Read the book: «Бег на цыпочках по краю. Как быть, если жена и любовница стали подругами»

Font:

Серия «Аллея»

С фиалок лепестки не облетают

Он не считал себя гением растениеводства, тем более – цветоводом-любителем. Не ощущал никогда, не дано это ему, увольте.

Почему тогда, скажите на милость, уже несколько раз ему, доктору Илье Стерхову, снится один и тот же сон: как с цветущей фиалки облетает лепесток, потом еще и еще.

И так – пока все не облетят.

Сегодня он даже проснулся, сел на постели и обхватил голову руками. Кровать заскрипела, разбудив Лану. Вообще-то любовницу звали Светланой, но она обижалась, когда слышала свое «паспортное» имя.

– Тебе чего не спится? – она потянулась к креслу, на котором валялся ее халатик, вытащила из кармана мобильник. – У тебя до приема больше двух часов. До поликлиники – рукой подать. Можешь подремать еще.

– Как думаешь, если снится фиалка, это к чему? – отрешенно, словно о чем-то потустороннем, поинтересовался доктор.

– Поверь, к плохому она не приснится, говорю тебе как фиалковод со стажем. Стопудово!

– А если с нее к тому же облетают лепестки один за другим?

– С фиалки не могут облетать лепестки, – встряхнув гривой золотистых волос, чтобы, видимо, отогнать остатки сна, вынесла вердикт любовница. – Если ее не поливать, она просто вянет. Целиком скукоживается, понимаешь? Но лепестков не теряет.

Стерхову нравилось, когда она пускалась в рассуждения, не обязательно о фиалках. Лана поворачивалась боком к нему – так, что он мог любоваться ее профилем. Догадывалась ли она, что Илья любуется ею – неизвестно.

Может, и догадывалась.

Сегодня, к примеру, закончив монолог, она вскочила, пристроилась сзади, обхватила его бедрами и принялась разминать его воротниковую зону. По телу доктора тотчас побежали мурашки, причем непонятно, от чего конкретно – то ли от разминания, то ли от прижавшихся бедер.

– Может, это была не фиалка?

Услышав вопрос, девушка прекратила его разминать, заглянув через плечо, словно он сказал какую-то нелепость.

– Илья Николаевич, ты что, не знаешь, какие бывают фиалки? Это камешек в мой огород, между прочим, задето мое профессиональное самолюбие, ты понимаешь! Давай, поднимайся…

Закутавшись в халаты, они прошествовали в соседнюю комнату, которую Лана называла оранжереей. Металлические стеллажи от пола до потолка сплошь были заставлены узамбарскими фиалками, или сенполиями, как принято называть в среде профессионалов. Всего этого Стерхов, разумеется, до знакомства с Ланой не знал.

– Какой ты видел цветок во сне: розовый, голубой, фиолетовый, вспоминай, – тормошила его любовница, включая над каждой полкой подвешенную сверху люминесцентную лампу. – Какой был край – волнистый, гофрированный… По форме – махровый, как шапка, или простой, как анютины глазки в пять лепестков? Было ли фэнтези…

– Фэнтези – это в том смысле, – перебил Илья ее, уловив знакомое слово в перечислении, – что похожа ли фиалка на Гарри Поттера? Нисколько!

– О господи, ты что, совсем уже? – Лана одарила его таким взглядом, который он за неделю их знакомства не мог припомнить. – Фэнтези – это в горошек, в штрих… Была ли кайма? Ну, вспоминай, напрягись.

Перегруженный информацией сверх всякой меры, он двигался между цветочных стеллажей подобно Титанику между айсбергов, рискуя то и дело напороться на один из них и героически затонуть.

– Я в этом разбираюсь, как сантехник в офтальмологии. От новых знаний умней не стану ни на йоту, уж поверь, сбавь обороты, умоляю.

– Может, ты запомнил листья? – словно не слыша его, продолжала девушка. – Какая была их изнанка? Или какой край – зубчатый, каемчатый?

– Стоп! – взмахнул доктор руками, едва не уронив несколько цветов с верхней полки. – Хватит подчеркивать мой пещерный уровень. Я понял, что фиалководом никогда не стану…

– Но ведь почему-то она тебе снится!

Илья развел руками:

– Снится, но ничего похожего у тебя не нахожу. Уж извини. И вообще, мне пора в поликлинику. Я планировал с амбулаторными картами поработать до приема.

– Прекрасно, меня до «Колизея» подкинешь.

