Read the book: «Группа крови на плече. А до смерти четыре шага»
© Алексей Вязовский, 2025
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Глава 1
Народная пословица гласит: «Везет тому, кто сам везет». Почти год я вез «Гром» на своем горбу. Тренировал, вооружал, ночами не спал. И это дало свой результат.
Байкалов с первого выстрела попал в правое переднее колесо «шевроле». Шина взорвалась, машину повело. Кен Флоренс не смог справиться с управлением, съехал в кювет, где его сразу догнали и заблокировали «Волги» контрразведчиков.
Удачно вышло еще то, что вице-консул ударился грудью об руль. Ну вот не принято сейчас пристегиваться. Да и в будущем куча водителей будет понтоваться. Пристегиваться? Мне?! Все эти шутки про «тех, кто не пристегнулся, по стене размазало. А кто пристегнулся, выглядели совсем как живые»…
Результат закономерный – помятого Кена вытащили из незаблокированной машины, положили лицом вниз, заламывая руки. При этом он прилично так кричал от боли.
На КП все перевели дух. Думаю, облегченный вздох можно было услышать на Приморском шоссе. Оператор уже снимал всю картину маслом, следователи попросили подойти ближе понятых. В их роли были те самые рабочие Ленметростроя, которые и копали обе ямы. И которым, похоже, придется закапывать все обратно.
Жена Флоренса что-то громко кричала на плохом русском, но ее никто не слушал. Сам вице-консул требовал доктора, спрашивал, что с женой и ребенком. Конечно, нам не преминули сообщить о дипломатической неприкосновенности, американском гражданстве и Шестом флоте США, который прибудет освобождать его с семьей. И все это под плач ребенка, лай собаки. Получивший ногой по пузу пудель боялся подходить к нам – приманить удалось только сухариками, которые запасливый Иво носил с собой в кармане.
Тем временем следаки под камеру распотрошили тайник, попросили понятых освидетельствовать закладку.
– Ну что, поговорим? – Я присел рядом с цэрэушником, перешел на английский: – В Лэнгли не будут довольны такой топорной операцией!
– Вы не имеете права! У меня и моей семьи дипломатическая неприкосновенность!
– Ты бы помолчал насчет семьи! – Я незаметно придавил коленом спину Кена в районе ребер. Дождался стона. – Ты бросил их. Предал. И мы все сняли на камеру. Завтра покажем по телевизору. На весь мир раструбим. Тебе звиздец в любом случае. Карьере конец.
Так и сказал – you are fucked up. Облажался оно и в Штатах облажался.
Кен сник, опустил глазки. Ну и правильно, задумайся о жизни.
– В машину его.
Следователи уже закончили с понятыми и протоколом, всех начали усаживать в машины. Знал бы про такой гемор – потребовал бы автобус. А так запихивали с матами и криками. Собака эта еще бесноватая. Яна несколько раз намекала мне насчет домашнего питомца. Но я насмерть встал – только кошку. Гулять с собакой просто некому. Дрессировать и воспитывать тоже. Хотя позитива и отдачи от пса, разумеется, в разы больше.
Перед нашим кортежем пристроилась машина ГАИ, на Литейный гнали с мигалками.
Всю дорогу я прессовал Флоренса. И он поплыл. То ли сказалась неопытность – Союз был первой зарубежной командировкой цэрэушника, то ли семья. А может, и боль в ребрах, в которые я ему заряжал локтем, когда он упирался. Сдал еще два места закладок тайников. И это были совсем другие агенты – не иуда из НИИ. А значит, можно вычислить новых предателей – имен Кен, ясное дело, не знал. Кто бы их доверил рядовому сотруднику резидентуры. Принеси, подай, выйди вон…
В тот момент, когда мы заезжали во внутренний дворик «Домой Пойти Забудь», я осознал, почему в курсе подготовки что военных разведчиков, что пэгэушников есть занятия по пыткам. Психология, тренинг… Суют карандаш между пальцами, сжимают и смотрят на твою реакцию – выдержишь или нет. Сломаешься в первый час или продержишься дольше. Вот для таких историй!
