Read the book: «Тишина»

1.

Этот бар совершенно не был похож на сотни своих собратьев. Восьмой час вечера, пятница, а кроме компании из трех молодых людей, по виду почти подростков, и откровенно тоскующего бармена в заведении не было ни души. Да и подростки вели себя на удивление тихо и расположились в самом дальнем углу окутанного полумраком зала. Он посмотрел на потолок, но больше для того, чтобы подтвердить свою догадку. Основное освещение, шесть больших светильников, выполненных в вычурном стиле, были выключены. Горело не больше пяти точечных диодных ламп, холодного света которых вполне хватало, чтобы не налететь на притаившийся в полумраке столик, и было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно в собственном одиночестве.

Что занесло его в этот бар именно сейчас, вряд ли кто-то мог бы сказать. Он сам уж точно не знал правильного ответа на этот вопрос. Тяжелая неделя, вымотавшая все нервы до последнего нескончаемым потоком придирок самодура начальника, или очередной телефонный скандал с женой? Какая, впрочем, разница? Начальник действительно был самодуром, получавшим удовольствие от того, что заимел свою маленькую властишку над отделом продаж в небольшой фирме, и тыкавшим этой скромной в сущности властью в морду своим подчиненным. Зеленый карьерист, который еще год назад был всего лишь стажером. Оправдывать его еще удавалось, но терпеть придирки на ровном месте с каждым днем было все труднее.

Да и упреки от жены были большей частью оправданными. Зарплата в тридцать тысяч с копейками в двадцать третьем году двадцать первого века? Смех, да и только! Мужчина должен обеспечивать свою семью, а не думать о том, на что ездить на работу следующую неделю. Только если бы все зависело от него одного. А у дочери через восемь месяцев выпускной в школе, на который тоже нужны деньги…

Повинующаяся доводчику дверь подтолкнула в спину, ненавязчиво намекая, что стоять в проходе как минимум неприлично, и мужчина прошел к барной стойке, на ходу снимая сильно выцветший, но еще вполне годный драповый плащ, подаренный двадцать лет назад отцом, которого уже десять лет как нет, по случаю окончания института. Двадцать лет, за которые он даже не потолстел и не удосужился обновить гардероб: все как-то было некогда, и даже вроде незачем. Хотя, если уже быть до конца честным хотя бы с самим собой, то просто было не на что. Не хватало ему зарабатываемых денег на себя, и это раздражало и злило. Как можно ходить в пусть и опрятной, но старой одежде, и чувствовать себя полноценным мужчиной?

Повесив плащ на крючок, стилизованный под все тот же хай-тек, мужчина нашел глазами туалет и первым делом отправился мыть руки. Привычка, вбитая супругой за годы совместной жизни, и сейчас дала о себе знать. Он и собирался-то выпить чашку кофе, на большее все равно не хватало денег, но все равно совершил этот гигиенический ритуал и так же ритуально усмехнулся своему отражению в зеркале, из которого смотрел еще не старый, но изрядно потрепанный человек, принадлежавший когда-то к мужскому полу. На лице с явными следами небритости отчетливо выделялись редкие рыжеватые усы, отпущенные несколько лет назад, и потускневшие карие глаза, да еще застывшие морщины вечной грусти. Когда он последний раз искренне улыбался? Так давно, что даже лицо это забыло, не то что память.

Он вытер руки бумажным полотенцем, поправил съехавший на горле пуловер, такой же изрядно поношенный, как и вся остальная его одежда, и вернулся к барной стойке. За эти несколько минут в пустом заведении ровным счетом ничего не изменилось, молодежь все так же цедила пиво, переговариваясь вполголоса, а бармен продолжал неторопливо натирать бокал под бубнеж ди-джея популярной радиостанции.

– Можно мне один кофе, пожалуйста? – Он осторожно опустился на стул на самом дальнем конце барной стойки.

Бармен, довольно молодой парень в идеально отглаженной черной рубашке и классических джинсах, окинул посетителя безучастным взглядом, отставил в сторону бокал и достал из-под стойки ослепительно белую кофейню кружку.

