Read the book: «Камеи для императрицы»

© Бегунова А. И., 2013

© ООО «Издательство «Вече», 2013

* * *

От автора

Имена некоторых персонажей этой книги хорошо известны: их биографии можно найти в энциклопедиях и даже в школьных учебниках. Другие – малоизвестны: они упоминаются только в специальных сборниках документов. Третьи – неизвестны совсем, и, таким образом, пришлось многое додумывать, рассказывая об их действиях в конкретных исторических ситуациях. Четвертые – просто вымышлены, но существование их вполне возможно, потому что дела в те далекие от нас времена складывались именно так, а не иначе.

Ничего не выдумано в главном: после 1774 года Россия, победив Османскую империю в первой русско-турецкой войне, приобрела обширные территории в Северном Причерноморье и занялась их освоением. Кроме всего, она добилась независимости от Оттоманской Порты, давнего ее вассала – Крымского ханства. До присоединения Крыма к России оставалось девять лет.

Это была огромная работа. Ее проделали совместно русская армия, русская дипломатия и русская… разведка. Она весьма успешно противостояла турецкой резидентуре, которая орудовала на полуострове, как у себя дома. Успехи были предопределены императрицей Екатериной II, потому что она всегда уделяла службе внешней разведки неослабное внимание. Так, еще в 1765 году царица издала указ о создании в Крыму и в Северном Причерноморье целой сети секретных агентов, или «конфидентов», как их тогда называли. Вот имена некоторых из них: надворный советник Петр Веселитский, ставший впоследствии полномочным представителем России при ханском дворе; майор Никифоров, под видом купца совершавший поездки в Крым; переводчик хана Селим-Гирея крымский татарин Якуб-ага.

Однако архивных материалов, рассказывающих об этой работе, сохранилось мало. Ведь иногда их уничтожали совершенно целенаправленно. Крайне редко попадаются и мемуары самих сотрудников секретных канцелярий. К таковым можно отнести публикацию в «Русском архиве» в 1994 году (том 1, с. 13–24) записок некоей Анны де Пальмье.

Судя по ним, она была внебрачным ребенком статс-секретаря Екатерины II Елагина и еще в молодости стала тайным агентом царицы. Затем выполняла конфиденциальные поручения при Павле I. Закончила она свои дни владелицей закрытой школы-пансионата, где углубленно изучались иностранные языки…

За 34 года екатерининского царствования наши предки совершили немало блестящих деяний. Эти деяния сейчас могут найти особый отклик в сердце россиянина, ставшего свидетелем распада огромного государства, к созданию которого великая царица приложила столько усилий. Надо лишь обратиться к нашему славному прошлому. В нем тысячи и тысячи страниц, и многие из них до сих пор не прочитаны.

Глава первая
Светлейший князь Потемкин

За окном сгущались сумерки. Губернатор Новороссийской и Азовской губерний, вице-президент военной коллегии, командующий всей иррегулярной конницей, генерал-аншеф и многих орденов кавалер Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин в приемную сегодня не вышел. Посетители разошлись. Остался только управитель канцелярии Светлейшего коллежский советник Турчанинов. Еще здесь томились два молодых адъютанта. Поскрипывая лакированными офицерскими ботфортами, они о чем-то шептались. Турчанинов уловил женское имя:

– … кажется, зовут Анастасией.

– Ты видел ее здесь раньше?

– Один раз.

– И какова?

– С’est tres belle jeune femme.Tres belle…¹

Никогда не привыкнуть ему к долгой осени на Тавриде. Она переменчива, как прожженная куртизанка. Утром Светлейший выходит, улыбаясь яркому солнцу. Вечером возвращается, едва удерживаясь на ногах от бешеных порывов ветра. Ураган засыпает строения любезного его сердцу Херсона серым колючим песком. На родной Смоленщине в это время тихо падает первый снег. А Санкт-Петербург, город его счастья и успеха, стоит, окутанный туманами и дождями. Но надобно быть здесь, на окраине империи. Так они решили с его великодушной царицей. Только ему она доверила это. Следить за турками и крымскими татарами. Закладывать в диком краю города, крепости, морские верфи. Строить корабли для будущего Черноморского флота. Собирать, вооружать и обучать новые полки.

