Read the book: «Капкан захлопнулся»

Font:

Предисловие
Путь старого лиса

Статья Германа Старцева «Уходим чоновскими тропами» отклика у читателей республиканской газеты «Енисей» не нашла. Следователь прокуратуры Купцов, расследовавший дело о пропаже в Джебашской тайге двух студентов, на которых в своё время вышли «золотоискатели» Ветлицкий и Старцев, так и повисло в воздухе. Дельце-то и в самом деле было достаточно мутным. Студенты отбились от основной группы при невыясненных обстоятельствах. На одного из них – Логачёва, кроме наших горе-таёжников вышли на галечную отмель речку Шошу таскавшиеся за ними охранники бизнесмена Левашова. Зачем они шли за учителем и корреспондентом – было понятно, понимали Крот и его дружки, что так просто по тайге ни турист-любитель Старцев, а уж тем более этот рафинированный интеллигент, таскаться не станут. Заходить же на Джебашские гольцы – удовольствие не из дешёвых, и хорошо, что вертолёт МЧС тогда прибыл на отмель в самое время. Бандиты успели отступить в тайгу, Старцева с повреждённой рукой забрали в вертолёт, туда же погрузили и тело погибшего Логачёва, а сокурсник его как в воду канул, может, и правда утонул? У мёртвого студента теперь не спросишь, а другой информации не было. Кто с ними расправился? Старцев с Ветлицким мало какой информацией владели, да и наткнулись они на погибшего самое большое за полчаса до схватки с левашовскими охранниками.

Материал для газетчиков, несомненно, убойный, только Герман поосторожничал и большого интереса у читателей статья собкора «Енисея» не вызвала, а вот у старого лиса Фёдора Ивановича Коняева она оставила известную зарубку в душе. У того дед ещё до революции в здешних местах старательским делом занимался и внуку своему Фёдору кое-о чём рассказать успел, а главное, посеял интерес в душе подростка к такого рода добыче богатства: «В здешних местах, Федька, народишко завсегда жил зажиточный. Крепкий народ, и революция ихняя далеко не каждому по носу была. Даже среди коренных татар завсегда свои верховоды были, князцы да и просто скотовладельцы, а из пришлых – это такие, как мы, охотники до золотишка, тем более его в окрестных горах да на шустрых речках хватало. Про банду Збруева я вообще помолчу. У него не столько интерес за свободу и всеобщее счастье биться, сколько свою мошну набить, а с тем в Монголию убежать. Дуром они здесь, Федька, награбили, а некоторые и сами в общий котёл несли, с желанием. Считалось, что уж кто-кто, а Ванька Збруев завсегда за народных страдальцев заступится. Да что там Ванька, у твоих-то родных знаешь сколько лошадей было; считано не считано, меряно не меряно, а только, когда с выпасов в деревню спускали, то в лог табуны сгоняли, он так и прозван был – Конским, можа, и фамилия наша от того такая… В селе, где деда моего, Филиппа Андреевича, дом стоял, большой, кирпичный, всё по первому разряду значилось. Первой у нас керосиновая лампа появилась. Люди, как на чудо глядеть собирались, первая и мельница, только всё в одночасье боком поехало». – «А чего вы не убежали вовремя, всё-таки тайга кругом, лес?» – «То и не убежали. Отца моего – Петра, и мамку – Дарью, ещё с вечера повязали… и, говорят, куда-то за Ишим выслали, там они и сгинули, а нас родители покидали в телегу да чуть ли не в чём мать родила на прииски увезли. На приисках ни паспортов тебе, ни справок… Это после уже закон стал до всех ненадёжных элементов доставать, и ты, Федька, мотай на ус. Перед тем как арестовать, наши про то узнали и, конечно, стали готовиться. Бабка Дарья вынесла полный фартук бумажных денег и сестре моей, Катьке, говорит, вот, мол, Катюха, смотри, куда я их закопаю… Так то бумажные кредитки, векселя, кому они нужны были, а про золотишко родовое не сказала, где его искать. Но наше золото, по сравнению со збруевским – капля в море, хотя оба схрона до сих пор под землёй гуляют».

