Read the book: «Звезда пленительного счастья. Стихотворения декабристов»
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
В. Ф. Раевский
Владимир Федосеевич Раевский родился в 1795 году. Учился сначала в Благородном пансионе при Московском университете, затем – в Дворянском полку при Втором кадетском корпусе в Петербурге. Здесь он сблизился с Г. С. Батеньковым; тесная дружба, основанная на единомыслии, связывала их в течение всей жизни. По выходе из корпуса Раевский участвовал в Отечественной войне 1812 года; за храбрость, проявленную в Бородинском сражении, был награжден золотым оружием.
Вернувшись из заграничных походов, Раевский в 1816 году вышел в отставку, тяготясь аракчеевскими порядками в армии. В 1817–1818 годах он отказался от свойственных ему прежде монархических иллюзий. Снова поступив в 1818 году на военную службу, он получил назначение во Вторую (Южную) армию, находившуюся в Бессарабии, – в 16-ю дивизию, командиром которой вскоре был назначен декабрист М. Ф. Орлов.
В 1820 году в Кишиневе Раевский вступил в Союз благоденствия и стал одним из руководителей бессарабской группы декабристов. В организованной членами Союза благоденствия при 16-й дивизии ланкастерской школе он преподавал литературу, историю, географию и использовал уроки для политического просвещения солдат.
Трактуя поэзию как мощное средство гражданского воспитания, Раевский работал над курсом «Поэзии» для дивизионной школы. В начале 1820-х годов им были созданы замечательные образцы декабристской публицистики – «О рабстве крестьян», «О солдате», распространявшиеся, по-видимому, не только среди офицеров, но и среди солдат.
Революционная настроенность, обаяние образованности и ума, принципиальность Раевского привлекли к нему Пушкина. Отчасти под воздействием Раевского складывались вольнолюбивые взгляды молодого Пушкина на историю.
6 февраля 1822 года Раевский был арестован по обвинению в революционной агитации среди солдат и юнкеров и заключен в Тираспольскую крепость. Поведение его на следствии было образцом мужества, хладнокровия, находчивости. Ранее других декабристов испытавший участь узника, Раевский под именем «первого декабриста» вошел в историю русского освободительного движения. В Тираспольской крепости написаны программные поэтические произведения Раевского – «Певец в темнице» и «К друзьям в Кишинев».
В 1823 году Раевского приговорили к смертной казни, но затем приговор отменили. После восстания 14 декабря он был привезен в Петербург и привлечен к следствию по делу декабристов; но и здесь сломить его волю не удалось. Еще два года Раевский провел в одиночном заключении в крепостях (Петропавловской и польской крепости Замостье), после чего был отправлен в Сибирь, в село Олонки близ Иркутска, где прожил свыше сорока лет – сначала на положении ссыльного поселенца, затем – государственного крестьянина.
Раевский активно участвовал в общественно-политической жизни Восточной Сибири, энергично занимался хозяйственной деятельностью: огородничеством, подрядами, торговлей хлебом. Хозяйственные заботы часто и надолго отвлекали Раевского от поэтических занятий, но то немногое, что им было создано в Сибири, принадлежит к лучшим его произведениям («Дума», «Предсмертная дума» и др.).
В 1829 году Раевский женился на крестьянке села Олонки. После амнистии 1856 года он не пожелал покинуть Сибирь, считая ее краем, менее испорченным деспотизмом, чем Европейская Россия.
Умер Раевский в 1872 году. В Олонках долго жила о нем память как о человеке, много сделавшем для крестьян. Здесь он создал первую постоянную сельскую школу. В его доме, сохранившемся доныне, помещается школа его имени.
Песнь воинов перед сражением
Заутра грозный час отмщенья,
Заутра, други, станем в строй,
Не страшно битвы приближенье
Тому, кто дышит лишь войной!..
Сыны полуночи суровой,
Мы знаем смело смерть встречать,
Нам бури, вихрь и хлад знакомы.
Пускай с полсветом хищный тать
Нахлынул, злобой ополченный,
В пределы наши лавр стяжать;
Их сонмы буйные несчетны,
Но нам не нужно их считать.
Пусть старец вождь прострет рукою
И скажет: «Там упорный враг!»
Рассеем громы пред собою,
И исполин стоглавый – в прах!..
Сей новый Ксеркс стопою силы,
Как огнь всежгучий, к нам притек
Узреть Батыевы могилы,
Сарматов плен и шведов рок,
Узреть поля опустошенны,
Прах мирных сел и городов,
И небо, заревом возженно,
И вкруг – изрытый ряд гробов,
А пред собой – перуны мести
И твердокаменную грудь
С хоругвью: «Смерть на поле чести,
Или свершим опасный труд».