Ни в какую поликлинику ему не надо было – требовалось заехать домой и быстро пропылесосить квартиру. Именно этим он докажет жене Зинаиде, что всю первую половину дня провел дома.

А как иначе? Хочешь получать удовольствие – вертись как белка в колесе! Как пелось в одной старой песне – ни минуты покоя!

Спускаясь в лифте с ним в обнимку, Лана не унималась:

– У меня есть знакомый психотерапевт, владеющий методиками нейролингвистического программирования, он с помощью гипноза выяснит, что за сорт тебе снится. Уверена, с его помощью ты вспомнишь. И мы вместе разберемся, что к чему.

Доктор быстро представил качающийся маятник и менторский голос, отсчитывающий от единицы до десяти.

– Не надо меня гипнотизировать! Я сам кого хочешь загипнотизирую!

– Согласна. Ты у меня гипнотизер еще тот!

С этими словами Лана крепко прижалась к нему. Подобные страстные выплески всегда напрягали Стерхова: он женат, к тому же доктор, участковый терапевт, всегда на виду, его могут в любой момент узнать. Разве нельзя себя как-то сдерживать?! А уж потом, когда наедине останутся, тогда и дать волю страстям бушующим.

Согласитесь, риск – благородное дело, но в разумных количествах!

Интуиция не подвела: кабинка остановилась, дверцы разъехались, в проеме нарисовался веснушчатый пацан лет шести с огромным револьвером, направленным на обнявшихся доктора с подругой.

– Руки вверх! Не двигаться!

Илья быстро сориентировался, вскинул руки, прохрипев:

– Сдаемся! Пожалей нас, вот увидишь, мы тебе еще пригодимся.

Лана потеряла ненадолго равновесие и… как назло, сломала каблук, доктору ее пришлось поддерживать. Закончилось все тем, что подоспевшая за внуком бабушка принялась извиняться и давать своему чаду подзатыльники.

– Это не метод воспитания, – вынесла вердикт Лана, нетвердой походкой выходя из лифта. – Мальчишки во все времена играли в войну, это нормально.

– Это раньше в войну. Сейчас – в стрелялки, квесты, стратегии… Что касается войны, то на ней, как известно, всегда есть раненые, – заметил Илья, кивая на сломанный каблук. – Может, заедем по пути в мастерскую?

– Ага, и как я буду ходить, оставшись без туфли? – поинтересовалась девушка, рассматривая покосившийся каблук. – Поезжай без меня, придется вернуться. Видимо, не судьба мне сегодня в «Колизее» развлекаться.

– Ничего, проживешь один день без развлечений, – буркнул на прощанье Стерхов, чмокая девушку в щеку, – мне спокойней.

Запустив движок своей видавшей виды «Хонды», он подумал о том, что иметь любовницу с квартирой, в которой можно иногда даже вздремнуть часок-другой – редкая удача. Но было бы еще лучше, окажись такое удовольствие под боком, скажем, в двух минутах ходьбы – не надо пилить на другой конец города, чтобы оставлять в квартире «следы присутствия». По принципу «Любишь кататься – люби и саночки возить!».

На поездку уходят время, бензин, нервы… В конечном счете – жизнь.

Он уже хотел трогаться, как увидел доску объявлений. Вернее, самовольно наклеенные на дверях подъезда листочки. Их, конечно, представители соответствующих инстанций сдирали, с ними боролись, но через какое-то время самовольные объявления появлялись вновь.

«Чем черт не шутит?!» – буркнул себе под нос Илья и покинул машину. Вернувшись через минуту, достал сотовый и принялся набирать отпечатанный на тонкой полоске оторванной бумаги номер.

Мерцание развода в тумане

До приема в поликлинике оставалось чуть больше часа, когда Стерхов подъехал к своему дому. Ничего не предвещало беды. Для надежности доктор бросил взгляд на окна квартиры и на секунду замер: показалось, что мелькнула чья-то тень на кухне.

Поднимаясь в лифте, прокручивал в мозгу утренние события.

Итак, в семь утра проводил жену Зинаиду на работу, пообещав пропылесосить квартиру. Удостоверившись, что супруга села в троллейбус, быстро оделся, нырнул в свою «Хонду» и был таков.

Что поделать – у любовницы свои планы, под них тоже надо подстраиваться. В багажнике на тот момент уже ждали своего часа купленные накануне бутылка шампанского, шоколад, фрукты.

В восемь был как штык у Ланы.