– Сто тридцать пять рублей.

Посетитель едва заметно дернулся и вытащил из заднего кармана брюк немного помятую банковскую карту. Бармен лишь усмехнулся и молча поставил рядом с ним кофе и терминал с уже введенной суммой.

Когда он последний раз вот так пил кофе – не как дежурный напиток (это случалось регулярно, минимум по четыре кружки в день), а вот так, в каком-нибудь заведении с довольно уютной атмосферой и приглушенным светом, он не мог вспомнить. Десять, может, двенадцать лет назад, когда дочь была еще совсем ребенком, а жена сама была рада прогуляться с ними после работы и, иногда, куда-то зайти, выпить кофе, купить дочке сок и чизкейк. Когда все это прекратилось? Почему он этого не заметил? На каком этапе жизни работа и рутинный быт заполнили всю его жизнь, каждую минуту? Когда Анечка, его дочка, пошла в школу? Пожалуй, так. Именно тогда денег стало откровенно не хватать, он сменил работу, устроившись в эту фирму продавать запасные части к прокатным станкам, и стал позже приезжать, задерживаться. И упустил что-то безумно важное за ворохом никому в сущности не нужных накладных и договоров. Да, денег стало больше, но эффект от увеличения дохода был недолог, а жизнь оказалась такой же затертой и блеклой, как его банковская карта и старое пальто.

– Одинокий мужчина пьет в пятницу кофе? – Приятный, почти обволакивающий голос вырвал его из хоровода опостылевших вопросов. Голос неуловимо знакомый, словно уже где-то он его слышал. Может, по радио или, случайно, в автобусе, но точно слышал. Именно такой, негромкий, с чуть более низким тембром, чем обычно ожидают от девушек, но при этом чертовски приятный. Будто родной.

Мужчина повернулся к обладательнице этого чарующего голоса, собираясь отшутиться, но слова застряли в горле, так и не решившись вырваться наружу. Она была молода и прекрасна. Завораживала с первого взгляда идеальными чертами лица с едва заметным макияжем, разве что губы были подчеркнуты неброской темной помадой. В полумраке бара различить цвет помады он так и не смог. Девушка завораживала царственной грацией плавных движений и совершенным стройным телом в неожиданном для двадцать первого века черном коктейльном платье с открытыми плечами, дразнящим декольте и довольно свободной юбкой чуть выше колен. Почти ретро.

– Вечер пятницы не создан для кофе. – Девушка не дождалась ответа и жестом подозвала бармена. – Для кофе есть утро понедельника, а пятница создана для капризов. Вы согласны со мной?

Все, что смог сделать мужчина, это кивнуть в ответ, продолжая крутить в руках уже остывший кофе. Не говорить же первой попавшейся девушке в баре, что на карте осталось не больше трехсот рублей, на которые еще нужно добраться домой и прожить выходные. Вдруг нужно будет куда-то ехать? Ни одна девушка такой исповеди не поймет. а тем более такая прекрасная и манящая. Он ощутил прилив жгучего чувства стыда, и это, судя по всему, отразилось на его лице. Красавица улыбнулась.

– Мне «Лонг-Айленд», – обратилась она к подошедшему бармену. – А моему спутнику триста грамм хорошего коньяка для начала. И еще белый виноград и сырную тарелку.

– Я боюсь…

– Меня не нужно бояться. – Девушка решительно пресекла робкую попытку протеста, положив ему на руку свою точеную ладонь с аккуратным маникюром, правда, почти сразу ее убрала, оставив лишь ощущение нежной, шелковой кожи. – Сегодня я буду музой нашей пятницы. Но только сегодня. В следующий раз устраивать вечер будете вы. София.

– Сергей.

– Ты очень напряжен, Сергей. Давай выпьем. – Молодой бармен как раз поставил перед ними заказанные напитки и даже услужливо налил первую рюмку. – Предлагаю первый тост. За пожар в душе!

