Read the book: «Трафаретчица»

Font:

© Алевтина Вишневская, 2016

© Мария Круль, дизайн обложки, 2016

Иллюстратор Дарья Усманова

Редактор Галина Маркова

Корректор Елена Ветрова

ISBN 978-5-4483-4797-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

К завтраку притащили труп. Довольно приличный труп, женский, с копной русых волос, в красных джинсах и укороченном пальто горчичного цвета, в аромате пряных духов, которыми тут же провоняла вся квартира.

– Отлично! – провозгласил Михаэль, продолжая деловито вытряхивать кашу в окно. – Если Луна не приготовит нормальную еду, я зажарю вон ту крашеную курицу.

– Натуральный русый, – фыркнул Зен с видом модного эксперта, бросил девушку у порога и отряхнул руки.

– Все, держи, – Михаэль закрыл окно и отдал визжащей от негодования Луне пустую кастрюлю.

– Я так старалась! Так готовила! – разорялась она.

– По вкусу не заметно.

– Демон!

– Что? – чутко ответил Михаэль.

– Я тебя убью когда-нибудь!

Слышать угрозу от хрупкой девушки, ростом ниже его на две головы, было смешно, парень фыркнул, достал из кармана трусов зажигалку и прикурил сигарету, которую держал в зубах еще когда казнил Лунину кашу. Карманы были его фетишем, потому что в штаб-квартире он вечно ходил в трусах, а складывать важные вещи типа пачки сигарет было некуда.

– Ты… – продолжала Луна, потрясая кастрюлей. – Ты просто…

– Полностью согласен, – кивнул Михаэль и указал сигаретой на труп. – Что за курица?

Зен вернулся в кухню, потирая ядовито зеленые волосы полотенцем. Дождь бушевал на улице уже третий день, хотя на календаре в снежинках и бантиках значился декабрь.

– Вероника сказала, что придет к восьми часам, – пояснил мальчишка. – Вир, это наверно…

– Не говори мне, что это трафарет, хотя бы пока я не допью, – оборвала Зена я. – Вообще о работе не говори. Пусть утро будет хорошим… – Я глянула на наручные часы. – До семи.

Зен пожал плечами, и про труп благополучно забыли. Демон поднял куда более важный вопрос.

– Когда мы начнем нормально питаться?! – возмущался он, расхаживая по кухне. – Скрипач вернется из командировки через неделю (он единственный, кто умеет готовить в нашем коллективе), жрать до его приезда кашу и брокколи я не намерен.

– Я забочусь о твоем здоровье! – вякнула в свою защиту Луна, и Михаэль затянул рассказ, настолько умный и проповедующий, что даже сматюгнулся всего пару раз. Здоровый, крепкий парень, с утра небритый и растрепанный, в трусах с криво пришитым карманом и футболке с надписью «Добрый фей», ходил по кухне, говорил вкрадчивым голосом и время от времени окидывал нас пронзительным взглядом.

Я флегматично пила чай, Зен устроился на подоконнике с пакетом мороженых ягод и громко грыз их вместе со льдом. Луна сидела на стуле, притянув колени к подбородку и, окутанная черными волосами как шалью, обиженно смотрела на Демона.

– Раскумекали? – в завершении поинтересовался он.

– Шевелится.

– Кто?

– Труп, – спокойно пояснила я и подлила в чашку кипятку.

– Тапком в него кинь, раз так раздражает.

– Вирина, это траф…

– Заткнись, – любезно попросила я.

– Сегодня должен быть выходной! – разорялся Демон, закуривая третью по счету сигарету. – Я в воскресенье работать не собираюсь.

– Сейчас придет Вероника и зашвырнет тапком уже в тебя.


День был безнадежно испорчен.

