Read the book: «До дрожи»
Глава 1. Алиса
– Да, я понимаю о чём ты, – Глеб Янович сжимает пальцами переносицу, мерно расхаживая по крытой уличной кухне нашей базы.
Вижу его, и вдоль позвоночника простреливает электрический разряд, сердце срывается вскачь. Ничего не могу с собой поделать – он такой красивый.
И взрослый…
Он старше меня на четырнадцать лет, и это вечность для любви, я понимаю.
Но не могу о нём не мечтать.
– Алис, от меня что-то надо? – Глеб Янович резко тормозит посреди кухни и фокусирует на мне взгляд своих почти прозрачных голубых глаз, прикрывая ладонью динамик телефона.
Вспыхиваю как маков цвет, кусая губы. На мгновение мне кажется, что он догадывается, что я специально пошла его искать. Без цели…Просто Наумова долго не было у нашего костра, и меня начала одолевать хандра по этому поводу.
– Нет. Я закуски сделать, – бормочу, наискосок пятясь к трём старым общим холодильникам, поставленным в ряд в углу навеса, – Не помешаю?
– А, конечно нет, – рассеянно улыбнувшись, Глеб Янович тут же отворачивается от меня и продолжает прерванный разговор.
Достаю продукты, каждой клеточкой ловя звук его кружащих шагов за моей спиной. Боковым зрением жадно впитываю образ. Нахмуренный высокий лоб, светлая, выгоревшая почти до белизны на солнце челка, твердый подбородок с пробивающейся короткой вечерней щетиной, двигающийся при разговоре кадык, крепкие загорелые предплечья, видные из закатанных по локоть рукавов летней рубашки, тонкие чувственные мужские губы…
Мы тут совершенно одни, оглушенные цикадами и отдаленным шумом прибоя. Ох…Даже руки дрожат.
Надеюсь, он не смотрит, как я неуклюже нарезаю сыр сейчас. Решит ещё, что это от выпитого домашнего вина и отправит спать как маленькую. Вот это точно будет неловко! Тем более перед ним!
От одной мысли так опозориться перед своим идеалом моё лицо вспыхивает ещё сильней. Хорошо, что сейчас уже ночь, и, кроме одинокой лампочки Ильича, тоскливо свисающей посреди навеса, ничто нас не освещает. Да и болезненный румянец вполне можно списать на лёгкое алкогольное опьянение, передоз свежим морским воздухом и танцы у большого костра под гитару. А не на то, что я уже год как безумно влюблена в Глеба Яновича Наумова, нашего историка.
Сегодня в лагере праздник – отмечаем начало заезда на летнюю практику в Крым, цель которой – помощь в археологических раскопках. Группа набиралась по желанию, так что состав её достаточно разношерстный, и далеко не всех ребят с нашего потока я здесь знаю.
Старшими к нам, только закончившим первый курс, и вовсе представлены четверокурсники с кафедры Глеба Яновича – он тут старший научный руководитель и по совместительству моя главная причина вызваться провести следующие три недели под палящим солнцем, в душном вагончике на четыре человека, куда расселяют тех, кто не решился все это время прожить в палатке, и конечно в обнимку с лопатой и пылевой кисточкой.
Вечеринка на пляже длится уже как три часа. Нескольких особо несдержанных успели принудительно отправить спать, остальные без оглядки веселятся.
Я уже достаточно пьяна – я это чувствую по тому, как неровно ступаю по песку, как тянет плясать и обниматься с подружками, каким громким получается смех, и какие слишком смелые мысли лезут в голову. Пьяна, но отлично могу себя контролировать.
Кажется…
Вот только эти чертовы руки дрожат.
Но это от того, что Глеб так близко, и я улавливаю его прохладный, едва ощутимый запах. Божечки…Как он хорош! Ну почему он не мой?! Я так его хочу…!!!
– Да, Макс, согласен, присылай – посмотрю, – тем временем говорит Глеб своему невидимому собеседнику в трубку и останавливается около меня.
Невольно отмечаю, что говорит он с мужчиной, и в груди настойчиво теплеет, отдаваясь беспокойным эхом вниз живота. Насколько я знаю, Наумов одинок, но мне сложно поверить, что такой умный и красивый мужчина может быть абсолютно бесхозным.