На этот раз Сергей не смог сдержать саркастическую ухмылку, но тост поддержал, позволив коньяку разлиться внутри приятным теплом. Пожар в душе… Уже и воспоминания о нем не согревают эту самую душу, замерзшую, уставшую, очерствевшую, желающую сейчас только покоя и тишины после очередной нервной и выматывающей недели. Того пожара, тех окрыляющих чувств, что были на последних курсах института, нет уже давно. Есть только запасные части к прокатным станкам, двадцатипятилетний выскочка начальник, и две довольно симпатичные, но не очень приятные в общении девушки, с которыми он работает в одном кабинете и иногда позволяет себе украдкой любоваться их подтянутыми формами, да и однообразные, большей частью проходящие в молчании ужины дома.

Сергей еще раз окинул взглядом сидящую напротив Софию. Длинные распущенные, слегка вьющиеся волосы цвета созревшей пшеницы, резко контрастирующие с черным коктейльным платьем; некоторые пряди непослушно выбивались, прикрыв часть лица собеседницы и ее откровенного декольте. София поймала этот взгляд, улыбнулась и неуловимым движением поправила выбившиеся пряди, открыв небольшие ушки, украшенные миниатюрными серьгами с крохотными сапфирами. Сергей был уверен, что у этой девушки в серьгах были именно сапфиры, а не их синтетическая имитация, которую стало модно выдавать за красоту. Она была настоящей, и все в ее образе и в том, что ее окружает, все тоже должно было быть настоящим, и никак иначе. Не может быть фальши рядом с совершенством. А София была именно совершенством, прекрасным и недосягаемым юным цветком, невесть как оказавшимся в этом странном баре пятничным вечером.

– Обычно первый тост за знакомство. – Пауза затянулась непростительно долго, и Сергей физически почувствовал необходимость что-то сказать, любую глупость, лишь бы снять это вязкое напряжение. Лишь бы она сейчас не разочаровалась и не ушла.

– Не терплю жизни по лекалам, особенно чужим. – Фраза прозвучала легко и беззлобно, но вполне искренне. – Все эти традиции, правила поведения, мораль… Это лишает красок нашу жизнь, не правда ли?

– Я не знаю. – честно ответил Сергей.

– Разве? – Ее смех звонким колокольчиком разорвал липкую тишину пустого бара. – Пятница, вечер, женатый мужчина сидит один в баре с чашкой кофе. Уж не от рутины своей жизни ты пытаешься сбежать, Сергей?

– Вы наблюдательны, София. – То, что она прочитала его, как открытую книгу, задело Сергея, но не обидело. Он только ещё больше убедился в том, что с этой девушкой никакая фальшь не будет уместной, и это вызвало легкий испуг. Сергей давно отвык быть настоящим даже с самим собой… а может, и был им всегда – вот таким потрепанным, невзрачным, тощим и не способным ни на что возражать. Но если настоящий он именно такой, каким видел себя в зеркале всего пятнадцать минут назад, то где затерялся тот хулиганистый мальчишка, способный пройти пешком через весь город просто потому, что ему так захотелось? Под каким пыльным мешком подсознания его теперь искать?

– Ты. Давай мы сразу перейдем на «ты», это раскрепощает.

– Договорились. – Сергей улыбнулся, на этот раз вполне искренне и открыто.

– Так я права? – София подалась чуть вперед, и довольно серьезно посмотрела собеседнику в глаза.

– Ты права: я попытался сбежать от рутины.

– Расскажи. Стой! Нет, давай сперва выпьем за перемены, которых никогда не бывает много.

И снова он не смог сдержать улыбку. Наполнил свою рюмку коньяком и поддержал непривычный, но показавшийся интересным тост. Напряжение, буквально висевшее над ними еще несколько минут назад, стремительно таяло. Но и о своём вопросе София не забыла, как было понадеялся Сергей, и испытующе посмотрела на него.

– Да нечего, в общем, рассказывать. Работа однообразная изо дня в день, вечера тоже. Я самый скучный тип на планете. Удивительно, что такая девушка, как ты, решила подсесть именно ко мне, а не к тем студентам.