В четыре утра меня разбудил голос пилота, сообщающий о посадке самолета, всю командировку я грезила одним лишь отпуском, хотела уехать в загородный дом и пропасть на недельку. Задвинуть шторы, закрыть дверь на замок и спустить пустоту с цепи, пусть побесится, сгрызет все что хочет: хоть дом, хоть меня – все равно буду лежать на кровати и пялиться в потолок.

Декабрь встретил меня дождем и ветром. За пятнадцать минут пешего пути я насквозь промочила замшевые сапоги, рассчитанные на суровые русские морозы, а не нежданную оттепель. В штаб-квартире меня встретил труп, обещающий месяц интересной разнообразной работы, которая осточертела еще пять лет назад. В зеркале меня встретило отражение, с которым мы не виделись месяц и полторы недели, ужаснулось и попросило больше не приходить.

Чай – единственная моя отрада, чай – спасение и успокоение, пью его и умирать не собираюсь, хотя очень хочется.

– Да пошла она… – цензурными дальше были только предлоги, Демон ругался долго, красиво и вдохновленно, не зная, что Вероника стоит за его спиной и, скрестив руки на груди, благоговейно внимает каждому слову, даже кивает.

– Все? – спокойно поинтересовалась она, проходя к столу. Квартира наполнилась громким стуком, мадам носила обувь только на шпильке, что вечно бесило Михаэля, но сейчас он присмирел.

– Здравствуйте, – лошадиная улыбка парня перекликнулась с надписью «Добрый фей». – А я тут монолог репетирую. К миру. Ругаться по утрам – это привычка, я просто очень добрый человек, сейчас пар спущу и буду ходить, улыбаться.

Вероника улыбнулась надменно и красиво, кивнула:

– Этот месяц без зарплаты.

– Ах ты ж су… субъективно мыслите, очень субъективно, – Михаэль глубоко вдохнул, достал еще одну сигарету и устроился рядом с Зеном на подоконнике, продолжив ругаться мысленно.

– Ну что, мышата, – радостно заговорила Вероника и пошла по кухне. – Как вам погода? Нежданное явление апреля, можно перелистывать календарь и валить на море! Конечно же, это шутка. Зен, как там дела с банком?

– Не знаю, – честно ответил парень и закинул в рот очередную ягоду.

– Заказчик ждет информации, хотя бы сделай вид, что ты работаешь по плану, а не с кондачка. Луна, солнышко, завари мне чайку. Как твои дела? Я нашла заказ, просят в очередной раз измарать руки… думаю, вы с Демоном им займетесь. И не смотри на меня так, я сегодня добрая, зарплату, может и отработаешь, но если я еще раз узнаю, что ты сквернословишь, накажу, понял? – Женщина кокетливо подмигнула Михаэлю (тот лишь фыркнул) и упорхнула к моему стулу.

Стерва с безупречной укладкой и макияжем, в черных брюках и черной блузке, сегодня она и правда выглядела как двадцатилетняя девчонка, светилась и улыбалась, даже глаза живо позеленели, хотя обычно в них была одна лишь чернота.

– Вирина, здравствуй! Как тебя давно не было. С возвращением на Родину! Как настроение?

– Отпуск хочу, – вздохнула я, допивая чай.

Женщина рассмеялась, склонилась чуть в стороне от меня, чтобы видеть лицо.

– Девочка моя, ты же знаешь, что трафаретчиц у нас больше нет, а это очень важный заказ. Что тебе стоит покутить недельку в новом образе? Он кончится до Нового года, мне обещали, ты еще успеешь побыть собой.

– Я не…

– Не против? Я так и думала. В шесть часов у тебя встреча с заказчицей в «РенРо».

***

Тихую музыку заглушал шум дождя. Капли градом били в стекла, гром сгонял людей в кафе и магазины, в отражениях витрин мелькала гроза. «РенРо» заполнялся людьми, все заказывали кофе и обсуждали планы на грядущий Новый год, смеялись, мол, будем в сарафанах и резиновых сапогах встречать.

