Дети Сатурна. Серия «Ревизор Роскосмоса»

Фраза звучала, конечно, двусмысленно, но на то Илона явно и рассчитывала. Дамочка, судя по всему, была та ещё проказница, но я не сомневался, что сейчас она беспокоит меня по весьма прозаичной причине – у неё явно был результат анализа ДНК из крови подстреленного мною человека.

Я похлопал Королёва по локтю, привлекая его внимание, и подмигнул, кивком указав на дверь медицинского отсека, где находилась Илона. Командир понял меня без слов и рявкнув, обращаясь к строю «не расходиться!», проследовал за мной.

Нечасто жизнь наносила мне такие удары. Можно даже сказать редко. Я рассматривал детальную голографическую картинку и думал о том, что такой вот поворота сюжета мне даже в голову не приходил. А это значит, что голова моя думать стала не очень быстро и очень-то логично.

Рядом со мной стоял Вадим Королёв, тупо смотрел на ту же самую картинку и комментировал. Не потому, что что-то понимал, а просто от волнения:

– Похоже на лопнувшие презервативы. На свёрнутые лопнувшие презервативы.

Сравнение было удачным. Эритроциты в своём обычном состоянии действительно напоминают свёрнутые презервативы. Хотя в учебниках такую форму обычно называют обоюдовогнутой, видимо, из уважения к целомудрию учащихся. Только вот те эритроциты, что мы видели на голограмме, в отличие от здоровых человеческих, выглядели странно разлохмаченными и казались обвешены бахромой. Очень неприятный вид и совершенно ненормальный.

– Что это вообще такое? – спросил Королёв, не дождавшись реакции на свои слова.

– Это кровь человека, которого господин ревизор прострелил из своей зенитки. – пояснила доктор Илона. – Как мы можем видеть, эритроциты разрушены…

– Что это значит? – не понял Королёв.

– Это значит, что кровь была заморожена. – пояснил я. – Кристаллы льда разрушили клеточную структуру. Грубо говоря, проткнули все мембраны в процессе роста. Затем лёд растаял, а клетки остались разрушены.

– О-о, я вижу ваша честь кое-что понимает в судебной медицине, – Илона закивала одобрительно головой. – Да, кровь определенно была заморожена.

– Как такое может быть? – командир искренне изумился. – Что вы хотите сказать, у нас зомби ходит по операционной базе?! Ледяные человеки?

– Я этого не говорю, это вы говорите. – Илона пожала плечами. – Как вариант, могу предположить, что люди, напавшие на господина ревизора, принесли с собою емкость с замороженной кровью.

– Что за глупости? Зачем это? – не унимался командир. – Нет, постойте, надо провести анализ, вдруг клетки крови разрушены каким-то заболеванием… вирусным скажем.

– Вадим, помолчи пожалуйста! – попросил я; бормотание Королёва сбивало меня с мысли, а между тем, мне надо было сосредоточиться. Я чувствовал, что упускаю из вида что-то очень важное, но что именно, не мог сообразить.

Кто бы ни напал на меня, он нёс замороженное человеческое тело. Определенно, не живое. Замороженный труп. По-видимому, само нападение на меня было обусловлено тем, что я появился в момент этой самой переноски. Да, действительно, если так и было, то я подошёл некстати…

– Надо искать замороженный труп, – выдал я, наконец, фундаментальную идею. – Он недалеко… здесь нет крематория и шлюзовую камеру так просто не откроешь… а если и откроешь, то толку будет ноль, труп от операционной базы далеко не улетит и будет легко фиксироваться обзорной радиолокационной станцией.

– Порфирий, да ты что такое говоришь…? – командир не окончил очередную умную фразу, поскольку схватился за горошину наушника, закрепленную на козелке уха и повысил голос. – Не слышу, громче… да… где? один? что за мешок?

Ему явно что-то транслировали в ухо и он отошёл от нас на пару шагов, давая понять, что вызов очень серьёзный.

