Read the book: «Печать Мары: Кольцо. Книга II»
Пролог
20 октября 7176 года от сотворения мира (30 октября 1667 года), село Караулово
Под низкими сводами подземной палаты Разбойного приказа, что был на окраине села, воцарилась тишина. Дьяк Бухвостов отложил один документ, достал из простого темного дерева ларца другой. Развернул, поднес поближе к свету. Нашел нужное место и начал читать:
– В прошлых и в нынешнем годех приезжают в Вологду к чудотворному образу пресвятой Богородицы Смоленския, сопривозят с собою всяких чинов людей, различными скорбьми одержимых…
Дьяк откашлялся, подслеповато сощурил глаза и раздраженно отодвинул свиток от себя:
– На, читай лучше ты.
Василь вышел из тени на освещенный свечами круг. Взял документ и продолжил чтение:
– И у которые приезжие люди, и вологжан посадских людей жены и дети, одержимы от нечистых духов, страждущие, в божественную литургию и в молебное время мечтаются всякими различными кознодействы и кличут в порче своей стороны на уездных людей, что де их портит тот и тот человек. И в прошлом году страдала от нечистаго духа безвестная девка Настаська, а кликала в порче своей на вологжанина посадского человека, на Федьку Якимова; и по твоему, великаго государя указу, по тое Настасьи выклички, тот Федька Якимов взят в Москву и кончился злою смертью.
Дьяк сидел в кресле и монотонно кивал головой, когда Василь перечислял многочисленных утерпевших от колдовских козней.
– А ныне та Настаська и уездные люди, страждущие от нечистых духов, кличут в порчах на иных вологжан посадских людей, – на Ивашку Телегина сотоварищи.
– Хватит, Василь Казимирыч… ясно все и так.
Василь замолчал. Потом подошел к столу и положил документ перед дьяком.
– Челобитную эту вологжане в съезжей избе воеводе сложили. Вот… – дьяк ткнул сухим пальцем в свиток. – Чтобы нам всем посадским людишкам в том не погибнуть, и в пене, и в опале не быть; а кто тех страждущих, скорбных людей портит, про то мы не ведаем!
Он закончил читать и пристально посмотрел на Василя.
– Ведуны, ворожеи, кликуши, колдуны… как из бездны адовой валят. А за ними нечисть приползет. Помяни мое слово, прости. Господи! Да уже поползла…
Дьяк замолчал. Встал из-за стола, с шумом отодвинув кресло. Подошел к Василю. Дьяк Бухвостов был небольшого роста, сухой и жилистый, на полголовы ниже литвина. Но не просто так он был начальником Разбойного приказа. Было в нем такое, что заставляло даже старших бояр отводить глаза от его взгляда.
– Дело у меня есть для тебя, Василь Казимирыч. Сразу скажу. Облажаешься – не сносить тебе головы. Справишься… С правой стороны от меня встанешь!
Василь молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только пот, выступивший на лбу, передавал его волнение.
– Сидит в заточении в Кирилловом монастыре Мишка Иванов. Ужо четырнадцать годов как. За чародейство, косный развод и за наговор. Так, недавно тот Мишка подал от себя весточку, незнамо каким способом сподобился, но его грамотка до меня дошла. Так вот. Написал он, де в монастыре и окрест его чудные дела творятся. Волхвы да воры, что кишеть стали, аки черви, ищут перстень царицы своей – Мары поганой. И коли найдут, власть он даст им над живыми и мертвыми.
Дьяк замолчал. Чуть отодвинулся назад, чтобы лучше видеть глаза Василя.
– Я знаю, ты паря ученый, съезди, разберись, что к чему. Я велю тебе грамотки с расспросов и допросов подобрать. Почитай сперва, а потом в путь-дорожку.
Бухвостов говорил мягко, почти по-отечески. Похлопал Василя по плечу и пошел в сторону стола. На полпути остановился и обернулся:
– Ты, Василь Казимирыч, если перстенек тот найдешь, смотри, не удумай чего. Знаю я вас, перекрестов. Дурь какая в голову придет тебе. И не пеняй тогда. На любое ведовство молитва есть святая! А на измену казнь скорая. Не успеешь моргнуть, как руки-то да ноженьки пообрубаем, и будешь головушкою с шестка высокого окрест смотреть.
Дьяк говорил это, не изменив тона, с отеческой теплотой и участием. Василь хотел ответить, но Бухвостов не дал ему сказать ни слова.