– Я предпочитаю мужчин, а не мальчиков: с мужчинами интересней и приятней. А эти трое здесь завсегдатаи, но им, поверь, совершенно никто не нужен. Только они сами. – София бросила скучающий взгляд на продолжавшую свою тихую беседу компанию и тут же отвернулась. – А вот что нечего говорить, это ты зря. Всегда есть о чем поговорить. Вот кем ты работаешь?

– Менеджером по продажам. Здесь недалеко есть небольшая фирма, закупаем оптом запчасти к станкам и продаем их в розницу. В общем, крутимся.

– И давно ты вместе с ними крутишься?

– Восемь лет.

София искренне расхохоталась, но даже бармен не обратил на это ровным счетом никакого внимания, не говоря уже о студентах.

– Тебе же не нравится эта работа. И не обманывай меня, я же вижу. Достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы все понять.

– Так заметно? – Сергей почувствовал, что разговор начинает его тяготить. Ста выпитых граммов коньяка было слишком мало для того, чтобы исповедоваться перед едва знакомой девушкой. Да и вряд ли она захочет такое слышать.

– Заметно. – София резко сбавила обороты своего любопытства, словно почувствовав настроение собеседника, и сделала небольшой глоток коктейля. – Всегда заметно, когда человек теряет себя. Прости мою навязчивость, я не должна была лезть. Это все дурацкое любопытство.

Сергей налил еще одну рюмку и молча осушил ее, совершенно не чувствуя опьянения. Странный, по прежнему пустой бар, странная девушка, которая куда более органично смотрелась бы в каком-нибудь элитном ресторане. Да и вечер странный сам по себе.

– Тогда можно я тоже спрошу? – Он отщипнул от грозди пару ягод и отправил их себе в рот. – Что ты делаешь в этом баре?

– Понимаю, о чем ты подумал, но нет, я здесь не работаю. – София одарила собеседника еще одной искренней улыбкой, слегка обнажив идеально белые зубки. – Скорее, прихожу сюда отдыхать в тишине. Я работаю в крупной строительной компании, контролирую работу проектных бюро, потому шума и криков мне на работе хватает, а в этом баре почти всегда немноголюдно, мягко говоря.

– Как же он выживает без клиентов? – удивился ее словам Сергей.

– Он открыт только раз в месяц, каждую третью пятницу. Одиночества ведь тоже не должно быть много. – София сделала еще один глоток коктейля. Она явно наслаждалась и вкусом напитка, и вечером, а у Сергея отчетливо стало проявляться желание утопить этот вечер в коньяке, и он решительно отодвинул от себя графин. – Не стесняйся, пей. Тебе это сейчас нужно.

Стесняться-то как раз очень хотелось, но руки сами подчинились словам красавицы, и еще одна порция коньяка добавила тумана в сознание. И как-то незаметно отошли на второй план все неурядицы последней недели, да и беды последних восьми лет его жизни тоже немного замылились, стали не так важны. Сейчас рядом с ним, на соседнем барном стуле, оказалась невозможно, нереально прекрасная девушка. Пусть даже в роли едва знакомой собеседницы, но Сергей все равно жадно впитывал каждую минуту рядом с ней, пытаясь вспомнить, что вообще значит быть галантным и обходительным.

– Я сегодня вообще не планировала ни с кем знакомиться, – проронила София после нескольких секунд молчания.

– Тогда почему подошла?

– Потому, что в «Тишину» не заходят просто так. А кофе не самый правильный выбор для мужчины в вечер пятницы, —постаралась отшутиться она.

И Сергей сделал вид, что такого объяснения ему хватило. Их разговор плавно скатился к воспоминаниям о детстве и о тех счастливых моментах, которые остались в памяти. София звонко и искренне смеялась над его рассказами и тем самым все больше располагала к себе – уже не столько яркой внешностью, сколько легкостью общения. Сергей гнал сейчас прочь мысль о том, что эта легкость может быть следствием алкоголя. Нет, и еще миллион раз нет. Эта юная девушка оказалась приятной собеседницей не из-за коньяка, а потому, что действительно была такой. Истинной леди. Совершенством.