Как любит говорить моя мама – по-настоящему хороших мужиков разбирают щенками, а Глебу Яновичу уже тридцать два. Но сейчас он созванивается не с женщиной, кольца на его пальце нет, детей и прошлых браков вроде бы тоже, и меня это эгоистично радует, хоть и понимаю, что все равно он не будет моим.
Мне всего восемнадцать, я его студентка, и он весь год смотрел на меня, как на радующую успехами по его предмету младшую сестру…!
Ненавижу этот его понимающий снисходительный взгляд. Ох, кто бы знал, как ненавижу!
Тем временем Наумов опирается задницей, обтянутой светлыми брюками о край столешницы и ворует помидорку у меня прямо из-под ножа.
– Можно? – криво расслабленно улыбается, пряча телефон в карман.
Резко вздрагиваю от того, что он внезапно так близко, и чуть не отрезаю себе пол пальца.
– О, чёрт! – сосу указательный, виновато взглянув на Наумова и чувствуя, как растекается железный привкус на языке.
– Алис, я напугал? Извини! Дай посмотреть, – дергает Глеб к себе мою руку.
Хмурится, разглядывая набухающую багровую каплю на первой фаланге.
– Надо пластырь раздобыть, – переводит на меня озабоченный взгляд.
– Глеб Янович, не надо, всё хорошо, – лепечу я в ответ, слишком остро ощущая его прохладную крепкую ладонь, обхватившую моё запястье.
Да зачем мне пластырь, если я так млею сейчас, что пульс давно сорвался в нитевидный, и кровь скоро вообще перестанет поступать в слабеющие конечности.
Если вы не мечтали о чьём-то прикосновении год, то даже не пытайтесь меня понять!
Наши лица вдруг так близко, что я дышу его дыханием. Глаза сами собой широко распахиваются, жадно вбирая картинку, приоткрывается рот. Мне это всё чудится, наверно, но у Глеба Яновича расширяются зрачки, топя светлую радужку, пока он путешествует внимательным взглядом по моему запрокинутому к нему лицу. Улавливаю горьковатый привкус алкоголя в его дыхании, то, как странно туманятся глаза, когда он подается ближе, чуть хмурясь.
– Прости, Алиса, что напугал, – глухо повторяет будто сам себе.
– Не напугали, – бормочу.
Капелька крови бежит по пальцу. Наумов всё так же держит мою руку около своего лица, и…Вдруг наклоняется и быстро слизывает её.
От шока из меня вылетает сдавленный хрип.
– Бл…– тихо рычит Глеб себе под нос, тут же резко отбрасывая мою руку в сторону, будто это ядовитая змея, и делая два широких шага назад.
Смотрю на него во все глаза, глотая воздух ртом словно рыба, пока он смущенно взъерошивает короткий светлый ежик на затылке, наблюдая за мной исподлобья, и разводит руками.
– Алис, это…– хмыкает, качая головой, – Ты не думай ничего, я…
– Глеб Янович, я вас люблю! – выпаливаю на одном выдохе, не желая слушать его совершенно ненужные мне оправдания.
Глава 2. Алиса
Признание срывается с губ так легко, а вот оглушающую тишину после него пережить практически невозможно.
У Глеба Яновича натурально отвисает обожаемая мной челюсть, а прекрасные голубые глаза, вылезая из орбит, очень рискуют окраситься лопнувшими капиллярами.
Меня накрывает паникой и безбашенной решимостью одновременно.
Уже призналась – нечего терять!
Вырываю своё запястье из ослабевших пальцев Наумова и с прыжка кидаюсь ему на шею, крепко обняв и прижавшись губами к открытому рту. Сердце вылетает куда-то в горло. Жарко, нестерпимо жарко трясет. Я так оглушена собственными эмоциями, что почти не ощущаю вкуса его прохладных влажных губ, и, лишь самовольно добравшись до преподавательского языка, пропитываюсь нотками мужской слюны, горьковатой и немного кислой от хмеля. Вспотевшими ладонями глажу его шею, затылок, вжимаюсь всем телом в его, будто пытаюсь стать с Наумовым сиамскими близнецами. Вдавливаюсь в твердый мужской торс грудью, животом, бедрами…
И внутри будто мощный, ослепляющий фейерверк взрывается, когда ощущаю, как мне ниже пупка упирается вполне ощутимая, горячая даже сквозь слои ткани твёрдость.
