой-то момент я осознаю, что нас можно разглядеть при лунном свете, но выдают нас лошади внезапным ржанием. В ночной тиши звук разносится далеко, а мне кажется и вовсе громоподобным. Конь Сапсана встает на дыбы, моя лошадь перестает слушаться и переступает копытами. Дрянь. Я с силой тяну поводья, пытаясь разглядеть, что их так напугало. В ночи лошади видят лучше людей.

Я расправляю руку и вместе с ветром до меня долетают слова:

– К лесу. Они там.

Демоны.

Теперь все равно, куда бежать, главное быстрее.

Я взбираюсь на лошадь и резко бью ее по бокам. Едва успокоившаяся кобыла взбрыкивает, но пускается вскачь. Я прижимаюсь ниже, чтобы не задевать раскидистые ветки и пытаюсь скакать быстрее. Быстрее. Еще быстрее… Наши лошади измотаны, и неизбежно голоса чужаков приближаются. Но я скачу, не оборачиваясь.

– Жрица! – зачем-то кричит отставший Сапсан.

Дурак! Ты нас выдашь.

Конь Сапсана снова ржет, я слышу глухое падение, лошадиный храп и пытаюсь остановиться, кобыла едва не скидывает меня. Взволнованная, она топчется на месте, вертится, мешая оглядеться.

В свете луны я вижу, что Сапсан лежит на земле, пролетев вперед, а рядом с ним зверь: большой, тяжелый, вцепился в шею уже мертвого коня. Хвала Богам, один. Сапсан не двигается, или мне не разглядеть. Сцепив зубы и сжав поводья до онемения пальцев, я с трудом держу перепуганную лошадь, порывающуюся мчаться прочь.

– Сапсан! – зову громко, понимая, что смысла таиться больше нет. За нами идут, мы не даем им потерять след. Я спрыгиваю, дергаю за узду и, ухватившись за морду лошади, шепчу ей:

– Уведи их. Скачи. Скачи! – Бью по крупу и гоню прочь. Всхрапнув, она срывается с места, без меня ей легче, она быстрее. Я непозволительно медленно, но быстрее нельзя, подбираюсь к Сапсану. Зверь оборачивается и, сверкнув в лунном свете глазами, предупреждающе рычит. Я сверкаю огнем в ответ.

Вот уж сейчас, рычи-не рычи, меня напугает только Ардар.

Зверь пригибается и позволяет ухватить Сапсана подмышки и оттащить в сторону. Я волоку его в лес, прячу за деревьями. Совсем близко. Почти безнадежно. Они легко нас найдут.

Склоняюсь над Сапсаном, Смерть не идет за ним, он еще живой. Хорошо.

Затихаю, как только становится слышен топот копыт. Сажусь на колени рядом с Сапсаном, чтобы скрыть его и заставить замолчать, если придет в себя. Смотрю на его лицо, низко склонившись, из-за деревьев лунный свет почти не попадает на нас. И плохо, и хорошо. Чувствую его дыхание на щеке и пытаюсь уговорить себя не бояться. Выбор уже сделан, ничего не изменить. Буду драться до последнего. Но противная липкая дрожь снова охватывает пальцы. У меня еще есть надежда, что силуэт удаляющейся лошади уведет за собой охотников за головами, и они не станут искать здесь. Слышна стрельба, они гонят зверя с тропы.

– Ну и где они? – Голос пугает меня, похож на Ардара, но нет, не его.

– Вон, видишь? – говорит кто-то из них, а я мысленно благодарю свою лошадь, продолжающую мчаться и уводить за собой опасность.

– Все за ней, а ты проверь вокруг.

Шумно гомоня, они уносятся прочь, а я, замерев, жду. Один – это тоже опасность. Туман был один, а я едва выжила. Но теперь у меня на руках Сапсан, и нужно быть храбрее. Сердце бьется часто, мешая дышать. Я слышу лязг метала и бездумно укрываю собой Сапсана, в нашу сторону летят пули. Бьет вслепую, не видя, где мы, на всякий случай, чтобы отпугнуть зверей. Затыкаю уши и закрываю глаза.

В левом боку разрывается кожа, и, дернувшись от горячей боли, я вытягиваюсь, сжимаю губы, сдерживая крик в глотке. Жмурюсь, чувствуя слезы на ресницах. Не издаю ни звука, не двигаюсь. Вспугнутая ночная птица, ухнув, хлопает крыльями и улетает. Выругавшись, стрелявший уезжает, а я смотрю на лицо Сапсана, близкое к моему, и думаю, что он выживет. Хвала Древним.