Много воды утекло с тех пор, и Фёдор Иванович, предпочитая надёжный заработок, имел свой доход, работая опером на третьем коридоре, а по-блатному – «продоле» Магинского СИЗО. Через его многоопытные руки за двадцать лет такой работы прошло много всяких «орёликов», и ко всем у Коняева был свой подход, не мытьём, так катаньем. Да и тропка к республиканскому отделу дознания давно была протоптана надёжная. Именно к нему поступали несговорчивые «типажи» из соседней республики, ушедшие в глубокую несознанку, только у Фёдора Ивановича не забалуешь. Такой ферт, чего сроду не было, или утаить от городских «следаков» задумал, у Коняева сразу вспоминал. Он оперативникам из следственного отдела помогал, и они ему, когда надо, по-товарищески, так сказать, всем польза, а покумекать операм из горотдела и «дубаку» из Магинского СИЗО всегда было над чем. Тут как нельзя кстати, не без помощи оперов подвернулось известие о задержании одного из «героев статьи о чоновском походе», Андрея Ветлицкого.

Тогда уже больше года гуляло по закоулкам МВД дело, да не просто дело, а настоящая многоголовая гидра, история о избиении молодых женщин типичным умалишённым. Ударит такую девушку – и в кусты. Те в слёзы. Вроде бы и побои пустячные, но шестнадцать нераскрытых дел накопились и тяжёлым грузом тянули вниз всю городскую отчётность по раскрываемости, к тому же новое начальство стало давить. Короче, выволочку это самое начальство устроило для своих подчинённых весьма показательную. Было о чём подумать, тем более если за пятилетний отрезок времени результат – ноль, то за тот короткий срок, который установило прыткое руководство, и думать было нечего, хотя подполковнику и «лакированному» майору отдела по борьбе… как раз и пригодились два молодых опера. Хватка у обоих была, до работы охочие: один от природы злой – Семён, а второй потише, постеснительней – Евгений. Их на стоящие дела пока не посылали, зато именно они с магинским опером как бы в связниках значились: особенно несговорчивых клиентов к Фёдору Ивановичу на третий «продол» отправляли, а уж тот-то знал, как упрямцев из несознанки возвращать. Объём работы у всей троицы был не то что маленький, но какой-то бесперспективный. Вот тюремный опер, вспомнив о дедушкином ремесле, тяга к которому сидела у Фёдора Ивановича, надо полагать, в генах, и поделился своими соображениями насчёт статьи Германа Старцева о збруевском золоте:

– Мне здесь, ребята, не сподручно, да и как я этих пиратов к себе залучу, а вам там, в городе, и карты в руки.

Ветлицкий, когда только Старцев со статьёй своей засветился, уже тогда предполагал, что «информационная бомба» у Германа получилась какая-то корявая и тиража местной газете она не прибавит. Ну, ходили они в тайгу орешничать, да и сколько там этого ореха набили, курам на смех, и тот, считай, «левашовцам», пасшим их по тайге, чуть не за даром отдали. Зато сколько хлопот на свою шею заработали: на убитого студента вышли, Герман себе кисть руки до кости ободрал, когда сорвался со спуска из пещеры, в которой они, по предположению всё того же Старцева, это проклятущее золото искали, на шошинской отмели с бандитами Крота схватились, тут бы им и хана, благо вертолётчики из МЧС подоспели. Налётчики сразу смылись, а вот «летуны» тело студента Логачёва и Старцева с его гангренозной рукой вовремя подобрали. Ветлицкий уже прикидывал, какая литературная вещица из их с Германом злоключения выйдет, но тут как раз служаки в горотделе милиции подоспели и решили, что лучшего кандидата на роль сакральной жертвы, чем учитель из Отрадного, им не найти. Вот и попал Андрей Андреевич Ветлицкий, в простонародии – Ветла, как кур в ощип, а оказавшись в лапах таких законников, которые не только дело об избиении женщин, но и заманчивую идею о таёжном кладе, как опера считали, с подачи всё того же незабвенного оперативника на «продоле» магинской «кичи» Фёдора Ивановича Коняева, вовремя усекли. Вот и прокатили они эту самую Ветлу по всем ступеням не только уголовного дела «о жертвах неуловимого маньяка», но и попутно в надежде выжать из фигуранта, учителя и «писаки», всё, что он знал и не знал касаемо збруевской закладки. Для того и сыск, чтобы люди спокойно жили, а если ещё и золотишком удалось бы разжиться? Но тут сыщики поторопились. Прямо объявлять, что мы тут, дескать, на драгметаллы выйти собираемся, нельзя, да и в открытую разрабатывать версию о том, что збруевский клад уже нашёл своего хозяина, в лице оперов из гороотдела, никак не вытанцовывалось. Самое большое, что они получили бы в таком случае, разве что похвальную грамоту из рук милицейского начальства, а ради чего тогда весь этот сыр-бор затевался?

