Read the book: «Время поздних надежд»

Font::

Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.

В оформлении обложки использована работа художника Давида Кезевадзе.

Книга содержит информацию о наркотических или психотропных веществах, употребление которых опасно для здоровья. Их незаконный оборот влечет уголовную ответственность

* * *

«Книга живая, как яблоко, только что сорванное с дерева. Читать интересно. Сюжет – судьба трех подруг: что было, что будет, чем сердце успокоится.
Задумываешься не только над судьбой героинь повествования, но и над собственной жизнью. И понимаешь, что главное наполнение жизни – любовь. Любовь к природе, к людям, даже к собственным ошибкам.
И невольно соглашаешься с автором: „Жизнь не так проста, как кажется. Она еще проще“.»

Виктория Токарева

* * *

АЛЛА ЯКОВЛЕВНА КРУТАЯ

медийная личность: телеведущая, общественная фигура, представительница светской среды, писатель, сестра известного композитора Игоря Крутого. «Время поздних надежд» – её третий роман, в котором личная память соединяется с художественным вымыслом.

«Время поздних надежд» – моя третья книга. Честно говоря, даже не верится, что уже третья. Я написала эту книгу о дружбе и ее самом высоком проявлении – любви. Любви, о которой мечтают, не спят ночами и ждут, невзирая на усталость, разочарования и возраст. И она обязательно приходит, порою испугав неожиданностью нахлынувших чувств и застав тебя врасплох. А еще эта книга о верности. Многие считают, что женской дружбы не существует? Неправда! Существует! И если удалось пронести и сохранить ее на всю жизнь – это подарок судьбы и великое счастье!

Говорят, что писать нужно тогда, когда не писать невозможно! Я начала писать внезапно и достаточно поздно, но поняла, что мне без этого больше никак! Живу этим и счастлива, что могу поделиться с вами своими мыслями, чувствами и душой, которую оставляю в каждой написанной строчке!»

* * *

Все имена и события вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

Зойка

– Что-то я не вижу очереди, – сказала Зойка по кличке Скарлетт – моя верная школьная подруга, выглянув в окно.

Когда ей исполнилось тринадцать, Зойка прочитала «Унесенных ветром», и жизнь ее мгновенно изменилась. Мама Зойки, Любовь Владимировна, принесла книгу домой на три дня. Зойка читала по ночам, таская книгу из спальни, как только родители засыпали. Отсыпалась на уроках. Сидели мы за одной партой, и я ее прикрывала, а если кто-то из учителей обращал внимание на то, что она спит, больно щипала за бедро. Через пару дней синяки становились темно-фиолетовыми, потом – с нежным переходом в зеленый, к концу второй недели желтели. Владимир Иванович, учитель физкультуры по кличке Костыль, оставил Зойку после урока и долго расспрашивал, бьют ли ее родители. Зойка все отрицала, да и меня не выдала. Но что эти мелочи были в сравнении с восторгом, который Зойка испытала, мысленно путешествуя ночами по американскому Югу со Скарлетт О’Харой. Впечатление было таким сильным, что Зойка настояла, чтобы я ее тоже стала называть Скарлетт, выбрав тем самым для себя не только имя, но и жизненную философию. Безусловно, в имени этом было нечто таинственное, влекущее и неизведанное, как и в штате Джорджия, где Скарлетт родилась. Да что там Джорджия… Неизведанной и таинственной была даже Москва, в которую мы отчаянно мечтали попасть.

С тех пор жизненным кредо Зойки стала любимая фраза Скарлетт О’Хары: «Об этом я подумаю завтра». Мне эта фраза нравилась тоже, но применить пока никак не удавалось.

С Зойкой мы дружили с первого класса. Жили в соседних подъездах и были, как говорится, «не разлей вода». Вскоре «Унесенных ветром» прочитала и я.

Наши мечты после прочитанного оказались разными.