Я накрываю бок ладонью, пальцы тонут в крови. Рана плохая, но почти не чувствуется. С трудом двигая рукой, вывожу на разодранном плече Сапсана знак Земли, неровный и рванный, негнущимися пальцами собираю горсть почвы и присыпаю рисунок. Теперь все. Снова закрыв глаза, кладу голову на грудь Сапсана. Слышу его сердце, не слышу свое. В воздухе появляется смрад Смерти, и мне не страшно. Я зову Калу, я говорю ей:

– Пожалуйста, не бросай девочек.

А в ответ слышу дикой тоски вой.

Не открываю глаз, скоро моя уютная темнота станет небытием, и черта будет пройдена, а пока мне спокойно. Чувствую, как она приближается, склоняется надо мной и ласково гладит по голове. Говорит, но я не слышу.

Вот и все. Хорошо.

Глава 5

Все возвращается разом.

Я открываю глаза и понимаю, что жива. В небытие нет пуховых подушек и света.

Белая простынь под бледной рукой, темнеющий шрам приметней обычного, выкрашенные известью стены и потолок, жаркое одеяло, давящее сверху, и стул у кровати. В комнате запах лекарственных мазей и настоев трав, а рядом с постелью – таз с водой и застиранные бинты.

Я в доме веда.

Первым делом обращаюсь к Кале, она отвечает грозным ворчанием, мне даже не по себе, но все равно чувствуется радость. Спрашиваю о девочках, но она обиженно молчит. Если станет плохо, Кала скажет, несмотря ни на что, значит, все в порядке.

Чуть откинув одеяло в сторону, проверяю бок. На рану умело наложена повязка, свежая и чистая, не та, что я мотала на ладонь месяцем раньше. Переворачиваюсь на спину, изо всех сил опираясь на слабые руки, и сажусь. В глазах ненадолго темнеет, и слегка кружится голова. Должно быть, это все от большой потери крови. Немного выждав, опускаю босые ноги на пол и пробую подняться, не потревожив раны. Я не чувствую ни рези, ни прострелов, ни жжения вопреки ожиданиям. Дотянувшись до своей одежды на стуле, надеваю рубаху, штаны. Сапоги не беру, сейчас их слишком трудно надеть, для этого придется опустить голову вниз, рискуя потерять сознание. Босая медленно прохожу к двери и пробую открыть. Никто меня не запер, а в коридоре не поджидают хаасы или Ардар.

Кто бы меня не привел к веду, он не считает нужным стеречь.

Двери в другие комнаты распахнуты настежь, в них пусто, сквозь окна можно увидеть закатное солнце. Те же светлые стены и белые постели, но других больных нет. Как нет и Сапсана, а ведь найти должны были нас обоих. Зато в конце коридора есть деревянная лестница, ведущая на первый этаж, и мне становится дурно от одного взгляда вниз. Спуститься я не смогу. Решив дождаться веда или кого другого прямо здесь, неловко сажусь на ступеньку прислонившись к стене. Если меня нашел Ардар, я хочу узнать об этом сразу.

Вед, немолодой и низкорослый, появляется у подножия лестницы со склянкой в руках и замирает, увидев меня. Сделав над собой усилие, поднимаюсь на ноги. Он ругается на неизвестном языке и бежит наверх, подхватывает меня под руки и, продолжая браниться, ведет к ближайшей постели.

– Тебе положен покой, – наконец понятно изъясняется он. – Запрещаю вставать с кровати.

И, уложив меня поверх одеяла, проверяет бинты.

– Рана снова открылась, – раздраженно произносит вед и, потянув за руку, переворачивает на правый бок, принимается лечить. Я закрываю глаза, больше не имея сил, и, наверное, засыпаю, потому что, открыв их, понимаю – минула ночь, и утренние птицы уже проснулись. У постели на этот раз стоит кувшин с водой и сдобный вчерашний хлеб. Как и днем раньше, я поднимаюсь, опираясь руками о постель, но в этот раз дыра в боку чувствуется, отдает резкой болью. Едва удерживая тяжелый кувшин, вдоволь пью и съедаю оставленный хлеб. Снова встаю на ноги, игнорируя запрет, и уже более уверенно добираюсь до лестницы. Высота больше не вызывает тошноты и я, насколько возможно, быстро спускаюсь. Держусь рукой за бок, оглядываюсь по сторонам.