Никогда не жаловался он своей государыне на трудности здешнего бытия. Никогда не гнал прочь толпу прихлебателей, заполнявших залы его дворца-новостройки. Некому здесь открыть сердце и душу. Некого попросить о поддержке. Забвение может прийти только ночью. Но для этого нужна женщина. Красивая, совершенно бесстыдная, страстная и неутешная.

Светлейший перевел тяжелый взгляд от окна, закрытого шторой, на ее лицо. Что-то похожее на гордых прелестниц его родного Смоленского края проступало в нем: правильный овал, тонкий прямой нос, пухлые губы. В венах этих женщин текла кровь поляков, русских и смолян, издревле населявших непроходимые леса. Может быть, от лесного сумрака кожа ее была не белой и не смуглой, а какой-то матовой, как бы сияющей в полутьме спальни. Густые светло-каштановые волосы, немного вьющиеся, казались легкими, точно облако. Ее глаза серо-стального цвета поразили его вчера своей глубиной и прозрачностью.

После утомительной поездки на Лиман он зачем-то отправился к Михаилу Леонтьевичу Фалееву. Старый его приятель, очень богатый купец, поставщик армии и флота Ее Величества, удостоенный за труды чина премьер-майора, Фалеев здесь, в Херсоне, взял подряд на строительство Адмиралтейства. Первым приехав на новое место, он купил и быстро реконструировал большой старый дом на берегу Днепра. Теперь в его уютном зале часто собирались офицеры гарнизона и чиновники городской управы на домашние вечера с музыкой, танцами и приличествующим случаю угощением.

Светлейший вошел, когда подобный вечер только начинался. Приняли его без церемоний, просто и дружески, как он это любил. Ее князь увидел сразу. Трудно было не заметить новое лицо среди прочих, давно знаковых. Фалеев представил ему молодую красивую женщину в платье цвета изумруда: Анастасия Петровна Аржанова, вдова подполковника Ширванского пехотного полка. Губернатор Новороссийской и Азовской губерний немедленно пригласил ее на менуэт. Она танцевала прекрасно. Потом последовал медленный контрданс, и под конец вечера – задорный, шумный гроссфатер. А дальше он действовал, как обычно, и вдова не устояла перед напором генерал-аншефа и правителя обширнейших земель.

Когда Светлейший вез красавицу к себе, то уже ощущал холод, змеей заползающий в сердце, признак давней его болезни, которую он называл «хандра». Однако женщина не обманула его ожиданий. Она предложила ему весьма необычную чувственную игру и в постели действовала весьма умело. Поначалу он вяло следовал ее изысканным капризам, но затем увлекся. Соитие пришло, как добыча после долгой охоты. В тот миг, почти до крови закусив губу, она застонала, и князь, не сводивший взгляда с ее прекрасного лица, вдруг понял, что ей больно. Однако, превозмогая боль, она приняла его в свое лоно. Разумеется, вдова не была девственницей, но некую преграду он как будто бы преодолевал. Возможно, оттого испытал острое, ни с чем не сравнимое наслаждение…

В спальне было тепло от заранее хорошо протопленной русской печи. Поэтому он попросил ее не надевать рубашку и сам заботливо укрыл одеялом. Теперь же сбросил его и смотрел на молодое обнаженное тело. В угловатых ее плечах, узких бедрах, длинных ногах с тонкими лодыжками и всей фигуре, вовсе не имеющей особо пышных форм, чудилось ему нечто мальчишеское, но необыкновенно притягательное.

Красавица, вздохнув во сне, повернулась к Потемкину спиной, сжала кулачки у подбородка и притянула колени к груди. Наверное, ей стало холодно. Раздумывая над загадкой этой женщины, князь провел ладонью по спутанным волосам, лежащим на спине, погладил ее плечи и дотронулся рукой до левой груди, острой, твердой и прохладной, как речной камушек, обкатанный водой.