Но эта магия легкости продолжалась не вечно. Даже не долго, ровно до того момента, как на экране лежащего рядом с мужчиной телефона высветилась фотография его жены. Сергей потянулся к аппарату, чтобы ответить, но София уверенным жестом остановила его руку.

– Ответишь, когда я уйду. – Она слегка коснулась своими губами его губ, оставив на память едва заметный сладкий вкус на губах и свою чарующую улыбку. – Колючий… Спасибо тебе за вечер. – И, подхватив с вешалки легкий бежевый кейп, направилась к выходу.

– София! – окликнул её Сергей, когда она оказалась уже у самого выхода из бара. – Можно номер твоего телефона?

– В третью пятницу следующего месяца, – ответила она. – И я буду «Шато О-Брион», урожая десятого года, красное, и морепродукты. Ты обещал.

Едва за Софией закрылась дверь, он подхватил свой телефон и буквально рявкнул в трубку:

– Да, что случилось?! Зашел с коллегами немного выпить, начальник проставлялся за премию! Не переживай, скоро буду!

Старательно созданное настроение вмиг улетучилось. Сергей поднялся, нетвердой походкой (все же коньяк в отсутствие привычки давал о себе знать) дошел до своего пальто, и, только надев его, вспомнил о бармене.

– Сколько я должен?

– Счет уже оплачен, все в порядке. – Молодой франт за стойкой дежурно улыбнулся.

– «Шато О-Брион»… – пробормотал Сергей, направляясь к выходу. – Значит будет «Шато», две бутылки… Через месяц.

2.

Выйдя из бара, Сергей наконец соизволил посмотреть на часы. И они его не обрадовали, показав начало двенадцатого. Общественный транспорт уже не ходил, и ему ничего не оставалось, кроме как отправиться домой пешком. Денег на то, чтобы остановить такси, у него просто не было. Промозглый и бесснежный октябрь норовил то и дело заманить его в оставшиеся после недавнего дождя лужи, и порой это блестяще удавалось. Легкие летние туфли насквозь промокли, в них хлюпала ледяная вода, но Сергей не обращал на это внимания. Все мысли были заняты Софией, и только ею. Той легкостью, с которой эта прекрасная юная девушка пробралась в его, казалось, навсегда очерствевшее сердце. И единственное, что омрачало охватившую его эйфорию, это откровенное непонимание, что теперь делать дальше.

Как найти Софию или как с ней связаться, Сергей не знал: номер своего телефона она так и не оставила, а поиск по социальной сети, в которой Сергей был зарегистрирован, никаких результатов не принес. Оставалось только ждать той самой третей пятницы ноября и верить, что красотка не обманет и придет на встречу.

Прошедшие после вечера, проведенного в компании с Софией, выходные Сергей предпочел бы не вспоминать никогда. Они превратились в нескончаемую череду скандалов из-за его неожиданно позднего возвращения. Начиная с утра субботы, которое навалилось острым приступом головной боли, он в лучшем случае натыкался на демонстративно обиженное выражение лица своей жены. К тому моменту, как он наконец добрел до дома, домочадцы уже спали, и Сергей изо всех сил постарался никого не разбудить. Разделся, с трудом отыскав для своего пальто место на крохотной, всего на три крючка, вешалке. Несмотря на явное приближение зимы, на ней еще продолжали висеть легкие осенние куртки и даже пара совершенно не нужных в прихожей халатов. Промокшие туфли Сергей бросил здесь же, под обувницей, занятой женской обувью всех сезонов, прошел в зал, который был их с женой спальней, и практически сразу забылся глубоким и безмятежным сном. Но проснулся, как обычно, рано. С трудом отыскав на захламленном посудой, косметикой и какими-то бумагами компьютерном столе початый блистер с обезболивающим, он выдавил сразу две таблетки в ладонь и, массируя пульсирующий болью висок, отправился приводить себя в порядок. Запивать лекарство остатками брошенного в кружке чая он не рискнул: хозяйка этого напитка могла его ещё хватиться. Супруга, судя по состоянию их спальни, вчера предпочла потратить вечер на просмотр очередного сериала и, скорее всего, выходные проведёт так же.

