Только спустя несколько часов нас выстроили и пересчитали. Я с удивлением увидела, что среди всех заключённых не вижу Анны. Где же она? Ведь она, вытащив меня из горящего здания, всё время находилась рядом? Фактически, она спасла мне жизнь!
Тут же начальство, прибывшее из города, отнесло её к погибшим. Я предусмотрительно молчала про то, что Анна вытащила меня из огня, а значит, спаслась и сама, в общей сумятице этого никто не заметил. Остальные женщины занимались только собой и своими ближайшими знакомыми, а Анна же из них ни с кем дружбу не водила, и ею никто не интересовался. Уже потом, будучи переведённой в другую тюрьму, я узнала, что среди обгоревших развалин тюрьмы останков Анны не обнаружили. Меня это очень порадовало. Мне бы не хотелось знать, что она погибла после того, как спасла мою жизнь. Не знаю, сколько мне придётся ещё жить на свете, а кашель всё больше донимает меня. Достать газеты здесь очень сложно.
Однажды мне попалась газета, в которой я увидела статью Флориана Дитриха о взаимоотношениях родителей и детей, и при чтении этой статьи перед моими глазами вновь встала, как живая, Анна Зигель, хотя в тексте её имя не упоминалось ни разу. В статье рассматривались несколько вполне благополучных семей, в которых росли будущие преступники. И причиной того, что дети пошли по дурной дорожке, назывались равнодушие, формализм, и, как ни странно, излишняя религиозность родителей, а также то, что воспитанием детей, в основном, занимаются одни женщины, в то время, как их отцы вынуждены круглыми сутками пропадать на работе. В этой статье я не нашла ничего слишком нового, но я понимала, что для инспектора она является попыткой разобраться в своих собственных ошибках в отношениях со своими детьми. Анна мне настолько подробно в своё время рассказала об инспекторе, что, читая статью, я как будто слышала его чуть насмешливый голос.
А недавно всё-таки мне попался в руки тот выпуск с фотографией Анны на всю страницу. Потом я ещё несколько раз доставала газеты, но в них ничего о ней не было.
С недавних пор страна надолго перестала помещать на первые страницы портреты уголовных преступников, даже таких страшных, как Анна Зигель. Их заменили сводки с фронтов и списки убитых и раненых. Началась Первая мировая война.
Эпилог
Письмо журналиста Вазула Меланьи к Эрику Фенчи
«Здравствуй, дорогой мой Эрик!
Я ознакомился с твоими набросками по делу банды «мясников». Скажу тебе одно: выходит замечательно. Лучше бы, конечно, тебе было бы связаться с Белой Рацем, уж он бы точно полную картину дал.
Что касается истории Анны Зигель. Я, наверное, за книгу о «Волчице» не возьмусь – лучше, чем ты, мне не написать. Но я тебе вышлю все очерки и статьи о ней. Благо материалы и свидетели ещё остались. Потом с удовольствием почитаю твою книгу.
Жди. Вазул»
Из дневника Ингрид Лауэр:
«19 июля 1909
Мне больно и неприятно вспоминать о ней. Но сегодня пришлось. Пришлось вспомнить. Я видела её во сне. Она смотрела на меня с какой-то мрачной решимостью, а на руках – свёрток. А я не могу даже пошевелиться… Она шла ко мне медленно, протягивая свёрток… А потом вдруг кричит: «Ты убила его»… Проснулась в холодном поту. Разбудила и прислугу, и Оскара своими криками. Больше не могла уснуть.
А по городу только и говорят, что у Анны Зигель ребёнок родился. Мёртвым. Я даже не знаю, как реагировать на это. Инспектор Дитрих сообщил всем такую весть. Но я не вслушивалась особо. Меня больше волновал мой Оскар.
И… Может это и цинично звучит, но я… Рада? Нет-нет, нельзя такому радоваться! Это кощунство!
А с другой, может, это и к лучшему – ему не придётся ходить с клеймом матери, а мой маленький Оскар совершенно точно никогда с ним не пересечётся. Я хочу забыть всё, что связано с Зигель!
А что, если инспектор солгал? Солгал во спасение… Берта проболталась, что инспектор три недели назад пришёл домой с конвертом, на котором были триестские марки. Письмо не было служебным, так как пришло на домашний адрес. Он что-то бегло прочёл, а потом быстро спрятал его. И наверное, уже сжёг…
В Триесте ведь находится та самая тюрьма, куда отправили Зигель. И если то, что инспектор говорит про мертворождение, правда, зачем бы ему прятать письмо оттуда?»
Письмо Флориана Дитриха брату:
«Дорогой Марк!
Как ты уже знаешь, на днях Анне Зигель вынесли приговор. Но почему-то я не чувствую себя победителем. Да, она наказана, наказана по справедливости, но какое это имеет значение для тех сотен людей, потерявших своих детей?
Но это всё так, лирическое отступление. Как ты уже знаешь, я никому, кроме тебя, не могу доверять настолько, чтобы делиться сокровенным. Видимо, детство всё-таки наложило на нас свой отпечаток. Я хотел бы тебе сказать вот что: меня не покидает ощущение, что это дело – не последнее в нашей истории. Я всеми силами гоню от себя мысли о том, что трагедия повторится, но кто, кто поручится за это?!
Ты, как и я, не первый год работаешь с преступниками всех расцветок и мастей, но вряд ли ты сталкивался в своей карьере с такими тварями, что без сожаления обрекали десятки людей на медленную и болезненную смерть. Когда я только взялся за это дело, мне казалось, что сотворил это вампир, настоящее чудовище, существо из Преисподней.
И что же ты думаешь? Этим "демоном" оказалась обычная гимназистка. Я изучил её биографию от и до, и не нашёл ничего примечательного – это не уличная оборванка, не ребёнок из пьющей семьи, не бродяга. Со времени её поимки я часто не сплю ночами. Ужас и омерзение от того, что она совершила, сменялись ощущением, что такие волчата растут в каждой семье и ждут своего часа.
И кто, кто ответит на простой вопрос: когда их человеческая натура уступит место волчьей? Когда наступит миг перерождения их в безжалостных оборотней? Я не могу успокоиться от мысли, что на месте Зигель могла бы оказаться моя Берта. Они во многом похожи, даже отношения мои с ней до недавних пор были настолько холодными, что она всё больше дичала и уже открыто задирала одноклассниц. А ведь ей только тринадцать лет…
Марк, дорогой брат, я не знаю, зачем тебе пишу это, может, мне просто надо выговориться кому-то, а доверять я могу только тебе. Звучит странно, но я… Нахожу, что у нас с Анной Зигель много общего. Разве что я выбрал другой путь. А она сломала жизнь и себе, и окружающим.
В этом есть вина не только её самой, но и её родителей, не обративших вовремя внимание на неё. Я увидел со стороны и наших родителей, и свои отношения с детьми, �