Встреча на вокзале

Этот город, скучающий и ленивый, не имел ни своей истории, ни своих героев, ни даже характерной для таких населённых пунктов своей архитектуры. Правда, названия улиц он изредка менял, но и только… да ещё окрас садов и парков, соответственно временам года. Вот, пожалуй, и всё, хотя нет, с некоторых пор он стал республиканским центром, то есть настолько столичным, насколько позволял ему статус крохотной части большой страны, а посему, как прыщи на нечистой коже, то и дело на его лице вздувались и тут же лопались многочисленные учреждения, конторы и банки, извергая в окружающий мир миазмы суетности и страха…

– Мира Нестеровна, спасибо за «Зеркало», если бы не вы, не видать мне издания этой книжки, как своих ушей.

Можно сказать, молодой человек, едва ли не подобострастно переминался с ноги на ногу и заглядывал в глаза стоящей напротив него женщине в кокетливом беретике и в осеннем, явно не по сезону, пальто.

– Не меня благодари, а типографию универа. Её директор – мой сокурсник, вместе в Красногорске учились.

– Сокурсник – это уже профессия, для некоторых олухов даже весьма полезная.

– Ладно, хватит распинаться, хотя книжечка вышла весьма и весьма неоднозначная. Ты зачем туда эротики насовал? Веяние времени, а там, наверху, – собеседница литератора многозначительно подняла палец вверх, – не поймут, и я, дура, не проверила вовремя, не до этого мне было после всех пертурбаций и приключений. Блинов, гад, пустился во все тяжкие. Меня втянул, тебя, а сам того… смылся. Я тоже слабину дала, крепко подтравилась. Правда, местные правоохранители помогли. После пришлось негласно слинять из города. Взяла по-тихому творческий отпуск и концы обрубила, пока волна не улеглась. Спасибо красногорским литераторам, протолкнули на подмосковную писательскую дачу. Там и приходила в себя.

– Слушайте, а почему вас, Мирра Нестеровна, менты покойницей объявили?

– Просто у сыскарей приём – на «живца» сработал. Полагали, что Блинов на такую удочку клюнет.

– Так выходит, что Василий Степанович был в курсе?

– Ты не смотри, что он под простачка косит. Тот ещё жучок. Через него всё и обделали по-тихому. Ладно, заболталась я с тобой. Надо вживаться в новую атмосферу кипучей, перестроечной жизни. Ты-то опять в Отрадное подался?

– Да у них географ недавно на пенсию ушёл, вот наш физрук Николай Алексеевич и подсказал директору школы, дескать, я здесь по городу болтаюсь, как неприкаянный. Он мне книжку мою вторую помогал распространять. Даже среди наших учителей пытался. Только от этой коммерции ничего не получилось. Сейчас народ на книги не очень-то падкий. По нескольку месяцев зарплату не выдают.

– Я слышала, что ты в «Енисей» стихи тиснул, в защиту учителей.

– Тиснул, было дело. Спасибо Лине Фёдоровне – поддержала, да и Солодовников не противился, ему с электоратом заигрывать нужно было, хотя и не в нюх ему такое выступление. Всё боится, как бы классик местного разлива из меня не оформился, после таких публикаций, а я, если честно сказать, то в прежнее время позабыл, когда и ел досыта.

– Вижу, Андрей, доходяга из тебя знатный получился, а не классик. Да ты и сейчас одет не по погоде. Конец октября, благо осень тёплая. Слушай, говорят, что ваша милость женилась тут за время моей отлучки?

