Read the book: «Комариные рассказы»

Спи

Решено было выезжать засветло, почти в ночь. Решено с вечера, но с утра собирались как обычно шумно, расселись суетливо: папа за руль, печку на полную, – из нее штормит ледяной бурей еще, – и на улицу счищать с машины щеткой сугроб, мама на место штурмана, руки потирает, Васька сзади в пледе по уши, пока не прогреется.

Выехали – колеса визжат по снегу нечищенному – они первые сегодня со двора, а вчера навалило, наметелило – и поворот на одинокую улицу, только прилегшую отдохнуть.

– Спи, Васька, – мама назад рукой шарит, по волосам Ваське, ласково, но рука холодная, кожа красная. – Спи, еще рано.

Папа ворчит, что печка «не фурычит», от него и от сиденья пахнет сигаретами, морозом и, должно быть, еще задатком утра, месяцем в небе и пургой в щелях двери.

Васька из одеяла нос высовывает, принюхивается, чтобы получше распробовать. Шмыгает – мороз укусил – мама тут же, будто по сигналу снова оборачивается:

– Сопли?

Васька кивает, одеяло на голову натягивает поверх шапки. Мама уже назад всем телом, рукой под подбородком у Васьки шарит, завязки развязывает, платком по носу елозит, потом поплотнее плед натягивает.

– Все спи, спи. Ехать долго.

Васька ложится на сиденье, носки под плед. Еще сиденья холодные, там где нога, вообще Арктика, а сверху греет первым теплом. Сквозь окна, если задрать голову, ничего не видно: только узоры морозца, и Васька думает – это на снежинку похоже, а это в фонарях проплывающих вспыхивает созвездие, а эти две слиплись, расплылись да так и замерзли.

– Спи.

Васька просыпается от того, что за черными окнами уже совсем не черно – робеющий бледный свет выбеливает окна, в машине тепло, но узоры никуда не делись, созвездия на месте. Васька садится, одеяло больше не хочется, да и куртку больше не хочется.

Вперед хочется смотреть из серединки.

А там – зимний лес. Узкая колея, и дорога белая вьется между елями, асфальта нет, и до весны его не увидишь, а машина летит будто над самой дорогой, гладко, мягко, и ели навстречу. А, может, это они летят на машину, а не наоборот.

И верхушки у елей будто пики острые, раскрашенные в розовый, как у Васьки в раскраске – омытые рассветным солнцем. И впереди небо тоже розовое, сверху синее, а посередине полоска: если смешать синий и розовый, это фиолетовый получается? И машина ревет, печка сопит и мама вместе с ней, только папа серьезный, неподвижно гонит по белому насту машину в розовом лесу и вдруг –

Провал, просека с электрическими вышками, где деревьев нет, и между ними на краткий миг ярко выстреливает солнце и прямо Ваське в глаза. Он жмурится от неожиданности, и в следующее мгновение солнца уже нет.

И снова лес, лес – бесконечные ели да розовые пики.

Зависть

В детстве, то есть где-то с семи до десяти, а может даже до одиннадцати, потому что потом наступило время, когда Гарри Поттеру прислали письмо, а еще если сократить год, который он не перескочил в 4 классе, а проучился, так вот в детстве Васька ужасно завидовал тем ребятам, которые летом ездили на дачу. У самого Васьки дачи не было (не у него, конечно, а у его родителей и бабушек-дедушек, тетушек-дяденек, ни у кого не было), и поэтому лето он проводил в городе – в летнем лагере при школе, который от школы мало чем отличался тем же запахом сосисок и макарон, сладостью трубочек с кремом и ворчливым охранником на входе, зато отличался уроками сокращенными, отсутствием домашнего задания и долгими прогулками – но во дворе школы. Потом Васю забирали и он проводил остаток дня во дворе, где он и другие ребята друг другу сочувствовали в отсутствии дачи и потому всячески пытались ее заменить. Например, можно было прыгать по крышам гаражей, устраивать драки шариками с водой и купаться в местной речке тайком от родителей, потому что речка грязная, и воды нахлебаешься – вырастет шестой палец на руке. Иногда их забирали на шашлыки, но не на речку, а на озеро, где купаться уже можно было, но недолго, чтобы не замерзнуть и не перекупаться (Васька не верил, что можно «перекупаться», но авторитета у него в этом вопросе не было.).

Потом первого сентября «дачные» рассказывали о своих невиданных приключениях: как проткнули ногу гвоздем и делали прививку от столбняка – сорок уколов в живот! – били крапиву и борщевик, и какие потом растут пупырышки, и как спугнули змею и купались в иле, и потом делали прививку от бешенства, потому что укусила крыса, выбежавшая из-под дома.