Доктор Илона посмотрела на меня, вздохнула – забавный значок на фальшклапане на её груди заметно пошевелился – и мягко поинтересовалась:

– Прошу прощения, а труп замороженный – он чей? Инопланетный?

– Хорошая шутка, – я сдержанно покивал. – Мне вообще нравится ваш юмор, Илона. Как-нибудь, уверен, мы даже пошутим наедине, в отсутствие глубокоуважаемого командира. Но труп, как мне сдаётся, наш, в смысле – землянский. Выражусь даже более определенно, я уверен в этом на сто процентов.

– Ага, интересный анекдот, хотя и несмешной. У нас на станции никто не погибал, вообще-то. А потому трупов замороженных быть не может. Это, так сказать, аксиома. Очевидное соображение, принимаемое без доказательств. Вы, вообще-то, знаете, сколько времени потребуется для заморозки невскрытого человеческого тела в типовых условиях орбитального морга?

– Вы, Илона, удивитесь, но я знаю. Для проморозки насквозь человеческого трупа потребуется всего сорок часов. Но это время можно сократить посредством использования для орошения трупа хладагента.

– О-о, господин ревизор, я вас недооценила, – Илона, похоже, удивилась теперь по-настоящему. – Теперь вы менее всего похожи на бухгалтера…

– Я не бухгалтер, я – ревизор. – с присущей мне скромностью поправил я собеседницу.

Она явно имела намерение запустить в ответ какую-то колкость, но тут к нам вернулся Вадим Королёв. Взгляд у него был бешеный – это если очень мягко говорить. Он явно услышал нечто, выбившее его из колеи. Вадим даже не стал ничего объяснять, только качнул головой, приглашая меня следовать за ним.

Я так и сделал. Мы все – то есть Вадим, Илона и я – прошли в помещение аптеки, встали возле того самого люка, через который скрылись напавшие на меня люди. Только тут Вадим, склонившись к моему уху, проговорил:

– Ремонтный робот обнаружил в межбортном пространстве у отметки «пятьдесят пятый метр» санитарный мешок. Он не пустой, ты понимаешь? Он не пустой! Я дал команду поднять его сюда…

Мне оставалось только покивать и ответить:

– Шептать не надо, Вадим! Илона Нефёдова будет проводить официальное опознание содержимого мешка, так что тайн от неё быть не может. По крайней мере, в этом вопросе.

– Ты хочешь сказать, что… что там будет что-то, требующее…

Внизу послышался узнаваемое урчание электромоторов и лёгкое посвистывание сервоприводов. Вадим замолчал, открыл замок и откинул крышку люка – мы увидели у самых наших ног приземистое никелированное членистоногое, на боку которого красовалась белая надпись «Академик Королев. Ремонтно-монтажный – 07. Позиционно-ориентированный.» Я мог бы дать руку на отсечение, что надпись эта светилась в темноте, не знаю, правда, для чего. В поле нашего зрения находились три передних конечности, одна была свободной, а раздвоенные клешни двух других оказались продеты в петли на большом пластиковом мешке мрачного, хорошо узнаваемого серо-чёрного цвета. Это был так называемый «санитарный мешок Роскосмоса», в котором хранились и транспортировались трупы. Что поделать! – люди умирают в космосе, в том числе и космонавты России, а потому их тела надо хранить и транспортировать в универсальной оболочке с должным уважением и сопутствующей атрибуцией. А также соблюдением необходимых санитарно-гигиенических норм. Для этого и были созданы эти герметичные серо-чёрные пакеты, которые иные шутники сразу же окрестили «мягкой консервной банкой». «Мягкими» их назвали потому, что они были на самом деле мягкими, а «консервной банкой» – потому, что труп консервировался в таком пакете в среде инертного газа. Нормальная, кстати, шутка, космонавты могли бы назвать такой мешок «шпротой» или ещё как… с них станется – они ребята в своём подавляющем большинстве весёлые, хотя и циничные! Как и я сам.

