Read the book: «Неостывший лед», page 6
Николас посмотрел на меня удивленно и обеспокоенно, как будто впервые задался этим вопросом, да и то не сам к нему пришел. Я даже видела, как его лицо стало сосредоточенным, будто он складывает пазл, который до этого собирал легко и непринужденно, а теперь с трудом, потому что появились новые детальки.
– Иди принеси лимонад моим друзьям, – произнес он, наконец.
Я разочарованно посмотрела на него. Лишние детальки были просто отброшены в сторону. Мне казалось, что он мог бы понять южан, но нет, слишком твердолобый. Что там говорила Николь про отца, что все южане мечтали работать в их доме? Ну тогда Николас пошел не в него!
Я поставила графин с лимонадом и стаканы на серебряный поднос и направилась в сад. Друзья Николаса загоготали как гусаки, как только меня увидели. Ох уж этот птичий двор, не хватает только индюка, оставшегося где-то в доме! Не обращая внимания на смех, я, мило улыбаясь, поставила поднос на стол в беседке и ушла. Свою гордость, свою решительность дать отпор наглецам я постаралась спрятать подальше, пока что, до поры до времени. Вот так то, Леона! Маска хорошо приклеена к лицу, но так хочется отбросить ее далеко-далеко, когда станет можно, когда она уже не понадобится…
Остаток вечера прошел спокойно. Друзья Николаса уехали до ужина, а Жан опять был задумчив и молчалив. Платье на мне было нужного цвета, сервировка стола была правильной, и все, что мне оставалось, так это ждать, когда закончится ужин, и все разойдутся по своим комнатам, и тогда я приду сюда за книгой.
– Леона! – внезапно рявкнул Жан, когда все приступили к десерту.
– Что? – в смятении спросила я, заранее чувствуя какой-то подвох.
Николь и Николас застыли с чашками чая. Что-то надвигалось на меня. Ох, только бы не темнота!
– Что, господин? – поправил меня Жан, и мне пришлось повторить ненавистное слово. – Все забываю спросить про этого грифона… – Я сжала губы, но ничто больше не отражало моих эмоций. – Как там его, Лу?
– Ру.
– Точно! Этот Ру… Он летел за тобой? Ты так часто говорила слово "мой", когда просила в него не стрелять…
Глаза Николь округлились, и она с сочувствием посмотрела на меня. А внутри меня кто-то шептал одно единственное слово: "Соври!"
– Нет, ну что вы! Просто мне жаль всех существ…
– Точно? Мне показалось, что грифон летел именно за тобой!
– С чего бы? Я простая южанка!
– Да, с чего бы… – задумчиво произнес Жан, и взгляд, который он на меня бросил, напугал уже намного сильнее, чем темная комната.
Больше Жан не приставал ко мне с вопросами. Ужин завершился, я помогла Бонни все прибрать. Затем мы сами перекусили и отправились спать. На часах было уже почти одиннадцать, когда я тихо-тихо пробралась в столовую и взяла заветную книгу в руки. Осталось только дойти до своей комнаты и зажечь свечу, которую я заранее позаимствовала из подвала, когда перебирала коробки. Я развернулась и… впечаталась в кого-то. В любой другой ситуации я бы вскрикнула, но кричать было нельзя, я лишь почувствовала, как мурашки устроили командные соревнования на моей спине.
– Какого… – услышала я знакомый голос Николаса и тут же успокоилась.
– А это ты, индюк!
– Кто? – очень громко пронеслось по дому так, что я подпрыгнула.
– Тише, пожалуйста!
– Это я индюк? – уже потише, но все еще слишком отчетливо для такого тихого и сонного дома, произнес Николас.
– Да какой индюк? Я этого не говорила.
В темной столовой я едва различала черты его лица, но я все равно поняла, что на его губах появилась насмешка.
– Что ты тут делаешь?
– А вы?
– Я первый спросил!
– Мм… Я кое-что потеряла.
– И что же?