– Ты помолчи, подумай лучше. А еще лучше, сходи помолись. Вот это дело будет. Давай. Иди.
Литвин молча кивнул. Пригнув голову, вышел из палаты через низкий дверной проем. Прошел прямо по узкому коридору мимо однообразных окованных железом дверей. На развилке свернул влево и дошел до тупика. Там остановился и немного растерянно огляделся. Разбойный приказ. Кто бы мог подумать, что он, когда-либо здесь окажется. И не в его застенках, а в качестве государева человека. Но встреча в Вологде с князем Алексей Никитичем Трубецким в корне перевернула жизнь литвина. Знаменитый воевода, под светлые очи которого когда-то привели пленного Василя, признал его. Услышав рассказ о его злоключениях в Ёгне, пожалел своего своеобразного «крестика» и отправил с бумагами в столицу. В Разбойный приказ к дьяку Бухвотову. И тут Василь пришелся как раз ко двору. Старому дьяку как раз нужны были такие люди. Без роду и племени, без корней и связей в Москве, готовые служить не за страх, а за совесть. Но и за страх конечно тоже!
Василь постоял еще мгновение, открыл скрипучую дверь и переступил через порог. Он оказался в небольшом помещении с алтарем и десятком небольших икон. В тайной резиденции Разбойного приказа была своя церковь! Василь подошел к образу Богоматери, опустился на колени, сложил ладони в молитвенном жесте и закрыл глаза. Его губы чуть заметно шевелились и шептали слова молитвы:
– Kyrie, eleison.
Swięta Maryjo, – молись о нас,
Святая Богородица,
Святая Госпожа над Госпожами,
Матерь Христа,
Матерь Церкви,
Матерь любви…
Василь молился, полный надежды, что его молитва будет услышана. Он сам не понимал, что придавало ему такую уверенность. Но он точно знал, что справится. Что Королева Света стоит за ним нерушимой стеной.
– Королева воскресения,
Королева Мира – молись за нас!
Он перекрестился. Рука литвина сложилась в троеперстие, по-никониански. Пошла вверх, потом вниз, двинулась уже привычно на право – и замерла. Его никто не видел в подземной церкви, но годы, проведенные в Московии, взяли свое. Он подумал, что если бы начал креститься ладонью, то осенил бы себя знамением как католик. Но пальца были уже собраны в щепоть и рука сама двинулась справа на лево А может, просто новое крещение было не такое уж формальное. Рука перешла на левую сторону и вернулась к сердцу. От Бога к человеку!
Глава 1: Кириллов тракт
Обычно такие люди в кабак не ходили. Селиван Кузьмич, держатель монастырской харчевни на Кирилловом тракте, удивится раннему гостю. Он еще не продрал глаза спросонья, как получил от гостя леща за нерасторопность. Незаслуженно и несправедливо. Но звонкая монета, которую гость щедро сыпанул на пол, сгладила обиду.
Силин еще не протрезвел после вчерашней попойки. Пошатываясь, он обошел собиравшего деньгу на полу кабачника. Не спрашивая, сел за дальний от входа стол. Селиван обычно держал его для вольных людей, которые нет-нет да к нему заглядывали. Но на этот раз спорить не стал.
Селиван собрал серебряные копейки и подскочил к нежданному гостю. От того за версту несло перегаром. От дыхания хоть закусывай.
– Водки, и на стол чего-нибудь сообрази.
– Мигом, вашество. Мигом мы…
Соленья, хлеб, окорок и главное – запотевший штоф водки, как по щучьему велению появились на столе.
Силин молча кивнул головой. Селиван с пониманием исчез, как его и не было. И понеслась душа в рай. Николка пил, загоняя в себя водку, как воду. Еда на столе давно заветрилась, но он почти и так не закусывал. Кабак стоял на большаке. Люди заходили, ели-пили, уходили, а Силин все сидел за своим столом в углу. Подходить к нему боялись. По нему видно было, что человек не простой и явно в недобром расположении духа.
В промежутке между первым и вторым штофом Селиван Кузьмич предложил гостю пройти к непотребным девкам, которых он втайне от монахов держал тут же при трактире. После отказа пригласил бросить кости. Но Силин так глянул на него, что Кузьмича как ветром сдуло. Стряпуха на секунду выглянула из кухни и прошептала хозяину на ухо:
– Демонами одержим, вот те крест.