Ремонтный робот взвизгнул моторами и протянул наверх клешни с зажатым в них мешком. Без лишних слов мы с Вадимом ухватились за петли на мешке и взяли их на себя, через секунду робот убрал свои манипуляторы и мешок повис на наших руках. С учётом увеличенной на десять процентов от земной массы и, считая, что вес между мной и Вадимом распределился равномерно, в мешке находилось нечто, весившее килограммов пятьдесят пять-шестьдесят. По земным весам, разумеется.

Мы оттащили мешок от люка и опустили его на пол. После этого командир закрыл люк, а я прошёл в соседний отсек к доктору Нефёдовой.

– Илоночка, будь ласка, бери транспортёр и заезжай к нам, в аптечку. У нас ценный груз образовался.

Через минуту мы погрузили мешок на магнитный транспортёр, заменявший носилки, и вернулись в процедурный отсек. Все трое стояли над серо-чёрным мешком и поглядывали друг на друга. Очевидно мне, как старшему по званию и разуму, предстояло отдать последнее распоряжение.

– Судя по индикации, – я постучал пальцем по небольшой светодиодной панельке на поверхности мешка, – внутри некогда была аргоновая атмосфера. Но теперь её нет, поскольку именно этот мешок я и прострелил из своего пистолета.

В нижней части мешка зияла чёрная дыра, как раз соответствовавшая калибру моей зенитки.

– Ну, а судя по весу, там человеческий труп. – продолжил мою мысль Вадим Королёв. – Скажи мне, что я ошибся!

– Вы не ошиблись. – отозвалась Илона. – Я даже уверена что труп в этом мешке до сих пор заморожен. Но у меня есть вопрос к господину ревизору…

– Валяйте, – разрешил я. – Обещаю ответить честно!

– Вы знаете, чей труп в мешке?

– Думаю, что да. Там находится тело Баженовой, погибшей в результате несчастного случая тридцать три дня назад на орбите Сатурна.

– Да что за… – Королёв запнулся. – Как такое может быть?! Тело Баженовой отправили на Землю ещё месяц назад! После вскрытия и отправили! Я сам видел, как Акчурина его перевозила на транспортёре к стыковочному узлу!

– Ну… спорить я не стану, тело вы, может быть, отправили, да только теперь оно находится в этом мешке. – я философски пожал плечами. – Давайте откроем мешок, посмотрим, не ошибся ли я.

Илона потянула на себя на себя «язычок» молнии и с усилием разорвала клееный шов под нею. Раздвинув половинки мешка, она отдёрнула руки, предоставив нам возможность увидеть то, что находилось внутри. Мы увидели женское лицо с коротко стрижеными ярко-рыжими волосами, подозреваю, что крашеными. На лбу, носу и щеках трупа блестели микроскопически капельки влаги, их было много, если не знать, что видишь лицо трупа, можно было подумать, что это пот.

– Да, это Баженова… – пробормотал задумчиво командир базы.

– Регина… – эхом отозвалась Илона Нефёдова. – Но почему здесь? Она же должна быть на Земле! Это бесовщина какая-то…

Мы все – Королёв, Нефёдова и я – некоторое время молча стояли над полураскрытым пластиковым мешком, отрешённо разглядывая представшую нашим взглядам картину. Наконец, я откашлялся, давая понять, что таращиться не на что, да и незачем, и задал тот самый главный вопрос, что мучил меня на протяжении последнего получаса:

– А где, собственно, находится врач Акчурина?

Королёв ответил «не знаю» почти синхронно с Илоной. Получилось это даже забавно… хотя и совсем не смешно.

– Я тоже не знаю. – продолжил я свою мысль. – Хотя с Людмилой Акчуриной у меня в этом отсеке была назначена встреча. Собственно, при попытке войти в отсек я и стал жертвой неудачной трепанации черепа.

Мне пришлось постучать по ране на голове, чтобы быть правильно понятым.

– Поскольку с Людмилой я не встретился и среди членов экипажа, явившихся сюда по общекорабельному вызову, я её тоже не увидел, то у меня в связи с этим остаётся только один вопрос. К вам, Илона.

– Да, слушаю…

– Морг у вас где находится?