О боже…! Это всё правда, да? Я ему так нравлюсь?!
Рвано стону, сильнее приклеиваясь к горьковатым мужским губам.
Колени подгибаются и совсем не держат…
Что оказывается совершенно не вовремя, потому как в следующую секунду я чуть не валюсь на пол на своих ослабевших ногах, когда Глеб Янович вдруг с силой меня отталкивает.
– Лютик, вы в своём уме? – выпаливает хрипло Наумов, отпрыгивая от меня на добрый метр и подчеркнуто называя по фамилии.
– Я…я…– не могу больше ничего сказать, так как подбородок начинает предательски дрожать, а на глазах набухают слёзы, когда вижу, как Глеб Янович старательно вытирает рот после моего поцелуя.
Это конечно странно смотрится в сочетании с его гордо натянутой ширинкой, но сейчас мне сложно анализировать, да и из-за слёзной пелены всё плывёт. Чувствую только его тяжелый взгляд исподлобья на себе, от которого вдоль позвоночника выступает холодный липкий пот.
Если бы была возможность провалиться сквозь землю – я бы сейчас с удовольствием воспользовалась.
– Простите…я…– хриплю, сгорая со стыда, – Но…
– Ничего страшного, но это не должно повториться, да? – уже спокойней говорит Глеб Янович, снова делая ко мне шаг.
– Но я правду сказала. Я вас люблю. Уже давно, – лепечу немеющими губами, – А за то, что поцеловала, простите. Мне показалось, вы тоже…
– Алиса, тебе показалось, – повторяет Наумов за мной вкрадчиво, снисходительно улыбнувшись одним уголком губ, – Ты хорошая девочка, но ты моя студентка, а я твой преподаватель. Только так. Ты понимаешь? – протягивает руку и ласково убирает прядку волос мне за ухо.
И в этом жесте столько отеческого и одновременно чего-то высокомерного, что меня подрывает.
Хорошая девочка только, да?!
– Понимаю, что у вас стоит, – смотрю Глебу прямо в глаза.
Улыбка застывает на его губах, зрачки расширяются, пальцы так и зависают в воздухе, легко касаясь моих волос. И будто постоянный ток течет от него ко мне и обратно сквозь это невесомое касание. Вокруг так плотнеет, наэлектризовываясь воздух, что почти невозможно его вдохнуть.
– Просто ты очень…очень красивая девочка, Алиса. Я думаю, ты это и без меня прекрасно знаешь, – медленно и тихо произносит Глеб, не разрывая наш зрительный контакт.
– Я хочу быть вашей девочкой, – беззвучно отвечаю, так как вслух такое выдать духу не хватает.
Но он всё равно понимает. Опускает взгляд на мои губы и будто подвисает, хмурясь.
– Ты ещё совсем ребенок, – говорит твердо, но я всё равно улавливаю нотку сожаления, от которой внутри всё лихорадочно дрожит.
Кладу руку ему на грудь, не сбрасывает. Ладонь ошпаривает сквозь ткань рубашки, в самый центр быстро и сильно стучит его сердце. Почти так же быстро, как у меня!
– Я вам нравлюсь, – шепчу с торжеством, поднимая на Наумова глаза.
– Ничего не будет, Алис, – качает головой.
– Будет, – улыбаюсь сквозь слёзы, – Я вас добьюсь.
Глеб как-то странно смотрит долгим взглядом. И резко отступает.
– Больше не пей, Лютик, а то с практики выгоню и неуд влеплю, – бросает через плечо своим обычным насмешливым тоном, оставляя меня на летней открытой кухне одну.
Провожаю его быстро исчезающую во мраке южной ночи фигуру мутным взглядом. Рвано громко всхлипываю, уже не сдерживаясь. Зажимаю рот рукой.
Боже, меня разрывает от противоречивых, таких сильный эмоций!
Я ему нравлюсь! Я это точно почувствовала! Как и то, что он уверен, что между нами ничего быть не может…
Но ведь чувства важнее, да?!
Я ему нравлюсь…Это всё меняет! Ну и что, что он старше?! Подумаешь, четырнадцать лет. Когда мне будет тридцать, ему будет сорок четыре – да это уже почти одинаковые люди!
Я смогу ему доказать…!