И Васька завидовал не зеленой даже, а какой-то бурой завистью, глядя на свои сбитые на гаражах коленки и укус собаки на руке. Даже собаки в городе казались не такими, как на даче – недостаточно свирепыми, не кусачими, так, прикуснут и лениво отпустят, будто и не нужно им это, будто они мальчишек перекусали уже порядочно. Не то что на даче – «Осторожно, злая собака» размером с волка, с волкодава, с жигули, и пасть со ста клыками, и рычит, и лает, и кусает.

Потом однажды летом Ваську отправили в летний лагерь за городом. Там были и речка, и собака, и борщевик, и зеленка, и даже гвоздь. Васька пришел в школу первого сентября во всеоружии – с переводной татуировкой Джеки Чана на плече и рассказом о том, как он забрался на чердак и спугнул летучую мышь. Правда, она его не укусила, к сожалению. Но Ваське все равно завидовали.

Зубы

У Васьки впервые должен был выпасть молочный зуб – долго, упорно Васька расшатывал его языком туда-сюда, но ничего не выходило. Расшатывание зуба из первого испуга перевоплотилось в забаву, когда мама рассказала, что зубы сменятся, вырастут коренные, а эти ему больше не будут нужны. Васька сначала фантазировал, что он будет не таким, как все, что у него, как у акулы, вырастут два ряда зубов, и он сможет укусить Дениса в школе так, чтобы у него отпечатались сразу две челюсти, и он навсегда отстал от него со своими приколами, а еще – что он сможет есть в два раза быстрее и больше не опаздывать во двор.

Когда мама сказала, что зубы все-таки выпадут, Васька испытал что-то похожее на разочарование, но потом придумал, что соберет себе акулье ожерелье и тем самым докажет, что он ничем не хуже акулы.

Ожидание выпадения зуба растянулось на целую неделю – каждый день он кончиком языка проверял, правда ли тот еще шатается, или может, ему это привиделось. Васька засыпал и боялся, что проглотит зуб во сне, и тот пустит корни в желудке, но вырасти, как апельсиновая косточка, ни во что не сможет, и просто будет у него зуб в животе. Тоже своего рода уникальное явление – наверное, на рентгене будет видно. Васька и страшился этого, и ждал с каким-то нетерпением, потому что все-таки зуб в животе – не самая распространенная штука.

В итоге зуб пришлось рвать. К такому Васька совершенно не был готов. Это и не акульи челюсти, и не зуб в животе, а что-то совсем неприятное, пахнущее хлоркой и зубной пылью. Мама отвела его в поликлинику, и пока они сидели в очереди, Васька уговаривал зуб выпасть сам: тыкал языком и даже клацал зубами, но тот все отказывался, плотно сидя в ямке. Мама одернула его и сказала, что не надо стучать так, а то все зубы выпадут. Васька притих – зубы ему еще были нужны.

Стоматолог – большая тетя с толстыми щеками, за которыми наверняка прятались акульи зубы, которые Васька так себе хотел, – заглянула в его рот, цокнула языком и сказала:

– Ну-ка вдохни.

Васька вдохнул, тетка рванула, и он ойкнул. Стоматолог сказала Ваське выходить, а тот никак не мог понять, что все уже случилось, и зуба больше нет. Он осторожно потрогал его языком, но вместо него была лишь мягкая теплая ямка. Так просто и так быстро зуба не стало, как будто он и не расшатывал его целую неделю, как будто только и надо было, что дернуть со всей силы. Раз и нет. И ни тебе акульих челюстей, ни тебе зуба в животе.

Они с мамой вышли из кабинета, и мама сказала Ваське протянуть руку. Белый маленький зуб упал в ладошку Васьки, и тот недоуменно воззрился на него.

– Положишь под подушку, чтобы зайчик тебе оставил монетку, – сказала мама и дала еще бумажный платок.

Васька укутал зуб в платок, спрятал в карман и подумал, что он лучше пока повременит и оставит его для акульего ожерелья – монетку он и так может попросить, а вот зубы у него в ограниченном количестве.

Василиск

Однажды Ваську взволновал один вопрос: почему у всех богатырей такие звучные имена, мощные, красивые, ну там, Илья Муромец, Добрыня Никитич и так далее, а он – просто Васька. Совсем небогатырское имя, сразу понятно, что подвиги оно ему не сулило. Ну где вы видели богатыря по имени Василий? Никогда такого не случалось и не случится.

Никита, его однокашник, предложил Ваське вариант:

– Может быть, ты будешь Василиск – как из Гарри Поттера. Будешь ползать по стенам и петухов душить.