Илона думала долго, секунду-две-три… хлопал глазами Королёв, явно не находивший слов… наконец, Илона коротко и неопределенно мотнула головой куда-то через правое плечо.

Дверь в помещение морга находилась по правую руку от входной двери в медицинский отсек и была замаскирована изящной подвижной сеткой из серебристого пластика, собственно, именно поэтому она всё время как-то ускользала от моего внимания. Я интуитивно старался всё время располагаться так, чтобы входная дверь оставалась в поле моего зрения, соответственно, переход в помещение морга постоянно находился у меня за спиной. М-да, я был вынужден признаться самому себе, что это было как-то неосторожно и не совсем профессионально, впредь надо будет, конечно же, интенсивнее крутить головой по сторонам и считать двери.

Мы вошли в помещение и на секунду остановились. Передо мной был обычный космический морг, ничего такого особенного, о чём бы стоило упомянуть. Если вы видали такие помещения прежде, то считайте, что вы их видели все. Комната-шкаф, очень узкая – понятно почему, во-первых, потому, что половина объема «съедена» морозильными камерами, а во-вторых, потому, что в узком помещении проще кантовать труп, меньше напрягаться надо, особенно в условиях искусственной силы тяжести, превышающей земную на десять процентов. Прямо в центре морга – специфический, хорошо узнаваемый стол, который ни с чем невозможно перепутать, золотой, со стоком, наподобие ванны, только не настолько глубокий. На стене, противоположной входу – девять морозильных ячеек в три ряда по три в ряду. У дальней стены – транспортные носилки с магнитным подвесом точно такие же, как и в обычном процедурном кабинете. Но по давней традиции «Роскосмоса» для покойников всё предусматривается своё, в том числе и носилки.

Все мы некоторое время таращились в стерильную пустоту морга, пока я, наконец, не потянул Илону за рукав:

– Чего ждёте? Выигрыша в лотерее?

– Это не мой отсек, – выдавила Илона. – Это всё хозяйство Людмилы… Я тут… не хозяйка… в смысле.

Она осеклась. Я понял, что Илона теряет самообладание и явно находится на грани срыва. В общем-то, я её понимал, цинизм врачей обычно сильно преувеличивают, а уж космические врачи – это вообще врачи наполовину. Покосившись в сторону Королёва, я понял, что командир тоже не в лучшей форме – он был бледен, покусывал губы, его расфокусированный взгляд блуждал в пространстве и не составляло труда заметить, что человек, общем, находился явно не в своей тарелке. Я понял, что действовать придётся мне и притом в одиночку.

Буквально в пять шагов подойдя к противоположной стене, я дёрнул на себя ручку люка, запиравшей морозильную камеру №1. Тут же голубым огоньком осветился дисплей на люке и весело замигал транспарант: «аккредитация».

– Вадим, тут требуется пароль! – я уже стал уставать от калейдоскопа сегодняшних событий и почувствовал, что хочу поскорее закончить это подзатянувшееся шоу. – Свяжись с центральным постом, пусть дистанционно откроют все ячейки…

Мне было слышно, как за спиной забубнил командир: «помещение морга в медотсеке красного коридора… открыть принудительно… да, отменить аккредитацию… да, подтверждаю… я уже сказал, да!»

Я почувствовал, что ко мне подошла и беззвучно встала рядом Илона. По-видимому, она преодолела минутную слабость и совершенно спокойно проговорила:

– Может, всё-таки, вызвать Людмилу по громкой связи?

– У меня нет привычки разговаривать с покойниками по громкой связи.– едва я проговорил это, как синхронно щёлкнули девять замков и все девять люков чуть приоткрылись.

Я стал открывать каждый из них – внутри загоралась ярко-голубая подсветка и из камеры отчётливо тянуло холодом. Первая… Вторая… Третья… Я чуть нагнулся, чтобы удобнее было заглядывать в камеры среднего ряда… Четвёртая… Пятая…

В пятой камере я увидел ступни, обутые в лёгкие и тонкие тапочки-«балетки», и ноги в форменном комбинезоне, уходящие куда-то в пугающий зев синей трубы. Дёрнув лоток на себя, я отступил на шаг – лоток выдвинулся из холодильной камеры метра на полтора, этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять, чьё же именно тело на нём лежит.