Кружу по кухне, то рвано всхлипывая, то тихо смеясь в попытке успокоиться. Не охота в таком виде появляться перед ребятами у костра.
Так, надеюсь, тушь не потекла? Подхожу к навесному рукомойнику с зеркалом в углу. Сюда свет одинокой лампы Ильича не достаёт, и приходится врубить фонарь на телефоне, чтобы получше себя рассмотреть.
Ужас. Да я похожа на запившего мима.
Недовольно фыркнув, включаю воду и аккуратно промокаю черные подтеки под глазами.
– Да, ладно, Лютик, не старайся, итак красивая, – вдруг раздается насмешливый низкий голос из темноты.
– А! – коротко визжу от испуга, чувствуя, что только что пережила микроинфаркт.
– Здесь я с Глебом согласен, – продолжает мужской бархатный голос, и из окутанных тенью зарослей дикого винограда, служащих стенами летней кухне, словно улыбка чеширского кота, показывается криво ухмыляющееся лицо одного придурка с четвертого курса, с которым мы успели переругаться ещё в поезде по дороге сюда.
– А вот то, что на хрен тебя послал – тут сочувствую. Зря, мог бы и трахнуть, раз дама так просит, – продолжает ехидным тоном как-его-там-Артём-кажется, и материализуется весь, выйдя из тени и подперев плечом деревянный столб.
Вот это кринж…
Замираю перед парнем как кролик перед удавом, лихорадочно соображая, что именно он мог слышать, и, даже если слышал и видел всё, то чем мне это грозит.
Ну…я могу ведь всё отрицать, да? Подумаешь, сплетню пустит, плевать…Тем более Глеба Яновича все студенты любят и уважают, и не станут долго о нём трепаться.
От этой спасительной мысли хотя бы получается сделать первый вдох и, почувствовав хоть какую-то уверенность, состроить надменное и невозмутимое лицо.
– Что ты несешь? Вообще… Если мучают галлюцинации, обратись к врачу, эм…как там тебя? Не помню…– кружу рукой в воздухе.
– Артём, – с готовностью подсказывает, улыбаясь максимально широко, чем ещё больше смахивает на кота из «Алисы в Стране чудес».
– Да неважно, мне плевать, – отсвечиваю зеркальной лучезарной ухмылкой.
– Зря, лучше запомни, – урчит, при этом облизывая меня с ног до головы таким нагло – похабным взглядом с нотками совершенно непонятного мне превосходства, что хочется перейти к рукоприкладству.
Ничего на это не отвечаю, складывая руки на груди. Весь мой вид – приглашение валить отсюда. Только кто-то, похоже, не очень понятливый.
Молчим, сверля друг друга горящими глазами. Пауза затягивается, становясь всё более напряженной и смутно пугающей для меня. Челюсть уже сводит, но я продолжаю улыбаться, не моргая, в ожидании, когда этот двухметровый хмырь свалит наконец, догадавшись, что общаться я не настроена.
Наконец парень оживает и, подмигнув мне, достает из кармана плавательных шорт телефон. Разблокировав его, тычет дисплеем мне в лицо, но возмутиться я не успеваю – через секунду на горящем экране начинает крутиться какое-то видео, а на всю кухню раздаётся мой возбужденный, мерзко-молящий голос:
Но я правду сказала. Я вас люблю. Уже давно…
Глава 3. Алиса
Меня будто ошпаривает раскаленной смолой, не давая пошевелиться. Секунды вязнут, время растягивается нагретой резиной, пока я судорожно пытаюсь осознать всю глубину проблемы.
И, похоже, дна там нет вообще. Это провал…
Боже, ну почему из почти сотни студентов, приехавших на практику, здесь на кухне оказался именно этот?
Несколько мгновений зачарованно смотрю на светящийся экран телефона, где видео со мной и Наумовом крутится на повторе, лишая остатков самообладания, а затем медленно поднимаю взгляд на Артёма.
В последней надежде пытаюсь разглядеть зачатки совести в его почти черных в полутьме глазах. Но там плещется лишь шальной азарт и что-то ещё, жгучее и нервирующее, что я пока даже боюсь охарактеризовать.
Впервые внимательно рассматриваю своего новоиспеченного врага.
В поезде было как-то не до того – они там всей компанией являли собой сборище отборных придурков. Сейчас же мы один на один, и я ощущаю это очень остро.