* * *
– Цинев должен от счастья прыгать… – Незлобин помахал рукой, привлекая внимание официанта. Сразу после операции, сдав шпиона контрразведчикам и отпустив громовцев под присмотром Иво гулять по Питеру, сели в валютном баре «Астории». Пить не хотелось, снимать бухлом стресс – тупиковый путь в алкоголизм. Поэтому я взял хорошего кофе. Делали его тут в турке, на песочке – все по фэншую.
Огонек взял пива, отпил большой глоток. Крякнул от удовольствия.
– Товарищи, у нас тут оплата валютой. Мы обслуживаем иностранцев… – К нам подошел пузатый администратор в строгом костюме. – И в военной форме у нас нельзя. Переоденьте камуфляж.
– Куратора зови, – я показал мельком удостоверение. – А моему боевому товарищу закуску принесите. Сухарики, чипсов или что там у вас есть.
Администратор побледнел, вытер со лба пот платком.
– Сию же минуту.
– Так что там Цинев должен прыгать от счастья? – я повернулся обратно к Незлобину.
– Ты ему на блюдечке еще новых шпионов принес. Слушай, Орел, а нас тут за столиком не слушают?
– Те, кто слушает, сейчас придут.
Я осмотрел бар. Прилично так. Стены украшены картинами с изображением известных достопримечательностей города, а на полу лежат ковры с узорами в виде золотых монет. В центре зала стоит большая стойка из красного дерева, за которой работают аж два бармена. Играет ненавязчивая джазовая музыка из проигрывателя, посетителей совсем мало – оно и ясно, все на экскурсиях. Белые ночи, разводные мосты…
В зал зашел квадратный такой товарищ, с короткой стрижкой, в очках. Прям бодибилдер в костюме и с галстуком. Быстро осмотрел все, подошел к нам, представился:
– Лейтенант Казанцев, добрый день, товарищ Орлов.
Ого, меня тут знают.
– Лейтенант… – Я встал, пожал руку. – Мы тут с боевым другом сели так удачно, а нам почему-то отдохнуть не дают. Наша форма, видишь ли, не нравится!
– Сейчас все решу. С оплатой тоже. Отдыхайте, товарищи!
«Квадратный» ушел на стойку, что-то прошептал барменам, потом администратору. Все словно китайские болванчики закивали.
– На, посмотри теперь новые веяния в «Громе».
Незлобин выложил на стол несколько цветных карточек. На первой был изображена обычная советская квартира. Мужчина в домашнем сидел в кресле, читал книгу. Жена рядом пылесосила ковер.
– Что это?
– Калиновская позвала какого-то своего психолога. Убедила, что надо тестировать громовцев при приеме на службу. Вот эти карточки – на наблюдательность. За минуту требуется найти пятнадцать несоответствий. Время пошло…
Незлобин громко хохотнул, постучал пальцем по наручным часам. Командирские, со светящимися ночью стрелочками. Мечта всех пацанов Союза.
Я посмотрел на карточку, начал перечислять:
– В календаре на столе неправильная дата. 32 июня. Так. Разная обувь на муже. Разной длины рукава у жены. Хм. Швабра в приоткрытом холодильнике, цифры на часах с кукушкой идут в обратном порядке. Ха-ха-ха, кукушка на некруглых цифрах не могла вылезти…
Я смог найти десять несоответствий. Некоторые были очень хитрые, например, шторы с обратной стороны окна или холодильник, запирающийся на ключ. Кто-то очень умный все это составлял.
– И вот скажи, зачем нам это?!
– Штурмовикам, может, и незачем, хотя мы уже начинали тренировать, как отличить террориста от заложника, когда они выглядят одинаково и оружия не видно. А вот снайперам – просто обязательно.
Незлобину принесли мелко порезанную семгу холодного копчения. С лимончиком. Я тоже почувствовал голод. Заказал полноценный ужин. Отбивную с картошкой, салат. Бар обслуживался кухней ресторана, что располагался внизу гостиницы.
Бар постепенно наполнялся иностранцами, мы закончили с разговорами о «Громе», налегли на еду и напитки. Туристы оккупировали барную стойку, кто-то даже начал танцевать на небольшом «пятачке» – администратор как раз поставил Twist And Shout «Битлов». Представить, что такую музыку ставят сейчас где-нибудь на советской дискотеке, было невозможно. Да и дискотек как таковых еще нет. Одни вечера танцевальной музыки. Сейчас на таких мероприятиях вдруг стал популярен ВИА «Веселые ребята». Типа «наш ответ» «Битлам». Как говорится, не можешь остановить стадо быков – возглавь.