Зойка грезила о богатстве и славе. Она представляла себя хозяйкой большого поместья в Джорджии или, в крайнем случае, Калифорнии. И просыпаясь по утрам, хотела бы спрашивать: «Где мои слуги и лошади?» Она репетировала эту фразу по многу раз в день с разными интонациями: то раздраженно, то шутливо, то в приказном тоне или растерянно, словно удивляясь. И все никак не могла решить, что ей больше по душе. Ну а мне загадочный и мужественный Ретт Батлер мгновенно вскружил голову. Да так, что сразу же захотелось любви, страсти и зеленого бархатного платья, как у героини.

Думала я только о нем и искала похожие черты у старшеклассников. Но таких, как мой Ретт, не находилось.

Часами мы обсуждали наши мечты и наконец пришли к выводу, что главная задача на ближайшее время – научиться очаровывать мужчин. Для этого был нужен объект, и мы его нашли.

Все началось со школьного красавца Рэмбо из 9-го «А». Вообще-то его звали Фима, но он ненавидел свое имя. Спасение пришло благодаря видеомагнитофону школьного друга Паши, папа которого был директором магазина «Океан».

Только что появилась видеокассета с фильмом «Рэмбо» с Сильвестром Сталлоне в главной роли, и мир мальчишек изменился. Каждый возомнил себя Рэмбо. Все восхищались крутостью киношных героев и хотели быть похожими только на них. В голове у каждого гремели взрывы, свистели пули и грохотали вертолеты. Это было время боевиков.

Просмотр фильма мгновенно изменил судьбу Фимы. Он отрастил черные кудри, начал ходить в качалку в подвале соседнего дома и отрепетировал перед зеркалом равнодушно-мужественный взгляд, который поразил Зойку в самое сердце. Она влюбилась.

У нас дома не было видеомагнитофона – только цветной телевизор «Березка», и фильм «Рэмбо» я не видела. Но Фима с новым именем и отросшими смоляными кудрями понравился мне тоже. В джинсовых бананах, которые ему прислала из Америки тетя Соня, папина родная сестра, Фима выглядел сногсшибательно, но Зойка влюбилась первая, и я, не задумываясь, уступила его ей.

Зойка была красавица. Высокие скулы, кошачьи зеленые глаза, которыми она невероятно гордилась, без конца повторяя, что среди жителей нашей планеты всего два процента людей с зелеными глазами, что выгодно отличает ее от остальных, в том числе и от меня, голубоглазой блондинки. Я не обижалась, в душе понимая, что у голубоглазых блондинок тоже есть шанс, пусть и не такой высокий, как у зеленоглазых брюнеток.

Зойка убедила себя, что похожа на главную героиню любимой книги, но пока это не помогало. Взгляд девятиклассника Рэмбо на семиклассницах не задерживался никогда. Зойка решила взять ситуацию в свои руки. После двухнедельной слежки за «объектом» она разработала план захвата. Каждую пятницу с семи до девяти вечера Фима, то есть Рэмбо, занимался спортом в подвале соседнего подъезда, где жильцы оборудовали подпольный спортивный клуб. Почему он был подпольным – не знаю до сих пор, но тогда было не принято о нем особо рассказывать. Считалось, что желание качать мускулы не имеет ничего общего с советской системой физического воспитания и несет вредную социальную нагрузку. Очень хотелось попасть в качалку, но девочек туда не пускали. Нам оставался только мамин диск «Грация», и мы со Скарлетт соревновались, кто дольше сможет на нем крутиться. Мы готовились покорять мужские сердца. А покорять мужские сердца можно только обладая тонкой талией, которую обещали те, кто придумали этот диск.

В пятницу, в двадцать ноль-ноль, мы засели в кустах рядом с входом в подвал. Готовясь к захвату, Зойка долго пыталась разделить «цыганской иголкой» густо накрашенные ленинградской тушью ресницы, покрывшиеся комочками. Почему иголку называли цыганской, я не знала – ничего цыганского, помимо названия, в ней не было. Она просто была больше размером, чем остальные иголки. Может, цыгане шьют только большими иголками? В процессе разделения ресниц Зойка несколько раз промахивалась и громко вскрикивала. Глаз покраснел, веко опухло. Я рванула домой и стащила из маминой косметички ярко-зеленые тени. Зойка отчаянно попыталась закрасить ими воспаленное веко. Левый глаз стал в два раза меньше, чем правый. Ко всему прочему, накручивая волосы на плойку, Зойка обожгла лоб. Выглядела моя Скарлетт не блестяще, но мы надеялись, что в темноте Рэмбо не заметит проблемы, а глаза будут казаться более выразительными.