– Вот это да! – малоосмысленно бормотнул Королёв, по-прежнему стоявший у входа.

– Господи, да что же у нас тут происходит?! – эхом отозвалась Илона Нефёдова.

Наверное, что-то должен был сказать и я, но ничего подходящего этой ситуации мозг выдать не мог. Я тупо смотрел на тело Людмилы Акчуриной с невероятно вывернутой к правому плечу головой, и в голове стучала глупейшая мысль: «Ну вот и встретились, ну вот и встретились, а ты – опоздал, а ты – опоздал! ну вот и встретились!»

Как-то неожиданно и резко накатила апатия и крайняя усталость. Вдруг я понял, что у меня чудовищно болит голова и, вообще-то, мне позарез надо послать сообщение на Землю. Слишком много разного приключилось за последние часы и генерал Панчишин должен быть поставлен в известность обо всём. Причём, желательно до моей собственной смерти!

– Вадим, кто у нас начальник медико-биологической части? – спросил я командира, оторвав на секунду взгляд от трупа Акчуриной. – Кажется, Капленко?

– Да, Ольга Капленко. – ответил Королёв.

– Пригласи её сюда и поручи провести вскрытие тела Людмилы Акчуриной вместе с Илоной Нефедовой. – я ещё секунду поразмыслил над тем, следует ли продолжить фразу. – Результаты мне в «личный кабинет» через двенадцать часов. Видеозапись с электронными подписями Капленко и Нефёдовой, удостоверяющими её аутентичность, перегнать на Землю… без сокращений, изменений форматов и остановок записи… ну, вы знаете процедуру…

Я покосился на Илону. Та не сразу поняла, что от неё требуется, потом, вздрогнув, подняла на меня глаза и кивнула:

– Разумеется, я знаю процедуру и порядок оформления сопровождающей документации!

– Отлично. А я пойду спать, – я повернулся к выходу и вот тут Вадим Королёв меня по-настоящему удивил.

– Я пойду с тобой! – брякнул он, явно не сознавая двусмысленность фразы.

– Спасибо, не надо, я уже достаточно большой мальчик, чтобы спать в одиночку, а ты – недостаточно красивая девушка, чтобы спать со мной. – шутка получилась довольно плоской, но уж какая получилась.

– Юмор неуместен. – буркнул Вадим. – Тебя надо охранять! Один раз тебе голову уже отрихтовали, не хватало только, чтобы вторая попытка…

Я предостерегающе поднял руку, не позволив командиру закончить слишком сложную фразу:

– Вадим, никто на меня второй раз нападать не станет. Я получил по своей умной головушке лишь потому, что оказался там, где не следовало. Моё появление у медицинского отсека помешало переноске одного трупа и сокрытию другого. Можешь не сомневаться, те ребята, что экспромтом отоварили меня по голове, сами не рады произошедшему и чешут сейчас репу в размышлизмах о том, как им теперь жить дальше? Так что охраняй драгоценный медперсонал, занятый вскрытием трупа Акчуриной, а за меня не беспокойся – я отосплюсь и ещё развеселю тебя!

Признаюсь, в ту минуту я очень хотел верить в то, что не ошибаюсь.

Глава 3. В трёх соснах за тремя зайцами

Проснулся я с острым чувством беспокойства, ощущением того, что что-то важное ускользает от моего внимания, а вспомнить что именно – превыше моих сил. Неприятное такое чувство, сродни зубной боли, только не физической природы, а скорее эмоциональной.

С полминуты, наверное, я обдумывал свои действия перед сном. Не полагаясь на память, прослушал от начала до конца текст сообщения, подготовленного мною и отправленного генералу Панчишину перед тем, как отдаться во власть Морфею. Текст был исчерпывающе полон и лаконичен – ни прибавить, ни отнять.