Когда-то он смотрел на это сквозь пальцы. Жалел жену, устававшую с маленькой дочкой в череде бессонных ночей и первых детских простуд. Но дочь росла, а этот лёгкий беспорядок упрямо не желал уходить из квартиры. Сергей пытался с этим бороться, выговаривал жене, но каждый раз натыкался на обиды и упрёки в отсутствии чувств и перестал говорить. Научился не замечать того, как его женщина ведёт домашнее хозяйство, как до этого научился не замечать её расплывшуюся после родов фигуру, которую Наташа, его супруга, так и не привела в прежнюю форму, объяснив это тем, что теперь она мама и замужняя женщина, а значит, и выглядеть должна соответственно, а не как тощая малолетка.

Сергей привык ко многому, что когда-то не нравилось. Почти никогда не спорил, предпочитая сохранять дома атмосферу любви и взаимного уважения выяснениям отношений и бытовым склокам. Но сейчас, запивая в давно требовавшей косметического ремонта ванной таблетки водой из крана, очень чётко осознал, что именно любви и уважения в его семье уже давно не было – по крайней мере, по отношению к нему. Во всем, в каждой мелочи сквозило отношение, которое можно было назвать как угодно, но только не уважением и любовью. Даже заботы он давно не чувствовал. Сергей привёл себя в порядок и направился в кухню: нужно было придумать что-то себе на завтрак. Вряд ли кто-то об этом побеспокоился.

Интуиция его не подвела: он не застал в кухне ничего, кроме не вымытой с вечера посуды. И дочь, и жена ещё спали: начало девятого – слишком раннее время для их пробуждения в выходной день. Сергей включил наполовину набранный электрический чайник и открыл холодильник в поисках еды, которую можно было бы приготовить на скорую руку, но нашёл лишь пару сырых яиц и крохотный кусок сыра, который и решил взять на бутерброды. Готовить что-то более существенное он не счёл нужным, это бы только спровоцировало еще один лишний скандал.

– Ты уже проснулся? – Сергей услышал за спиной голос жены и обернулся. – Где ты вчера был?

– Я же тебе сказал, что зашел с коллегами немного выпить. – Он постарался сохранить спокойствие, но опыт совместной жизни уже заставил его внутренне сжаться в предвкушении «разбора полетов».

– Почему ты не сказал мне об этом? – Наташа перешла в решительное наступление.

Её лицо со слегка обвисшими щеками, мгновенно приобрело обиженное выражение, полные губы поджались, а карие глаза полыхнули священным гневом оскорбленной женщины. Растрепанные недлинные волосы, крашенные в угольно-черный цвет, и не снятый перед сном макияж сделали ее похожей на рассерженную болонку. До боли привычное выражение крайнего недовольства, за которым обычно следовали упрёки в отсутствии чувств, уважения и ещё невесть в чем.

– Ты мог просто позвонить и сказать, что задерживаешься, чтобы я здесь с ума не сходила, или ты настолько ко мне равнодушен, что тебе плевать, что я сижу и жду?!

– Наташ, давай не будем. – Сергей положил на стол надкушенный бутерброд и попытался уйти от неприятного разговора, в прямом смысле этого слова. Он давно перестал отвечать на эти упрёки. Первые годы брака ещё пытался спорить, успокаивать, доказывать, что это не так, но со временем понял, что всё, что от него требуется, чтобы этих упрёков и вспышек беспочвенной ревности не было, – это как раз перестать спорить и что-то говорить. И подчинился. Научился принимать всё как данность, не задерживаться на работе, не встречаться с друзьями, потому что Наташа ждёт его дома и это время нужно посвятить ей. Но такие выяснения отношений всё равно случались. Всё равно Сергей регулярно слышал и проявления ревности, и упрёки от своей супруги. Не так посмотрел на проходящую мимо девушку, задержался по дороге с работы или взял сверхурочные, чтобы выполнить срочную задачу – всё это становилось поводом для высказываний и надутых губ. Сергей терпеливо выслушивал упрёки, стараясь не обращать внимания, считая это неизбежной и досадной мелочью, но в этот раз его молчание только больше распаляло жену. Ему оказалось очень трудно реагировать с обычным виноватым видом на едкие и уничижительные слова, половина из которых так и не смогла достучаться до его сознания. Отвечать что-то на ревнивые упреки в том, что он позволил себе задержаться, а тем более вступать в словесные перепалки, он не считал нужным и никогда не умел. И мысли в этот раз оказались заняты куда более приятными воспоминаниями о пятничном вечере.