Я не раздумываю, дом веда нужно покинуть как можно скорее. Иду, настороженно прислушиваясь. Стоит выйти наружу, можно будет услышать ветер и понять, как близко Ардар. Если его нет рядом, это не значит, что он не появится из-за угла. Толкнув еще одну незапертую дверь, выхожу на воздух и вижу хаасов: Тумана и Рутила. Я тяжело выдыхаю, пытаясь выгнать страх из себя. Это не Ардар, это они нашли нас с Сапсаном и привезли сюда, в отдаленный дом веда на лесной поляне. Они возятся с каким-то механизмом и замечают меня не сразу. Туман вскакивает и устремляется ко мне с явным намерением помочь, я даже делаю шаг назад, чтобы избежать его заботы.

– Дурно выглядишь, – говорит он, остановившись. – Иаро велел тебе не вставать пока.

– Сапсан? – коротко спрашиваю я, переводя взгляд с одного хааса на другого.

– Ушел за водой, – безмятежно отвечает Рутил, и, прикрыв глаза, я с облегчением выдыхаю. Хвала Древним, все обошлось.

– Возвращайся в дом, – требует Туман, свято следующий словам веда.

– Все хорошо, Волк. – Я обхожу его и, опираясь на странный механизм, сажусь в траву. Хочется улыбаться. Меня радует все: солнце, небо, трава, щекочущая пятки, и даже боль в боку, означающая, что я жива. А особенно то, что Ардар не придет за мной.

– Где мы?

– Туман нашел вас. – Рутил откладывает в сторону какую-то бумагу. – Велел везти сюда, к веду. Мы недалеко от Крифа.

Я смотрю на Тумана снизу вверх, прищуриваясь от солнца.

– Ты сказала, тебе нельзя в город. – Пожимает плечами он и тоже садится. – Но мы ушли с пути, и теперь у нас только две лошади.

– И долг перед ведом, – между прочим произносит Рутил, указывая на механизм. – Он называет это насосом. Мы обещали починить.

– Знаете, как? – Я стараюсь не потешаться, но Рутил все равно догадывается.

– Здесь написано, но прочитать мы не можем.

– Жрица! – издалека зовет Сапсан, он торопливо подходит с ведром в руке и замирает. Я улыбаюсь, потому что настроение хорошее и мне радостно видеть его живым. – Ты уже поправляешься?

– Нет, ей еще рано выходить, – говорит Туман, но я все равно киваю. Доберемся до реки, и следа от пули не останется. День начался слишком хорошо, чтобы портить его тяжелыми мыслями.

Хаасы принимаются за ремонт насоса, а я стараюсь не мешать. Они переговариваются, порой поглядывают на меня, должно быть, мучают вопросы, но в их глазах я слаба, ранена и пока не выдержу долгих разговоров.

– Заставьте ее вернуться в постель, или я откажусь продолжать лечение! – негодующе кричит Иаро, появляясь на пороге дома, и мне приходится подняться, снова опираясь на механизм, нехотя направиться внутрь.

– Погоди, – на полпути окликает Сапсан, и я медленно поворачиваюсь, придерживая бок рукой. – Что это? – Он оттягивает рубаху в сторону с плеча и показывает мой рисунок.

– Знак земли. Тебе нужна была сила, земля дает ее. Можешь стереть.

– Ты не оставила меня, спасла мою жизнь, – говорит он, как будто уже знал ответ. И, глубоко вздохнув, Сапсан решительно произносит: – Я клянусь быть преданным тебе до самой смерти, мой долг никогда не будет оплачен. Я буду верен каждому слову до последнего мгновения, а потом мою душу заберет Хаас. – И уходит, не получив ответа. Тоже мне умник, кто же бросается такими клятвами.

– Давай, девушка, – подгоняет Иаро, и я растерянно возвращаюсь к нему, пока он ругается на своем непонятном языке. Впервые в жизни клятву дала не я, и что мне делать с этим дальше? Иаро загоняет меня на второй этаж, словно пастух овцу. Он проверяет рану, цокает языком и вновь кричит на меня.

– Я не понимаю, – признаюсь, устав от непонятных наречий.

– Никто не понимает, люди здесь не хотят учиться и слушать.

– Ты не отсюда?

– Как и ты, – он пожимает плечами, проверяя пальцами место вокруг раны. Я качаю головой – спорно.