Селиван перекрестился и запереживал еще больше. Стряпуха-то толк в таких вещах знала, сама ведьма еще та. Трактирщик нервно перекрестился. Подхватил новый штоф с водкой, пригубил мальца прямо из горла, выдохнул и пошел к гостю.
Брякнул перед ним штоф. Силин поднял на него запорошенные пьяной мутью глаза. Неее… не демон никакой. Брешет старая карга.
– Вот… Еще, как барин приказывал. Что еще хотите откушать?
Николай только отрицательно покачал головой. Селиван улыбнулся в густую окладистую бороду. А барин-то уже лыка не вяжет. Да уж.
Дверь с шумом открылась. Пригнувшись в низком проеме, в горницу зашли трое. Селиван подобострастно согнулся в поклоне. Лихие люди пожаловали. Тришка-Серьга и еще двое, которых трактирщик не знал.
– Извините, честные люди, али занят ваш куток. Барин вон там гуляет. Вы уж не обессудьте, сюды пожалуйте.
Селиван столкнул с лавки уснувшего холопа, смахнул тряпицей крошки со стола. Троица села. Степенно, не торопясь.
– А енто что за гусь?
Тришка чуть заметно махнул головой в сторону Силина.
– Да заезжий какой-то. Пьет с утра как не в себя.
Тришка пристально посмотрел на Силина, да так, что Селиван Кузьмич быстро зашептал ему на ухо:
– Тришенька, ты только тут не вздумай ничего чинить. Сам знаешь, какие времена. Не успеешь оглянуться – хвать, и на дыбу.
Тришка усмехнулся и кивнул головой.
– Не боись, не впервой. И давай нам тоже накрой поесть-попить.
Селиван бросил на него недовольный взгляд. Но возражать не стал. Крикнул служку и распорядился накрыть господам. Кабачник хотел отойти, но потом заколебался. Обернулся и, почтительно согнувшись, обратился к Тришке подобострастным и приторно-ласковым тоном:
– А платить чем изволите?
Тришка усмехнулся. Запустил руку за шиворот, достал вышитый золотой нитью парчовый мешочек на веревке. Развязал узел и вывалил на стол содержимое. Монеты со звоном разлетелись по столу. В основном это были медные монеты разного номинала. Но среди россыпи меди поблескивало несколько серебряных полушек и копеек и даже один ефимок с признаком.
– Ох… плешивец даже!
Довольный произведенным эффектом, Тришка поднял со стола шведский талер с портретом лысого короля и покрутил им перед носом Селивана.
– А ты думал, голь перекатная. Нет, деньга имеется.
Тришка отодвинул несколько медяшек в сторону Селивана. Тот быстро сгреб их и хотел было уйти, как заметил среди тусклой меди блеск золота. Среди монет лежал золотой нательный крестик. Был виден богатый орнамент по краям и голгофский крест посередине. Тришка перехватил заинтересованный взгляд старика. Неспешно убирая со стола свое богатство, ответил на незаданный вопрос:
– Нашел, в сарае на стене висел.
Один из спутников Тришки, беззубый малый с росшей клоками бородой, не удержался и заржал:
– Скажешь тоже… нашел он!
Тришка повернул голову в сторону смешливого товарища и бросил на него такой взгляд, что тот вмиг замолчал:
– Если говорю, что нашел, значит так-то и было…
Щербатый согласно закивал головой.
Селиван откланялся и заспешил от греха подальше на кухню. Стряпуха тут же бросилась к нему:
– Видел, видел, Селиван Кузьмич… Крест у убийцы ентого.
#
Силин сидел в кабаке долго. Успел даже заснуть за столом. Потом вскочил как подорванный. Да так порывисто, что перепугал сидевших рядом купцов. Оглядел всех непонимающим пьяным взглядом, заказал еще медовухи. Отхлебнул совсем чутка, недовольно скособочился и, шатаясь, побрел к выходу. С трудом залез на лошадь и выехал на тракт в сторону монастыря. Селиван Кузьмич проводил гостя и с облегчением перекрестился. Одного спровадил. Когда вернулся, Тришки с другими татями за столом тоже не было.
Далеко от кабака Силин отъехать не успел. Здоровенный детина вырос перед конем и перехватил уздечку.
– Слезай, паря, приехал.