Сергей думал о Софии, а заодно пытался вспомнить, почему стал таким домоседом. Ведь было время в той далекой юности, когда гулять ночь напролет виделось единственно возможным. Он любил ночь за ее тишину и прохладу летом, за искрящийся под ногами снег зимой и душевные разговоры с друзьями по студенческому общежитию. Потом он встретил Наталью, и даже те ночные прогулки, с которых начинались их отношения, незаметно и быстро перетекли сперва в просмотры фильмов в домашней обстановке, а потом и вовсе в мирный сон к десяти вечера. И это казалось таким логичным, таким важным. Наташа ведь ждет его дома, воспитывает дочь. Как он может задержаться, чтобы встретиться с друзьями или прогуляться одному по ночному городу?

А ведь, если подумать, никого из тех своих друзей он не видел уже лет двенадцать. И если первое время Сергея еще пытались куда-то пригласить, то после нескольких вежливых отказов друзья просто пропали из его жизни, вычеркнули Сергея как заведомо проигрышный для общения вариант, и упрекнуть их было, по сути, не в чем. А новых друзей он так и не завел: не с молодежью же на работе ему дружить, в конце концов!

Придя в эту пятницу домой аж во втором часу, Сергей нарушил это непреложное семейное правило и обиду жены воспринимал как должное. Наталья всю субботу с методичностью палача высказывала мужу, что он не должен был, не имел права так пропадать, не предупредив, и во многом она была права: Сергей действительно заставил свою семью переживать, не предупредил о том, что задержится. Но впервые за всю жизнь мужчина не испытывал мук совести и ни на гран он не жалел о спонтанном решении зайти в тот бар. Это стоило миллиона обид жены, да и в том, что о нем так уж сильно переживали дома, он сильно сомневался.

– Тебе что, нечего мне сказать? – Наташа преградила Сергею путь.

– У меня болит голова, я хочу лечь.

– А ты пей больше! – зло бросила жена. – До «белочки» допьешься!

– Ты же знаешь, что я не пью.

– А вчера что было? – Супруга повысила голос, и левый висок Сергея мгновенно отреагировал на это вспышкой боли. Он ничего не ответил на вопрос, предпочтя просто уйти в комнату.

В понедельник утром он все равно вышел из дома почти на час раньше обычного, и не только потому, что выпитый в «Тишине» кофе теперь требовал от него экономии, а оставшихся денег хватило бы или на скромный ланч в столовой бизнес-центра, где находился офис фирмы, или на полноценный проезд до работы. Сергей решил прогуляться. Находиться дома было невмоготу, а видеть обиженно поджатые губы и злые глаза жены едва ли не хуже, чем равнодушно отвернувшуюся к монитору старенького компьютера дочь. Ему давно в этом доме были не рады. Встречали дежурными приветствиями и видимостью радушия, но Сергей регулярно подмечал и привычно хозяйское отношение супруги, и прохладу Ани, переставшей пускать его и в свою комнату и в свою жизнь. А ведь до недавнего времени у дочери не было от него секретов. Теперь только скалится и сидит безвылазно за компьютером или телефоном.

Но ее поведение хотя бы можно было объяснить переходным возрастом. Отец больше не был для нее самым важным мужчиной, и Сергей признавал, что так, пожалуй, и должно быть. А вот объяснить отстраненное поведение Натальи он уже не мог.