Что же тогда беспокоит? Что за напасть…

Сел на кровати, сверился с часами. Оказалось, что мой богатырский сон продолжался почти семь часов – вполне достаточно для того, чтобы восстановиться. Пройдя в санитарно-гигиенический отсек, внимательно рассмотрел рассечение кожи на голове. Биогель застыл и приобрёл цвет воска, я подцепил нашлёпку ногтём и почти безболезненно оторвал. Вместе с биогелем легко отвалились и наложенные скрепки, точнее то, что от них осталось, поскольку они были растворимы. Рана затянулась свежей блестящей кожей и вид она придавала мне совершенно пиратский. На месте рассечения наверняка останется фигурный шрам, способный сделать честь любой лысине. Экая красота, хоть волосы не отращивай!

Во время гигиенической пятиминутки сверлящая мысль о чём-то важном и крепко позабытом не оставляла. Лишь после того, как я вернулся в спальную каюту и стал облачаться в форменный комбинезон, я понял, что же именно забыл. Рука наткнулась на нагрудный карман куртки и в нём я ощутил тяжёлый, точно из полновесного золота, грецкий орех. То есть, конечно же, не грецкий орех, а странный шар, который Людмила Акчурина вручила мне во время нашей первой и единственной встречи. Так сказать, вечный двигатель.

Вытащив шарик, о наличии которого в кармане я за прошедшие часы напрочь позабыл, внимательно его осмотрел. Диаметрально расположенные кресты и ромбы оставались на своих местах, через прорезанные отверстия внешнего шара были хорошо заметны внутренние. Таковых было, как минимум пять, но нельзя было исключать того, что внутри пятого находилось ещё что-то, то ли шар, то ли… кто его знает, что там находилось?

Сдавив пальцами места, отмеченные крестами, я увидел, как стремительно закрутились внутренние шарики. Прислушался – вращались они почти беззвучно. Опустил шар на пол и он быстро покатился по радиусу вокруг ног. Дождавшись, пока он сделает полный круг, подхватил его в ладонь и сжал места, отмеченные ромбиками. Внутренние шары моментально остановились.

Хорошо! Я сдавил кресты гораздо сильнее, чем в первый раз и снова опустил шар на пол. Он стремглав крутанулся вокруг меня, описав круг меньше чем за секунду. Вечный двигатель явно нарастил скорости! При подхвате шара я ощутил ладонью отчётливый удар – игрушка явно прибавила инерции…

Тогда я решил усложнить задание. Подойдя к переборке и прижавшись к ней спиной, я очутился в позиции, при которой шар никак не мог описать вокруг меня полный круг. Сжав кресты, я бросил золотую игрушку (она звучно грохнулась на пластиковый настил) и стал наблюдать за тем, что же последует дальше. Шар лениво покатился по радиусу, приблизился к перегородке слева от меня, в паре сантиметров от неё затормозил и… покатился по радиусу обратно! Он не ударился о преграду! Описав дугу радиусом в метр или около того, он приблизился в перегородке справа и… снова не ударившись, покатился обратно!

Да что же это за чертовщина! Такого просто быть не могло!

Всё-таки, по своему первому образованию я инженер, а потому происходившее заинтересовало меня чисто с технической стороны. Если шар не сталкивается с преградой, значит, он её каким-то образом обнаруживает. Как?

Я оставил своё место место у стены и метнулся к сейфу. Там лежал мой заветный кейс, тот самый, что дороже моей жизни. Вытащив из хранилища бесценное богатство, я раскрыл свой арсенал и быстро нашёл нужные мне приспособления. Точнее, устройства обнаружения скрытых излучений. Для такого, как я, ревизора, они важнее любого калькулятора или компьютера, ибо порой спасают жизнь. Я выбрал сканеры электромагнитных излучений и акустических полей, здраво рассудив, что золотой вечный двигатель никак не может использовать для селекции окружающих объектов радиоактивные флуктуации. На борту «Академика Королёва» таковые должны были стремиться к нулю, а значит, ими можно было пренебречь…

Пока я копался в своём рундуке, золотой шар прекратил движения у стенки и выкатился из спальни вон. Я хорошо слышал узнаваемый звук качения и к моему удивлению, он не на секунду не прекращался. В какой-то момент я почувствовал жгучий интерес к тому, что же делает золотой шар во время моего отсутствия в соседнем помещении? Осторожно приблизившись к проёму, я выглянул из спальни в гостевой холл. Шар методично катился по полу вдоль его стен и, достигнув проёма в кабинет, нырнул туда. Секунд через десять он выкатился обратно и продолжил своё движение вдоль стен.