Отравленный алкоголем мозг Силина не сразу переварил дерзкие слова. Видя перед собой без проблеска мысли мутные глаза всадника, разбойник улыбнулся. Но поторопился. Пока сознание Силина пыталось разобраться в происходящем, сработали отточенные за годы службы навыки. Николка несильно ударил коня по крупу, и тот сбил с ног здорового мужика, как городошную фигуру.
Мужик не успел подняться, как Силин был уже рядом. Выхватил засапожный ножик и приставил его к горлу. Правда, силы не рассчитал – из-под лезвия показалась кровь.
– Ты что, сучий потрох, удумал! Пограбить меня решил!
Сын боярский замахнулся и хотел уже было ударить лежачего по лицу, но не успел. Второй злодей выскочил из кустов и сходу зарядил Силину по голове сучковатой дубиной. Бил со спины, почти наверняка. Но не попал. Вернее, попал не так, как хотел: не по затылку, а по плечу. В последний момент Николай то ли услышал какой-то шум за спиной, то ли увидел улыбку, пробежавшую по губам лежачего разбойника, и рванулся в сторону, уклоняясь от удара. Но перед этим успел резануть опрокинутому детине горло.
Будь Силин трезвым, разбойник с дубиной был бы давно не жилец. Но пьяный Николка только смог уклониться от удара. Дубина все же сбила его с ног. Он отлетел в сторону и не сразу смог вскочить на ноги. На его счастье, тут заверещал разбойник с располосованным горлом. Он обхватил его руками и захрипел. Испуганные глаза округлились, из-под пальцев на рубаху потянулись кровавые следы.
– Братка… братка…
Парень с дубиной замер, не зная, то ли добивать пытавшегося подняться Силина, то ли помогать товарищу. Разбойник засуетился, задергался и упустил подходящий момент. Николай уже поднялся, сжимая в руке нож с окровавленным лезвием.
– Ах ты, сука!
Разбойник перескочил через корчившегося в предсмертных муках сотоварища и напал на Силина. Что-что, а дубиной он махать умел. Сын боярский еле смог уклониться от размашистого удара и чуть не попал под обратный ход деревянной палицы. Отскочил назад, разрывая дистанцию. Пьяные ноги не слушались, сапоги скользнули по мокрой траве. Силин поскользнулся, припал на колено.
Тать тут же нанес новый удар, уклониться из этого положения Николай не мог. Он просто свалился в сторону, и дубина со всего маху ударила его в бок, прикрытый прижатой к телу левой рукой. Силин вскрикнул от боли и ярости. Попытался встать, опереться на руку, но тут же заорал от нестерпимой боли. Удар дубины сломал ему руку. Разбойник засмеялся в полный рот, щеря пеньки черных зубов.
Рано лыбишься. Боль смыла хмельной туман, омыла разум ледяной водой. Силин быстро перевернулся. Боль снова ударила в голову, но уже не так сильно. С помощью здоровой руки все-таки смог вскочить на ноги. Чуть было не упустил нож, но удержал его. Не успел выдохнуть, как резко пригнулся, уходя от нового удара. Дубина уже пошла было обратно, но Николка не стал ждать. Рванулся вперед, на всякий случай пригнувшись как можно ниже.
Мужик не успел остановиться и сдать назад. Он только смотрел, как Силин влетел в него, тут же заорав от дикой боли. Удар этот пришелся снова в раненую руку. Не выпуская дубину из рук, разбойник попытался оттолкнуть, сбросить с себя привалившегося к нему противника, но не успел. Стальное лезвие вошло ему в бок. Раз, другой, третий.
Они орали оба. Силин – от боли и ярости, раз за разом вбивая нож в бок врага. Обреченный разбойник просто выл от боли. Тело его ослабло. Дубина, наконец, выпала из рук. Он медленно опустился на землю вместе с навалившимся на него врагом. Потом замолк.
Николай еще раз вбил ему нож в грудь. По самую рукоять. Лежал, тяжело дыша, на поверженном противнике. Опираясь на нож, попробовал подняться. Сел рядом с трупом. Оттер о его одежду окровавленное лезвие. Хотел осмотреть раненую руку.