Я послушал их. Ну так себе. Ни разу не «Битлы». Ребята стараются, но можно ли «Волгу» считать за 280-й «мерс»? Увы, совсем никак. В Штатах я походил вокруг 280-го кабриолета. Элегантная «рифленая» задняя оптика, хромированные молдинги по кругу, удобная посадка водителя и большое четырехспицевое рулевое колесо. Про мотор, подвеску, радиолу, встроенный кондей вообще молчу. Та же история с рок‐н‐роллом.
Пока я мысленно пускал слюни на немецкий автопром и сетовал на советскую музыку (совсем обуржуазился), в зале пошли такие бодрые танцы. Осоловевший Незлобин сослался на усталость, ушел спать в номер. А я остался. «Битлов» сменили Джэнис Джоплин, Би Гиис… А тут смелое руководство. Впрочем, для таких «островков капитализма» позволяется многое – иностранные туристы привозят в Союз столь нужную валюту. Плюс раздолье для вербовки, прослушки… Не зря у каждого валютного бара есть куратор из конторы. Зачастую с целым штатом сотрудников.
На «пятачке» выделялась стройная рыжеволосая девушка. Вся в веснушках, в красной мини-юбке и в блузочке, в смелом разрезе которой покачивалась аккуратная «трешка». Накрашенная по-боевому – ярко, броско. Рядом с ней терлись двое прилизанных хлыщей. Один с маленькими усиками, другой – с лошадиным лицом, пучеглазый такой. Урод уродом. Одеты оба с шиком, костюмы с отливом, броские галстуки, лаковые штиблеты. Точно – иностранцы.
– К вам можно подсадить посетителей? – ко мне подошел администратор, рядом с которым стояла семейная пара. Кольца на руках, причем на левых, как принято у американцев и европейцев. И мужчина, и женщина очень похожи друг на друга. Лощеные, с седыми волосами, лет шестидесяти.
Я жестом показал, что присесть можно – свободных столиков в баре уже не было совсем.
Оба поздоровались по-немецки, сразу закурили. Вот не выношу, когда смолят в ресторанах. Мало, что сам пропахнешь табаком, так еще и еда в рот не лезет. Впрочем, тут это сейчас обычное дело. Пепельницы есть везде, разрешения спрашивать не надо. Дымят почти все. Даже женщины.
– Найн шпрехен зи дойч, – коряво произнес я. Надо же как-то начинать разговор. Уходить сразу не хотелось – рыжеволосая не отпускала меня. Манила. Так и хотелось следить за ее плавными движениями в танце.
– А по-английски вы говорите? – нарушила молчание иностранка на языке Туманного Альбиона. Ее муж тем временем делал заказ официанту. И похоже, тот вполне понимал его немецкий.
– Говорю.
– Можно узнать, почему вы в камуфляжной форме? Это так необычно!
– Местный охранник, – пошутил я. – Николас.
– София Лосте, очень приятно. Я вас где-то видела!
– У меня очень распространенный тип лица.
– На охранника вы не похожи!
Мужчина тем временем закончил делать заказ, на неплохом английском представился Иоганном.
– Вы по делам приехали в Союз или как туристы?
– Мы приезжали навестить могилу нашего сына. И решить вопрос с нашей внучкой.
София сжала губы, в глазах Иоганна поселилась боль.
– Вы же немцы?
Дополняя друг друга, пара рассказала свою историю. Иоганн и София были из числа левых активистов из Саарской области, которая в массе была населена немцами, но после Первой мировой войны и поражения Германии управлялась Лигой Наций1. В тридцатые годы немцы потребовали провести референдум о принадлежности Саара среди его жителей, и большинство проголосовало за Германию. Штурмовики начали репрессии среди леваков, шла охота и за семейством Лосте. У пары был сын-подросток Губерт. Скрываться с ним было тяжело.
Пара попросила советского журналиста Михаила Кольцова, который знал их многие годы, спрятать Губерта в Союзе. Тот согласился. Десятилетнего Лосте в 1933 году привезли в СССР.