– Твой шрам, ты сама это сделала? – спрашивает он. Я отворачиваюсь, прикусив губу. Руки перебирают воздух, будто ищут, за что зацепиться. Не думай, не вспоминай.

– Нет.

Иаро выпрямляется и, глядя мне в глаза, произносит:

– То, что с тобой сделали, безбожно.

– Разве веды веруют в Богов? – хмыкнув, произношу излишне скептически.

– Разве Вещая не верует? – вопрошает он.

Я отталкиваю руку Иаро, моментально отступая назад. Тяжело дышу, стараясь сдержаться.

– Успокойся, пока тебе не стало хуже. Твои спутники не осмотрительны, а я знавал женщин похожих на тебя. Дашь мне тебе помочь или сбежишь сейчас?

– Откуда ты? – совладав с дыханием, холодно произношу я.

– С Запада, – Иаро собирает остатки бинтов. Он сосредоточен только на своем деле, а мне кажется, что сами Боги свели нас. Из всех дорог и городов какова вероятность, что Туман найдет меня, Мудрая как Сова заставит идти к тихим землям, и именно в Крифе будет искать Ардар, а вед с Запада будет латать мою дыру в боку. И все это чтобы я могла спросить:

– Говорят… – с придыханием произношу и тут же замолкаю.

– Лгут, Вещая, – равнодушно отвечает Иаро на несказанный вопрос. – Для тебя там опасно. Для тебя нет безопасного места в этом мире. Много лет Вещие считались мифом, не встреченные никем, исчезнувшие. А потом в одном из городов пустили слух, что Вещим не причинят вреда, что здесь им не придется прятаться и скрываться. Сотни женщин пришли туда и сотни исчезли. А потом все города на Западе стали такими. Обещали защиту, общность, равенство и лгали.

Я глубоко, медленно дышу, сердце бьется часто. Где мне тогда искать спасение?

– Зачем они сделали это с твоим ребенком?

– Она мешала, – мне трудно вспоминать об этом, а тем более говорить. Голос дрожит.

– Должно быть, ты была очень важна, если они не дали родиться еще одной Вещей. На Западе все точно так же: там ждут не тебя, а то, что ты носишь с собой. Твои дети – ценный ресурс.

Прекрасный день становится одним из худших. Иаро оставляет меня наедине с опустошающим фактом. Душат подступившие к горлу слезы. Я хочу забиться в угол и плакать, долго, самозабвенно, задыхаясь. Хочу сломать что-нибудь, выплеснуть разрывающую меня злость. Хочу кричать от отчаяния. Но я просто ложусь на кровать и смотрю в потолок.

Значит, Запад не спасение, и девочек туда привести нельзя.

Думай, думай, а не ной.

Я бы потратила еще год, чтобы добраться туда и погибнуть. Хорошо узнать тщетность и опасность попыток немного раньше.

В потолок неинтересно смотреть, я закрываю глаза, запретив себе отчаиваться, отпускаю мысли. Ответ найдется, нужно подождать. Я умею терпеть. Не замечаю, как засыпаю. Будит меня Сапсан, неловко мнущийся в дверях.

– Туман просил узнать, можешь ли ты это прочитать? – Он протягивает ко мне руку с листками.

– Почему сам не спросит? – Я беру бумагу и кладу рядом с подушкой. Сапсан пожимает плечами и уходит, а мне снова хочется закрыть глаза, но теперь это просто бегство от себя, а значит, нельзя.

С Севера на Юг, на всем Западе – нет места для нас. Есть и Восток, но там невозможно выжить, земля еще горит и содрогается, поднимая новые горы. Может, за океаном, на слишком далеких островах, где почти не осталось людей. Да, туда можно попробовать. Это единственное, что нам остается.

Сев в постели и подоткнув под спину подушку, беру первый лист в руки и пытаюсь понять написанное. Солнечного света еще хватает, чтобы разглядеть буквы. Это старый язык, прародитель того, на котором говорят на Севере, много похожих слов, много неизвестных.

Решительно поднимаюсь с постели и, придерживая рукой бок, спускаюсь вниз, чтобы сообщить Сапсану, что мы сможем разобраться с починкой. Они, все четверо, сидят за столом, собираясь ужинать: вед и хаасы. Опасаясь, что промедление повредит, и я передумаю искать способ добраться до островов, все так же уверенно подхожу к ним, не стесняясь прервать возможную беседу.