– Пожалуйста, – сонно пробормотала она, уклоняясь от его ласки. – Пожалуйста, не надо… Сейчас не надо…

Но он хотел, чтобы его гостья проснулась. Он был готов еще раз пережить это приключение. Он снова желал ее так же сильно, как в те полночные часы. Он нисколько не сомневался, что женщина уступит, ведь она так пылко обнимала его. Она ласкала его, и глаза ее туманились от страсти. Смирившись с болью, она отдалась ему и, значит, теперь принадлежала губернатору Новороссийской и Азовской губерний вместе с другими его завоеваниями полностью, безоговорочно и навечно.

Однако привычка властвовать над людьми не была ему присуща смолоду. Последний, шестой ребенок в небогатой семье отставного полковника, он жил в родовом сельце Чижово Духовщинского уезда Смоленской губернии до шести лет. Затем крестный, Григорий Иванович Кисловский, увез его в Москву – воспитывать вместе со своим сыном, учить на свои деньги, веря, что из смышленого мальчишки со временем выйдет толк.

На деньги другого благодетеля – архиепископа Крутицкого и Можайского Амросия – студент Московского университета Гриша Потемкин, отчисленный за лень и нехождение на лекции, уехал в 1760 году в Санкт-Петербург. Там, в лейб-гвардии Конном полку, первый его чин на действительной военной службе был невысок – вице-вахмистр, то есть унтер-офицер.

Повелевать и командовать научился Григорий Александрович много позже. Любовь к императрице преобразила его. Эта любовь не осталась безответной. Ради нее царица решилась на шаг поистине сверхординарный. В церкви Святого Сампсония Странноприимца, что на Выборгской стороне в Санкт-Петербурге, 8 июня 1774 года Ее Императорское Величество Самодержица Всероссийская Екатерина II тайно обвенчалась с дворянином Смоленской губернии Потемкиным, тридцати пяти лет от роду, генерал-адъютантом, генерал-аншефом, подполковником лейб-гвардии Преображенского полка, получившим все вышеназванные должности и чины за два предыдущих месяца.

До него такой чести много лет безрезультатно добивался Григорий Орлов, человек, подготовивший дворцовый переворот 1762 года, возведший Екатерину Алексеевну на престол. Красив, силен, отважен был Григорий Григорьевич. В одиночку он ходил на медведя с рогатиной, отлично командовал войсками на поле боя, мог подчинить своей воле дикую толпу, как это случилось в Москве во время чумного бунта, но вот государственным, политическим умом не обладал. Так что судьбу империи на двенадцатом году своего правления Екатерина вручила недоучившемуся богослову, бывшему гвардейцу и кавалеристу Потемкину.

Потом в частной переписке она назвала смоленского дворянина своим лучшим учеником. Действительно, более трех лет он провел подле Екатерины Алексеевны, в царском дворце, и это были главные его университеты. Кроме знаний о функционировании российской государственной системы, он постепенно усвоил, что с хамами надо поступать по-хамски, с холопами – по-барски, с генералами – по-солдатски. Но в жизни случались и отступления от этого простого правила. Тогда он не сразу мог найти верный тон в отношениях и терялся, как школяр, не знающий урока и внезапно вызванный к доске.

Так и сейчас он ошибся. Грубо схватив красавицу за плечо, Светлейший хотел уложить ее на подушки и силой взять то, что она один раз отдала ему по собственной воле. Молодая женщина мгновенно стряхнула с себя сон. Со змеиной ловкостью она вывернулась из его объятий. Он даже не понял, как ей это удалось. Гневный взгляд серо-стальных глаз сверкнул в полумраке спальни, как молния, и остановил его:

– Нет, ваша светлость. Нет!

– Но почему? – растерянно спросил Потемкин.