Николас скрестил руки и встал на проходе, намекая, что пока его допрос не закончится, я отсюда не уйду. Незаметно, благодаря темноте, я вернула книгу на боковой столик, рядом с которым стояла. Надо же, какая неудача, что этот индюк разгуливает среди ночи по дому… Я коснулась пальцами своего запястья, чтобы потрогать браслет, который спас меня в прошлую ночь от страхов и кошмаров. Я всегда трогала его гладкую поверхность, вспоминая о папе, которому еще страшнее, чем мне, ведь он находился на Крае рядом с безобразными и опасными чудовищами, а я всего лишь была в комнате, в которой было темно. Вот только сейчас браслета на моем запястье не оказалось.
– Нет! – теперь уже я позволила себе громко вскрикнуть, забыв об осторожности.
– Ты чего кричишь? – тихо поинтересовался Николас, наверняка сомневаясь в моей нормальности, потому что в одно мгновение я включила свет и начала судорожно осматривать комнату. Вдруг свет погас.
В столовой вновь наступил мрак, в котором ничего нельзя было разглядеть. Я снова подошла к выключателю, но Николас перехватил мою руку у самой кнопки.
– Ты с ума сошла? Разбудишь дядю, и тогда…
Николас не договорил, потому что в доме раздались тяжелые шаги по лестнице. Я ойкнула от того, что Николас потянул меня за собой.
– Прячемся. Быстрее, – прошептал он мне, отодвигая скатерть, и мы оба вмиг оказались под столом.
При других обстоятельствах мне было бы очень смешно, потому что Николас оказался сейчас в равных условиях со мной, простой прислугой. Мы, как нашкодившие дети, сидели под столом и ждали, что никто нас не найдет, и наказание минует. Шаги стали слышны уже совсем рядом, включился свет, и все вокруг замерло. Это был Жан, я уже в этом не сомневалась. У кого еще такие массивные ботинки, не у Николь же! Я прикрыла глаза и по методу Ренаты тихонько дернула себя за волосы, загадав, чтобы в этот раз все обошлось. Тяжелой поступью Жан обошел стол, потом задержался у окна, проверяя оконные замки, и, наконец, погасил свет и вышел из столовой. Мы дождались, пока шаги утихнут, и только тогда выбрались из-под стола. От волнения меня била мелкая дрожь, да и ночи на Севере все равно холоднее даже летом. Вон Николас, оказывается, был одет в джемпер, а на мне только тонкое платье.
– Кажется ушел. Расходимся, – шепнул мне Николас и осторожно направился к выходу. Мне показалось, что он был очень встревожен. И еще мне показалось, что причина его тревоги – я.
Я с сожалением посмотрела на то место, где едва виднелась книга. Еще больше я жалела о потерянном браслете, но искать его ночью по всему дому было плохой идеей. Возможно, я найду его в своей спальне, и тогда… Резкий свет фонаря ослепил меня настолько, что все мысли разом потерялись, кроме одной: мы попались! Николас застыл в метре от меня и даже не заслонял глаза от яркого света, как это делала я. Сейчас он был похож на древнюю статую, образ которой я когда-то видела в книге из Храма.
– Что это мы тут делаем? – тихим, но от этого не менее ужасным голосом спросил Жан. Он сидел на самой нижней ступеньке лестницы, и намеренно светил в глаза то мне, то Николасу.
– Я помогал искать Леоне…
– Браслет, – тут же подсказала я.
– Ник, я был лучшего о тебе мнения. Твои легкомысленные истории с северянками доходили и до меня, но чтобы южанка!
– Дядя, это не то…
– Молчать, когда я говорю!, – уже совсем не тихо, но так же страшно прокричал Жан.
Наверху лестницы послышался шорох.
– Дядя, что происходит? – раздался испуганный голос Николь. Ее шаги были еле слышны, но я поняла, что она начала спускаться к нам.
– Пошла спать! Тебя не касается! – Жан резко встал и направился к нам. – А вы за мной!
– Да я просто шел на кухню попить воды! – не оставлял свои попытки оправдаться Николас.
– Напился? – с сарказмом поинтересовался Жан и любезно пропустил меня вперед на лестнице, ведущей в подвал.
– Мы что вдвоем будем сидеть там?
– С сестрой сидел и с этой посидишь. Что поделать, у меня нет второй такой комнаты, чтобы вас разъединить.