Он задерживался на тренировке. Пошел дождь, который с каждой минутой становился все сильнее. Мы замерзли. Намокшие локоны обвисли жалкими прядями. Зойка все меньше была похожа на Скарлетт О’Хару. Потекла тушь и попала в и без того воспаленный глаз. Зойка терла измученные глаза и вскоре стала похожа на собаку Баскервилей. Я умоляла ее вернуться домой и умыться, но Зойка была непреклонна.

– Скарлетт О’Хара, – гордо сообщила она, – даже в самых тяжелых и безвыходных ситуациях продолжала бороться и искать выход. Это и сделало ее символом упорства и силы. Я не сдамся так просто. Запомни это! – и Зойка упрямо сжала губы.

Мне стало стыдно, и я осталась. Скрипнула дверь. И появился он – Рэмбо. Зойка стремительно выскочила из кустов и, не удержавшись на ногах, затекших от долгого сидения на корточках, упала в лужу. Рэмбо заорал от ужаса и, мгновенно превратившись в Фиму, дал деру. Зойка мчалась за ним, умоляя остановиться. Я в ужасе замерла в кустах. Через несколько минут Фима исчез за дверью подъезда. Измученные и мокрые, мы поплелись домой.

Первый план стал провальным, а вот второй, спустя год, оказался удачным.

За лето мы внезапно повзрослели и похорошели. Одноклассники начали писать записки, приглашая в кино. Зойка по-прежнему сохла по Рэмбо, а он по-прежнему не обращал на нее внимания. Мне пока не нравился никто.

Приближался Новый год. Школьное руководство организовало новогоднюю дискотеку для старшеклассников, а мы теперь и были старшеклассники. К праздничной дискотеке готовились серьезно. Всё этому благоприятствовало. Зойкины родители на выходные уезжали в дом отдыха, и она оставалась одна. Если бы родители только знали, к чему это приведет…

Начало дискотеки было в девятнадцать ноль-ноль.

Мы пришли с опозданием, как и положено уверенным в себе дамам. На самом деле, Зойкины родители всё никак не уезжали, а нам нужно было время, чтобы привести себя в достойный вид без родительского глаза. За неделю до этого мы приобрели в соседней подворотне, на отложенные с завтраков деньги, польскую розовую перламутровую помаду – одну на двоих. А несколько дней назад мне удалось припрятать остаток маминого черного карандаша, полупустой флакон духов «Серебристый ландыш» и голубой мелок, который мы свистнули в кабинете географии. Из него мы собирались сделать тени, измельчив мелок в ступке, в которой мама растирала черный перец горошком с чесноком и солью для заправки борща. Ступку маме подарила соседка, фармацевт тетя Роза. Фаянсовая, белая, с тяжелым пестиком, она напоминала маленький детский горшок. Всё было готово. Наряды тоже. Время тянулось мучительно долго, наконец родители уехали, и мы приступили к главному…