Паренек нахватался левых взглядом от родителей, даже дрался со скаутами – Кольцову пришла в голову идея раскрутить «немецкого пионера». Встречи со знаменитостями, фотографии в газетах, лекции об угнетенном положении трудящихся в Европе. Нацизм уже пер как танк – такая пропаганда была актуальна и понятна, тем более по итогам поездок по СССР Кольцов с любовницей написали под именем паренька книгу «Губерт в стране чудес». Как «немецкий пионер» увидел Советский Союз и полюбил его.
А вот дальше дела не задались. Биологические родители планировали отдать Губерта в Союз на пару лет, пока не определится подвешенное состояние Саара, но в итоге подросток угодил в самое пекло тридцатых. Репрессии, культ личности… Сначала Губерт жил в квартире Кольцова. Но того арестовали как врага народа, троцкиста и члена террористической организации. Как только журналист отправился в тюрьму, пропагандистская машина потеряла к нему интерес. Парня перестали звать на встречи с трудящимися, пионерами, а после начала войны вообще отправили на спецпоселение в Казахстан, где он вынужден был работать пастухом.
– Наш сын катился по наклонной… – тяжело вздохнула София. – Два раза попадал в тюрьму.
– Мы искали его через Красный Крест, – добавил Иоганн. – Нашли. Но въезд нам разрешили только после смерти Сталина.
– Николас, я вас узнала! Вы Орлов, русский спецназовец. О вас писала западногерманская пресса!
Я мысленно застонал. Надеюсь, не с той морской фоткой? Это все плохо кончится!
– Сначала я хочу услышать финал этой истории! – отмазался я.
– Ну слушайте… – теперь вздохнул Иоганн.
После войны семья Лосте оказалась на территории нынешней ФРГ. Иоганн занялся бизнесом, стал разрабатывать и торговать медицинским оборудованием. Левацкими идеями он переболел, стал буржуа. Разбогател. У пары родились еще несколько детей.
– Губерт был нашей многолетней болью… – София промокнула глаза салфеткой. – Сколько писем мы написали в ваш ЦК и даже в Политбюро! Самому Хрущеву. Все, что нам разрешили – увидеться с ним в Симферополе. Он в сорок лет выглядел как старик, ему диагностировали рак легких. Ехать в ФРГ не захотел – в Крыму у него была семья.
– Жена и дочка Элла… – Иоганн грустно заулыбался. – После смерти Губерта они прислали нам письмо. Согласны выехать в Западную Германию. Но власти не отпускали их.
– И вот мы приехали навестить могилу сына. – София справилась с собой, отложила салфетку прочь. – А заодно как-то решить вопрос с выездом внучки. Может быть, хотя бы товарищ Андропов ее отдаст нам? Вы могли бы поговорить с ним?
Официанты принесли заказ Лосте, начали расставлять тарелки на столе. Я хранил молчание. Столик сто процентов прослушивают, надо отделываться шутками.
– А чего не Брежнев? Давайте я ему позвоню и все решу.
Музыка в зале опять заиграла «Битлов», рыжий хвост незнакомки мелькал среди танцующих. Двое в костюмах тоже вились вокруг девушки.
– София, Николас нам ничего не должен… – Иоганн повернулся к Софии, пожал плечами. – Почему ты решила, что он поможет?
– Американцам же он помог!
Вот она – женская логика в действии. Этот Лонг-Айленд мне еще долго аукаться будет. Как и «морская фотка».
– Он видит нас в первый раз! – В словах герра Лосте была железная мужская логика. – Я бы тоже не взялся помогать незнакомцам из вражеской страны.
– Ешьте отбивные, остынут.
Немцы почти один в один повторили мой собственный заказ.
– Я обсужу вашу тему с моими знакомыми и…
Мой спич прервал женский вскрик. Потом какой-то шлепок. Я обернулся. Рыжая девушка только что влепила одному хлыщу по щеке, другой держал ее за руки и что-то выговаривал, брызгая слюной.
София иронично улыбнулась:
– Похоже, для герра «охранника» тут есть работа!
Глава 2
И София, и Иоганн смотрели на меня с таким любопытством, что пришлось подхватиться и идти на «пятачок». Там уже скандал разросся, подтянулись официанты, бледный администратор, который на английском что-то пытался донести до буянов. Но с такими церемониться не надо, а действовать быстро и жестко. Я раздвинул толпу, коротким хуком вдарил правому хлыщу под дых. Он мигом отпустил рыжую, сложился на пол, хватая ртом воздух. Левый попытался провести мне в голову двойку, и она даже была неплоха.