– Но дядя…
– Ник, замолчи! Видишь, эта идет и принимает свое наказание, не переча.
Николас затих и посторонился, пропустив меня первой, когда стена в темную комнату отодвинулась.
– А долго нам здесь сидеть? – Я решилась задать единственный вопрос, который меня действительно волновал.
– До утра, голубки! – со злостью произнес Жан, когда стена начала задвигался обратно.
Я устало прислонилась к шершавой поверхности и вздохнула. Когда-нибудь в этом доме я буду спать в своей кровати ночью? Николас стоял напротив и можно было протянуть руку, чтобы коснуться его. Маленькая комната даже для одного, не то что для двоих.
– Все из-за тебя! Не могла вести себя потише!
– Ты тоже не слишком тихо себя вел!
– Ко мне на "вы"!
– Еще чего! Мы в тесной комнате, где даже не присядешь, чтобы не задеть другого!
– Ты на что-то намекаешь?
– Ну уж нет!
– Что ты делала в столовой?
– Искала свой браслет! А ты?
– Я шел на кухню за водой, увидел тебя, крадущуюся в столовую, и решил посмотреть, что ты там будешь делать. Вдруг ты гвозди мне в стул вколачиваешь!
– Такими глупостями я не занимаюсь!
– А вдруг… Ты вообще за волосы себя дергала.
– Это для исполнения желания.
– И что ты загадала?
– Чтобы Жан нас не нашел!
Николас сначала хмыкнул, а потом не удержался от смеха.
– Не помогло!
– Помогло. Под столом он нас не заметил.
– Тогда загадай, чтобы нас выпустили!
– Уже!
– И?
– Завтра выпустят.
Какое-то время мы препирались, но вскоре устали от пустой болтовни. Похоже, сегодня ночью стало намного холоднее, потому что у меня уже зуб на зуб не попадал. Николас, до этого стоящий спокойно, начал как будто размахивать руками и случайно задел меня локтем.
– Эй, осторожнее! – воскликнула я.
– Надень, а то раздражаешь меня своим клацаньем!
Только сейчас я поняла, что Николас снял с себя джемпер и передал мне.
– Спасибо, – произнесла я, не в силах отказаться от такого щедрого предложения. Я быстро натянула на себя джемпер, который тут же начал меня согревать. – Но ты замерзнешь…
– Я – северянин, – не без гордости произнес Николас. – К холоду я привык.
– Ну конечно!
Больше говорить не хотелось.
– Сядь ближе ко мне. Так будет теплее, – сказал Николас, и я поняла, что это правильное решение, ничего другого он и не имел ввиду.
Я пересела к нему. Странно, но он и вправду не был холодным. "Наверное, закалялся прогулками по снегу босиком", – подумала я и не смогла не улыбнуться, представляя эту картину в своем воображении.
– Похоже, к утру я превращусь в птицу. Я сегодня то индюк, то голубь, – насмешливо произнес Николас.
– Или гусь… – произнесла я, запоздало понимая, что опять произнесла вслух свои мысли.
– Почему?
В голосе Николаса не было злости, он действительно хотел знать причину.
– Уже неважно! – сказала я, зевая. – Останешься человеком.
– Это радует.
Мы замолчали. Я задумалась о последних событиях этого вечера, когда услышала:
– Мне жаль твоего грифона…
– А мне жаль, что вы живете у такого жестокого человека…
В этот раз я не пожалела о том, что выразила свои мысли вслух.
Глава 8
Это было никак невозможно, но непростые события этого вечера сказались на мне и Николасе, и сон в один миг обрушился на нас. Вне сомнения мой сон оказался страшным.
Когда просыпаешься в темноте после кошмара, все кажется преувеличенным. Например, тот, кто сидит на корточках рядом с тобой, и кто отдал свой джемпер ради того, чтобы ты согрелась, сейчас кажется монстром. А бежать некуда, ты в ловушке…
– Ты что? – заорал Николас, потому что я пнула его ногой.
Оковы сна спали, но в темноте все еще не было спасения от страха. Я хватала ртом воздух, стараясь восстановить дыхание.
– Ты с ума сошла? – спросил Николас, на всякий случай отодвигаясь от меня подальше, но это было невозможно в такой тесной комнате.