Она уже стояла у окна, кутаясь в его шелковый халат и туго затягивая пояс на талии. Затем рукой отодвинула штору из тяжелого светло-голубого бархата. Последние лучи сентябрьского таврического солнца, уходящего за горизонт, проникли в комнату, но света прибавили мало. Молодая женщина обернулась к нему и совсем отчужденно попросила:

– Прикажите принести свечи.

– А который час?

– Не знаю.

Светлейший сделал вид, будто ищет свои часы в кармане только что надетого камзола. Их золотая цепочка струилась между его пальцами, однако сами часы никак не находились. Исподтишка он разглядывал ее и думал, что надо попробовать снова. В тонком, обтягивающем ее гибкую фигуру халате, она была еще соблазнительней, еще желаннее для него. Князю потребовался всего один прыжок, чтобы достичь окна. Но ночная гостья его опередила.

Легко, как горная лань, взлетела она на подоконник, толкнула рукой створки. Они разошлись, и порыв холодного ветра ударил ему в лицо.

– Вы слишком настойчивы, сударь. – Она нахмурила брови. – Но я уйду из вашей клетки. Или вы думаете, я не прыгну? Вот, смотрите!

Она опасно склонилась над краем. Светлейший успел обнять ее за колени. Они вместе покатились по пушистому ковру. Он не отпускал ее, хотя и не делал попытки овладеть ею. Внезапно она нанесла ему удар кулаком в солнечное сплетение, короткий и не по-женски сильный. Потемкин устыдился: до чего он довел бедную женщину. Укорив себя за неподобающее поведение, князь решил сейчас же сдаться на милость победителя. Он покорно откинулся на спину, широко разбросал руки и закрыл единственный свой зрячий правый глаз.

Прошло несколько мгновений. Она смотрела на него и не двигалась. Потемкин притворялся дальше. Теперь ему стало интересно узнать, что начнет делать в его спальне вдова подполковника Аржанова. А вдруг будет она шуровать по ящикам комода, собирать его и свои вещи, пить из бутылки рейнское вино десятилетней выдержки?

Вскоре Светлейший почувствовал ее дыхание на щеке. Потом она припала к его мощной груди и долго слушала биение сердца. Узкая ладонь так же нежно, как ночью, коснулась его крутых мышц под рубашкой, потихоньку переместилась на живот, затем скользнула ниже, еще ниже…

– О, да вы – притворщик! – удивленно воскликнула она. – Когда же вы успокоитесь?

– С вами – никогда! – Он сел на ковер и притянул ее к себе.

Она слегка отстранялась:

– Но, ваше высокопревосходительство! Не очень-то вы тут…

– Душа моя, простите!

– А если не прощу?

– Я не хотел вас напугать. Ей-богу! Я думал, вы еще продлите эти бесподобные милости, от которых у меня голова кругом… Нижайше прошу прощения и взываю о снисхождении. Навеки ваш раб Григорий! – Он склонил свою косматую голову ей на колени.

– Запомните, раб Григорий… – Она усмехнулась. – Я всегда буду делать только то, что хочу.

– Уже запомнил, душа моя, – Светлейший взял ее руку и поцеловал раскрытую ладонь.

– Вы говорите правду?

– Клянусь честью офицера!

– Хорошо…

Она стала перебирать пальцами его каштановые волосы, спадающие ниже плеч. Светлейший замер. Анастасия глубоко вздохнула. Она хотела спросить его о самом главном, но стеснялась. Заговорила после долгой паузы, с трудом подбирая слова:

– Тогда скажите мне… Этой ночью… Этой ночью… Вы…

Он откачнулся в сторону и быстро взглянул ей в глаза.

В зрачках ее мерцали отсветы заката. Легкий румянец появился на щеках. Она все больше напоминала ему ту неистовую волшебницу, что несколько часов назад заставила его забыть о тысяче дел и растопила холод в уставшем сердце.

Князь осторожно раздвинул халат у нее на груди. Нежная темно-розовая кожа на сосках уже твердела, и они выступали на матовых прелестных холмиках, как бутоны невиданных цветов.