Первым делом, конечно, ресницы. Я слышала, как мама обсуждала с подругой, что после первого слоя «плевалки» (так в народе назвали ленинградскую тушь, потому что в нее нужно было поплевать перед использованием) ресницы нужно припудрить, а потом пройтись еще одним слоем туши. Пудру мама забрала с собой. Решили припудрить мукой. А что? Какая разница. Ресницы получились огромными, с множеством налипших комочков. К этому нам было не привыкать – разъединили цыганской иглой, и ресницы стали выглядеть как пышная метелка. Хорошо послюнив карандаш, Зойка уверенно провела стрелки на веках, добавила розовый перламутр на губы, взбила волосы, пару капель ландыша – за ухо. Лежа на полу, с моей помощью застегнула молнию чуть маловатых, зато в облипочку, новых джинсов, купленных у спекулянтки и подаренных ей на день рождения родителями, и… на моих глазах превратилась, ну если не в Скарлетт О’Хару, то в настоящую голливудскую звезду. Во всяком случае, именно так мы тогда их и представляли. Признаюсь честно, я выглядела не так роскошно, но тоже неплохо. Голубое кримпленовое платье в талию, с отрезной юбкой шестиклинкой, которое сшила к Новому году знаменитая и слегка сумасшедшая местная портниха Клара, мне шло и прекрасно гармонировало с глазами. К нему прилагался яркий шарфик, завязывающийся на шее, который должен был, как говорила мама, «приковать всеобщее внимание» и «сразить наповал».

Клара шила шикарно, но люто ненавидела клиенток. Ей приносили отрезы тканей, которые она со злостью забрасывала под кровать, а потом, когда наконец приходила очередь, с трудом отыскивала. Цену назначала астрономическую, но шила безукоризненно. Клиентки молча терпели. За глаза ее называли Кларка-ножницы за основное орудие труда и острый язык, но несмотря на отвратительный характер портнихи, заискивающе улыбались в ответ на все ее колкости. С другой стороны, в быткомбинате «Ромашка», по соседству с нашим домом, обслуживали хорошо, там работали милые доброжелательные люди, никогда не было очереди, да и цены небольшие, вот только шили хреново…

Итак, мы были во всеоружии…

Нежно-голубые тени, приготовленные в ступке, в тон платью, оттеняли мои глаза с пушистыми ресницами и делали глубоким и загадочным взгляд. Шарфик был завязан кокетливо и призывно, губы поблескивали перламутровой польской помадой, ландышем пахли запястья. Всё, как учила мама.

Скарлетт была ослепительна в синих джинсах, бежевом батнике с ярким попугаем на спине и маминых лодочках, в носок которых мы напихали вату, потому что они были на два размера больше. Наш вход в спортзал, где была установлена елка и проходила дискотека, получился эффектным. Мы опоздали, но зато смотрели на нас все. Прислонившись к спортивному коню, мы неспешно оглядывали потенциальных кавалеров. К сожалению, мой триумф продолжался недолго. В жарко натопленном зале стало ясно, что при каждом взмахе огромных ресниц от меня разит перцем и чесноком. Вначале чихала только я. Потом все, кто стоял рядом. Очень быстро вокруг меня образовалась мертвая зона. Похоже, танцевать со мной можно было только в противогазе, но они были закрыты в кабинете гражданской обороны. Надежды, что кто-нибудь подойдет, не было никакой. Спустя пятнадцать минут рядом осталась только верная Зойка. Пахнущая ландышами, она как никогда была похожа на Скарлетт О’Хару и уверенно поглядывала по сторонам.

Фиму, то есть Рэмбо, мы заметили одновременно. Он танцевал со Светкой из 10-го «Б». Скарлетт напряглась, но танец вскоре завершился и зазвучало вступление к нашей любимой песне «Я к тебе не подойду». Костик, бас-гитарист, объявил белый танец. Зойка шепотом сказала мне на ухо: «Это мой шанс». И, в отличие от слов песни, подошла к Рэмбо. Громко надрывался солист школьного ВИА «Ивушка» Вадик:

Взгляд при встрече отведу,
И пускай щемит в груди…

Зойка взгляд не отвела. Это и вправду оказался ее шанс.

В тот вечер Скарлетт и Рэмбо стали парой. Зойка лишилась девственности, я ушла домой ни с чем. В моей комнате, несмотря на открытую форточку, еще три дня витал запах чеснока. Любимую подругу я почти на сутки потеряла из жизни. Звонила – никто не отвечал. Стучала в дверь – никто не открывал. Сцены любовной страсти, проносившиеся в голове, разрывали сердце. Все было похоже на то, что Зойка застряла где-то с Рэмбо. Я нервничала и страдала.