Следующий час можно пропустить, и так понятно, на что он потрачен… Шампанское ударило в голову, захотелось подремать. Только погрузился в сон, как увидел фиалку.

Такова нехитрая предыстория, дальше вы знаете.

Можете, конечно, возразить, дескать, пить с утра шампанское, планируя еще в этот день садиться за руль и потом вести в поликлинике прием больных, – верх безответственности и безнравственности.

И будете правы! Но оставим это на совести доктора, тем более что ему сейчас предстоит взбучка.

Интуиция подсказывала: в квартире ждет сюрприз. Отчего-то Стерхов вздрогнул, когда кабинка лифта остановилась на его этаже и дверцы поехали в стороны. Руки невольно потянулись вверх – видимо, крепко засел в голову веснушчатый хулиган с пистолетом.

Перед дверью квартиры прислушался и почувствовал холодок между лопаток: звук работающего пылесоса невозможно спутать ни с чем. В голове тотчас выстроилась логическая цепочка: по какой-то причине Зинаида вернулась с работы, обнаружила отсутствие благоверного и скрепя сердце принялась за уборку, так как на мужа никакой надежды. Под звук работающего пылесоса очень удобно себя накручивать как пружину – виток за витком. Все туже, все опасней. Чтобы при появлении мужа распрямиться.

Ее можно понять. За последний год вопрос о разводе вставал несколько раз. Как Стерхов ни маскировался, как ни конспирировался, Зинаида со временем вычисляла его любовниц и закатывала скандалы. Развод мерцал впереди подобно маяку в тумане. Мерцал и пугал своей безысходностью.

– Только не говори мне, что выносил мусор, но наши баки оказались настолько переполнены, что тебе, бедняге, пришлось ездить в соседний квартал, – начала с места в карьер Зинаида, забыв выключить пылесос. – За то время, что ты отсутствовал, можно было проверить все баки в городе… и не по разу!

– Не буду, конечно, – пожав плечами, как можно хладнокровней ответил Илья. – Тем более что это неправда. Если ты выключишь пылесос, я назову причину своего отсутствия. Кстати, почему ты вернулась с работы? И не позвонила? Я бы все объяснил.

Разглядев у супруги прядку прилипших ко лбу волос и полные слез глаза, Стерхов понял, что все достаточно серьезно. Потребуется все его сценическое мастерство, которого у него и так немного, чтобы как-то замять конфликт. Не факт, что получится.

– У меня разболелась голова, – сообщила Зинаида, выключая пылесос и садясь на диван. – Я не смогла работать, меня отпустили домой. Наша медсестра таблетки дала. Пока ехала до дома – вроде, полегчало. А тут увидела, что тебя, оборванца, нет, что квартира не убрана, и… голова разболелась с новой силой. Ведь как чувствовала, как чувствовала!

– Что ты чувствовала? – попытался перехватить инициативу Стерхов, но получилось вяло и неубедительно. – Да я, между прочим…

– У тебя опять появилась какая-нибудь… шмара? – перебила жена, запустив в него щеткой от пылесоса. – С ногами от шеи… С бюстом… как у этой… Последний раз говорю, давай разведемся по-хорошему! С меня хватит!

Увернувшись от летевшей в него щетки, Илья понял, что если он сейчас не перехватит инициативу, то потом это сделать будет невозможно в принципе.

– Я предлагаю другой вариант, – выпалил он, зажмурившись.

– Что еще за вариант? – долетело до него вместо подушки с дивана, последняя осталась в руках супруги.

Уловив короткую паузу, затараторил, не останавливаясь:

– Как смотришь на то, чтобы нам снять квартиру в другом районе. Помнишь, как в юности мы с тобой ютились по съемным комнатушкам, квартиркам? Как не хватало денег, как… А вдруг сегодня… дух авантюризма придаст нашим отношениям новый импульс, добавит остроты в рутинный быт, а?! Как ты считаешь?

– Уж не хочешь ли ты… сказать, – в бессилии вскинув руками, навзрыд прошептала жена, – что сегодня… ты ездил… смотреть квартиру? Это что, шутка такая?

– Думаешь, я могу шутить в таких ситуациях? – серьезно заметил муж, доставая из кармана джинсов листок с адресом и телефоном. – Вот, пожалуйста, Сардинская улица, дом сорок восемь, квартира сто сорок три.