– Извини.
Сказать большее я не смогла, лишь покачала головой, чтобы стряхнуть с себя воспоминания о страшном сне.
– Сижу с южанкой в тесной комнате, а та еще и дикая оказалась! И это я не про комнату…
– Я же попросила прощения.
Я смогла произнести нормальную фразу, а это значило, что тьма передо мной рассеялась. Не в буквальном смысле, в комнате все так же было темно. Зато мои монстры сбежали, поджав хвосты.
– Моей руке, которую ты ударила, легче от этого?
– Кто ее знает.
– Лучше молчи.
– И тебе того же.
Николас фыркнул и попытался вытянуть свои длинные ноги. Мне тоже было здесь тесно, но ему, с его высоким ростом, было еще хуже. Он пробормотал что-то, понятное только себе самому, и встал. Я решила тоже встать, заодно, подумав, что буду аж на несколько десятков сантиметров дальше от Николаса.
– Хорошо, что я вчера воды так и не попил, – произнес Николас почти весело и многозначительно вздохнул.
"Я тоже", – подумала я, но вслух ничего не сказала, прекрасно понимая, на что он намекнул.
– Интересно, сколько нам еще здесь торчать? Вообще не разберешь, утро сейчас или ночь.
Я молча разминала свои затекшие ноги.
– Эй, ты почему ничего не говоришь?
– Ты же сам просил молчать.
– А ты такая послушная, да? Не ходишь по ночам по дому, не пререкаешься с хозяевами…
– Как у вас все легко! Вы – хозяева жизни, а мы только прислуга… Ты не подумал, что я тоже жила свободной жизнью и не хотела вот этого? – Я развела руками, показывая, чего именно я не хотела, но Николас все равно ничего не различил в темноте.
– Но ты приехала сюда, зная, что тебе придется делать и как жить.
– А ты не подумал, что у меня не было выбора? И я должна была работать в библиотеке. – "Должна была учить детей!" – кричу себе и стараюсь сдержать обиду в голосе. – Вместо этого я нахожусь в маленькой комнатушке уже целую вечность!
– Ничего, привыкнешь.
– Привыкну? Да вы больные! Неужели у вас нет никакого закона на Севере, чтобы остановить тиранство Жана?
– Есть. Но он платит за наше обучение. Без этого мы не станем теми, кем хотим.
Вот теперь я замолчала не назло своему собеседнику, вовсе нет, а потому что мне нечего было сказать. Мы все хотим быть значимыми, сделать свою жизнь правильной и успешной, вот только понятия об этом у всех различные, настолько далекие и непохожие, как небо отлично и далеко от земли.
– Будешь и дальше сидеть в этой комнате из-за малейшего нарушения? – прервав свои размышления о смысле жизни, спросила я.
– А тебе какое дело? – огрызнулся Николас, и я поняла по его тону, что вся эта ситуация задевает его. Он тоже не привык и никогда не привыкнет к такому обращению.
– Я простая южанка. Мне действительно нет никакого дела до того, что происходит в этом доме.
– Вот так и говори всегда.
– Так легче, да?
– Что легче?
– Не замечать, что твой дядя психопат. Вначале он наказывает тебя из-за нарушенных правил, неправильных действий, потом из-за одного, как ему покажется, неправильного взгляда, а может, и вообще ударить!
– Замолчи! Ты вообще свою семью, если она у тебя и была, оставила жить в отсталом захолустье. Просто взяла и уехала.
Его слова больно стегнули меня по сердцу, мое сознание вздыбилось, как необъезженный конь. Да если бы ты знал, что меня сподвигло покинуть моих близких! А настоящая Леона, пожалевшая этого индюка, замолкает. Пусть сам справляется со своими проблемами. Мне действительно до этого и дела нет. Сбегу отсюда, как только представится такая возможность, и живите, как хотите. Меня хоть греет мысль о том, что совсем скоро все это останется в прошлом, о котором я совершенно не буду жалеть, а вам еще здесь как-то существовать. Николь, правда, скоро упорхнет в другой дом, но кто знает, будет ли ей там лучше, чем здесь.