– Я могу перевести. – Кидаю листки бумаги рядом с Туманом, получив в ответ удивленный взгляд, и, опираясь ладонями о стол, смотрю на Иаро. – Они закончат, и мы сразу же уйдем. Такой ведь уговор?

– Не смею удерживать, – покладисто соглашается тот. – Предупрежу об осложнениях и только.

– Расскажи мне о кораблях на Западе, – требую я, не обратив ровным счетом никакого внимания на его слова. – Все, что тебе известно. Как они плывут, куда?

– Ты не пройдешь так далеко, – уверенно заявляет Иаро и отставляет тарелку в сторону.

– Пройду, вернусь и пройду еще раз. Мне нужно только знать, куда идти.

– Ну хоть вы ей объясните, что нельзя отправляться на верную смерть. – Он обводит хаасов взглядом, ища поддержки, и я вспыхиваю, словно сухое сено под искрой:

– Думаешь, им есть дело? Они ведут меня к ниадам. Двое из них так или иначе решили, что мне стоит умереть ради их цели.

– Они привезли тебя сюда.

– Только потому, что вместе со мной потеряют свой шанс. Им безразлично, чего мне будет это стоить. А получив нужное, они выкинут меня, как мусор, так же, как и все остальные.

– Ты тревожишь рану, – упреждает Иаро, но меня словно прорвало, и реку не удержать.

– Впрочем, я бы тоже так сделала. А кто выберет иначе? Сами Боги так поступают.

– Жрица, – как будто издалека зовет чей-то голос.

– Тоже не стану считаться ни с кем. Не стану добровольно рисковать собой, помогать никому не стану. Не стану никого вымаливать у Смерти.

– Ты спасла детей, – спокойно говорит Туман, и от его голоса меня словно окатывает холодной водой.

– Никого я не спасла, – шиплю как змея, яд у меня на языке.

– Ты спасаешь Сапсана. – Он поднимает взгляд от бумаг и смотрит черными глазами.

– Может, потому что Сапсан не пытал меня две декады. – вырывается из нутра ненависть, которая, я надеялась, не родилась в моей душе.

– Никто из нас не собирается рисковать твоей жизнью.

– Ну да, – я хмыкаю так красноречиво, что даже Тумана пронимает мой яд.

– Я охотник, а не палач, – зло отвечает он, поднимаясь на ноги.

– Так объясни мне разницу, Волк. Разве не ты убил меня там, в реке?

– Ты живая. – Его кулак сжимает воздух.

– Разве? Разве не ты привел меня в свое племя и оставил на растерзание Пауку? Разве не твой нож проткнул мне руку? Разве не ты ведешь меня в тихие земли, где ни один Бог не услышит? Разве не ты решил жертвовать мной? Так объясни, Волк, отчего ты мне не палач? – я буквально выплевываю последние слова и, выдохнувшись, умолкаю. Вложив все силы в бессмысленный разговор, ни к чему не приведший, я отталкиваюсь от стола и ухожу. Лестницу мне не одолеть, потому выбираюсь на улицу, прохожу немного и у ближайшего дерева опускаюсь на колени, упираюсь ладонями в землю.

Душно мне. Тошно.

Ни к чему рыдания – делу не поможет, сил не придаст, Богов не умилостивит. Дверь в дом открывается, и я слышу шаги.

– Не сейчас, Сапсан, – не оборачиваясь, говорю громко, сильно. – Мне твои клятвы не нужны, я с тебя их не потребую. – Он уходит, ничего так и не сказав, и я благодарна ему за это.

Ладно. Хорошо.

Я поднимаюсь, подхожу ближе к насосу и гляжу на механизм. Если Древние не посчитают перевод бумаги пренебрежением к ним, все обойдется. Если нет, я засуну пальцы в рану и принесу им кровавую жертву. Цена мне не важна, нужно торопиться, некогда разлеживаться на подушках.

Иаро загоняет меня в дом, когда становится совсем темно. Никто не хочет возиться с истеричной девицей, он дает мне успокоительный настой вместе с обезболивающим и меняет бинты. Хаасы не показываются, что понятно, я говорила довольно резко. К утру меня начинает мучать невнятное жжение в боку, оставив попытки еще подремать, откидываю одеяло и поднимаюсь.

Чем быстрее двинемся в путь, тем лучше.