– … И, представляешь, он подходит, такой весь на пафосе, и говорит, типа я еду с ним, а остальные как хотят.

– А ты?

Кабинет, по обыкновению, встретил Сергея щебетанием его коллег-студенток. Две удивительно похожие и внешне, и манерами поведения девушки никогда не начинали рабочий день, не обсудив последние сплетни и новости, особенно в понедельник. И редко когда это обсуждение прекращалось раньше одиннадцати часов. Одинаковой длины волосы, выкрашенные под блонд, броский макияж, и даже почти идентичный стиль одежды создавал впечатление, что они были сестрами. Но это было не так.

Олеся и Маша… Одной из них, Олесе, было двадцать пять. Невысокая и крепко сбитая, но при этом все равно производящая впечатление стройной девушки, она отчаянно много курила, не очень стеснялась в крепких выражениях, была убеждена в том, что все мужчины на планете – сволочи и дегенераты, и гордилась тем, что была матерью-одиночкой. При этом девушка не упускала возможности одеться вызывающе откровенно, выставив на обозрение этим самым сволочам успевшее слегка заплыть жирком тело.

Маша была немного выше и стройнее и лишь именно этим отличалась от подруги. Но в свои девятнадцать она могла себе позволить такой стиль и была действительно привлекательна. Сергей часто позволял себе украдкой любоваться фигурой коллеги и порой даже чувствовал от этого легкое возбуждение, но прекрасно отдавал себе отчет, что сорокалетний старик в полинялой растянутой толстовке ей интересен только как объект регулярных насмешек, потому дальше быстрых взглядов ничего себе не позволял.

– Доброе утро! – дежурно поздоровался Сергей и сразу же прошел в дальний от входа угол, к своему рабочему месту.

Девушки проводили его взглядом и тут же продолжили прерванный разговор. Ответа на приветствие Сергей от них и не ждал, этого ответа никогда и не было, как и причин, чтобы он прозвучал сейчас. Сергей включил компьютер и, привычно скользнув взглядом по фигуре Маши, не увидел ничего из того, что так привлекало еще в конце прошлой недели. Да, симпатичная, но всего лишь обычная девушка, отчаянно пытающаяся казаться принцессой из сказки. Таких по городу ходят тысячи, а вот принцессой из них можно назвать только одну.

Перед глазами вновь, как и все выходные, стоял игривый и дышащий нежностью образ Софии в идеально сидящем на точеной фигурке коктейльном платье, классических туфлях и с распущенными волосами цвета спелой пшеницы. Даже сама мысль о том, что Машу можно сравнить с этим неземным совершенством, казалась Сергею настолько кощунственной, что он почувствовал себя пристыженным. София была совершенна.

– Ты чего уставился? У меня пятно, что ли? – Маша все-таки заметила его взгляд.

– Нет, пятен нет. Просто пытался понять, почему тебя считают симпатичной.

Он не сразу понял, что вместо привычных тихих извинений прозвучали слова, от которых юная коллега немедленно впала в священную ярость уязвленной женщины.

– Ты!.. Да как ты смеешь?!

– Спокойно, Машуль. – Олеся сориентировалась почти мгновенно и попыталась разрядить обстановку. – Пойдем лучше покурим и кофе возьмем. Что-то Тухля сегодня совсем странный.

– Да не просох просто с выходных, урод! – зло бросила Маша, но подругу послушала.

Тухля… Нет, Сергей знал об этом обидном прозвище, но впервые оно прозвучало вот так, не за спиной. Знал он и о том, что весь коллектив (а фирма занимала весь третий этаж) убежден в его алкоголизме. От него никогда за все эти восемь лет не пахло перегаром, он ни разу не приехал на работу с похмелья. Он вообще практически не употреблял алкоголь, а вечно помятый вид и мешки под глазами были лишь следствием частых головных болей и недосыпания. Но объяснять что-либо фактически чужим ему людям у него не было никакого желания. Свою правду они уже себе придумали и в то, что происходит на самом деле, не поверят. Так зачем тратить свои нервы на бессмысленные споры?