Задумавшись, я коснулась запястья, позабыв, что мой браслет уже не там. И быстрая, словно молния, мысль промелькнула в моей голове. А что если я потеряла его здесь, в этой темной комнате? Я тут же наклонилась и начала трогать руками холодный пол.
– Ну что ты опять делаешь? – спросил Николас с раздражением в голосе.
– Ищу. – Я сумела выговорить только одно слово, потому что нащупала паутину в углу и, преодолевая отвращение (ненавижу насекомых, но еще больше их боюсь!), продолжила поиск.
– Браслет?
– Да.
– Вот этот? – Я встала и уставилась в темноту, где стоял Николас, но ничего не увидела. Чувствуя мое замешательство, он продолжил. – Браслет, который в моих руках?
– Отдай его мне! – воскликнула я.
– Чем докажешь, что он именно твой? Мало ли тут сидело южанок с браслетами… Интересно, какого он цвета?
– Синего.
– Сейчас я точно не смогу проверить это. Поверить тебе на слово?
Издевается! Судя по тону, еще и посмеивается надо мной. А я еще испытывала жалость к этому кретину!
– Отдай мой браслет.
– Не могу. Никогда не доверял южанкам.
Я, сделав всего один шаг, оказалась рядом с Николасом. Нет, не так, ведь мы и стояли почти рядом. А сейчас я просто вжалась в него, чтобы отобрать по праву принадлежащую мне вещь. Мои руки искали его руки, но Николас оказался хитер и поднял их вверх. Мне пришлось подпрыгнуть, чтобы достать до них, но безрезультатно – я не смогла коснуться ладоней. Что же он таким высоким уродился!
– Бедная девочка! Не может добраться до своей безделушки.
Я тебе покажу бедную девочку! Я тебе покажу безделушку! Ты еще у меня побалаболишь, индюк недощипанный! Мне необходим мой браслет, и я его верну себе. В мою голову мгновенно пришла идея – и я начала щекотать Николаса. От моей щекотки он резко опустил руки, и я непременно воспользовалась такой возможностью. Но каково же было мое удивление, когда я не нащупала браслета! В руках ничего не было, а звук падения я бы услышала…
– Я пошутил! – произнес Николас, чуть отодвигаясь от меня. – Я его не находил.
– Но как же ты… – я не сумела договорить, потому что стена начала отодвигаться, и яркий свет ослепил меня.
Но больше всего меня ослепляли злость и обида. Доверять на Севере нельзя никому, даже тому, кто отдал свою кофту девушке, которая мерзла. Я стащила с себя джемпер и кинула в сторону Николаса.
– Свободны, – рявкнул Жан и направился к лестнице. – Леона, через двадцать минут подаешь нам завтрак.
– Слушаюсь, – ответила я, оглянувшись на стену, которую забыл задвинуть хозяин дома.
Николас, выглядевший слегка помятым и растрепанным, проследил за моим взглядом, и удивление застыло на его лице. Наверное, такое было впервые: Жан действительно не закрыл темную комнату!
Двадцати минут мне хватило, чтобы привести себя в надлежащий вид и подать завтрак вовремя. Жан был чем-то явно озабочен и выглядел растерянно. Он почти не притронулся к своему завтраку, хотя Бонни расстаралась на славу. Фруктовый салат был украшен голубыми живыми цветами, которые оказались съедобными, потому что Николь и Николас с удовольствием поедали их. Круассаны утопали в шоколаде и вишневом джеме, а ярко-оранжевое мороженое сверкало в прозрачных креманках. Сыр тоже был сегодня необычный, с зелеными и голубыми вкраплениями. Он не слишком хорошо пах, но на вкус, как сказала мне Бонни, был таким великолепным, что можно было проглотить язык.
Глядя на все разнообразие еды, кажется, впервые за все время на Севере, я поняла, что очень сильно хочу есть. То ли сотрясение моего мозга прошло, то ли мой организм привык уже ко всему, что произошло со мной.
– Дядя, ты хотел что-то сказать Леоне, – произнесла Николь, выдернув Жана из его мыслей.