Ужель страшиться нам могилы?
И лучше ль смерти плен отцов,
Ярем и стыд отчизны милой
И власть надменных пришлецов?
Нет, нет, судьба нам меч вручила,
Чтобы покой отцов хранить.
Мила за родину могила,
Без родины поносно жить!
Пусть дети неги и порока
С увялой, рабскою душой
Трепещут гибельного рока,
Неразлучимого с войной,
И спят на ложе пресыщенья,
Когда их братья кровь лиют.
Постыдной доле их – презренье!
Во тьме дни слабых протекут!
А нам отчизны взор – награда
И милых по сердцу привет;
Низвергнем сонмы супостата,
И с славой нам восплещет свет!..
Краса певцов, наш бард любимый,
Жуковский в струны загремит,
И глас его непобедимых
Венком бессмертья отличит.
И юный росс, приникший слухом
К его цевнице золотой,
Геройским вспыхивает духом
И, как с гнезда орел младой,
Взлетит искать добычи бранной
Вослед испытанным вождям…
О други! близок час желанный
И близок грозный час врагам, —
Певцы передадут потомству
Наш подвиг, славу, торжество.
Устроим гибель вероломству,
Дух мести – наше божество!
Но, други, луч блеснул денницы,
Туман редеет по полям,
И вестник утра, гром, сторицей
Зовет дружины к знаменам.
И мощный вождь перед полками
И с ним вождей бесстрашных сонм
Грядут!.. с победными громами
И взором ищут стан врагов…
К мечам!.. Там ждет нас подвиг славы,
Пред нами смерть, и огнь, и гром,
За нами горы тел кровавых,
И враг с растерзанным челом
В плену ждет низкого спасенья!..
Труба, сопутник наш, гремит!..
Друзья! В пылу огней сраженья
Обет наш: «Пасть – иль победить!»
Между 1812 и 1821
Плач негра
Задумчив, устремя к луне унылы очи,
Несчастный сын степей под пальмою родной
Стоял недвижимо в часы глубокой ночи,
И пращ его, и лук с губительной стрелой
Разбросаны. И конь, товарищ бурной битвы,
По шелковой траве медлительно бродил.
И пес – сей верный страж, сей быстрый
сын ловитвы —
Лежал и лай ночной с боязнью притаил.
И мрак и тишина полуночной природы
Питали мысль его отчаянной мечтой.
И он – сей белых бич, сей гордый сын свободы —
Ланиты оросил горячею слезой!
«Нет радости в мире, нет Зоры со мною!
Я видел ветрила вдали кораблей,
Несущих добычу драгую стрелою
Далеко от милых отчизны полей!
Ах! мог ли провидеть отмщение рока?
Сегодня, зарею, колено склоня
Пред ярким сияньем светила востока,
Я чувствовал благость небесна огня!
От братий веселых чрез дебри и горы
Помчался я к милым родным шалашам,
Ласкаясь мечтою в объятиях Зоры
И в ласках младенца дать отдых трудам!»
Между 1812 и 1821
Глас правды
Сатурн губительной рукою
Изгладит зданья городов,
Дела героев, мудрецов
Туманною покроет тьмою,
Иссушит глубину морей,
Воздвигнет горы средь степей,
И любопытный взор потомков
Не тщетно ль будет вопрошать:
Где царства падшие искать
Среди рассеянных обломков?..
Где ж у́зрит он твой бренный прах,
Сын персти слабый и надменный?
Куда с толпою, дерзновенный,
Неся с собою смерть и страх,
По трупам братий убиенных,
Среди полей опустошенных,
Ты вслед стремился за мечтой —
И пал!.. Где ж лавр побед и славы?
Я зрю вокруг следы кровавы
И глас проклятий за тобой!..
Полмертвый слабый сибарит,
Мечтой тщеславия вспоенный
И жизнью рано пресыщенный,
Средь общих бедствий в неге спит.
Проснись, сын счастья развращенный!
Взгляни на жребий уреченный:
Тебя предвременно зовет
Ко гробу смерти глас унылый,
Никто над мрачною могилой
Слезы сердечной не прольет.
Вельможа, друг царя надежный,
Личиной истины самой
Покрыл порок корысти злой,
Питая дух вражды мятежной.
Каких ты ждешь себе наград?
Тебе награда – страшный ад;
Народ, цепями отягченный,
Ждет с воплем гибели твоей.