Заказчицу происходящее не касалось никоим образом, женщина сидела за дальним столиком, скучающе листая страницы на планшете. Тонкие, неестественно-желтые волосы спадали на лицо, она то и дело поправляла их рукой, слишком худой из-за массивных колец и браслета. Яркое платье в стиле этно привлекало внимание и, подходя к столику, я пыталась понять почему.

Женщина узнала меня, улыбнулась и кивком указала на плетеное кресло напротив.

– Виринея? Приятно познакомиться. Может, кофе? Ну и погодка сегодня, сущая весна, даже снова замуж хочется. Кстати, о замужестве, – женщина откинулась на спинку кресла, подпирая рукой висок. – У тебя есть семья? Официант! Принесите нам по чашке кофе, любого, все равно я в этом ничего не понимаю. Вирина? Ничего, что я сразу на «ты»?

– Это ваше дело, – равнодушно отозвалась я. – Мне сказали, вы объясните заказ. У вас так много времени, чтобы интересоваться моей жизнью?

Женщина вздохнула и взглянула в окно. Я сообразила – глаза. У нее красивое лицо, изящные шея, плечи, талия – все при ней, но глаза бесцветные, совершенно пустые. Она уже устала от жизни.

– Конечно же, я объясню заказ. Но иногда так хочется с кем-то просто поговорить.

– Не люблю разговаривать с незнакомцами.

Заказчица грустно усмехнулась.

– Да ты счастливая девочка. Однажды все доходят до степени одиночества, когда готовы разговаривать с кем угодно… но что это я отвлекаюсь. Заказ? Благодарю, – женщина отвернулась от окна и взяла кофе, но, попробовав, покачала головой и поставила чашечку в сторону. – Эльвира Аникина – моя старая знакомая. Красивая, успешная, счастливая и милая; скоро выходит замуж – всем бы такую жизнь.

– Вы ей завидуете? – не удержалась от шпильки я, женщина лишь удивленно сдвинула брови, бросила:

– Я не собираюсь рассказывать о личных счетах, – и снова взглянула в окно. Задела.

Я флегматично пожала плечами и отхлебнула кофе.

– На данный момент ты просто должна вжиться в ее роль, – произнесла женщина, задумчиво коснулась крупной сережки с зеленым камнем. – Поживешь с Артуром, статьи попишешь… ты умеешь считывать информацию с человека, мне не стоит вдаваться в подробности ее жизни, верно?

Я кивнула.

– Через неделю, может, чуть позже, я тебе позвоню. Расскажешь, какие у них отношения в семье, что планируют на будущее…

– Вам было бы дешевле и проще нанять детектива.

– Вирина, у меня на них большие планы, – заказчица сложила руки на столе. – Но я еще буду думать, а ты работай. И все-таки… у тебя есть семья? Хотя бы кот? Ты любишь каштаны? Осень? Костры? Шоколад? Американские фильмы? Рок-н-ролл, музыку? Не обижайся, что я так расспрашиваю, просто хочется знать хоть что-то о человеке, с которым собираешься работать.

– Деловые отношения, ничего личного, – произнесла я и поднялась. – Я посмотрю Эльвиру, поживу и позвоню вам. До свидания.

Громогласный ливень превратился в мелкую морось. Я спрятала руки в карманы куртки и быстрым шагом направилась к машине.

Раз вы работаете со мной, то должны понимать, что невозможно узнать обо мне что-то кроме имени и внешности – и то не факт, что последняя будет настоящей. Я столько трафаретов за десять лет работы износила, что сама не всегда уверена, себя я с утра в зеркале вижу или нет.

Никогда не видела смысла в этих встречах, поэтому они не длились больше десяти минут. Все, что мне нужно узнать, я узнаю от человека, которого буду заменять. Характер, привычки, мысли, воспоминания, родственники до пятого колена – все подчинится мне.