Васька с этим был категорически не согласен:

– Зачем же мне петухов душить?

– Потому что они надоедливые, горланят с утра пораньше, – сказал Никита. Никита петухов не любил, еще на даче наслушался, а вот Васька – любил. Петухов ему вдруг стало очень жалко.

– А еще они будут выдавать тебя, а так передушишь всех и знай себе тихо в стенах сиди и шипи, – убеждал его Никита.

– Какие же тут подвиги тогда, так неинтересно, – расстроился Васька. – Я хочу, чтобы как у богатырей было. Мечом махать, на коне скакать да врагов крушить. А Василиск – это какой-то анти-подвиг.

Никита пожал плечами и ничего не ответил. У него не было идей. Он-то сам Никита, так что имя у него было вполне богатырское, почти как Никита Попович, только папа у него был не поп, а менеджер, но Никита Менеджерович звучало уже не совсем по-богатырски, так что он представил, будто папа его все-таки поп. Ваське он помочь никак не мог.

Васька затем в энциклопедии прочитал, что змеи – очень полезные животные, еще с древности их яд изучали и в медицинских целях использовали, а еще они контролируют популяцию грызунов в сельском хозяйстве. Кажется, быть Василиском не так и плохо, подумал Васька. Он мог бы яд свой жертвовать ученым, и они бы изобрели эликсир бессмертия. Он бы стал большой доброй змеей, которую бы никто не боялся, но все уважали. Катал бы на спине кого-нибудь, так и подрабатывать можно.

– Ладно, буду Василиском, – вздохнул Васька. Другого варианта в общем-то и не было. И все равно это было лучше, чем родиться Иваном: потом всю жизнь иди туда, не знаю куда, и ищи то, не зная что. С целью богатырской все-таки полегче было.

Как обычно

– Яйца подорожали на тридцать рублей, – вздохнула мама, обращаясь к папе.

–Ничего удивительного, – пробормотал тот. – И горячую воду, кажется, отключают на две недели.

– Ну, это как обычно, – мудро произнесла мама.

Васька оторвался от книжки и посмотрел на родителей.

– А почему это «как обычно» всегда о чем-то плохом? – спросил он. – Почему никто не говорит «как обычно» о чем-то хорошем?

– Например? – мама посмотрела на Ваську.

– Например… – он оглянулся по сторонам и вернулся глазами к книжке: – Мне как обычно подарили новую машинку. Или как обычно ты дала мне конфету после обеда.

Мама рассмеялась.

– Если тебе конфету после каждого обеда, то разве б это было что-то хорошее? – подключился папа.

– А почему нет? – нахмурился Васька.

– Вот представь, – папа был любитель всяких мыслительных экспериментов, поэтому Васька отложил книжку и внимательно на него посмотрел, собираясь «представлять». – Вот представь: после каждого обеда, а может и после ужина тебе бы каждый день давали конфету. Кажется хорошим, правда? Но тебе дадут конфету один день, второй, и вот уже через неделю тебя это перестанет радовать.

– Почему это? – возразил Васька, не веря в то, что конфеты могут перестать его радовать. Конфеты же вкусные.

– А если бы тебе давали одну и ту же конфету? Каждый раз, допустим, «Коровку». Ты бы уже через неделю начал думать: «Ну вот, как обычно «Коровка»». Даже что-то хорошее, если много раз повторяется, то приедается и становится «как обычно». К хорошему быстро привыкаешь.

– Тогда пусть мама дает мне каждый день разные конфеты, чтобы я не привыкал,– заключил Васька. – Да и если конфеты для меня будут «как обычно», я тоже не расстроюсь.

Папа с мамой переглянулись и рассмеялись. Васька не знал, что смешного, но для «чистоты эксперимента» тоже хихикнул – вдруг затея все-таки удастся?

После обеда Васька и правда получил конфету и подумал: «Как обычно папу с мамой так легко провести». Конфета была вкусная, шоколадная, в золотистой обертке. Васька изо всех сил приготовился привыкать к такому.

Арчи

К Васькиным родителям часто приходили гости. Обязательно совали ему шоколадку с мелкой ореховой крошкой, застрявшей в пресно-сахарной шоколадной плоти. Не разгрызть и невкусно. Но Васька никогда не жаловался – вежливо благодарил, а все гладили его по голове и говорили, какой он хороший мальчик. Он думал, что так про пса говорят. Ему тоже говорили: «Хороший мальчик» и тоже гладили по голове.

Это сходство с псом Арчи роднило их. Васька мог часами сидеть на ковре рядом с Арчи, чтобы изредка провести по его пахнущей ковром шерсти, приговаривая: «Хороший мальчик».