К моменту, когда Зойка объявилась и все рассказала в подробностях, я измучилась от волнения, ревности и зависти. После услышанного добавился страх. А было все так…

Рэмбо пошел ее провожать после дискотеки, и Зойка, обольстительная Скарлетт, пригласила его на чашечку растворимого кофе. До кофе дело не дошло, допили полбутылки вина «Букет Молдавии», которое было в холодильнике. Мама Зойки свято верила, что при простуде его хорошо добавлять в чай. Обошлись без чая и кофе. Было не до того… Лечебный «Букет Молдавии» ударил в голову. Остального Зойка не помнила вообще. Ко всему прочему, ее ужасно тошнило и кружилась голова. Последующее оказалось далеким от того, что представлялось и тайно обсуждалось нами шепотом в домике на детской площадке.

После ухода Фимы Зойку долго рвало, и только ко второй половине дня воскресенья, придя в себя, она немедленно позвонила мне. Я рванула к ней, предвкушая подробности. Измученная и разочарованная, Зойка полулежала на диване с мокрым полотенцем на лбу и, всхлипывая, испуганно говорила: «Теперь у меня точно будет ребенок. Такой тяжелый токсикоз! А что я скажу маме по поводу выпитого ”Букета Молдавии”?» Я даже не совсем поняла, чего она боялась больше.

К счастью, все обошлось. Она не забеременела. Да и страсть напрочь исчезла. Фиму Зойка стала избегать, боясь повторения и нежелательной беременности, понимая, что пусть в первый раз и пронесло, второй может оказаться роковым. Да и Фима при встрече отводил глаза. От нее и, заодно, от меня. Желания встретиться наедине не возникало ни у кого. Исчезнувшую бутылку вина Зойка объяснила маме внезапной простудой после школьного вечера и многочисленными чашками чая с добавлением «Букета Молдавии», которые пришлось пить по маминому совету все выходные. Для правдоподобности Зойка, на всякий случай, старательно сипела еще целую неделю.

Спустя много лет, когда Зойка познакомилась с Джеком, будущим мужем, неожиданно выяснилось, что Зойка осталась девственницей и никакого секса с Фимой после новогоднего вечера у нее не было. Бой за то, чтобы пробить бетонную стену девственности, разделяющую жизнь Зойки на две части, закончился поражением Рэмбо. Зато Джек был в восторге.

Леонард

В середине июня начали цвести липы.

В нашем городке они росли повсюду и дурманили ароматом голову. Вначале ветер доносил свежий зеленый запах, немного тревожный и будоражащий, как ожидание любви. Он был ненавязчивым и нежным. Потом аромат усиливался, становился насыщенным, сладким, пьяняще-медовым, от него кружилась голова и томилось тело. По центральной улице Ленина, вдыхая аромат цветущих лип, гуляли в обнимку влюбленные парочки. Гуляли и мы с Зойкой, но пока безрезультатно. Очень хотелось любви. Любовь никак не приходила.

Областной городок, в котором мы жили, был знаменит двумя училищами – Высшим летным, где учились будущие космонавты, потенциальные женихи, и музыкальным, где учились самые красивые девушки – потенциальные невесты. На самом деле средних и высших учебных заведений было больше, но эти славились тем, что браки между тонкими и возвышенными преподавательницами музыки и будущими космонавтами заключались буквально на небесах. Знакомства происходили на совместных вечерах, которые устраивались руководством учебных заведений. Чужаку попасть на такой вечер возможности не было никакой, разве что по блату, и то нечасто. У меня такой блат был, и наступил момент, когда для меня с Зойкой он стал жизненно необходим. Мой папа, Юрий Васильевич, работал заведующим дирижерско-хоровым факультетом музыкального училища и после долгих уговоров, наконец, согласился провести нас на такой вечер. Случилось это после того, как я пригрозила пойти на дискотеку в ПТУ, в котором приобретали профессии каменщиков и штукатуров.