Разрывать дистанцию было негде – толпа не позволяла. Поэтому я подсел под серию и, не мудрствуя долго, врезал еще одним хуком прямо в пах «лошадиной морде». Мы тут не на боксерском ринге – правил здесь нет.
Все дружно ахнули.
Хлыщ охнул со всеми, сложился на пол, зажимая пах руками. На его лице были написаны все муки мира.
Я подхватил обоих за шкирку, подмигнул ошарашенной рыжей и потащил иностранцев по полу к выходу. Оба уже подвывали от боли – второй, кстати, сильнее. Оно и понятно, огрести по бейцам – приятного мало.
Копчиками по ступенькам лестницы, еще по одной… В фойе гостиницы повисло потрясенное молчание. Гости, персонал, швейцар на входе – все впали в ступор. Правый хлыщ, который в солнышко, слегка ожил, попытался встать на ноги. Но я ему не дал. Резко дернул за собой, повалил опять на пол. Осталось протащить не слишком много, и бородатый швейцар, прямо с картинок царской России девятнадцатого века, открыл мне двери. Я пинком отправил двух иностранцев на свежий воздух. «Пообщаться» с Николаем I2.
На площади было пусто – туристы исчезли, редкие фонари легко справлялись с «белой ночью». Эх… прогуляться бы по Питеру, а не вот это все…
Вернулся в гостиницу, демонстративно отряхнул руки. Все еще молчали, разглядывая меня квадратными глазами.
– Что?! Что произошло?! – от лифтов ко мне бежал встревоженный лейтенант Казанцев. – Я вызвал милицию.
– Два идиота приставали в баре к даме, лапали ее. Отменяй вызов.
– Почему?
– Ты хочешь брать объяснения на английском у иностранки?
– Я… ну не очень пока владею иностранными языками. – Казанцев покраснел. – Но я учу!
– Наряд, что приедет, еще меньше тебя владеет. Иди, отменяй их и успокой идиотов… – я кивнул в сторону выхода. – Сейчас они на свежем воздухе придут в себя, скандалить начнут.
– Кто начнет скандалить?
В холл зашли громовцы. Всей толпой. Во главе шел озабоченный Иво.
– Там какие-то иностранцы кричат на всю площадь. За задницы держатся.
Казанцев убежал, а я пожал плечами:
– Да какие-то хулиганы. Выписал им слегка, но не похоже, что подействовало. – И тут же перевел тему: – Как сходили в Эрмитаж?
– Да провались он пропадом, – тихо ответил Тоом. – Прямо как пионервожатый. Посмотрите направо, посмотрите налево…
– Замполит впишет в план занятий «Грома»… – пожал плечами я. – Культурно развивали бойцов, отчетность, все дела…
– Да достал уже! – Мой зам подошел к стойке, забрал у портье ключ от номера. – Ты знаешь, что на позапрошлой неделе мы всей комсомольской организацией закапывали капсулу? Митинг на два часа!
– Какую капсулу?..
– С пожеланиями комсомольцам двадцать первого века. – Иво прикрикнул на громовцев, народ быстро позабирали свои ключи. – «К вам, комсомольцам XXI века, обращаемся мы! Сегодня, когда вы читаете это письмо, идет 2018 год. Мы видим вас сильных, здоровых. Коммунизм, в борьбе за который мы отдаем все свои силы, стал живой действительностью. Люди из прошлого для вас, мы мысленно вместе с вами, радуемся плодам нашего и вашего труда – в этом основное счастье нашей жизни…» Ну и так далее. Почти дословно все запомнил. Сначала Козлов выступал, потом замполит дивизии. Еще наш четверть часа вещал. Мы стоим на плацу, жара, обливаемся потом…
– Ладно, ладно, не возмущайся. А в связи с чем была закладка капсулы? – Я аккуратно, за спиной Иво стащил кольцо с руки.
– Как в связи с чем?! Забыл? Пятидесятилетие комсомола… – Тоом тяжело вздохнул, понизил голос: – Счастливый ты человек, Орлов. Из Праги в Нью-Йорк, потом в Москву и обратно?