– Что? Ах, да. Леона, ты помогаешь готовиться Николь к свадьбе. Сегодня тебе разрешено поехать с ней, куда бы моей племяннице не вздумалось поехать. Уилл присмотрит за вами.
А вот это интересно. Имя, начинающееся на букву, на которую ни одно имя южан не начиналось… Значит, кто-то из северян будет следить за каждым нашим шагом, но, честно говоря, мне все равно. Я наконец-то выйду за пределы этого дома, и темная комната будет от меня далека как никогда. Правда, я хотела воспользоваться забывчивостью Жана и осмотреть комнату при свете, да и понять, как отодвигается эта стена тоже бы не мешало. А еще найти браслет. И поискать библиотеку в этом большом доме, потому что "Географические открытия" больше не лежали на боковом столике. Но все эти дела потом. Меня ждала свобода!
Выйти за пределы дома и сада – это ли не счастье! Если быть точнее, то выехать на машине, неслышно движущейся по дороге, с прозрачными боковыми стенами. Уилл, наш водитель и телохранитель, вел быстро, но аккуратно.
Я видела все, мимо чего мы проезжали: дома, похожие на тот, где я жила, идеально выбеленный, с огромными прямоугольными окнами и металлическим блеском крыши; деревья приглушенных цветов, таких же людей, облаченных в не слишком яркие одежды. Вокруг все сверкало чистотой и правильностью форм. Слишком скучно… Как будто все улицы были созданы ради мечты одного перфекциониста. А на Юге ничего не блестело, кроме бликов солнца на поверхности воды и росы на траве, не было всей этой геометрии, зато чувствовалась свобода, не смотря на то, что ее как раз нам и ограничили северяне. Все эти сверкающие здания, на которых мелькала слишком ярким светом реклама ресторанов и магазинов, тоже красивы, но к ним привыкаешь, от этого всего глаза быстро устают, ведь это иллюзорная красота, на нее невозможно смотреть долго. А на колышущуюся траву на южных лугах я могла смотреть долго, а еще на первые звезды, проглядывающие в серых сумерках, да много чем, что было на моей родине, я могла любоваться бесконечно… Я вздохнула, вспомнив свою семью. Как они? Что делают сейчас? Кто теперь вносит в их размеренную жизнь чуточку сумасбродности… Потом я подумала о своих друзьях и поняла, что мне очень их не хватает.
– О чем думаешь? – поинтересовалась Николь, до этого уткнувшаяся в очередной журнал, а теперь со скучающим видом смотревшая в окно.
– О своих друзьях.
– Сейчас забудешь обо всем! Мы приехали.
Машина остановилась около высокого стеклянного здания с мерцающими неоновыми вывесками. Вокруг были однотипные здания, такие же высокие, стеклянные, только реклама различалась на них. Чувство разочарования возникло мгновенно. Я напрасно думала, что почувствую здесь свободу. Та же комната, только большего размера, и облаченная в неон и стекло.
Мы зашли в огромный холл, где в центре красовался большой фонтан с синей подсветкой. Я давно заметила, что северянам нравятся холодные тона, а теплых они предпочитают сторониться. Я успела провести рукой по холодной воде, почувствовав брызги на своем лице прежде, чем мы свернули в сторону красовавшейся вывески, где было изображено пышное красное платье. Мы прошли через крутящуюся прозрачную дверь и попали в царство свадебных платьев. Все они были красного цвета, потому что у северян существовал такой свадебный обычай: невеста в красном, жених в сером или серебристом.
Платье Николь, окаймленное бриллиантовой россыпью, стоило целое состояние. Дизайнер платья, худая, с серыми глазами и короткими платиновыми волосами женщина, явно была в восторге от своего творения. Я сама залюбовалась Николь в этом платье. Подчеркивающее ее хрупкую фигуру, оно явно показывало, кто будет самой прекрасной невестой Севера, если только этой невесте удастся убрать печальное выражение со своего лица.
– Николь, ты очень красива! – подбодрила я девушку, но та лишь махнула рукой и ушла в примерочную.
– Не понравилось? – спросила дизайнер платья таким отчаянным тоном, что мне пришлось приврать.