Нужно просто сказать, что сделать, и разойтись. Но люди, науськанные законом вежливости, пытаются продолжить разговор дальше, начинают спрашивать, как у меня дела в жизни, как семья, есть ли она, если нет: «А почему?»; если есть: «А как же вы с такой работой ее сочетаете?». И смотрят на меня глупо округлившимися глазами, не понимая, что я бессовестно вру и говорю все, что приходит в голову, а иногда и откровенно над ними издеваюсь.

Потому что нет у меня семьи. И друзей нет. Я понятия не имею, какой у меня любимый чай, фильм, цвет и время года. Я не знаю, что я делала вчера, потому что нет необходимости это знать. Я не смогу сказать, когда у меня день рождения, если не загляну в паспорт.

Потому что меня настоящей: личности, характера, индивидуальности – нет. А тело, которое пять дней ходит по бессмысленным делам, а два спит, у всех есть, и ничего в этом интересного.

Трафарет – это жизнь, которой я живу определенное время. Эльвира Аникина сейчас потчует в криокамере, завтра утром я приду в штаб, посмотрю на нее и стану ее копией. Ее мысли, чувства, воспоминания, мечты – все станет моим, потому что она – это уже буду я. Я, время от времени вспоминающая, что есть задание, которому нужно следовать, потому что заказчица платить деньги.

Потом все вернется назад. Эльвира станет человеком с рухнувшей судьбой, чужим миром и пробелами в памяти, а я – тенью до следующей куклы.


Говорят, пустые дома хранят воспоминания, как воздух в банке с бабочкой, прячут их в битых стеклах, в горшках с засохшими цветами, под крыльями голубей в кованых флигелях. Стоит только ступить на порог – и все рухнет на твои плечи. Чужие голоса, топот каблуков, шум вишневого сада за окном; разбитые на счастье чашки, слезы о несбывшихся мечтах, календари, умирающие изо дня в день. Ветка лаванды на веранде, земляничное варенье на рукавах, золотые листья на клетчатом пледе и пятна снежков на стенах.

Ты молчишь, а он – говорит. Сейчас я молюсь, только бы этого не было. Никогда больше.

Я вошла в дом, щелкнула выключателем, бросила сумку на пол. Тишина стояла в комнате, как туман над рекой – всеобъемлющий, спокойный, недвижимый. Сделала пару шагов, ничего не почувствовала. Обошла первый этаж: кухню, коридор, гостиную – ничего не вспомнила.

Осторожно прислонилась к стене, закрыла глаза. Тишина не прекратилась. Чуть не заплакала от облегчения. Кончилось. Не было и не будет. Никогда больше. Теперь дом по-настоящему пуст. Потому что воспоминания – ничто без людей, которым принадлежат.

Стену у двери в кухню покрывали имена, я взяла с полки маркер, приписала: «Эльвира Аникина». Постояла у зеркала, убрала короткие кудри в хвост, поругала себя за серый цвет лица и круги под глазами, придралась бы к чему-нибудь еще, но поняла, что отражению уже тошно на меня смотреть, и ушла пить чай.

Коротала ночь, листая Элькину тетрадку с художественными переводами, ее сумку я взяла с собой, чтобы завтра не возвращаться в штаб-квартиру. Кухня плавилась в лучах искусственного света, меня грел потрепанный плед и черный несладкий чай, атмосфера царила идеальная, пока в дверь не позвонили. Я подняла голову, смерила взглядом темный коридор и вернулась к книге. Хозяева забыли выключить свет, когда уезжали, вот такие вот растяпы, счет за электроэнергию потом придет огромный – знаем, уходите, безнадежно.

В дверь продолжали звонить. Твердое намерение не вставать с места исчезло, когда я в четвертый раз прочитала страницу и не поняла сути написанного. Подобрав полы пледа, я прошла в коридор, открыла дверь, и в дом тут же вломился мужчина.

– Собеседник нужен? – спокойно поинтересовался он, оттесняя меня в прихожую и закрывая дверь.

– Чего?! – оторопела я.