Объективно этот Артём красивый… Полные выразительные губы, тяжелая нижняя челюсть, которой хоть орехи колоть, подбородок с ямочкой, прямой нос, ровные брови, короткая стрижка почти под ежик, бычья шея, широкие плечи, высокий, крепкий…
С такой выразительной маскулинной внешностью, как у этого Артёма, либо трусы в журналах рекламировать, либо брести в какой-нибудь спецназ, не заморачиваясь с получением диплома.
Не то, что Глеб Янович. Вот Наумов совсем не такой. По нему сразу видно – образованный, утонченный…
А этот…Даже у моего старшего братца – курсанта вид более одухотворенный, чем у этого…пролетария. А Лёвка тоже тот ещё дуболом.
Вспомнив брата, немного прихожу в чувства и расплываюсь в чарующей улыбке, тут же ловя на себе слегка изумленный взгляд противника.
Всё-таки благодаря брату у меня большой опыт потасовок с более высокими и сильными мальчиками. Тут главное – внезапность…Бей и беги, иначе скрутят и помнут.
– Хм, ну ты нас записал, и что дальше? – с ходу меняю тон на чувственно-томный.
Как бы невзначай облизываю губы и делаю шаг, приближаясь к Артёму вплотную.
Так близко, что открытые участки кожи начинает покалывать от чужого тепла, а нос щекочет мужской терпкий запах, смешанный с какой-то морской туалетной водой.
У Артёма мгновенно брови взлетают к линии роста волос. Но лишь на секунду, а потом он вновь расплывается в кривой улыбке, прикрывая глаза потяжелевшими веками.
– Есть что предложить? – копирует мою игривую интонацию.
– Предлагаю быть джентльменом…– невинно хлопаю ресницами и прикусываю нижнюю губу, смотря на него чистым-чистым взглядом. Кот из Шрека разревелся бы от такого мастерского косплея.
– Какое скучное старое слово, – хмыкает на это Артём, стекая взглядом на мои губы, а потом сразу на грудь.
Там его глаза и остаются. Так демонстративно, что у меня соски под тяжестью начинает тянуть. Будто не посмотрел, а пару кирпичей положил.
– Это четверка, да? – снова поднимает глаза на уровень моего лица.
– Охренел?! – тут я уже не выдерживаю.
– Да мы с ребятами просто поспорили, – неопределенно пожимает плечами, снова приваливаясь к столбу.
– На что поспорили? – интересуюсь на автомате.
Вместо ответа Артём снова пялится на мои губы, которые будто печёт от его внимания. Кошусь на телефон, который он, кажется, вполне расслабленно держит в руке.
И я решаюсь. Бдительность его немного усыпила. Пора.
Резко подаюсь вперёд и выхватываю у него из ладони телефон. Артём настолько не ожидает этого, что легко отпускает гаджет, и я в ту же секунду разворачиваюсь на пятках и несусь к своему домику. Адреналин шкалит, закладывает уши, с ног слетают вьетнамки. Возмущенный окрик " Эй!" ударяется мне в затылок потоком горячего воздуха, рассыпается дрожью по телу. Мне надо всего каких-то тридцать метров пробежать! В груди клокочет нервный, победный смех. Я уже вижу свою дверь, ещё чуть-чуть!
Но в следующий миг мне прилетает ощутимый толчок в спину, и я на всей скорости впечатываюсь грудью в стену, обшитую вагонкой, сзади на меня наваливается просто какой-то раскаленный бизон, а телефон Артёма выпадает из моих ослабевших пальцев и со звонким хрустом падает на крупную щебенку.
Глава 4. Алиса
– Твою ма-а-ать…!!! – ошарашенно тянет Артём.
Ещё с секунду так и стоит, впечатывая меня в стену своей немаленькой горячей тушей и не давая даже вздохнуть, а потом резко кидается к телефону.
Жадно хватаю воздух, проверяя на месте ли ребра, и уж было пытаюсь скрыться в домике, не желая смотреть, как Артём ревёт над своим напрочь разбитым гаджетом, но меня стопорят сначала грозный окрик "стоять!", а затем и мужская нахальная лапа, обхватившая талию.