Начал примеряться, где лучше распороть рукав, как краем глаза увидел – нет, почувствовал какое-то движение. Огляделся. Вытоптанная в борьбе поляна на краю дороги. Труп детины, по-прежнему сжимающий свое горло. Кабы не лужа крови, можно было подумать, что задушил сам себя. Конь Силина стоял у дороги, неторопливо пощипывая пожелтевшую осеннюю траву. Никого. Баян фыркнул и дернул головой. Николка уже начал опускать голову, как что-то смутило его. Он не понял, что вызвало его непокой, он все еще опускал голову вниз. А мысль работала независимо от движения тела. Уздечка. Точно. Конь был привязан. Но не успел Силин вскинуть голову, как грянул пистолетный выстрел.
Пуля пролетела совсем рядом. Прошлась по волосам, сдирая кожу с виска. Силин перекатился через труп с развороченным ножом боком. Преодолевая подкатившую к горлу тошноту, прижался к еще теплому телу. Огибая бесновавшегося на привязи коня, на поляну вышел Тришка. Отбросил в сторону разряженный пистоль Силина и начал поднимать другой – тот, который вынул из кобуры, висевшей на боку лошади.
Сын боярский быстро огляделся. Не дожидаясь нового выстрела, рванул что было сил в лес. Тришка хотел выстрелить ему вдогонку. Передумал. Отвязал силинского коня, легко запрыгнул в седло и бросил его вслед убегающему хозяину.
Силин чуть углубился в чащу. Убегать было бесполезно – лес был достаточно разреженный. В таком всадник по любому догонит пешего. Силин подумал было обойти преследователя, напасть на него сбоку. Всадник уже с шумом въехал в лес. Николай было резко свернул в сторону. Ударился плечом в березу. Удар был не сильный, но у Силина чуть не брызнули слезы из глаз. Взвыл, зажимая рот рукой. Напасть – не вариант. Бежать, затаиться.
Быстро огляделся. Слева почва шла под заметный уклон, да и лес становился гуще. Силин бросился туда. Пару раз на мгновение замирал, осматривался и прислушивался. Конный вначале шел почти за ним, но потом стал проламывать дорогу чуть в стороне. Его не было видно, только храп коня и треск ломающихся веток.
Николка сбавил темп. Дыхания не хватало, перед глазами стояли кровавые круги, в голове шумело. Привалился всем телом к кривой березе, переводя дух. Развернулся, двинулся вперед и тут же чуть не потерял равновесие. Прямо перед ногами склон круто уходил вниз. Силин схватился здоровой рукой за ветку бузины и заглянул вниз. Внизу, почти под ногами, тихо перекатывал воды небольшой ручей. Берега его были довольно крутые, все заросшие высокой травой и кустами, но сам ручей был неглубокий, с каменистым дном.
Держась за ветки и небольшие деревца, растущие по склону, Силин спустился вниз. Холодная вода обожгла ноги. Беглец зачерпнул пару горстей сладкой, но сводящей зубы водицы. Замер, приходя в себя и прислушиваясь. Тихо. Только перелив воды на перекатах и редкий гомон оставшихся на зимовку птиц. Отдышался. Проверил, на месте ли нож. Прикинул, куда лучше идти. Перекрестился и пошел по течению, осторожно, стараясь сильно не шуметь, ступая по воде.
Дорога давалась нелегко. Ноги сводило от холода, рука надсадно ныла. Силин несколько раз останавливался и садился передохнуть – то на торчащую из берега корягу, то на упавший ствол. Вставать с каждым разом было все тяжелее и тяжелее.
Начинало смеркаться. Если наверху было еще светло, то в неглубоком овражке темнело быстрее. Идти становилось труднее. Нужно было выбираться. Силин прошел еще немного и остановился. Овражек немного расширялся. Здесь склоны его были пологие. Редкий кустарник и высокая, но уже прибитая ночными осенними морозцами трава. Николай насторожился. Пригляделся внимательней. Ручей в этом месте пересекала дорога. Правда, старая, судя по всему, давно не езженная.
Беглец пригнулся, отхлебнул еще холодной водички. Затаился. Тихо. Но только он двинулся вперед, справа, за спиной, хрустнула ветка. И тут же тихо, придушенно захрапела лошадь. Силин обернулся. В десяти саженях, в полумраке, темнел силуэт лошади и всадника. Тришка навел на Силина пистоль. Спокойно прицелился. Николай, как завороженный, смотрел, как тот взводит курок, как движется в его сторону вороненый ствол. Бежать, спрятаться не было сил. Казалось, вода вытянула их, выхолодила дух, остудила тягу к жизни.