– Да, Мирра Нестеровна, учительница начальных классов, в нашей же школе. Правда, постарше меня будет, и сын у неё почти взрослый. В Красногорске на рынке подрабатывает с ребятами. Я в это дело не вникаю. У меня задумка с новой книжкой в голове вызревает.

– Смотри, какой Дюма выискался! Две книжки пристроил и это в наше-то время!

– Две, да обе какие-то несерьёзные. Сами знаете, с «Зеркалом» вы помогли, а теперь Василий Степанович напомнил Рамзину, как мы на выборах у его бывшего начальника шустрили, а после гибели Орлова именно Рамзин занял место последнего. Вот он и не устоял на радостях, что, выходит, главнее него в республике никого нет. А здесь и лес, и уголь, и металл с электричеством…

Андрей заметил, что свою председательницу Союза писателей совсем заморозил, да и его подбитое ветром пальтишко не способствовало дальнейшему собеседованию на свежем воздухе. Ветлицкий вздохнул и нехотя стал намекать как бы на окончание беседы, впрочем, Мирра тоже, переступая с ноги на ногу, засобиралась:

– Ладно, давай, Андрей, закругляться. Так ты теперь в Отрадном окончательно осел? У жены или квартиру снимаете?

– Да нет, зачем снимаем, у Валентины Дмитриевны двухкомнатная.

– Хорошо. Живы будем, не помрём. Ты мне рукопись намечающейся книжки дай почитать, а то опять себе излишества «архитектурные» позволишь. Рамзин-то небось не доволен, что ты за казённые деньги всякой хреноты в книгу натащил?

– Да нет, он эту книжку и в глаза не видел. Меня другое беспокоит. Тут журналистка из «Енисея», что берёт материал из милиции для уголовной хроники, как бы между делом, нам со Старцевым объявила, что там какого-то маньяка ищут, в чёрных очках. Вот она им и вылепила: «У нас писатель один тоже в чёрных очках по улицам рассекает».

– Даже так, а сам-то что на это скажешь?

– А что я скажу. Он девчонок выслеживает, надевает очки, бьёт их и убегает. Я же, с тех пор как из тайги вернулся, всё время в очках. Сучком веко слегка повредил, когда с Германом в передрягу попал. Теперь вот побаливает глаз, и зрение подсаживается. Читать и писать много приходится: учебники, планы, рукопись опять же новую начал.

– Как назвать книгу думаешь?

– Да ещё никак. Не знаю, куда она меня вывезет. Это как Лев Толстой говорил: «Ты смотри, что моя Анна вытворила, под паровоз бросилась».

– Ладно, бывай, господин Вронский. Жене привет.

Андрей посмотрел вслед удаляющейся женщине и бойко потопал на автовокзал.

Билеты до Отрадного в кассе ещё были, хотя только на предпоследний рейс. Пока он обитался в конце жидкой очереди пассажиров, к нему подошли двое в штатском. Один постарше, степенный такой, а второй, что помоложе, нахальный и самоуверенный. Попридержав Андрея за локоть, вежливо предложили отойти в сторонку. Ветлицкий удивился, но спорить не стал. Не физиономию же они ему бить собирались. Один из незнакомцев сунул Андрею под нос милицейскую ксиву и предложил предъявить документы. Рассеянно полистав паспорт, старшой достал записную книжку и что-то в ней стал записывать. В душе у Андрея если и возникло лёгкое замешательство, то только по поводу опоздания на рейс. Заметим его нетерпение, сотрудники не стали задерживать Ветлицкого и, вернув паспорт, удалились, а пассажир из Отрадного, как только автобус вырулил из города, сразу постарался выбросить из головы недавнее недоразумение на вокзале.

Как ни хорохорился Андрей, но про встречу с правоохранителями ему забыть не удавалось. Дома, едва дождавшись жену из школы, поделился с нею своими соображениями насчёт такого поворота событий в его теперешней отрадненской жизни.

– Паспортные данные переписали, очками интересовались, да в них каждый третий ходит. Только здесь, мне думается, не в очках дело. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы с Германом Старцевым по тайге за збруевским золотом ходили. Нас ещё эмчээсники тогда крепко выручили, отбили от левашовских охранников. Теперь кое-кто, вполне возможно, попался, вот и всплыл интерес у наших органов к этому зловредному, хоть и благородному, металлу.