Возникла напряженная пауза, в течение которой Зинаида мяла в пальцах обрывок бумаги, рассматривая его так, будто в нем, кроме китайских иероглифов, ничего не было. Стерхов стоял посреди комнаты, не зная, что ему делать. Потом осторожно присел рядом с супругой.

– Ты всерьез думаешь, – скорей почувствовал он, чем услышал, – это нам поможет? Это спасет? Смех да и только!

– Конечно, у нас кризис… э-э… второго десятилетия совместной жизни, – он попытался обнять ее, но Зинаида отстранилась. – Ведь я знаю, у тебя никого нет. Просто эмоции переполняют…

– Кризис, значит… Ну-ну. Какие уж тут эмоции!

– Давай так, я сейчас должен ехать в поликлинику, – он посмотрел на часы так, словно в них транслировался, подобно захватывающему боевику, сегодняшний вечерний разговор. – А как вернусь с работы – мы все обсудим.

Зинаида повернула к нему заплаканное лицо с расплывшейся косметикой, набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

– Учти, если я уловлю хоть малейший запах, хоть намек, хоть…

Рыдания не дали ей договорить, она уткнулась ему в грудь.

След поцелуя на зеркале

Выехав на проспект, Илья подумал, что шифроваться отныне придется с особой тщательностью, больше проколов быть не должно, Зинаида не простит. Стопудово!

В остальном доктора все устраивало: как в группе «АББА» 70-х годов, Зинаида была обворожительно жгучей утонченной брюнеткой, Лана – потрясающей пшеничноволосой фигуристой блондинкой. Вращаясь между них, как ротор между двух магнитов статора, доктор Стерхов мог, не сбавляя жизненных оборотов, жить припеваючи. Вечное единство и борьба противоположностей, лед и пламень, Сцилла и Харибда органично дополняли бы друг друга. Иных моделей существования для доктора не существовало в принципе.

С Зинаидой он договорился, что вечером пойдут смотреть квартиру, и, если супруге жилье понравится, в выходные состоится переезд.

– Илья Николаич, я пригласила сегодня диспансерных по ПИКСу на четыре часа, – невозмутимо сообщила после дежурного приветствия веснушчатая медсестра Ниночка, едва доктор появился в кабинете. Услышанная новость вызвала на лице у вошедшего доктора непроизвольную гримасу, при этом в голове промелькнуло: «Ты разве что-то приятное сообщишь когда-нибудь? Хоть бы не сразу огорошила-то! Только вошел – и на тебе!». Но он тотчас взял себя в руки и вслух пробурчал:

– Что ж, справимся, и не такое бывало! Где наша не пропадала!

Надо пояснить, что ПИКС – это постинфарктный кардиосклероз, диспансерные по ПИКСу – пациенты с участка, перенесшие инфаркт, причем многие из них – неоднократно.

Пристроив куртку на плечиках в шкафу, Стерхов поправил перед зеркалом прическу, заодно привычно скользнув взглядом по тем открытым участкам, где могли остаться следы страстных поцелуев. Следов не было, но глаза всякий раз автоматически фиксировали этот факт, и доктор ничего с этим поделать не мог. Выходит, карма у него такая.

Один раз ему померещилось пятнышко на шее, он сбегал в туалет, тщательно промыл… Когда вернулся и снова посмотрел – понял, что пятнышко было на зеркале. Этакий отпечаток поцелуя на волшебном стекле.

Потом Илья уселся за компьютер, чтобы приступить к съемкам очередной серии бесконечного то ли квеста, то ли детектива под названием «Будни участкового терапевта». Оставалось лишь крикнуть «Мотор»…

«Добрый день, доктор, у меня звон в голове, словно на юге под Новороссийском поле с цикадами – все одновременно стрекочут… В оба уха».

«Доктор, вчерась неудачно повернулася, и – как выстрелит здеся, под левой грудью… Посмотри, нет у меня ничего там? А то сама-тось не могу заглянуть туды. Ровно иголкой на-скрозь прошило. Наверное, сердце, до сих пор дышать глубоко не могу – стрелят и стрелят».

«Доктор, проясните, а то сам никак не пойму, аппетита нет, а стул регулярный – откуда что берется?!»

В амбулаторных картах строчки похожи на бельевые веревки в ветреную погоду: «Тоны сердца приглушены, ритм правильный, дыхание везикулярное, хрипов не выслушано, живот мягкий, безболезненный, печень не увеличена…»

– Доктор, вы мне выписали в прошлый раз лекарство от изжоги…

– Да, и что, изжога до сих пор беспокоит?