Он коснулся их губами по очереди благоговейно и нежно, будто бы были они хрустальными. Она прижала его голову к себе и попросила вдруг осевшим голосом:

– Не делай этого… По крайней мере сейчас…

При его высоком росте и богатырской силе Потемкину ничего не стоило подняться с пола, держа красавицу на руках. Она обвивала его шею руками и доверчиво прижималась к груди. Светлейший чмокнул Анастасию в щеку, словно она была маленькой девочкой.

– Ладно, – сказал он. – Ты останешься здесь. Я прошу, я умоляю тебя… А теперь мне нужен управитель моей канцелярии Турчанинов Петр Иванович…

От неожиданности адъютанты вскочили на ноги со страшным грохотом, не удержав в руках длинных своих палашей. Управитель канцелярии, уже отворявший входные двери, повернулся. Князь Потемкин сосредоточенно смотрел на него. На Светлейшем были кафтан, камзол, застегнутый почти на все пуговицы, новые из зеленого сукна кюлоты, присвоенные морским офицерам, башмаки, чулки, правильно подвязанные, волосы на голове – красиво расчесанные и даже – черная лента в косичке.

Более того, получалось, что он не выходил к людям только двое суток. Это было необычно для такого времени года. Турчанинов знал, что потемкинская «хандра» длится весной и осенью не менее шести-семи дней.

Управителю канцелярии было трудно исполнять свои обязанности в этот период. Князь с утра до вечера валялся на постели в одной рубашке, не умывался, не причесывался, не брился, ничего не ел, а только грыз печеную репу или яблоки. Важных генералов и представителей иностранных держав с орденскими лентами через плечо он принимал в халате и со спущенными чулками. Назойливых полковников выгонял прочь, швыряя в них домашними тапочками. Адъютантов посылал – и это глубокой осенью! – за свежей земляникой, а на документах, подаваемых ему Турчаниновым, ставил невообразимые резолюции.

Коллежский советник Петр Иванович Турчанинов, человек наблюдательный, знал, что чаще всего «хандра» сваливается на Потемкина в определенных ситуациях. Например, после долгих и утомительных поездок по краю, его управлению вверенному; после встреч с командующим Украинской армией генерал-фельдмаршалом графом Петром Александровичем Румянцевым-Задунайским, великим полководцем и человеком совершенно вздорного нрава; после строгих писем императрицы из Санкт-Петербурга или каких-либо других непредвиденных неприятностей, отбирающих у Светлейшего слишком много сил. Свою апатию и опустошение он скрывал, запершись в спальне. Мало кто осмеливался разговаривать с ним в такие дни…

– Ваше высокопревосходительство! – Турчанинов почтительно поклонился князю и подал ему сафьяновую папку. – Документы к сегодняшнему докладу. Письмо государыни. Письмо генерал-поручика Суворова из Полтавы, донесение Мустафы Топчи-баши из Очакова, а также рапорты командиров полков Суздальского и Черниговского пехотных, Новотроицкого кирасирского…

– Послы от Шахин-Гирея прибыли? – перебил его Потемкин.

– Еще вчера, ваше высокопревосходительство.

– Отлично! – пробормотал Светлейший, быстро перелистывая одну за другой бумаги в папке. Донесение Мустафы Топчи-баши чем-то привлекло его внимание. Он прочитал его от начала и до конца и недоверчиво хмыкнул.

Турчанинов думал, что князь сейчас пригласит его в кабинет, чтобы получить разъяснения о перевооружении крепости Очаков, которое затеяли турки и о котором сообщал подробности двойной агент – турецкий артиллерийский офицер Мустафа Топчи-баши, служивший в очаковском гарнизоне. Однако Потемкин захлопнул папку, сунул ее под мышку, а управителю канцелярией протянул лист с одной-единственной строчкой, нацарапанной посредине: «Вдова подполковника Ширванского пехотного полка Аржанова Анастасия дочь Петрова».

– Я желаю, чтобы вы навели все возможнейшие справки о сей персоне, – негромко сказал он.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – Турчанинов тотчас спрятал бумагу во внутренний карман кафтана.