– Слушай, а зачем ты эти очки носишь, глаза у нашей милости, видите ли, устают? Примочки спитым чаем на ночь делать надо – и чёрные очки не понадобятся, а что до «маньяка», так в местной прессе уже несколько раз его фоторобот печатали. Только на тебя он похож так, как я, к примеру, на Софи Лорен, итальянскую кинодиву. Что, не похожа, так и ты на этого придурка с большой дороги… В школе «старшаки» задумали мероприятие, под лозунгом «Афганистан болит в моей душе» к какой-то дате пристегнуть. Директору эта мысль понравилась. Может, кого из бывших афганцев пригласить? У тебя в городе есть кое-какие связи, с этим… как его?

– Хочешь сказать, с Блиновым?

– Да, да, с Блиновым.

– Эх, куда хватила. Ты бы ещё про генерала Громова вспомнила, командующего сороковой армией. Виктора Борисовича и след простыл из нашего околотка.

– Как это простыл, а фонд афганских ветеранов?

– И фонд накрылся медным тазом. Да что фонд, имея такие «бабки», как у Виконта, его теперь нужно где-нибудь в Юго-Восточной Азии искать, или где он там себе виллу отгрохал.

– Ну, кого-то из дружков он здесь оставил?

– Оставил. Лучше бы с собой прихватил, а то менты Мирру Нестеровну чуть ли не год в Подмосковье на писательских дачах прятали.

– А тебе откуда известно?

– Встретил я сегодня её в городе. Малость тогда слабину дала, но вечно в кустах не пересидишь, когда-то и за дела приниматься надо. Хорошо, Василий Степанович под руку подвернулся, он человек бесхребетный. Наказали, чтобы в Союзе дела не запускал, молодёжь там, то да сё… Он и руководил, благо при универе литобъединение работало, «Литосфера», а так бы вообще застой полный. При Мирре совсем другой коленкор был, теперь же забыл, когда и Фомичёва видел.

– Хорошо, то есть ничего хорошего. Давай ужинать, а то у меня тетрадей три стопы и в планах на завтра конь не валялся.

Ночью Ветлицкий долго ворочался. Вот и посоветоваться не с кем, сразу поинтересуются, а ты чего, мол, забегал? Не было печали, черти накачали. Школьные дела хоть на время заслоняли дела житейские.

А между тем афганское мероприятие прошло на ура. Ребятишки выпилили из фанеры рамку, имитирующую телевизор, установили её на столе и посадили за неё ведущих. Здорово походило на взаправдашнее ТV. Песню под гитару разучили, спели – всё чин чинарём, в десантных голубых беретах. Парня-афганца разыскали, Серёгу Другова, брата отрадненской почтальонки. Паренёк этот в Афганистане на «наливняке» шоферил, самое опасное занятие – за спиной тонны горючего, а снайперы не дремлют. Все окрестные склоны заняли, да ещё мины на дорогах, хотя Серёга очень-то ребятню не пугал.

Мероприятие это сгладило остроту недавней встречи на автовокзале. Постепенно наезд бдительных милиционеров стал забываться, а тут ещё глава местной администрации пообещал прихватить Ветлицкого на угольный разрез, вернее, в их управление, чтобы поговорить на счёт финансирования очередной книжки. Толстых романов Андрей в то время ещё не писал, жизненного опыта не хватало, да и навыков писательской работы – тоже, а вот стихи, повестушки, хотя, помня о редакторской цензуре в красногорском журнале, себя тоже слегка ограничивал в описании фривольных сцен.

В управлении угольщиков никаких ему денег на блюдечке с голубой каёмочкой не предложили, но и отказать не отказали. Возвращались они с главой отрадненского поссовета довольно-таки в приподнятом настроении. Пока всё идёт, как и задумывалось.

Дома Андрей подробно представил чуть ли не в лицах их беседу в угольной конторе, хотя из головы мысли об их путешествии по тайге так и не выходили. Наверное, не выходили они и из голов городских сыщиков, подыскивающих предлог, как ещё раз прощупать горе-золотодобытчиков, и Ветлицкий, как нельзя кстати, подходил на роль такого субъекта, заодно и по делу маньяка, избивавшего женщин в городских кварталах, тоже была идея у неудачливых следопытов.