Голодных добыча червей,
Брось взор ко гробу устрашенный…
Тиран как гордый дуб упал,
Перуном в ярости сраженный,
И свет, колеблясь, изумленный
С невольной радостью взирал,
Как шаткие менялись троны,
Как вдруг свободу и законы
Давал монарх – граждан отец —
И цепи рабства рвал не силой, —
Тебя ждет слава за могилой,
Любовь детей – тебе венец!
1814 или 1815
Послание Николаю Cтепановичу Ахматову
Оставя тишину, свободу и покой,
Оставя отчий кров, семейства круг любимый,
Во цвете юных лет, неопытной стопой
Ты в шумный круг ступил тропой
невозвратимой!
Отчизне, долгу раб, в краю чужом один,
От милых в отдаленьи,
Обманчивой Фортуны сын!
Куда влечет тебя твое воображенье?..
На утренней заре удел твой испытать
Печали, огорченье;
Чувствительным сердцам назначено страдать
И горькою слезой платить за наслажденье.
Так, должен ты, мой друг! всем общий
жребий знать:
И твой веселый взор покроется слезою,
И вздохи кроткую улыбку умертвят,
Зоилов стрелы пред тобою;
Но жребий низких душ – в презреньи исчезать!
Воспоминание дней ясных, невозвратных,
Мечты о счастии угасшем возвестят,
Что, в изменениях превратных,
Рассвет твой был… блаженнее стократ
И славы громкия, и почестей ничтожных,
И честолюбия, и пагубных страстей,
Предначертаний невозможных,
Которым нет конца средь тысячи путей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но ум возвышенный, тебе природой данный,
Но сердце нежное и благородный дух,
Под надзиранием отца образованны,
Тебе откроют путь ко славе, юный друг;
Для кроткого царя, для родины священной —
Приятно жертвовать собой;
В наш век чудесный, просвещенный
Примеры славных дел сияют пред тобой!
Отечество твое, под скипетром священным
Монарха славного, закон царям дает
И простирает длань народам угнетенным!
И изумляет свет!
Колосс надменный пал! Европа в удивленьи
Зрит победителя, свободу и закон!
Благословляя мир, повсюду в восхищеньи
Благословляет русский трон!
Так, юноша! гордись отчизною твоею!
Спеши ей долг отдать, ее достойным быть;
И добродетельной стезею
Спеши полезным быть и славу заслужить!
Делами славными героев восхищенный,
Ты с благородною душой
Стремись на путь, тебе судьбой определенный,
Неколебимою стопой!
В кругу общественных всечасных изменений,
Где в юности твоей всё ново пред тобой,
Ты будешь зрителем превратных
приключений.
И будешь сам судьбы иль случая игрой.
Приманки хитрых фей, любви обвороженье
Для сердца нежного опасны могут быть;
Но времени закон, но опыт размышленья
Сей пламенный огонь и чувства уменьшит.
И я на утре дней, страстям порабощенный,
Цирцее отдал долг, ей жертвы приносил…
Но, ах! неверными стократно обольщенный,
Светильник пламенный рассудком погасил.
Пусть добродетели закон всегда священный
Тебя к бессмертию ведет среди путей,
Сокрытых от невежд, где разум просвещенный
Находит истину и в красоте своей.
Бессмертие по смерть великим достается:
Потомство, правды глас героя возвестит,
А истинный талант препон не ужаснется.
Приятная мечта – в потомстве вечно жить!
С спокойной совестью и позднею зарею
Воспоминание приятно усладит
Дни угасающи под времени рукою;
Не вечно радости из полной чаши пить!
Придет и твой закат с приметной быстротою,
Исчезнет светлый луч, и твой веселый взгляд
Покроется навек определенной тьмою, —
Не сладостно ль своей отчизне долг отдать?
И, шуму удалясь, с пенатами, с семьею,
Протекшие часы ненастья забывать?
Подчас и с музами и с милою своею
Дни безмятежные свободно восхвалять?..
<1816>
К моим пенатам
От отческих полей, от друга отлученный,
Игра фортуны злой, коварной и страстей,
Мечтой обманчивой в свет бурный увлеченный,
Свидетель суеты, неравенства людей,
Сражаясь сам с собой, – я вижу преткновенье
На скользком сем пути и бездны пред собой.
Пенаты милые! услышьте голос мой,
Внемлите странника бездомного моленье:
Вы, в юности меня хранившие от бед,
Теперь от роковых ударов защитите
И к дому отчему скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!