Увиденное больше всего напоминало движение кошки, обнюхивающей новое для неё помещение.

«Ах ты ж, степлер хтонический, что ж ты делаешь?!» – не удержался я и только сейчас понял, что уже некоторое время разговариваю с шаром, точно с живым объектом. Наверное, это выглядело смешным, но самом деле мне было совершенно не до смеха.

Я быстро пересёк гостевой холл, наклонился над катившимся шаром и активировал сканер электромагнитных излучений. Шар равнодушно катился вдоль стены, а я вприсядку двигался за ним, придерживая сканер на расстоянии полуметра. Видел бы меня кто-нибудь в эту минуту!

Сканер не обнаружил никаких флуктуаций электромагнитного поля… Что ж, хорошо! у меня имелось кое-что и на этот случай.

Включив детектор акустический возмущений, я поднёс его к шару, продолжая двигаться вприсядку вслед за ним. Шар – чем бы он ни являлся – мог излучать ультразвуковые волны и обнаруживать преграду по отражённому сигналу. Дельфины, касатки и прочие умные твари именно так и делают, правда, занимаются они этим в воде, среде более плотной, чем воздух, но почему бы какому-нибудь креативному малайскому конструктору игрушек не приделать ультразвуковой свисток для его использования в воздухе? Вполне себе пристойная локация на расстоянии нескольких метров…

Но – нет! Акустических сигналов шар также не излучал.

Я убрал обратно в кейс свои приспособы и вернулся обратно к драгоценной игрушке. В голове оформилась кое-какая мысль, как всегда гениальная и неожиданная.

«Давай-ка прогуляемся, подлец,» – предложил я своему золотому vis-a-vis и, подхватив его в ладонь, вышел в коридор. Территория была пуста и было где разгуляться – пятьдесят метров в носовую оконечность и почти двести тридцать – в корму. На велосипеде можно кататься или на джамп-ходулях прыгать…

Шар описал вокруг меня круг и покатился вдаль коридора: метр… два… десять… Я не шевелился, мне было интересно, куда же эта штука укатится? Достигнув конца коридора, шар покатился обратно… миновал мои ноги… и покатился в противоположный конец, тот, что был длиннее.

Мне показалось, что я стал догадываться об алгоритме его поведения. В той степени, разумеется, в какой слово «поведение» вообще могло быть применимо к данному предмету. С чем бы я ни имел дело, это странное поделие обследовало доступную область пространства с целью… наверное, с целью выяснить его конфигурацию, так что ли? Чем бы этот предмет ни являлся, он обследовал пространство по периметру и при первом проходе игнорировал дверные проёмы, а вот при втором – сворачивал в них и осматривал новый периметр. Ну, то есть, как осматривал? Катился вдоль преграды, перпендикулярной силе действующей на него тяжести. И всякий раз, совершив обход периметра, эта штука возвращалась в исходную точку. Бумеранг такой, понимаешь ли…

Минуты через полторы шар прикатился из дальнего конца коридора и принялся кружиться вокруг меня.

Дура эта была совершенно неодушевлённа – тут даже сомнений быть не могло – но действовала логично и последовательно. Так-то… Что бы придумать заковыристого для этого подлеца?

Голову над этим я ломал недолго, для человека с богатым внутренним миром и воображением ревизора выдумать глупость проще простого. Взяв шар в ладонь, я вернулся в каюту и аккуратно поставил игрушку на край четырёхугольного стола. Опасаясь, что тяжёлый шар тут же полетит в пол, подставил снизу ладонь, но предусмотрительность оказалась излишней.