– А вы, поручик… – Потемкин повернулся к адъютанту в палевом кирасирском мундире. – Доставьте сюда моего давнего знакомца Микаса Попандопулоса. Да пусть захватит с собой все образцы товаров. Даю ему на сборы полтора часа…

Ужин им подали прямо в спальню. Нельзя сказать, что это было княжеское угощение. Узнав, что Светлейший не выходит в приемную, его шеф-повар француз загасил печь и отправился домой. Разжигать огонь и готовить на скорую руку пришлось двум его помощникам – молодым украинцам. Они отбили и поджарили четыре куска свиной корейки, сделали овощной салат, сдобрив его оливковым маслом. Кроме того, в большом количестве имелся белый хлеб.

Потемкин отпустил лакея и сам разлил по бокалам вино. Анастасия лишь пригубила напиток, князь выпил все сразу и откусил от краюхи большой кусок. Он чувствовал страшный голод. После такого любовного свидания ему хотелось есть, пить, двигаться, говорить, работать. Первым предметом, на который ему хотелось направить свою пробудившуюся энергию, была сероглазая красавица.

– Что привело вас в Херсон, душа моя? – Потемкин, прижав отбивную вилкой, стал деловито отрезать от нее кусок, но мясо поддавалось плохо, видимо, животное, попавшее к мяснику на кухне Светлейшего, прежде находилось в хорошей спортивной форме и имело поистине железные мышцы и стальные сухожилия.

– Одно важное дело. – Анастасия следила за усилиями собеседника.

– Дело?

– Да. Я подавала прошение Ее Величеству о назначении пенсии за погибшего мужа. Мне было отказано.

– Почему?

– Якобы в полку неправильно оформили документы и подвигу его нет свидетелей. Но это неправда. Свидетели есть.

– Откуда вы знаете? – Потемкин все же раскрошил отбивную.

– В тот злосчастный день 9 июня 1774 года я находилась вместе с мужем на поле боя. Правда, в схватке у шатра турецкого главнокомандующего я не участвовала. Но умер он у меня на руках.

– Вы говорите о сражении при Козлуджи?

– Совершенно верно.

– Значит, вы отправились в этот долгий поход вместе с мужем? Вы так сильно любили его? Вы не могли с ним расстаться? – Потемкин пристально смотрел на ночную гостью. Она все больше интриговала князя. Он не сомневался, что разгадает ее загадку.

Анастасия не ответила, сделав вид, будто занята салатом. При необязательном светском разговоре она, не колеблясь, произнесла бы решительное «Да!», и это соответствовало бы истине, во всяком случае – одной ее стороне. Но минуты восхитительной близости, которые она пережила совсем недавно со Светлейшим, произвели в ее душе какое-то удивительное действие. Лгать ему она не хотела. Говорить правду боялась.

Она думала, что не стоит рассказывать князю о чувствах, охвативших ее, когда он вошел в гостиную Фалеева. Одетый в парадный генерал-аншефский кафтан, почти сплошь расшитый золотом, возвышающийся над толпой на целую голову, он улыбался, как победитель, взгляды гостей обратились к нему с восхищением, но без подобострастия. Все это напоминало появление солнца на сером, туманном небосклоне. Действительно, от него исходили энергия и какая-то необычная сила. Она попала в этот лучезарный поток и повернулась к нему, как цветок к дневному свету, поднимающемуся в зенит.

Однако в спальне, сняв сияющий золотой кафтан, Потемкин вдруг изменился. Он предстал перед ней больным, слабым, измученным донельзя человеком. Его лицо точно покрылось пеплом, а голос с каждым словом утрачивал свою былую мощь. Опустившись на колени, губернатор Новороссийской и Азовской губерний прижался лбом к ее животу. «Полюби меня!» – взмолился он. Но она уже его любила. Прежде Анастасия считала любовь с первого взгляда страшной глупостью, досужей выдумкой поэтов и романистов. Но все, что она совершила потом, можно было объяснить только этим странным, нелепым состоянием.