Туман молча протягивает мне бумагу для перевода и лепешку на завтрак, когда я подхожу к насосу. Рутил продолжает разбирать внутренности механизма, а Сапсан украдкой улыбается и кивает в знак приветствия. Мне прощают мою вспыльчивость без лишних оправданий. Сажусь рядом и читаю им то, что могу понять. Разобравшись в механизме, они принимаются его чинить, а я лежу на траве. Через пару часов снова берусь за перевод, а хаасы приступают к другой части. К концу дня пробуют запустить насос, но не выходит, вода из скважины не качается. Ужинаем также лепешками, а потом Иаро вновь забирает меня, чтобы напоить успокоительным и проверить рану. Он уже не пытается вразумить, только сокрушенно вздыхает, глядя на простреленный бок.

– Пока я там жил, корабли часто уходили на поиски другой земли. Большие и маленькие, тяжелые и легкие. Немногие из них прибывали обратно без результатов, остальные не возвращались.

– Надеешься меня напугать? – Я стискиваю губы, когда он слишком сильно прижимает бинт.

– Нет других земель, Вещая. Воды скрыли их. Это миф.

– Я тоже миф, но ты латаешь во мне дыру. Давно ты ушел оттуда?

– Лет десять прошло. Если кто и нашел сушу, там живут те же люди, что и здесь. С такими же Богами.

Я смотрю в стену, не желая слушать. У меня нет других вариантов.

– Не передумаешь? – спрашивает Иаро, закончив. – Я напишу тебе все, что помню.

Хаасы запускают механизм только под вечер второго дня. Струя воды радует каждого, и Иаро уговаривает отправиться в дорогу утром. Рассвет я встречаю, сидя на крыльце с холодной решимостью продолжать путь на Запад, даже если там разверзнется бездна. Я стану еще осторожнее, еще внимательнее. Не открою рта, не произнесу ни слова. Стану тише, даже ветер не сможет рассказать обо мне. Никак себя не выдам и научу этому девочек.

Туман седлает лошадей, привязывая позади тюки.

– Девушку нужно поберечь пару декад, – наставляет его Иаро, оставив надежду достучаться до меня. – Тяжелого не поднимать, рану держать в чистоте. Скачите тише.

– Ну, Жрица, выбирай коня, – бодро произносит Рутил, показываясь из дома. Я бы предпочла двинуться пешком, но кто со мной считается. Есть две лошади, а нас четверо, мы с Сапсаном своих потеряли, не мне решать:

– Брось жребий.

– Со мной поедет, – заявляет Туман, и никто с ним не спорит. – Набери воды, – он протягивает мне фляги.

– Никто не хочет меня слушать… – тут же сокрушается Иаро.

– Не сложно же, – пожимает плечами Туман, а я отправляюсь к починенному насосу. Прежде чем наполнить фляги, подставляю под поток пальцы. Мертвая вода, а то бок можно было бы подлечить.

– Слушай, девушка… – Иаро подходит незаметно, почти заставляет вздрогнуть от внезапной близости. – В ночь перед вашим появлением у меня был визитер. Парень сказал, у них в городе много больных, я посоветовал привезти их сюда, пока готовлю лекарства. Но никто так и не явился. Совсем. Этот город первый отсюда, в дне пути, если двигаться на юго-восток, а болезнь очень опасная, идет по воздуху.

– Как тебе сообщить? – спрашиваю, сразу же понимая, к чему он ведет. – Прислать птицу?

– Нет, если никто так и не появится, значит, я больше не нужен. Просто скажи, что лекарство готово. И вот, возьми. – Иаро протягивает мне сложенный лист бумаги, исписанный с обеих сторон. – Здесь все, что я помню о кораблях, места, где тебе меньше всего что-то грозит, и имена моих знакомых, к которым ты можешь обратиться в случае беды. Но будь осторожна, люди меняются, десять лет – большой срок.

– Спасибо.

– Будь мудрой, Вещая. Твой ум – твоя защита. Не ошибись.

Я киваю и возвращаюсь к Туману, отдаю ему фляги с водой и подхожу к коню. Лошадей они успели сменить, и жеребец мне незнаком. Я осторожно глажу его шею, касаюсь морды и кладу руку на нос. Дорога станет сложнее, мне придется ехать с Туманом на новом коне, и хочется доверять хотя бы одному из них. Жеребец, молодой и сильный, мотает головой, но потом смиряется и касается губами пустой ладони, даже чуть двигается вперед.