Часть 1

Арест

Они появились у калитки последней квартиры Ветлицкого часа в три-четыре безликого осеннего дня, до этого побывали в школе и даже в районном отделе народного образования. После Андрею рассказывали учителя об этих двоих. «Впечатление пренеприятнейшее», – сказала учительница литературы про встречу с оперативниками, словно холодком подуло из подвала. Унылые типы шастали по коридорам, вынюхивали что-то. «Спросили про тебя, – поведала про встречу с милиционерами другая моя коллега. – Как где, наверное, на работе, у них занятия в старших классах с обеда». После, раздувая кампанию клеветы (их обычный приём дискредитации и подготовки общественного мнения), эти законники напишут в одной из статей, что арестовали фигуранта на автовокзале якобы по заявлению одной из потерпевшей. Как всегда, они просто лгали…

Заметив двух молодых парней, Ветлицкий отодвинул тюлевую занавеску и замахал им рукой, приглашая войти, не имея понятия, что это за люди спешили в дом. Зашли хмурые, резкие…

– Такой-то?

– Он самый.

– Собирайся!

– Куда?

– Там узнаешь…

– Да вы проходите в комнату.

Не пошли, только рукой махнул один из них, тот, что повыше, в приличной норковой шапке. До Ветлицкого наконец дошло, наверное, опять по тому делу, из-за которого их уже беспокоили примерно полтора года назад, летом. Он с женой тогда как раз организовали побелку, а поскольку работники аховые, то и провозились с ремонтом дней пять, только мало-мальски прибрались в доме, как пожаловали строгие ребята, не эти, которые заявились сегодня, другие. Сразу же стали пускать пыль в глаза:

– Мы являемся поклонникам вашего таланта. Правда, чересчур смело, прямо-таки со знанием дела, описываете некоторые пикантные сцены. Чтобы так ненавязчиво и между тем правдиво далеко не у всех современных авторов это получается… – Но, дождавшись, когда жена вышла во двор, сразу сменили и тему и тон разговора. Где я мог быть «вчера», если занимался побелкой!

– Дома.

– Ну хорошо, а вы знаете, что у нас в городе наблюдаются случаи нападения неизвестным преступником на женщин. Он бьёт их и убегает. Шустрый такой, подлец…

Позднее, когда Андрея уже арестовали, один из приезжавших в то лето скажет матери городской племянницы жены: «А мы сразу поняли, тётя Галя, что это не тот человек. Староват тот и по внешнему виду не подходит…» Расстроенная женщина, как утопающая за соломинку, ухватилась за такое признание: «Вы бы узнали, ребята, в чём там дело…»

– Узнаем! – твёрдо пообещал, сыщик. Ушёл, и больше его «тётя Галя» не встречала.

Видимо, дело принимало нешуточный оборот.

– Куда вы его? – всполошилась вернувшаяся со двора жена, видя, что сожитель уже почти одет, а все апелляции к тому, что нам уже надоели мелочные милицейские придирки, не помогают.

– Куда надо!

– У нас уже были ваши люди.

Вконец растерявшаяся женщина наконец сообразила и потребовала показать одного из парней своё милицейское удостоверение, тот поморщился и небрежно сунул чуть ли не в лицо жене красную книжечку.

Тогда, летом, сыщики успели втихаря (это надо же так изловчиться), допросить и Валентину. Та подтвердила: «Вчера муж был дома, как и позавчера, и в среду». После того как «поклонники моего таланта» уехали, стало известно, что прежде чем заехать к Ветлицкому, оперативники беседовали с соседями, и всё насчёт его «вчерашнего» алиби, а пока:

– Пошёл… – подтолкнул один из них незадачливого писателя к машине.

Хлопнула дверца автомобиля и дальше разговор продолжился уже в горотделе, где бразды собеседования взял в свои руки вполне респектабельный мужчина лет сорока пяти, невысокого роста, по виду типичный «шкраб».

– Ветлицкий?

– Он самый.

– Ваш паспорт.

– Пожалуйста.