Теперь он задал вопрос о муже. Еще меньше ей хотелось говорить о своем браке с подполковником Ширванского пехотного полка Андреем Александровичем Аржановым.

У слова «любовь» есть много смыслов и оттенков. До сего дня она знала один. Нынче ослепительный мир чувственных наслаждений открылся перед ней, и сделал это он, Светлейший князь Потемкин. Он стал вторым по счету ее сексуальным партнером. Ведь никого, кроме мужа, она не знала.

И воздержание длилось шесть лет. Но мог ли он, блестящий покоритель женских сердец, поверить в это? Конечно, нет. Потому она предпочла молча вытерпеть его первые ласки. А что касается особых приемов воздействия на мужчин в постели, то про них она прочитала в одной французской книжке, некогда подаренной ей супругом…

Предавшись своим мыслям, Анастасия забыла о князе, сидевшем за столом напротив нее и не спускавшим с нее внимательного взгляда. Никакое его дело не стало бы успешным, не научись он понимать людей так, как понимала их его августейшая супруга и наставница Екатерина Великая.

– Не любовь вела вас за мужем, – вдруг сказал Потемкин, обращаясь к Анастасии. – Тут была лишь супружеская обязанность. Долг, освященный церковью, не более того.

– Может быть… – Она помедлила и все-таки решила ответить ему точнее, подробнее. – Но, право, это – очень скучная, банальная история. Бедная девушка по рекомендации своих родных вышла замуж за человека, годящегося ей в отцы, совсем небогатого, но весьма достойного…

– И постаралась его полюбить! – закончил он.

Она печально улыбнулась.

– Вижу, вы все знаете.

– Догадаться немудрено. А как подполковник Аржанов относился к вам?

– Хорошо, – безучастно ответила она.

– То есть не бил, не унижал, не попрекал куском хлеба?

– Ни в коем случае. Хотя его надежды я не оправдала.

– Каких надежд? – заинтересовался Потемкин.

– Он хотел наследника. – Анастасия вздохнула. – Он был последним представителем рода Аржановых по мужской линии и мечтал о сыне. Но с ребенком ничего у нас не получилось. Так этот род прервался…

– Чтобы у вас да ничего не получилось? Не верю! – Потемкин громко расхохотался и, блеснув единственным глазом, поцеловал Анастасии руку. – А сам-то подполковник что-нибудь делал для этого?

– Я не желаю обсуждать подобную тему, ваша светлость! – Она вспыхнула и отняла руку.

– Не обижайтесь, душа моя. Я должен знать.

– Зачем? – искренне удивилась Анастасия.

– Затем, что вы мне нравитесь. Не хочу, как господин Аржанов, огорчать вас.

– Мой муж не огорчал меня. – Она встала из-за стола. – Ужин был превосходный, ваша светлость. Спасибо! Но мне пора домой. Время позднее.

– Останьтесь… – Потемкин снова взял ее за руку. – Предстоит деловая встреча…

– Тем более, надо ехать.

– Но я вызвал этого человека для вас…

Тихий стук в дверь прервал их разговор. Князь сказал: «Войдите!» На пороге появился его адьютант поручик Новотроицкого кирасирского полка князь Мещерский. Он доложил, что купец Попандопулос с двумя приказчиками ожидает аудиенции.

– Проси! – коротко приказал Светлейший, не обращая внимания на знаки, которые делала ему Анастасия.

Маленький толстый человек, живой, как ртуть, не вошел, а прямо-таки вкатился в комнату. Он остановился посредине и отвесил поклон князю. Затем взглянул на Анастасию с некоторым удивлением, но тотчас склонился перед ней еще ниже.

– Стлафстфуйте, фаша сфетлостъ! Микас Попандопулос фсегта тушефно лат услужить такому феликому фельможе… – Выговор его был просто невероятным. Вместо буквы «в» он говорил «ф», вместо «р» – «л», вместо «д» – «т» и вместо «з» – «с». Потому русская его речь иногда напоминала курлыканье птицы. – Фесь мой склат к услугам его фисокофо… фисокопле… тигель… фстфа!