Заместитель внимательно на меня посмотрел. Нет, не завидует. Но уже все знает. Кто-то рассказал. Комитет – большая деревня. Несмотря на все меры по укреплению секретности, недели не проходит, чтобы с Лубянки новое цэу на эту тему не спустили, – в этой тесно спаянной касте все друг друга знают, общаются…
– Мы обязательно на эту тему поговорим. Иди, отдыхай. Тяжелый был день.
Я подмигнул Казанцеву, который вел под руки обоих «хлыщей», хлопнул Иво по плечу, пошел обратно в бар. Меня ждала рыжеволосая.
* * *
– Я – Синтия.
В этом месте я чуть не заржал. Лыба на всю физию, еле справился.
– Я – Ник.
– Просто Ник?
Рыженькая девчуля, которую я освободил от навязчивого внимания двух дебилов, оказалась за нашим с немцами столиком. Улыбаясь и закинув нога на ногу, пила из бокала «кровь земли». Хванчкара – любимое вино товарища Сталина. Ножки тоже были очень даже ничего. И зеленые глаза! Чувствую, что пропадаю…
– Николас, вы же не против, что мы позвали Синтию за наш столик? – На лице Софии отразилось беспокойство.
– Не против. Просто Ник, – ответил я обеим женщинам. – Так на чем мы остановились, Иоганн?
Я повернулся к герру Лосте.
В общении с женщинами, особенно с теми, которые тебя интересуют, очень важно не показывать заинтересованность. Прямо по Пушкину: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». Правда мало кто знает продолжение этой строфы. Дальше у Александра Сергеевича: «И тем ее вернее губим средь обольстительных сетей». Сегодня я точно собирался кое-кого погубить. И дело даже не в сексуальной притягательности Синтии № 2. У меня взыграли гены охотника.
– Николас, администрация бара сделала нам… комплимент… – Иоганн указал на уже открытую бутылку. – В качестве, так сказать, извинения за инцидент…
Оба Лосте дружно посмотрели на Синтию. Я решил для себя называть ее Номер Два. Ибо по близкому знакомству с грудью в вырезе – я понизил размер до двойки. Но такой крепкой, спортивной.
– Спасибо за помощь, – Синтия улыбнулась мне. – Вы настоящий джентльмен!
– Судя по выговору, вы – американка? Но я слышу какой-то акцент…
– Это ирландский. Я – Синтия О`Тул.
Ага. Вот откуда рыжие волосы, веснушки…
– Ну что же… Давайте выпьем за то, что все благополучно разрешилось… – Я разлил вино по бокалам, мы все дружно чокнулись.
– Прозит! – Иоганн вздохнул, допил вино. – В Союзе много пьют. И каждый раз мне рассказывают, что я делаю неправильно.
Холеное лицо немца сморщилось. Мне очень хотелось пообщаться с Номером Два, но я опять сдержал себя. Все будет, если не спешить.
– И что же вы делаете неправильно?
– У вас неплохой английский, Ник, – Синтия попыталась вмешаться в разговор.
– Да всё! – герр Лосте покрутил бокал. – Вот, например, почему нельзя наливать через руку?
– Это вообще не русская традиция, пришла к нам из древности. Так же как и чокаться… – Я, наконец, повернулся к Синтии: – Ты знаешь, почему мы чокаемся?
В баре опять включили музыку, и опять «Битлов». «Пятачок», где совсем недавно была драка, тут же заполнился танцующими.
– Не-ет… – девушка пожала плечами, несмело улыбнулась. Я заметил, что ее блузка была порвана на правом плече.
– В Древнем Риме патриции3 часто травили друг друга. Поэтому пошла традиция чокаться так, чтобы вино переливалось из бокала в бокал. Такая же история с рукой. Если наливать через руку, легко бросить яд. Прозит! – я доразлил вино из бутылки. А они тут без меня время не теряли…
– Почему нельзя наливать на весу? – поинтересовалась София.
– Легко пролить. Нетрезвые… – тут я забыл слово собутыльники по-английски. Мучительно попытался вспомнить. Не вспомнил: – …Люди легко идут на конфликт. Поэтому же нельзя ставить пустую бутылку на стол.