Вечер знакомств проходил в актовом зале на втором этаже. Громко звучали мелодии и ритмы зарубежной эстрады. Кресла убрали, в центре зала в медленном танце двигались несколько пар. На фоне стройных красавцев в летной форме, роскошных пианисток и нежных скрипачек в красивых платьях мы смотрелись очень скромно. Прошел час. Танцевать не приглашал никто. Мы жались у окна и нервно поглядывали по сторонам. Наконец ко мне подошел молодой человек.

– Леонид, – представился он, чуть смущаясь, но тут же сказал, что ему больше нравится Леонард, если я не против. Его так зовет мама.

Я, конечно, удивилась, ну Леонард так Леонард. Высокий худой парень с копной рыжих вьющихся волос и широко расставленными большими глазами с длинными коровьими ресницами мне совсем не понравился. Что-то странное было в его лице. Но рассматривать было неловко. Позже я поняла: большое расстояние между носом и верхней губой и глубокая борозда, соединяющая их. Потом я где-то прочитала, что такой желобок в народе называют «дорожкой ангела». На ангела Леонард не тянул. Скорее на верблюда, хотя верблюдов я видела только на картинке. Танцевать я пошла. Выбора не было – будущие космонавты на нас не смотрели, а танцевать хотелось.

Леонард оказался папиным студентом. Стало ясно, почему он подошел – иллюзий у меня не было. Зато Зойку наконец пригласил танцевать по-настоящему симпатичный парень – студент третьекурсник теоретического факультета с красивым именем Игорь. Но искра между ними не пролетела. Не пролетела даже паутинка. Танцевали они молча, отвернувшись друг от друга. О теоретиках всегда говорили, что они зануды. Игорь, видимо, не был исключением. А вот похожий на верблюда дирижер Леонард был любезен и настойчив и весь вечер не отходил от меня, предложив проводить нас домой. Всю дорогу он рассказывал нам с Зойкой, что готовится стать знаменитым на весь мир дирижером, как Леонард Бернстайн, который был их с мамой кумиром.

«Вот оно что», – переглянулись мы с Зойкой. Наконец стало понятно, почему не Леня, а Леонард.

– Мама говорит, что мы очень похожи, – гордо заявил он и достал из нагрудного кармана небольшую потрепанную фотографию знаменитого Маэстро, где тот с закрытыми в экстазе глазами дирижировал оркестром.

Мы молча сравнивали Леню с фотографией. Он принял такую же позу – закрыл глаза и поднял руки. У Леонарда Бернстайна было благородное и умное лицо, небрежно упавшая на лоб прядь волос. Он был красив. Леонард – нет. Никакой схожести не проглядывалось, но мы подтвердили: они «одно лицо».

Говорил Леонард безостановочно и только о тезке. Было даже непонятно, когда он берет дыхание. В свете фонарей и луны пламенели волосы, он забегал вперед, размахивал длинными руками и напевал мелодии из классических произведений. Мы обреченно молчали. Правда, наметилось некоторое оживление, когда Леня сказал, что дирижеры – самые большие долгожители.

– Надо же, – удалось вставить мне.

– Да ладно, вслед за мной удивилась Зойка, – а чего это вдруг?

– Да мы машем руками по многу часов в день, – возбужденно сказал он. – Это заставляет сердце усиленно качать кровь, расширяет мышцы груди и открывает легкие.

– Хотите посмотреть?

– На открытые легкие? – серьезно спросила Зойка.

– На мышцы груди, – презрительно ответил он. Остановившись и расстегнув рубашку, он с гордостью показал впалую грудь, оказавшуюся худой, бледной и в рыжих веснушках.

Нам с Зойкой ничего не оставалось, как восхититься и даже дотронуться до предполагаемых мышц. Леонард взмок от напряжения и стал часто дышать. Мышцы не прощупывались. Он нехотя застегнул рубашку, и мы пошли дальше. Как только подошли к дому, Зойка мгновенно попрощалась и исчезла в подъезде. Я прослушала еще одну историю о Леонарде Бернстайне, и мы наконец поцеловались. Это оказалось намного интереснее, чем биография великого дирижера. На балконе появилась мама и велела идти домой.