– Если человек не спит ночью, вероятнее всего, ему хочется поговорить, – ответил нахал таким тоном, будто это был совсем уж глупый вопрос, а потом, не разуваясь, пошел по комнатам. – Ну, или он работает. Или влюблен. Или просто псих. В общем, вариантов много, но мне больше нравится про собеседника, потому что я и сам не прочь поговорить, – убедившись, что первый этаж дома пуст, мужчина облегченно выдохнул и вернулся ко мне, демонстративно убрал пистолет в кобуру. – Выключи на кухне свет.

– Зачем?

– Чтобы я не наделал глупостей, – нахал улыбнулся, ненавязчиво намекая, что происходящий каламбур может мигом превратиться в злую шутку. Ну, здравствуйте! Высокий, спортивный брюнет, лицо с острыми скулами, в царапинах и ссадинах, голос вкрадчивый, бархатный, чуть с хрипотцой – беги и бойся! Через пару дней я в тебя влюблюсь, потом куда-нибудь вляпаюсь, и закрутится-завертится сюжет бульварного романа, в конце мы поженимся или умрем. Спасибо, но прекрасного принца я перестала ждать еще в седьмом классе, иди в соседний дом, там незамужняя баба Катя, зацелует, замилует, еще и пирогами накормит.

– Пошел вон из моего дома, – спокойно сказала я и двинулась на кухню, не обратив внимания на упавший плед.

– Не уйду, – уверенно возразил мужчина, шагнув за мной. – Там темно, холодно и недружелюбные дядьки бегают.

Я резко обернулась.

– Какие дядьки?! Что ты несешь?! Какого хрена ты вламываешься ко мне среди ночи?! Вали быстро, или я вызову полицию.

– Не надо, – скривился мужчина. – У меня с ними нелады.

Отлично, он еще и уголовник!

– Лучше дай мне телефон или зарядку, чем раньше я позвоню своим, тем быстрее свалю от тебя. Номер продиктовать? Да не смотри ты на меня так, я неспециально решил скрасить твой одинокий вечер. Если захочешь, букет цветов в качестве извинения потом пришлю, только помоги. И свет все-таки выключи, а то запалимся. Больше сотни домов, проверять вряд ли сунутся, но все же… меня, кстати, Дима зовут.

– Вирина, – вздохнула я и полезла в сумку за зарядником. – От кого же такого страшного ты бегаешь?

Дмитрий опустился за стол, ответил небрежно:

– Пустяки. Влез в стан врага, огреб, теперь думаю, как исправлять ситуацию.

– Откуда в нашем захолустье стан врага? – не поверила я.

– Это просто случайная встреча. Я вообще картошку копать собирался.

– В декабре?

– Да, – кивнул мужчина. – Я немножко с придурью. Зато почти домашний.

Я усмехнулась и протянула мужчине зарядник. Где же я тебя видела? Явно не на улице сталкивались, я незнакомых людей не запоминаю…

– Чаю налить?

– Лучше кофе.

Поставила чайник, раскопала в шкафу банку с кофе, украдкой продолжая разглядывать гостя. Такая банальная внешность: темные растрепанные волосы («Гладить, как кота можно», – причитала Луна), короткая щетина, ссадины (с работой заживать не успевают), глаза красивые, бледно-синие, как у мальчишки. «Он еще и мир спасает, пятнадцатилетние девочки б плакали!» – цинично отозвался Демон, когда Вероника показала нам наших новых потенциальных противников – частное детективное агентство, переоценивающее свои силы.

– Где ты работаешь? – вскользь поинтересовалась я.

– Частное агентство, разгребаем дела, до которых полиции нет дела.

– Интересно…

– А ты переводчик?

– Да, – я ухватилась за тему, перестраивая мозг под Эльвиру. Выключила плиту, разлила кипяток по чашкам и поставила на стол. Дима листал тетрадку, делая вид, что увлечен любовной лирикой. – Вообще я синхронист, мотаюсь по странам, присутствую на переговорах. Художественными текстами занимаюсь в свободное время, люблю итальянскую поэзию.