На вопрос, с кем имею дело, усмехнулся:

– Алексей Сергеевич, подполковник, тоже закончил пединститут, но как некоторые, разбоем не занимался…

– Какие – некоторые? – не понял намёка Ветлицкий.

– А такие, как ты, – обрадовался педагогически образованный опер и ткнул растерявшегося задержанного пальцем в грудь (они часто прибегали потом к этому магическому приёму). На возражение жены, что дело, в котором они подозревают мужа, мог совершить только умалишённый, оперативник сразу подхватил эту мысль: «А он и есть сумасшедший!»

– Учитель, писатель довольно известный? – удивилась Валентина Дмитриевна.

– Нам нужно громкое дело, как раз такая личность подходит, – цинично ответил другой сыщик испуганной арестом женщине. Тогда они ещё не виляли, действовали нагло и открыто, обозлённые, что столько лет настоящий, ими не пойманный преступник, водит их за нос. И так, подполковник в штатском сразу стал деловито шуршать бумагами, демонстрируя свой товар, то есть профессионализм, лицом. На его недоумённые вопросы и заявление, что тот непричастен к подобного рода преступлениям и даже требует адвоката (хоть до этого додумался), Алексей Сергеевич лаконично ответил:

– Не виновен, разберёмся…

– И тогда что?

– Извинимся!

Долго же Ветлицкому пришлось ждать, нет, не извинения, а хотя бы того, что отпустят на «свежий воздух», целых четыре месяца перекидывали из одного изолятора в другой, изредка показывая психиатрам, но те за своего «клиента» Андрея отказывались признавать, а всё из-за того, что дыру в целых шестнадцать заявлений нужно было срочно кем-нибудь заткнуть, а кем? Да учителем, он ещё и писатель, вон книга у него вышла, подозрительная книжка, не такая, какие писали до этого местные литераторы, уж слишком в ней откровенно изложено «про любовь», а тут ещё знакомая журналистка непонятно, то ли поиграла, то ли реализовала старую обиду, когда наш правдолюбец не совсем лестно отозвался о стихах её приятеля, но, будучи в МВД по заданию редакции и увидев, как там составляется фоторобот преступника, одевавшего перед разбоем чёрные очки, эта дамочка заметила: «Подумаешь… чёрные, вон у нас есть один писатель, так он их всё время с носа не снимает». В редакции она поведала о своей выходке в горотделе как бы шутя, а Ветлицкого такое «внимание» обидело, как же – доработался, что попал в разряд неблагонадёжных, тем более доброжелательница, которой не давали покоя лавры Фаддея Булгарина, после не раз подначивала: «Девочки в горотделе по-прежнему интересуются твоей персоной, как бы, мол, поближе с ним познакомиться?» – но желания завести знакомство с «девочками из отдела» у Андрея не возникало и всё катилось своим чередом. Тогда он ещё не подозревал, что дело здесь вовсе не в девочке-журналистке, хотя теперь уже с уверенностью можно сказать, что два молодых опера, смущённые и озадаченные опусом Германа из газеты о путешествие на Джебаш, только дожидались удобного случая, и он представился, с одной стороны, совпадение, с другой – сложившиеся обстоятельства. Между тем Ветлицкий продолжал наезжать в город, выступая, где только возможно, с чтением своих стихов, печатался в журналах, газетах, готовил к выпуску книгу, и везде этим публикациям сопутствовали фотографии его простоватой физиономии в неизменных чёрных очках и с усами, да и чего было осторожничать? С предполагаемым преступником никакой ассоциации у Андрея не возникало. Кстати, на фоторобот он просто не обратил внимания, впервые ему показал газетный снимок всё тот же Алексей Сергеевич.

– Что скажешь на это? – спросил он с плохо скрываемым злорадством. – Похож?

– Кто?

– Ты!

Ветлицкий повнимательней вгляделся в изображение предполагаемого преступника.

– Если и похож, то больше на вас, – парировал литератор, не подумавши, и поразился почти стопроцентному сходству сыщика с фотографией, вот разве только у человека были слегка угадывающиеся монголоидные черты лица, но Алексей Сергеевич неожиданно стушевался и тут же убрал листок с изображением преступника в стол.