Арчи любил нежиться на солнце – лежать на нагретом ковре с закрытыми глазами и делать вид, что его тут нет, что он сам ковер, и что мир застыл, замер давным-давно, просто никто об этом не знает и продолжает куда-то бежать, торопиться, а можно же просто лежать здесь, на ковре, как он, и ждать, что однажды все прозреют и поймут, что торопиться некуда и гораздо лучше греться под солнцем.

В глазах Арчи Васька порой видел вселенскую мудрость, а порой – черную-черную тоску. Он не знал, по чему тосковал Арчи – по матери, которую не знал. По тому, что солнце слишком высоко, и он не может греть пузо прямо на его поверхности. Или по тому, что это самое солнце зимой выглядывало всего на полчаса, а затем закатывалось, будто его и не было, и будто в насмешку озаряло зимнее небо розово-желтым закатом и пропадало. Арчи вздыхал и снова ложился, дожидаясь солнца.

Васька любил лежать вместе с ним на ковре. Казалось, что пушистые бока Арчи – это корабль, покачивающий его на волнах персидского моря, и они куда-то дрейфуют в тишине и звоне тикающих часов.

Тик-так, тик-так.

Время растягивалось в густую замерзшую сгущенку только из холодильника и оседало хлопьями пыли, кружащейся в воздухе, на поверхность персидского моря. Арчи вздыхал по чему-то, Васька тоже вздыхал с ним за компанию, постигая вселенскую мудрость. Они вместе ждали солнца.

Конец света

Однажды вечером Васька узнал о конце света. Мама с папой обсуждали дела и сообщили о нем как-то просто, между скидками в магазине на молоко и завтрашнем дожде, словно это совсем не важно. По мнению Васьки, о конце света надо было сообщать совсем не так: о нем должны раструбить по радио, по телевизору, по всем новостям и чтобы обязательно у метро стоял человек, который громко рассказывал каждому выходящему, что он скоро умрет от кометы, что мчалась на Землю.

Васька, прознав о конце света, всю ночь ворочался и с утра первым делом начал к нему готовиться: прежде всего, вытряхнул копилку и подсчитал свои средства на выживание. Выходило всего пятьдесят рублей, потому что о конце света Васька узнал сразу после Нового года и успел уже потратить все свои подаренные деньги на игрушки и прочую ерунду. Теперь это, конечно, казалось катастрофой. На пятьдесят рублей Васька мог уехать на автобусе в один конец и вернуться обратно. Но один, без мамы с папой. Да и куда ехать? Васька не знал, где именно будет конец света: на его улице или же во всем городе? Мама с папой обсуждали конец света дома, значит, дело касалось их квартиры точно, а раз квартиры, то зацепит и остальной дом, и наверное даже Никиту в соседнем подъезде.

Васька решил, что раз уж Никита тоже пострадает от конца света, им следует объединить ресурсы. Он прокрался на кухню, пока все спали в воскресное утро, и позвонил Никите. Трубку сняла его бабушка.

– Баб Нина, это я, Васька, – сказал он заговорщицким шепотом. – А Никита уже проснулся?

– Еще нет, Вась, – сказала бабушка Нина, и Васька услышал, как на плите что-то шкворчит и фыркает. Наверное, баб Нина готовила завтрак и совсем, бедная, не подозревала, что скоро ее блинам, как и ей придет конец. Васька ненадолго задумался, но решил все же пока ей не говорить, чтобы не пугать. У баб Нины сердце было слабое, он слышал, как папа Никиты об этом говорил, когда ругался на Никиту. Лучше Васька сначала все разведает, а потом вернется к баб Нине с проверенной информацией.

– Тогда… как проснется, пусть сразу же позвонит мне, – сказал Васька. – Скажите ему, что это дело чрезвычайной важности. – Он даже выпучил глаза, но баб Нина этого видеть, конечно, не могла, а потому не поняла всю важность доверенной на нее миссии. Она пробурчала что-то и повесила трубку.

Васька еще пару секунд стоял, слушая гудки и думая, что баб Нина зря так реагирует, но это все потому, что она не понимает и не знает, а значит и винить ее не стоит.

Никита позвонил, когда Васькина мама уже проснулась и готовила завтрак. Мама передала Ваське трубку. После оладий конец света казался уже не таким страшным, но Васька знал, что не стоит ослаблять бдительность: раз родители ничего не планируют делать, значит он один мог их спасти.

– Пшивет, – Никита что-то жевал по ту сторону. – Што слушилось?