Второй раз за минуту с размаху впечатываюсь в вагонку, только теперь спиной. Позвоночник саднит от удара, но я не успеваю это прочувствовать, так как в грудь уже впечатывается торс этого двухметрового придурка, да еще с такой силой, будто он мечтает оставить меня на стене в виде прилипшей бесформенной кляксы.
– Сучка, – сбитое жаркое дыхание касается моего лба.
Над макушкой в вагонку упирается мужская рука.
Глаз не поднимаю – упираюсь взглядом в дернувшийся на слове "сучка" кадык Артёма. Чувствую, как зло меня сверлит, разглядывая с высоты своего роста.
– Ты сам виноват, – нервно выдыхаю и просовываю ладони между нашими слипшимися телами в попытке оттолкнуть, – Пусти!
– Этому телефону всего неделя! – рычит глухо мне в макушку, будто не слыша и не замечая моих попыток высвободиться.
– Вот и снимал бы на него что-нибудь про себя! – пищу, распаляясь, потому что потихоньку меня начинает охватывать паника.
Он слишком сильный и большой. И слишком близко!
Я зажата между ним и стеной так, что, кажется, подожму ноги и останусь висеть. Вдохнуть нормально не получается. Бешеные удары сердца смешиваются с его пульсом, и я уже не понимаю, чей мотор так дико стучит.
От его близости мне душно, словно в бане, и, кажется, что…
Нет, мне не кажется…
Черт, за этот вечер это уже второй член, пытающийся протаранить мою одежду на животе!
И, если от подобной реакции на меня Наумова я была в диком восторге, то сейчас в голове крутятся все выпуски "Дежурной части" одновременно!
– Знаешь, Цветочек, за айфоны принято сосать, – поддевает Артём пальцем мой подбородок.
Встречаемся взглядами, и его настолько рассерженный и одновременно похабный, что мне становится смешно. Это истерика, наверно…
– Я рада, что ты знаешь, как заработать на ещё один, – сдавленно хихикаю.
И тут же жмурюсь, испугавшись собственной дерзости. Боже, что я несу, он меня прибьёт!
Но, вместо ругани, с удивлением слышу, как после мучительной паузы, этот громила начинает ржать. Причем так тихо и бархатно, будто кот урчит, когда ему пузо чешут. Вся грудная клетка Артёма заходится вибрацией, передающейся мне щекочущей дрожью.
Медленно открываю глаза и непонимающе смотрю на него.
– Ты отбитая, да? Я понял, – улыбается в ответ нахально, убирая прядку волос мне за ухо.
Отдергиваю голову, но он только и вовсе перехватывает мой затылок, не давая увернуться.
– Впрочем, так даже лучше, – тёмные глаза путешествуют по моему лицу и тормозят на губах, – Ну что, Алиса, как будем проблему решать? Подстава в поезде, запись, айфон, моральное оскорбление…Итак четыре пункта.
– Какое ещё оскорбление? – выгибаю бровь, страдая от слишком интимного поглаживания моей шеи.
Про член, по ощущениям уже просверливший мне второй пупок, я вообще молчу. Почти привыкла…
– Хуесосом меня назвала, – вкрадчиво напоминает.
– Записи больше нет, а айфон я тебе куплю, замяли? – нервно облизываю губы, думая, что глаза ведь у Артёма не совсем карие, а золотистые какие-то, ореховые.
В тусклом свете одинокой лампы сложно разглядеть…
– Запись есть, я ее себе на почту сразу перекинул, будто чувствовал, – сообщает Артём, и его рука от затылка переходит к моей ключице.
– Хватит меня лапать! – тут уже возмущаюсь.
Фыркает, сверкнув глазами, убирает ладонь и демонстративно упирается обеими руками в стену у меня над головой. И это кажется чем-то ещё более интимным, потому что все его тело вжимается в моё, а концентрированный мужской запах становится ощутимей.
– Врёшь, что перекинул, – бормочу.
– Пошли ко мне в палатку – покажу, – подмигивает.
– Пф-ф-ф, – вырывается из меня, но продолжать свою мысль вслух про то, что "а больше ничего не покажешь?", как-то не хочется.
Прежде всего потому, что тактильная демонстрация вжатой в мой живот раскаленной кочерги и без того напрягает.
– Хорошо, айфон и часы, и заминаем, – снова пытаюсь его оттолкнуть, упираясь ладонями в твердую грудь. Бесполезно, будто упавший столб отодвигаю.