– Мне свободного времени даже чтоб отоспаться не хватает, – вздохнул Дима и отхлебнул кофе. – Такая кутерьма сейчас творится… – Мужчина завел рассказ о нелегкой, но веселой службе.

Я слушала краем уха и набирала смс на телефоне: «Агент у меня, Зазеркальная, 13. Даже не думайте полошить округу стрельбой! Если надо, сама его вырублю. Снегина».

Потух свет. Темнота хлынула в кухню, связав нас по рукам и ногам, вытеснила все. Мне захотелось выругаться. Мало того, что незнакомый мужик в доме, так теперь еще и темно, зажигайте свечи, заводите философский разговор.

Некоторое время мы молчали, Дима пытался включить телефон, но зарядки не хватало.

– Ну, отлично, еще и свет отключили! Зато теперь точно не запалимся. У тебя свечи есть?

– Не помню, надо искать. Романтика по полной программе.

– Я надеюсь, ты не замужем? А то будет весело.

Я лишь хмыкнула:

– У меня свадьба через пару недель. Но не переживай, мужа сегодня не будет.

Я поднялась из-за стола, на ощупь прошла к шкафу у стены. В маленьких ящичках потчевало разного рода барахло, сразу же наткнулась на что-то острое и с характерным шиком отдернула руку.

– Давай лучше я поищу.

Я вернулась на стул. Покопавшись в ящиках, Дима вывалил на стол старые свечки, кое-как зажег уже отгоревшие свое фитильки. Блеклые огоньки осветили полуулыбку на его лице, заблестели в глазах.

– Будучи детьми, мы ошивались в заброшенных домах, таскали с собой большой ковер и пакет со свечами, духов каких-то вызывали, девчонок страшилками пугали… замечательное было время.

– Вызови мне дух счастья, – невесело отозвалась я. – Можно насовсем.

– Если б мог, себе давно б вызвал.

В окно загрохотали кулаком, Дима потянулся к кобуре.

– Тихо, – я поднялась со стула. Неужели так быстро приехали? – Сиди здесь. Тихо сиди. Я сейчас.

В кромешной темноте нащупала ручку двери, приоткрыла. На веранде маячила крупная тень с огоньком в груди, я мысленно выругалась.

– Вирушка! – провозгласила баба Катя и бросилась было меня обнимать, но вспомнила про свечу в руках. – Как давно я тебя не видела, детонька! А ты, я смотрю, тоже впотьмах сидишь? Страшно чай одной, сейчас при свете дня жить страшно, не то, что ночью. Ой, запыхалась я совсем, подержи, Вирунь, свечку.

Всучив мне резной подсвечник, баба Катя деловито расправила фуфайку, в которой была похожа на неповоротливый ватный ком, убрала под платок прядь седых волос, еще раз облегченно выдохнула.

– Как давно я тебя не видела, детонька! Передохну у тебя немножко, пока свет не дали, хоть расскажешь, как живешь. Женишка еще не нашла?

– Ну что вы, баб Кать, – отмахнулась я, юркнув в кухню. – Прячься живо! В угол! Тихо сиди! – шикнула. – Баб Кать, правда, не стоило… мне даже угостить вас нечем…

Бабка ловко проковыляла за мной и взгромоздилась на стул.

– Не надо мне ничего, я сама завтра пирожков тебе напеку, совсем ведь исхудала, кожа, да кости, ты погляди на нее, при свечах работает, совсем себя не бережешь, Вирушка, совсем не бережешь. Так что там с женихом?