Я изобразил, как разбиваю бутылку хванчкары, делаю из нее «розочку».
– Что означает выпить… – тут уже завис Иоганн. Посмотрел на жену.
Та помогла:
– На по-осошьек?
– Это легко… – я подмигнул Синтии. Как же быстро рыжие покрываются румянцем. Девушка буквально вспыхнула!
– Вы пили с гостями. Им надо идти обратно домой. Идет снег, начинается буран. Воют волки.
Тут уже на меня все смотрели, открыв рты.
– Дойдут ли ваши гости домой?
Объяснил смысл рюмки на кончике посоха – совсем пьяные с квестом не справятся, и отпускать их одних домой уже нельзя.
Краем глаза я видел, что «рыбка» Синтия уже била хвостиком, пора было подсекать.
– А ты как оказалась в Союзе? – я повернулся к Номеру Два.
– Приехала поступать в балетную школу. Имени Вагановой.
Мы все дружно уставились на фигуру О`Тул. У девушки были классические «песочные часы». Широкие бедра и упругая попка, талия, ощутимая грудь. Совсем не балетная фигура. В этой сфере предпочитают плоских, невысоких. Чтобы балерунам легче таскать их было.
– Что вы на меня так смотрите?
– Да вот удивляемся, как тебя пустили в СССР? – решил сгладить я. – У нас тут не густо студентов из буржуазных стран. А уж из Штатов… По пальцам пересчитать.
– Ой, я тоже удивилась. У меня отец состоит в Коммунистической партии США… – Синтия почему-то покраснела. – Сказал, если я уж так увлекаюсь балетом, то мне дорога в Союз – тут лучшая школа в мире. Я так хотела выступать в Большом! И хочу до сих пор!
Рыжая твердо посмотрела на нас. Мы отвели взгляды.
Тут доморощенные асториевские диджеи поставили Yesterday. Боже ты мой… эта песня просто преследует меня. Ну да грех не использовать жуковский медляк.
– Я тебе хочу признаться по секрету… – я наклонился к Синтии, прошептал: – Я тайный скаут Балетной школы Большого театра. Это я нашел Рудольфа Нуреева и привел его в балет!
– И тебя потом не посадили, когда он сбежал? – О`Тул прыснула.
– Нет. Наградили орденом Ленина, – продолжал шептать я, все больше приближаясь к розовому ушку. – Это тайная операция, в детали которой я тебе посвятить не могу.
– И что же ты хочешь, товарищ тайный скаут?
– Оценить твой талант, разумеется. Вон и музыка подходящая играет.
– Ник, ты дурак! – Синтия мне открыто улыбнулась. – Я бы и так с тобой станцевала! Пошли.
И мы пошли. Сначала покачались под «Вчера». Потом диджеи решили, что переборщили с зарубежкой, поставили «Песенку о медведях» из «Кавказской пленницы». И тут мы прямо так мощно твистанули. Прямо как Турман и Траволта в «Криминальном чтиве». «Носком правой ноги вы как будто давите окурок…» Ага, наша «Пленница» ничуть не уступает ихним «Чтивам». Как минимум нет порева с неграми и маньяками.
Номер Два двигалась замечательно. То плавно, то взрываясь и выплескивая на меня всю свою энергетику. Весь зал наблюдал только за нами.
Дальше был опять медляк – «Неужели это мне одной». Я прижал Синтию плотнее, чем позволяли приличия, почувствовал ее дрожь. Нас окружила толпа танцующих, и тут я позволил себе спустить руку с талии, так сказать «ниже приличий». И это был час X. Динамщица бы тут же подняла мне руку. Синтия не подняла.
– Я буду ждать тебя на выходе из гостиницы. Хочешь увидеть сцену Мариинского театра?
Это был безотказный ход. Какая будущая балерина не захотела бы? В принципе я бы мог уже вести рыжую в номер – Синтия «поплыла». Драка, вино, танцы… Но, во-первых, настучат. К бабке не ходи. Во-вторых, настучат Алидину. И чем это кончится для моего брака с Яной – не известно. А точнее очень даже хорошо известно. Тут надо все тоньше.
Я оставил девушку в толпе танцующих, прошел к своему столику. Лосте о чем-то тихо беседовали, попивая… да ну ладно… новую бутылку хванчкары. Ну молодцы.