– Что вы! Даже слишком понравилось, – заверила я ее, но тут мы обе услышали громкие всхлипывания из примерочной. И я поспешила добавить. – Расстроилась, что придется снимать.
Дизайнер улыбнулась мне и дотронулась до брошки в виде белки на моем плече.
– Красивая. Интересный дизайн… и материал.
– Друг сделал специально для меня.
– За сколько продашь?
– Ой, нет. Брошка не продается.
– Торгуешься?
– Совсем нет. Она действительно бесценна для меня. Пойду помогу с платьем.
Направляясь к примерочной, я успела заметить недовольный взгляд дизайнера, которая явно не желала понять, почему я не продаю ей брошку. Ох уж эти избалованные северяне! Неужели у них не существует дорогих для их сердца вещей, которые не могут измеряться материальным?
Заходить в кабинку к Николь мне не хотелось, но и слышать ее рыдания совсем рядом, было невозможно. Я отодвинула неоновую дверцу и обнаружила девушку на полу в полурасстегнутом платье, подол которого явно был порван. Нервно сглотнув и радуясь, что дизайнер не видит того, что случилось с ее творением, я быстро прикрыла за собой дверь. Николь увидела меня не сразу. Окруженная своим неведомым мне горем, она была окутана им, как коконом, сквозь который не могла выбраться на свет. Только сейчас я окончательно поняла, что свадьба действительно была для нее трагедией.
– Помоги мне снять его, – прошептала она, вытирая ладонью глаза.
Я подошла к Николь и за несколько долгих минут освободила ее. Платье было тяжелым, ведь драгоценных камней на нем было так много, что мои глаза не могли смотреть на него слишком долго. И все равно оно было прекрасным и достойным самой королевы. Но королевы остались только в сказках, которые я любила читать до сих пор.
– У вас там все в порядке? – спросила дизайнер за дверью.
– Все хорошо. Невеста перенервничала, это бывает, – наспех ответила я и передала Николь бутылку воды, которую предусмотрительно захватила с собой из машины.
– Все хорошо, – передразнила она мою фразу. – Через неделю я выхожу замуж за старика! Как думаешь, я могу себя хорошо чувствовать?
– Наверное нет.
Девушка отпила немного воды и с раздражением бросила бутылку в зеркало. По нему красиво потекли капельки воды, у каждой из них был свой извилистый путь. Какое-то время мы стояли и смотрели на свои, чуть искаженные от воды, отражения. Потом Николь пыталась привести себя в порядок, устранив следы рыданий на лице, а я соображала, что сделать с порванным платьем. Что-то красиво зашить – это не ко мне, но я все же могла бы попытаться.
– Оставь, – брезгливо сказала Николь, глядя на платье. – Швея переделает. Скажу, что мне позарез нужен был вырез в этом месте. Наглядно показать намного лучше.
– Хорошо. Сейчас передам твои пожелания.
Я осторожно и бережно взяла платье, но все же не могла не прислонить его к себе, чтобы хотя бы на один краткий миг представить себя королевой.
– Красивое, да? – Николь провела рукой по корсету, задевая бриллианты, и добавила. – А я в нем не могу свободно дышать. Мне кажется, оно меня душит своим великолепием и еще чем то, что трудно объяснить.
Могла ли я знать, что северяне тоже бывают несчастны? Мне казалось, что их богатая, благополучная жизнь сама по себе может дать полную гарантию счастья. А вот оно как! Ни богатства; ни возможность выбора профессии по душе; ни развлечения; ни полноценная, красиво поданная еда, не всегда, как оказалось, привносили в их существование радость. Невероятно, но некоторые северяне тоже были лишены своего выбора. Жаль ли мне Николь? Конечно! Но и себя жаль, потому что уж кто, как не я, знала о невозможности другого исхода.
– Иногда нужно сделать то, что тебе говорят. Принять как данность, – сказала я, обнаружив, что проговариваю эти фразы через себя.
– Но если эта данность пугает до чертиков?
– Преодолевать страхи…
– Как тебе легко говорить! Ты сама не выходишь замуж за нелюбимого.
– Мои родители хотели выдать меня за моего лучшего друга.
– И почему ты не замужем?
– Сбежала сюда.