Шар покатился по краю, достиг угла и… повернул под прямым углом, покатился вдоль другого края. Потом последовал новый поворот… Я наблюдал за этими эволюциями и нехорошее предчувствие зашевелилось где-то глубоко внутри меня. Я не понимал, что же именно вижу, но мой здравый смысл и инженерные знания подсказывали мне идеи одну хуже другой. А мысль о том, что подарившая мне эту странную вещь женщина убита и уже ничего не сможет пояснить, не только раздражала, но и вообще лишала покоя.

Я испытал сильное побуждение взять в руку видеокамеру и отснять небольшой ролик об этом маленьком чуде. А потом перегнать его, вместе с соответствующими комментариями на Землю, дабы мой шеф, генерал Панчишин, тоже получил возможность немного размять мозги. Замысел казался неплох, но по здравому размышлению я решил не заниматься такими глупостями, по крайней мере, не делать этого сейчас. Во-первых, непонятно, как странная игрушка связана с неизвестным мужским трупом, прилетевшим на Землю в «консерве» под видом трупа Регины Баженовой. Во-вторых, ничто не указывает на то, что эта вещица каким-то образом связана с убийством Акчуриной. Сам-то я считаю, что некая связь существует, но это покуда всего лишь моя профессиональная паранойя… В-третьих, а впрочем, первых двух пунктов было вполне достаточно для того, чтобы не морочить голову почтенному руководителю Службы ревизионного контроля. Панчишин обложит меня в сердцах по-матушке и будет прав, не хватало ему на его седую, лысую, умную голову ещё таких вот ребусов.

Взяв шар в руку, я сдавил пальцами гравированные ромбы и вращение внутренних шариков моментально прекратилось. Никакой инерции, ни малейшего звука, никакого разогрева – металл имел ту же самую температуру, что и десять минут назад. И что особенно интересно, невозможно было определить никакого видимого источника энергии. А кроме того, весьма любопытно, как эта штука ориентируется в пространстве? Как она стабилизируется, ведь для ориентации необходима стабилизированная платформа, с привязанной к ней системой координат, управляющей системой, ну и само-собой, системой исполнительных механизмов… где всё это помещается? и что означает явно упорядоченное движение шара по замкнутому контуру? Он кружится вокруг, словно щенок вокруг ног хозяина…

Едва я спрятал непонятный девайс в нагрудный карман, как в голове тренькнул узнаваемый сигнал скрытого вызова и активизировавшийся чип известил меня о получении сообщения от Панчишина. Шеф оказался лёгок на помине, стоило мне подумать минуту назад о его светлости, как тут же появилось и сообщение от него!

Я опять углубился в недра своего заветного кейса, извлёк шифратор и включить его. Перед глазами замигал курсор опознания устройства и через несколько секунд чип развернул и расшифровал полученный файл.

Перед моим внутренним взором возникло лицо Николая Николаевича и чтобы лучше его видеть я перевёл взгляд на иллюминатор. На фоне черного неба шеф в своём белом костюме выглядел контрастно и даже эффектно.

«Порфирий, здравствуй!» – приветствие начальника оказалось вполне предсказуемым. – «Твоё сообщение о последних событиях на борту операционной базы наделало вполне понятный переполох. Ситуацию действительно следует признать экстраординарной – ещё никогда ревизор „Роскосмоса“ во время исполнения служебных обязанностей не становился объектом нападения и… никогда прежде на космическом объекте не совершалось умышленное убийство с попыткой его сокрытия.»

Я понял, что на Земле уже знают что-то такое, что я упустил за время своего семичасового сна. Скорее всего, Вадим Королёв перегнал в Центр управления рапорт о недавних событиях и дополнил его предварительными выводами судебно-медицинсокго исследования трупа Акчуриной. Экспертиза ещё закончиться не могла, но ведь первые выводы можно уже делать по внешнему осмотру. Видимо, на трупе оказались такие следы, что квалификация рода и вида смерти показалась довольно очевидной, о чём Вадим и поспешил сообщить.