– Конец света, – замогильным голосом проговорил Васька. Он услышал тихий смешок и поднял глаза на маму. Та невинно стояла у плиты и переворачивала оладьи. Васька понял, что мама, кажется, не воспринимает опасность всерьез.

– Какой конец света? – спросил Никита.

– Тш-ш, – Васька не хотел пугать баб Нину и родителей Никиты. – Нам надо встретиться и все обсудить. Дело касается и тебя, напрямую.

Мама снова тихо засмеялась – в этот раз Ваське не показалось. Он насупился, а потом решил, что все равно их спасет, раз они так безалаберно относятся к концу света.

После завтрака он собрал все монетки и объявил, что идет к Никите. Мама закрыла за ним дверь и сказала быть осторожнее. Васька закатил глаза – к чему осторожность, раз они все погибнут? Сейчас следовало наоборот действовать решительно и быстро.

Когда он объяснил все Никите, тот, к его ужасу, просто пожал плечами. Васька увещевал его:

– Неужели ты не понимаешь? Мы же все погибнем! Комета упадет на наш дом и все, пиши пропало!

– А с чего ты взял, что именно на наш дом? – спросил Никита, перебирая монетки Васьки. – Вдруг на дом Кати Степановой? – Он был дальше по улице.

– Значит, ее тоже надо предупредить. Не исключено, что комета большая и упадет сразу на несколько домов.

– Все равно с такими запасами далеко не уедешь, – посетовал Никита. Если сложить и его деньги, то у них выходило 116 рублей. Васька тоже это понимал.

– Давай я пойду и попытаюсь убедить родителей. Надо же донести до них всю опасность. С ними у нас стопроцентно хватит денег уехать, если они немножко добавят. На автобус так точно. Ты своим тоже сообщи, пусть готовятся. Надо держаться вместе.

Никита серьезно кивнул, хотя Васька и видел, что не до конца его убедил. Это все потому, что Никите не снилась комета, которая падает на его дом. Ваське же сон казался пророческим.

Он собрал свои деньги и вернулся. Мама с папой как раз смотрели телевизор.

– У меня к вам серьезный разговор, – Васька встал перед ними, загораживая экран.

Папа с мамой переглянулись, и папа выключил звук.

– Что случилось? – лицо папы приобрело серьезное выражение. Ваське это понравилось – раз мама смеется, значит, не воспринимает все всерьез, а вот папа – другое дело.

– Я хотел поговорить о конце света, – Васька увидел, как в уголке губ мамы мелькнула маленькая улыбочка. – Все очень серьезно. Я посчитал, что у меня есть пятьдесят рублей, и на них двое из нас смогут уехать на автобусе подальше отсюда, но остальные деньги вы должны мне добавить, а то на троих у меня не хватит.

Папа наклонился вперед, изучая монетки в руках Васьки с самым серьезным видом.

– И правда, не хватит, – сказал он. – Придется кого-то оставить.

Васька посмотрел на маму с папой и тяжело вздохнул:

– Ладно. Значит, я останусь. А вы спасайтесь, – он передал монетки папе. – Только быстрее, а то неизвестно, когда эта комета упадет.

– Ты очень самоотверженный мальчик, – папа потрепал его по голове. – Как же нам повезло с сыном.

Васька шмыгнул носом, заранее расстраиваясь, что больше не увидит маму с папой.

– А Арчи можно в автобус без билета? – спросил он, глядя на большого пса, лежащего на ковре.

– Боюсь, ему тоже придется погибнуть, – трагическим голосом сказал папа.

А потом мама сделала совершенно немыслимое: она отвесила подзатыльник папе и сказала Ваське:

– Никто не погибнет. Я только что видела по новостям, что комета развернулась и полетела в другую сторону.

– Правда? – Васька, уже повесивший нос, воспрянул духом. – И не будет падать на нас?

– Совсем не будет. Придется нам тут жить еще лет сто, – улыбнулась мама. Она полезла в сумочку и достала еще пятьдесят рублей. – А это тебе в награду за мужественный поступок.

Васька сначала хотел отказаться, потому что герои никогда не берут плату, а потом вспомнил, что комета все-таки может однажды вернуться. Лучше он пока прибережет эти деньги для них четверых. Он присел на ковер и принялся тоже смотреть телевизор, спокойствие снова вернулось в его душу, и больше комета его не тревожила.

Только вечером Васька вспомнил, что совсем забыл сказать Никите о том, что комета не прилетит. Он надеялся, что тот еще не успел уехать, но потом снова забыл об этом и заснул. Ему снился маленький Никиты, убегающий от огромной хвостатой кометы, которая почему-то была похожа на Арчи, и баб Нина, которая отгоняла комету черпаком и яростно грозила ей. Комета испугалась и улетела.