– Да какой жених, – вздохнула я, опускаясь за стол, невольно сжала подсвечник и, спохватившись, вернула реликвию бабе Кате. – Сейчас и без женихов…

– Зря, очень зря, – старушка неодобрительно цокнула языком. – Хоть бы кота завела. Бабе без кота никак нельзя. Вот если б не моя Муська… если б не моя Муська, была б я уже на той дороге, люди-то ведь сейчас какие, в гроб сведут, а умереть спокойно не дадут, живи и мучайся. Коты – одно спасение. А что это у тебя там за спиной?

Я обернулась на Димкин силуэт.

– Цветок, баб Кать, цветок.

– Ой, а что за порода? – заинтересовалась старушка, я прикусила язык.

– Бесхозная порода, баб Кать, совсем неинтересная. Так, от солнца заслоняет – и ладно, пусть живет, не выкидывать же, в самом деле… Как ваши дела? Как внук? Как сын? Навещают хоть?

– Ой, да какой там сын, обалдуй несчастный! В третий раз женился, внучат наклекал, сдадут мне их летом, как в детсад, и что я делать буду? Ни прополка, ни уборка, они ж меня приправой к ягодам съедят! Молодежь у вас сейчас баклажановая или как вы там говорите…

– Хреновая? – предположила я.

– Хреновая, прости Господи, хреновее некуда! – Бабка прислонилась к стене и сокрушенно закачала головой. – Вирушка, ты-то как поживаешь? Все работаешь, я гляжу, а за собой не следишь, не спишь, не отдыхаешь. Ну-ка на свет выгляни, глазки усталые, щечки осунувшиеся… не дело это, Вирушка, совсем не дело! Мужичка тебе хорошего надо, чтоб и тебя оберегал, и за домом следил, и деток, глядишь бы, наклекали, а я б их ягодками кормила…

– А-а-а-ап-чхи! – пробасил Дима.

Бабка вздрогнула.

– Вирушка, Господи ты мой свет, ты еще и простужена… Давай я за малинкой сбегаю, клюковки найду, у Федорыча медку попрошу, мы тебя вмиг подлечим…

– Не надо, баб Кать, – торопливо отказалась я. – Это аллергическое. На цветок, наверное. Выкинуть надо, заразу, – последнее слово я невольно выделила. «Цветок» фыркнул.

Бабка не услышала, быстро переключившись на другую историю. Сграбастала со стола тетрадку, сощурилась, пытаясь разобрать заковыристый почерк, но ничего, конечно же, не увидела. Засмотрелась на огоньки свечей, и ее глаза, маленькие, в оправах из морщинок, вдруг вспыхнули такими же огоньками, яркими и живыми.

– Помню, была я молодая, – голос старушки стал тихим и мягким. – Гуляла по заброшенным домам с подружками, шабутная была, глупая… так и с мужем познакомилась, мы с девочками гадали, а они с парнишами напугать нас решили. Эх, и веселое, Вирусь, время было…

Все-то вы помните. Веселое время… я безмерно счастлива, что не помню из своей жизни ничего, даже дом уже перестал бросаться прикосновениями и отголосками, так и вы, будьте добры, заткнитесь! Вспоминайте сколько угодно, где-нибудь на завалинке, подальше от меня.

– Что молчишь, Вирушка?

– Мне не понять… – едва слышно ответила я. – Ничего, баб Кать, ничего.

– Ничего… – задумчиво протянула старушка. – Что-то цветок у тебя там странно шевелится, уж не ветер ли в форточку забрался, простынешь ведь, Вирушка, это тебе не агреллия твоя…

– Цветок просто шабутной, как живой, честно слово!

– Уж не бесы ли? – серьезно вопросила бабка. – Я, Вирусь, могу попа позвать, он человек добрый, поймет, поможет, дом освятит, углы святой водой побрызгает, да и сынок у него молоденький, тебе в ровесники, поговаривают, не женат… Святые Угодники! – Кухню освятил непривычно яркий свет, бабка ахнула, схватившись за сердце.