– Мажорка, да? – урчит, наклоняясь ближе, и каждый звук горячим влажным потоком воздуха оседает на моём лице.
Я бы уже давно заорала "помогите", но здесь нет совершенно никого, все на пляже у костра в нескольких сотнях метрах…
– Извращенец, да? – шепчу нервно, чувствуя, как внутри всё натягивается струной и начинает отчаянно звенеть.
– Ничего подобного, всё по классике или по обоюдке, – бархатно уверяет меня Артём.
– Тогда по классике и обоюдке бери деньги и забудь о моём существовании.
– Я денег у девочек не беру. Даже кидающих меня на телефон, Цветочек, – выразительно смотрит мне в глаза.
Невысказанный вопрос "А что берешь?", как и ответ на него, повисают в воздухе.
Молчим.
Но если я все эти секунды судорожно пытаюсь сообразить, как правильно задать ему вопрос, что он от меня тогда хочет, чтобы было понятно сразу, что интим бесполезно предлагать, то Артём похоже вообще никуда не торопится.
У него даже тело будто расслабляется, волны напряжения сменяются вальяжной силой, а взгляд золотисто-карих глаз вдумчиво путешествует по моему лицу и декольте с каким-то слишком плотоядным любопытством.
– Так и будем стоять? – не выдерживаю через полминуты.
– Приглашаешь к себе? Наконец! – тут же оживает, – Ты наверно не очень учишься, да, Алис? Медленно соображаешь что-то…
Расплывается в ленивой улыбке, довольный своей дебильной шуткой. За что и получает удар кулаком в будто железный левый бок.
– Эй, а если отвечу? – ржет, дернувшись.
Только ржет! А у меня костяшки ноют…Больно!
– Кроме денег мне предложить тебе нечего, – подношу ко рту свой кулачок и на автомате облизываю ушибленные места.
Зря… Тут же резко перестаю это делать, так как у Артёма, наблюдающего за мной, взгляд становится пугающе поплывший. По спине пробегают будоражащие мурашки.
– Так третий или четвертый? – глухо интересуется парень, дернув кадыком.
Хлопаю глазами, не сразу понимая, о чем он.
– Ну скажи, что четвертый, я пятерик выиграю, – устремляет взгляд мне в декольте.
– Четвёртый, – бормочу, заливаясь душным румянцем. Это как-то унизительно…
– Да, я знал! – тихо счастливо орет, – Свои?
– Свои! Всё, ты отстаёшь? – раздражаюсь от его почти детской радости.
Облизывается. В карих глазах черти пляшут.
– Почти, Алиса…Теперь ты снимаешь лифон при мне, светишь природной четверочкой, потом фоткаем бирку, чтобы доказать, и я прощаю тебе телефон, хрен с ним, – расплывается в похабной улыбке.
– Совсем уже? – шокировано выдыхаю.
– Как хочешь, – тут же пожимает плечами и отступает на шаг, давая мне наконец нормально вдохнуть.
От него было так жарко, что я мгновенно зябко ежусь, почувствовав контраст от порыва прохладного ночного ветерка.
Артём делает ещё шаг от меня в темноту.
– Ты куда? – не понимаю.
– Как куда? В палатку отправлять видео в общую группу, – весело сообщает.
– Нет, стой!
– Значит согласна? – чуть склоняет голову набок и засовывает руки в карманы синих плавательных шорт.
Я молчу, скобля нижнюю губу зубами. Чёрт…!
– Так, я показываю бирку, и мы…
– Ты показываешь сиськи, сфоткаем для парней бирку, и я забываю про телефон, – деловито уточняет, перебивая.
– А видео?
– А про видео я ещё не придумал, – чешет подбородок, облизывая меня взглядом с ног до головы с таким видом, будто я забыла одеться, – Ну, что пошли? – качает головой в сторону входной двери моего домика.
Сжимаю и разжимаю кулаки, не зная, что делать вообще. Чёрт…
– Считаю до трёх, – нараспев сообщает этот гад, делая ещё шаг от меня, – Раз… Два…
– Клянись, что никто не узнает! Просто я дала тебе лифчик сфоткать и всё!
– Без Бэ, – расплывается в хищной самодовольной улыбке.