Но что-то внутри Силина было не согласно с этим безучастным ожиданием смерти. Не был он невинным агнцем, обреченным на заклание. Были у него еще земные дела. Дождавшись, когда Тришка прицелится, Николка крикнул. Отчаянно, во все горло:
– Ба-я-я-ян!!!
Конь, услышав зов хозяина, встрепенулся, занервничал под чужим седоком. Тришка нажал курок, но движение коня сбило прицел, и пуля прошла мимо цели.
– Ба-я-я-ян! Ко мне!!!
Конь рванулся вперед, прямо через чащу, вниз к ручью, где стоял Силин. Не ожидавший этого Тришка потерял равновесие и полетел через голову коня, чуть не влетев в Силина. Тот отшатнулся от стремительно падавшего противника. Разбойник рухнул в воду, подняв вокруг себя кучу брызг. А Николка, сделав еще шаг назад, упал рядом.
Он пришел в себя быстрее. Тришка же все никак не мог оправиться после падения. Пытаясь встать, он нелепо сучил ногами и руками. В глазах его Силин увидел страх и отчаяние. Но тут разбойник нащупал рукоятку ножа за сапогом, и взгляд его мгновенно обрел уверенность. Сын боярский опустил руку за своим ножиком, но голенище было пусто.
Тать встал. Уже не спеша. Во взгляде его появилась уверенность в грядущем торжестве. Силин начал отступать. Медленно, не сводя глаз с противника. За спиной разбойника, запутавшись в узде, перебирал ногами Баян. Не помощник.
Тришка сделал шаг вперед. Перехватил поудобнее нож, готовясь к удару. В его движениях читалась уверенность. Силин, чувствуя, как его ноги почти подкашиваются от боли и накатившей слабости, отступил еще на шаг. В этот момент его взгляд упал на камень, лежащий у его ног в воде. Без раздумий Николка схватил его здоровой рукой.
Разбойник, увидев движение врага, на мгновение замешкался, а потом бросился вперед. Силин попытался уклониться. У него почти получилось. Нож прошел совсем рядом с боком, но Тришка, теряя равновесие, таки задел его плечом – прямо раненую руку. Николка взвыл от дикой боли. Сознание чуть не покинуло его вместе с этим полным ярости и отчаяния криком. Но Тришка не успел развернуться. Силин ударил его прямо в затылок – камнем, зажатым в руке. Он вложил в этот удар всю свою силу, боль и ненависть. Удар пришелся точно в цель. Разбойник ойкнул, уронил нож и рухнул в воду, лицом вниз.
Силин хотел нанести еще один удар, но Тришка не шевелился. Вода под ним окрасилась. В вечерних сумерках кровь была почти черной – как будто из разбойника тонкими струйками утекала его темная душа.
Вот и все. Камень выпал из рук и бухнулся в воду. Николай опустился на колени. Потом, сам особо не понимая для чего, перевернул труп на спину. Постучал по груди убитого:
– Полежи, паря, отдохни.
Азарт боя отпускал потихоньку. Силин отдышался. Оперся на тело противника и хотел подняться из холодной воды. Почувствовал под рукой что-то твердое. Распахнул на убитом мокрый кафтан и увидел на шее вышитый мешочек. Рванул так, что веревка с резким звуком лопнула. Высыпал содержимое прямо на грудь поверженного врага. Медные и серебряные деньги, одинокая ефимка… нательный крестик… Листик с закругленными гранями лопастей. Силин поднес его ближе к глазам: «Да воскреснет Бог, и разыдутся врази его». Глаза читали затейливые буквы, а сознание отказывалось верить в увиденное. Нет, нет, этого не может быть! Нет! Этот крест он узнал бы из тысячи, из тьмы или из легиона других крестиков! Настин нательный крестик! С оплавленной нижней частью. Как-то совсем маленькая Настя чуть не удушила себя гайтаном, на котором висел крестик. Перепуганная кормилица повесила его в изголовьях колыбели, да и оставила свечу рядом. Крестик опалился на огне, а нижняя его часть вместе с обрамляющими его завитками оплавилась. Силин провел кончиками пальцев по неровному окончанию крестика. И тут же отдернул руку, как будто крест был еще раскален от пламени. Николай застонал сквозь стиснутые зубы:
– Не-е-ет!!!
Зарычал во весь голос, а потом завыл, заскулил тихо и жалостно. Перед глазами завертелось, свет на мгновение стал серым, а потом померк. Силин закачался и медленно повалился вбок на берег.