– Фотография внучки есть?
– Простите, что?
Герр и фрау уже были тепленькие. На посошок выпьют, отпускать в снежную бурю к русским волкам и медведям можно. Но заторможенные.
– Элли?..
Прямо Элли Смит из Страны Оз4.
– Элла!
София покопалась в сумочке, нашла фотографию. На меня смотрел белокурый ангел. Арийская кровь, все дела.
– Сделаю, что смогу.
Не дожидаясь ответа, я спустился вниз, вышел на улицу. Тут еще больше сгустились сумерки, редкие фонари и белая ночь помогали слабо.
Рядом со входом стоял знакомый бородатый швейцар, смолил сигарету.
– До Мариинки тут как дойти? – поинтересовался я. Навигаторов, увы, сейчас нет, а ночью гулять по Питеру без карты – так себе приключение.
– Дык легко, товарищ…
Тут швейцар замялся.
– Какой надо товарищ… – я показал из кармана краешек удостоверения. – Никому ничего не докладываешь, ясно?
– Так точно! – бородач чуть ли не по стойке смирно встал. – Тут рядом. По Синему мосту направо, мимо Юсуповского дворца до театрального сквера. А там уже видно. Четверть часа идти.
Тут из гостиницы выпорхнула Синтия. Девушка взяла сумочку, собрала волосы в хвост. Даже как-то сумела скрепить порванную на плече блузку.
– Я готова! – Номер Два смело взяла меня под руку. – Идем?
* * *
До Мариинки мы дошли за полчаса. Город словно вымер – темные улицы, мрачные здания. И где, спрашивается, красота Питера?
Синтия словно что-то почувствовала, шла и ежилась. Разговор тоже не складывался. Информацию из девушки пришлось тащить клещами – двадцать лет, из Бостона, отец – железнодорожник, мать – домохозяйка. Ну балет. На «Лебедином озере» Синтия слегка ожила. На «Спартаке» так и вовсе расцвела. Попыталась на брусчатке сделать фуэте.
– Тебе должны были дать общагу на время поступления, – перевел я разговор на учебу.
– Только для советских граждан, – грустно сообщила О`Тул. – Мне еще и за учебу платить придется, если поступлю.
– Дорого?
Синтия сообщила расценки, потом грустно призналась, что знает о требованиях к балеринам. Она мало подходит под стандарты.
Это ты, родная, еще Волочкову не видела… Пробиваются в этой профессии либо очень талантливые, либо наглые. Рыжая, по моим ощущениям, не была ни первой, ни второй.
В Мариинке пришлось долго стучать в двери – я сразу повел девушку к заднему входу.
– Ну кто там безобразничает? Сейчас милицию вызову!
«Вратарем» оказалась грузная, заспанная женщина лет пятидесяти.
– Она уже тут!
Опять мне помог мой «красный вездеход» с тремя сокровенным буквами.
Сторож испугалась, рассыпалась мелким бисером. Лично проводила к сцене и молча ушла, когда я ее отослал – секретное задание. Я поискал пульт, включил освещение.
– Ой, какая красота!
Синтия скинула босоножки, побежала на сцену. Опять сделала фуэте. Босиком. Без пуантов исполнить пируэт было сложно, но она справилась.
Я аккуратно подошел сзади, приобнял девушку за талию, помогая ей вращаться. Прямо натуральный балерун, пора носок в трусы засовывать.
Во время одного из вращений Синтия оказалась лицом ко мне, замерла. Я, не мешкая, поцеловал ее. Нежно, но страстно. Сам не знаю, как получилось все совместить.
Рыжая закинула мне руки за шею, ответила на поцелуй.
Оторваться друг от друга удалось только спустя пару минут.
– Я же ничего не знаю про тебя, Ник! – вдруг опомнилась Синтия. – Откуда на тебе этот камуфляж? Ты военный?
– Давай не здесь… – я вернулся к пульту, выключил освещение.
– Это было очень, очень романтично!
Девушка сама обняла меня сзади, поцеловала в шею. Тут уж меня накрыло. Я развернулся, прижал рыжую к стене, засунул руку под блузку, попытался проникнуть под бюстгальтер. Это оказалось еще той задачей. Зато под юбку оказалось попасть намного легче. Боже, отблагодари как следует создателя мини!