С третьего захода грек все же преодолел этот барьер и закончил фразу бодро:

– Английский сукно? Китайский шелк? Испанский балхат? А может быть, лучше фсего тулецкий палтча?..

Пока купец говорил, его приказчики действовали. Они доставали из огромных баулов и раскатывали на стульях, на полу, на неприбранной кровати отрезы различных тканей. В неярком свете канделябров сверкала и переливалась цветами радуги тяжелая парча. Прозрачный китайский шелк спускался со спинки стула подобно облаку. Зеленое английское сукно, из коего следовало шить мундиры русской гвардии, прикрыв смятые простыни и подушки на кровати, сразу сделало ее царским ложем.

– Ou’est-ce que vous a pense? – нервно спросила Анастасия у князя.

– Nouveau robe pur vous, – сказал Светлейший.

– Je ne voux pas…

– Mais c’est mon present².

Между тем Микас Попандопулос не замолкал ни на минуту. На своем птичьем языке он рассказывал о товарах всевозможные небылицы: какие они красивые, прочные, удобные, кто из генералов, а также их жен, дочерей и сыновей уже купил такие ткани, что пошил из них и где их в этой одежде теперь можно увидеть. Грек быстро двигался по спальне, беря в руки самые лучшие образцы. Время от времени купец бросал выразительные взгляды на Анастасию. Потемкин, поймав один из них, удивился:

– Connaissez-vous cet homme?

– Il a propose me propositon indecent³…

Много бы отдал предприимчивый коммерсант, чтобы понять разговор своих клиентов. Само собой разумеется, ему хотелось продать губернатору Новороссийской и Азовской губерний парчу или шелк по бешеной цене. Он понимал, что в присутствии прекрасной дамы князь не станет торговаться.

С другой стороны, вызов во дворец в неурочное время, доступ в спальню, где Светлейший находился не один, служили проявлением большого доверия, особых, конфиденциальных отношений между знатным вельможей и владельцем нового магазина в Херсоне. В этом случае Попандопулос полагал, что должен уступить. Но сколько и при покупке какого товара?..

Конфиденциальными их отношения стали довольно давно. Поддавшись обаянию Потемкина, а также прельстившись значительным денежным вознаграждением, крымский грек Микас Попандопулос в марте 1777 года дал согласие стать конфидентом русской разведки на полуострове. Он рисковал. Вместе с тем идея объединения под эгидой России всех христиан, страдавших от мусульманского насилия, была ему близка. Русские победили османов в долгой войне. Теперь не только Попандопулос, но и многие другие его единоверцы надеялись, что северный колосс сведет окончательные счеты с одряхлевшей империей. Тогда турки уберутся за Черное море, туда, откуда явились на полуостров триста лет назад, потеснив древних его обитателей: греков, готов, аланов. А дружить с победителями – вообще весьма выгодное дело.

Сначала ему давали простые поручения, связанные с его работой. Семья Попандопулосов владела лавками и складами мануфактуры в разных местах Крыма: в Кафе, Карасу-Базаре, Бахчи-сарае, Гёзлёве⁴, Балаклаве, Алуште, Ялте. Микасу приходилось много времени проводить в разъездах. Русские особенно интересовались его передвижениями вдоль береговой линии, опасаясь высадки турецкого десанта и подготовки плацдарма для него, которую могли провести диверсионные группы турок или татар в Крыму. Он должен был примечать все изменения в прибрежной местности и на дорогах, встречаясь при этом с нужными людьми и передавая им письма и деньги.

Среди деловых партнеров греческой фирмы находилось немало представителей разных крымских этнических групп: татары, караимы, армяне, евреи. Микас неплохо знал тюрко-татарский язык, на котором они все говорили. Его веселый нрав, общительность, умение быстро наладить контакт с собеседником помогали ему собирать информацию другого рода: о внутренней жизни этих общин, о настроениях там, о действиях чиновников ханской администрации и крупных феодалов, от которых на самом деле многое зависело в крымско-татарском государстве.