Как в ясный, тихий день воздушный метеор
Движеньем мрачных туч свод неба помрачает,
Так в утро дней моих меня тоска снедает,
И тщетно в будущность бросаю робкий взор:
Там новые беды грозят еще цепями…
О лары кроткие! да будет ваш покров
Над бедным путником, зовущим со слезами
На помощь вас одних; услышьте скорбный зов —
И горести мои на время прекратите…
Под небом неродным веселий, счастья нет,
Меня вы к родине скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!
Честь, слава вдалеке взор слабый обольщают,
Богатство, титулы – совместны с суетой,
И Крезус пьет фиал тоски и скорби злой.
Сатрапы гордые средь роскоши скучают.
Нет, боле не хочу я славы и честей!
Знаком кровавый путь мне грозныя Беллоны,
Средь сечи гибельной, средь громов и мечей
Я слышал славы клич – и жертв невинных
стоны.
Пенаты добрые! внемлите мой обет —
И бурю над главой моею отведите
И к дому отчему скорее возвратите:
Уже я видел бурный свет!
<1817>
Послание Петру Григорьевичу Приклонскому
Qui vit content de rien possède toute chose.
Boileau. V Epître1
Мой друг! взгляни кругом на наш
подлунный свет:
От трона царского до хижины убогой,
Везде увидишь след богини быстроногой.
Но постоянного для ней приюта нет.
Чем выше здание – тем ближе к разрушенью,
Опасен скользкий путь титулов и честей,
Опасны милости и дружество царей —
Кто ближе к скипетру, тот ближе к ниспаденью!
Как часто видим мы невежду и глупца
С титулом княжеским, в заслугах, уваженьи,
Который с гордостью бросает взор презренья
На долю скромную и бедность мудреца.
Но тратит ли, мой друг, мудрец свои надежды
Фортуне вопреки покоем обладать?
Нет, тою же стезей он скрылся от невежды
Под кров беспечности о слабом сострадать!
И в рубище Солон дал Крезу наставленье,
Как смежны счастие и слава с нищетой, —
Пред Киром на костре от смерти роковой
Спасло нежданное счастливца предреченье.
Лишенного очей, в темнице и цепях
Зри Велизария и с ним превратность рока…
Давно ль Наполеон, полсвета бич и страх,
Мечтал оспоривать и власть, и силу бога?
Где ж гром его побед?.. Фортуна за собой
Триумфы, почести и славу удалила.
Нет постоянного для смертных под луной,
Превратность – жребий наш, а верное —
могила!..
Чины и почести и всех богатств собор,
Когда нет мудрости, нас скукой отягчают,
Прельщается ль резцом и кистью грубый взор?..
Безумцы остроту в безумце обретают;
Страшилище ума – они в кругу своем
Нерона с Августом в величии равняют.
Херила наших дней Пиндаром называют
И восхищаются Беатуса умом!..
Сословие невежд, гордящихся породой,
Без знаний, без заслуг, но с рабскою душой,
Но с знаньем в происках до степени высокой,
Идет надменною и быстрою стопой…
Презренные льстецы с коленопреклоненьем
Им строят алтари, им курят фимиам.
Напрасно равенства мечтатели желают,
В природе равенства не может быть и нет:
Одних смирение, таланты отличают,
Других – безумие и преступлений след;
Одним назначено дней миром наслаждаться,
Другим – убийством жить и в дебрях
пресмыкаться.
Родится гений, ум, родится и глупец, —
Ужель природы дар не должен дать
перве́нство?
Начало всем одно, и всем один конец,
Но в мире нравственном не может быть
равенство, —
Лишь независимость есть мудрого черта;
Под игом деспота-тирана – он свободен…
Для пользы ближнего жить – сладкая мечта
Тому, кто чувствами, кто духом благороден!
Он тайно не острит на братий грозный меч,
Не жаждет для венка бессмертия и славы
Неистовой рукой точить ручьи кровавы,
Жилища мирные в добычу брани жечь
И доблесть исчислять числом насильств
и мести;
Ему неведом путь покорства, низкой лести
Пред знатным гордецом – вельможею царя;
Он в доле средственной нужды ни в чем
не знает
И, прихотям не раб, спокойно засыпает
С подругою своей до радостного дня!
Природы добрый сын, в объятиях природы
Он верно свой покой и благо обретет;
Не алчен к золоту, он ищет лишь свободы
И в Новый свет искать сокровищ не плывет.
Приклонский! Счастие еще не за горами,
И если от него нас жребий отлучил,
То опыт гибельный стократно научил,
Как радости ловить удачными часами;
Желанье, прихоти и страсти обуздать
Должны рассудком мы, чтоб в меру н
аслаждаться.
Довольно, милый друг, за призраком
гоняться.
Не время у́ моря погоды ожидать!..
1817
The free sample has ended.