– Сбежала…
Николь задумалась, глядя на мокрые следы на зеркале, и затем разом вытерла его подолом свадебного платья.
– Ты предпочла не выходить замуж, бросить своих родителей и быть здесь прислугой?
Я округлила глаза. Так вот как северяне думают о нас! По их мнению, мы бросаем свою семью, своих возлюбленных, чтобы работать здесь прислугой. Вообще-то, это правда. Многие так и поступают. Но не я.
– Я должна была работать в библиотеке. – Уже заезженная фраза отрабатывала себя на все сто. – Книги – это моя жизнь. На Юге у меня нет никакого возлюбленного. Мой отец на Крае, защищает наш мир от чудовищ. А у моего брата уже есть собственная семья.
Вот так легко я почти превратилась в Ренату, зная, что эта ложь мне сейчас во спасение. Николь посмотрела на меня, удивленно вскинув бровь.
– Тогда почему ты работаешь у нас?
– Потому что ваш дядя решил позаниматься охотой, а я не смогла на это смотреть. – Я глубоко вздохнула, потому что вспомнила тот день вновь. Слова давались мне нелегко. Предсмертный крик Ру слышался даже здесь. – Я пыталась помешать ему, но он все равно убил… грифона.
– Да, я слышала. Мне жаль. Дядя любит охотиться. Он убивает всех волшебных существ, собирая коллекцию чучел из них. Это ужасно, но с каждым годом в его кабинете становится все теснее.
Теперь уже мне стало нечем дышать. Значит, в кабинете Жана находится мой Ру, только не живой и не летающий, а навечно застывший, мертвый. Я сдержала слезы, готовые показаться из глаз. Не знаю, можно ли ненавидеть человека с каждым днем еще больше, но я была явным примером этого. Мои пальцы сжали платье, и только когда драгоценные камни острыми гранями впились мне в ладони, я пришла в себя.
– Ладно. Хватит о грустном, – произнесла Николь. Она поправила свою кожаную тунику и открыла дверцу кабинки. – Пойдем отдадим платье на доработку и поедем в ресторан.
На ее лице тут же появилась легкомысленная улыбка, и сейчас нельзя было сказать, что эта девушка совсем недавно горько рыдала на полу. Только если внимательнее присмотреться, можно заметить чуть опухшие глаза.
Уилл открыл нам дверцу машины и вновь сел за руль. Интересно, доверяет ли хоть кто-то из северян вождение машины южанину, или боятся, что тот приведет ее к пропасти? Хотя где здесь пропасть? В этих идеальных геометрических улицах ничего такого совершенно не может существовать.
Николь неспешно объясняла Уиллу, куда ехать. Из ее болтовни я только поняла, что мы по приезду в ресторан встретимся с ее подругами, и уже заранее решила остаться в машине. Поездка меня уже не радовала, потому что я не чувствовала разницы между угнетающими меня белыми стенами дома, где жила, и стенами магазинов и салонов, вызывающих такое же чувство. Где же красивая и оригинальная архитектура, о которой я читала в книгах? Где музеи, галереи, театры? Я наблюдала только то и дело сверкающую всеми оттенками рекламу, да серые или белые стены зданий. Лишь спустя несколько минут, когда мы поехали в противоположную сторону от дома, и уже невыносимые вывески реклам закончились, я увидела зеленовато-голубые деревья и хоть какое-то естественное разнообразие красок. Впереди виднелись ровно высаженные кусты винограда, а по бокам цветущие яблони в привычной для меня бело-розовой гамме. Наверное, выражение моего лица заметно повеселело, потому что Николь иронично заметила:
– А вам, южанам, лишь бы увидеть поля да деревья. Подожди, вот сейчас мы приедем, и ты увидишь настоящую роскошь.
– О, я бы посидела в машине. Куда мне…
– Нет, ты со мной!
Фраза, брошенная Николь, звучала, как приказ. Конечно, не ей идти в дорожном костюме южанки, наспех очищенном, с темными волосами, которые сегодня я еле успела заплести в простую косу. Да еще идти в таком виде в роскошное место! Ей, светловолосой и голубоглазой, одетой по высокой моде северян, вся неловкость и нелепость моего положения была непонятна.