Я сощурилась, мысленно проклиная всех богов и дьяволов. Иногда мне казалось, что кто-то сверху повесил на меня табличку: «Падайте все беды и глупости скорее на эту голову!». Сейчас еще агенты припрутся, ее ж вообще приступ хватит! Не дай Господи, правда попа вызывать придется, не на освящение, так на отпевание.

Дмитрий сидел на кухонной тумбочке и с флегматичным видом жевал бублик.

– А я тут, знаете ли, плюшками балуюсь, – объяснился он. – Вирушка-то нормальной едой не кормит.

Мне захотелось зашвырнуть в него раритетным подсвечником, но баба Катя вдруг заулыбалась. Прижала руки к груди, заговорила медово:

– Ой, голубки вы мои сизокрылые… ясно все с вами, Вирушка всегда была приличной девочкой, застеснялась, родненькая… ты посмотри, какого красавца сыскала, глаза синие-синие, а улыбка-то… – Димка с гордым видом выпрямил спину и ударился головой о висящий на стене ящик, тихо сматюгнулся. Сгорбившись, продолжил жевать черствый бублик. – Женитесь, сизокрылые, женитесь обязательно! Я попа нашего позову, он и вас обвенчает, и дом на всякий случай освятит… а пирожками я завтра вас откормлю, и борща сварю со сметанкой…

– Вирушка, – произнес Димка, усердно пытаясь прожевать. – Я у тебя жить остаюсь.

Да чтоб ты сквозь землю провалился!

– Конечно, остается, – бабка смахнула слезу умиления. – Ты посмотри, какой красавец… а вы деток не планируете?

Какие дети?! Я этого придурка первый раз в жизни вижу!

– Что вы, баб Кать, какие детки? – елейным голоском заговорила я. – Рано нам еще. Смотрите-ка, свет дали, вам домой, наверно, пора, к Муське, заскучала уже без вас, бедная…

При упоминании кошки бабка вскочила и засуетилась.

– Да, что это я, совсем засиделась, молодежь заболтала! Побегу, Вирушка, побегу, а вы тут милуйтесь, деток делайте…

– Обязательно, – прочавкал Дима и подавился, поймав мой злобный взгляд.

– Завтра с пирожками забегу, – пообещала бабка, схватила подсвечник и исчезла так же быстро, как и появилась.

Дмитрий без зазрения совести сплюнул так и непрожеванный бублик в раковину.

– Ты их как памятную вещь что ли хранишь? – серьезно осведомился он. – Раритетная каменная хрень, мне теперь к стоматологу идти придется…

– Ты идиот?! – закричала я.

– Есть немного.

– Это что за каламбур?!

Мужчина честно пожал плечами и слез с тумбы.

– А ты здесь неплохо устроилась, – улыбнулся он. – Я б на тебе женился.

– Я уже замужем, – бросила я, показывая руку с обручальным кольцом.

– Подожди, – опешил мужчина. – Мне ты сказала, что свадьба через две недели, ей – что вообще еще не нашла жениха, а сейчас говоришь, что уже…

– Неважно, – отрезала я и, скрестив руки на груди, ушла к окну. Развели здесь спектакль драму-комедию, жила себе спокойно, никого не трогала, кто вообще просил вас лезть в мой дом?! Моя крепость, моя обитель: квадрат каменных стен, помноженный на одиночество – кто просил вас его разрушать? Только спустила пустоту с цепи, взяли и запугали ее, бедную, своим шумом, гамом и бубликами, вот что мне теперь, учиться жить заново и консервировать воспоминания, чтобы было, что дуракам всяким при свечах рассказывать?!

– Вирусь, ты на что обиделась?

– Еще раз назовешь меня Вирусей, получишь по морде, понял?!

Дмитрий не ответил.

Улицу осветили огни. Несколько машин остановилось у ограды, за считанные секунды агенты рассыпались по двору, взяв дом в кольцо.

– Вирин, – мужчина опешил. – Это…

– Я работаю на Веронику, – четко произнесла я. – Так что лучше даже не дергайся.