– Нет, как рукой сняло, даже забыл, как это бывает, очень хорошее лекарство.

Стерхов в свете солнечных бликов разглядывал очкастого мужчину с испариной на лбу, который для того, чтобы ничего не забыть, достал из внутреннего кармана бумажку с каракулями, сделанными почему-то зеленой пастой. Доктор пытался разложить по полочкам все плюсы и минусы лекарства от изжоги, но вскоре понял, что ему для этого потребуется не менее получаса. А у него не было и трех минут.

– Нет, изжога прошла, но я заглянул в Интернет, а там написано, что если это лекарство принимать постоянно, то в желудок проникнут всякие микробы. Как быть? Жить с изжогой? Или…

Ниночка прыснула в кулачок и покраснела, так как доктор на нее в этот момент бросил строгий взгляд, в котором читалось следующее: «Серьезней, прошу тебя, иначе я тоже начну ржать, и что у нас тогда получится за прием?!». Вслух же Илья продолжил без намека на улыбку:

– Желудочная соляная кислота предназначена еще и для того, чтобы обеззараживать нашу пищу. Поэтому, если мы снижаем кислотность, то частично и снижаем защитный барьер…

– Тогда зачем же вы мне выписали это лекарство? Я не хочу, чтобы микробы ползли мне в брюхо, как тараканы в кухонный стол…

– Затем выписал, что вы жаловались на изжогу, – непринужденно пожал плечами Илья, изо всех сил пытаясь не рассмеяться. – Лекарства, которое бы приносило только пользу и совсем не вызывало никаких последствий, в природе не существует. Чрезмерно ими увлекаться нельзя ни в коем случае. Лучше соблюдать диету, высыпаться, не нервничать… Небось, предпочитаете аджику, перец, соусы всякие… Что же касается лекарства…

Закончить мысль ему не дали. В коридоре послышался шум, крики, детский плач. Дверь без стука отворилась, в проеме показалось старческое лицо с округлившимися глазами:

– Доктор, тут… парнишке плохо, упал, в судорогах весь.

Что выпало из стереотипа?

Через несколько секунд доктор с медсестрой были в коридоре: Илья держал за подбородок выгибающегося на полу усатого паренька, закатившего глаза и хрипевшего, а Ниночка набирала в одноразовый шприц лекарство. Вокруг стоял невыносимый гвалт, каждый советовал, указывал пальцем, лучше врача зная, что делать. Самое сильное впечатление на пациентов оказала пена, обильно текущая из уголков рта того, кто находился без сознания.

Медики работали слаженно, это был далеко не первый эпилептический припадок в их практике. Но в этот раз что-то не укладывалось в стереотип – доктор чувствовал, буквально ощущал затылком, но не мог понять, что именно его настораживало.

Кто-то приволок каталку. Когда инъекция транквилизатора подействовала, тело обмякло и больной уснул, общими усилиями его удалось транспортировать в отделение неврологии. Пока Стерхов заполнял необходимые бумаги, Ниночка несколько раз пыталась с ним заговорить, но в последний момент отворачивалась, кусая губы и грызя ногти.

– Ты не заметила ничего странного? – Стерхов взглянул на нее в упор. – Того, что бы не укладывалось в стереотип.

– Нет… Хотя… Кажется, нет, – покраснев, медсестра отвела взгляд.

Когда шли обратно в поликлинику по коридору, Илья принялся чесать в затылке, пытаясь вспомнить подробности только что произошедшего:

– У меня такое чувство, словно во время припадка под шумок что-то случилось такое, чего мы с тобой не заметили. И это что-то – очень важное. Возможно, какая-то пакость. Что-то попалось на глаза… Или кто-то, но тотчас вылетело, так как не до того было.

– Вы имеете в виду, что-то противозаконное?

– Не исключаю такой возможности.

– Может быть, – медсестра вышагивала рядом, стараясь не смотреть на доктора. – Илья Николаич, я не знаю, только… У меня такого чувства нет. Показалось вам, наверное.

– Кстати, выясни фамилию у парня, ведь он наверняка сидел к кому-то на прием, амбулаторную карту отложил…

– Конечно, отложил… Но как в себя придет, – развела руками медсестра. – Сам назовет. К чему такая экстренность, Илья Николаич?

– А мне сейчас хочется узнать, давай, Нинок, одна нога здесь, другая там.

С явным недовольством на лице медсестра направилась в регистратуру.