Добро пожаловать в прошлое!

Глава 5

То, что Демидовых нужно было держать подальше друг от друга, Воронов понял сразу, как только узнал все обстоятельства трагедии. Потому и планировал устроить друга на квартире родителей, а девушку отвезти домой, но Влад с пьяной убежденностью повторял, что поедет к себе, и Саше пришлось задуматься о ночлеге для Ксении. На его предложение переночевать у него, она вежливо отказалась, ей не хотелось стеснять еще и его семью. Возвращаться в квартиру Демидовых было почему-то жутко, поэтому она решила потихоньку попросить Сашу отвезти ее на квартиру бабушки, ведь говорят, дома и стены помогают.

Владу, по-видимому, было вообще наплевать на то, где она проведет эту ночь. Он ни разу не оглянулся на нее, пока они ехали до дома. Не посмотрел и тогда, когда машина притормозила у подъезда, вышел, молча хлопнув дверью. Ксении пришлось прождать появления Воронова еще около четверти часа, пока он провожал опера в квартиру. Зябко поеживаясь и робко посматривая по сторонам, она прислушивалась к ровному гулу работающего двигателя, не до конца веря в то, что Лены теперь нет. Третьи похороны за столь короткое время…

Девушка пошарила в сумке рукой в поисках ключей от бабушкиного жилья, которые в суматохе завалились за подкладку. Ей пришлось вытрясти на сиденье практически все мелочи из сумки, чтобы добраться до них. Аккуратно сложив все обратно, она зажала в руке телефон, мысленно решая, звонить или нет подруге в такой поздний час. Шутка ли, почти полночь.

Поколебавшись несколько секунд, она все же решилась на звонок. Маринка не была любительницей ложиться пораньше, предпочитая коротать вечерние часы если не на улице в дворовой компании, то в постели со своим парнем, благо родители у нее часто уезжали по командировкам. Вот и сегодня днем она вскользь упомянула, что они снова куда-то укатили.

– Ксюха! – бодрый голос на другом конце провода свидетельствовал о том, что у его хозяйки сна не было ни в одном глазу.

– Можно я у тебя поживу пару дней? – перспектива провести ночь наедине со своими мыслями пугала Ксению.

– Конечно! Родаки укатили на выходные, гульнем! – радостно воскликнула Маринка, но потом спросила с подозрением: – А братец-то твой не притащится? Мне проблемы с ментами не нужны.

– Не притащится, – устало ответила Ксения. – Ему сейчас не до меня. Маринка, я такое натворила, – она судорожно выдохнула. – Из-за меня человек погиб…

Дверь со стороны водительского сидения неожиданно распахнулась, и девушка нажала на сброс, резко обрывая разговор.

– Ну, что? Как ты? – повернулся к ней Саша. – Точно не поедешь ко мне?

Ксения покачала головой, боясь, что он передумает и решит настоять на своем. Влад бы даже не спрашивал, куда она хочет, отвез бы без разговоров и все.

– Ну, смотри, – согласно кивнул мужчина, берясь за руль. – А в школу как будешь добираться? Может, все-таки, лучше домой тогда?

– Нет. Доберусь. Я дорогу знаю.

Машина плавно тронулась с места. Саша периодически бросал взгляд в зеркало заднего вида, наблюдая за нечаянной родственницей своего опера. Девушка сидела неподвижно, откинув голову на спинку сидения и глядя за окно. Без тени косметики на лице, со спадающими на плечи длинными волосами она одновременно казалась и ребенком, и красивой девушкой. Она сильно отличалась от своих размалеванных сверстниц, которых он привык видеть на улице, среди юных соседок или временных посетительниц «обезьянника» в его отделе. Маленькая и беззащитная, оставшаяся одна в этом огромном жестоком мире.

В душе шевельнулась жалость – судя по тому, что он знал, ее судьба не волновала никого, и помочь ей было некому. Теоретически самый близкий для нее человек, официальный опекун, с ее появлением изменился настолько, что даже родные люди его не узнавали. Саша помнил, сколько горечи звучало в голосе Юли, когда она делилась с ним нерадостными событиями из семейной жизни подруги. На работе-то Влад вел себя как обычно, только хорошо знающий начальника оперов человек мог понять, что его что-то гнетет.

Внимательно вглядываясь в суету ночных московских дорог, Воронов до боли вцепился пальцами в оплетку руля – ему еще предстоял тяжелый разговор с женой. Когда-то он пообещал себе, что больше никогда не станет причиной ее слез, но сегодня это было неизбежно. Он понимал, что узнав о трагической смерти близкой подруги, Юлька будет плакать, а в ее положении это крайне нежелательно. Саша легко мог выносить женские слезы, как-никак профессия обязывала, но только не ее, только не Юлькины.

Еще раз кинув быстрый взгляд в зеркало на Ксению, он завернул в нужный двор. Высадив ее у подъезда подруги, Воронов сунул ей в руки несколько купюр, заставил записать свой номер в память телефона и попросил позвонить ему. Когда ее имя и фамилия были вбиты в его смартфон, он проводил ее до двери Маринкиной квартиры и, убедившись, что она уже более-менее пришла в себя, ушел в ночь.

– А теперь ты, что, с ним в одной квартире будешь жить? – озадачила Ксению подруга после того, как первые ахи-вздохи утихли. – А он приставать к тебе не будет?

– В смысле?

– Ну… в смысле… в прямом смысле, – у Маринки аж глаза заблестели от волнения. – Что ты как маленькая, прям! Как будто не знаешь, что опекуны-мужики часто пристают к своим «детям».

– Он же полицейский, – попыталась осадить ее Ксения.

– Ну и что? Не мужик, что ли! Наоборот, на такого потом никуда не пожалуешься, – и, видя, что она всерьез задумалась над ее словами, подруга попыталась сменить тему: – Да ладно, шучу я…

***

Последующие дни, все как один, были серыми, холодными, мрачными, под стать настроению. Ветер вырывался из-за каждого угла, дождь моросил прямо в лицо, стебая по щекам крошечными колкими каплями, словно маленькими льдинками, под небом, затянутым тяжелыми свинцовыми облаками. Безликая московская весна, безучастная, равнодушная к его горю и убийственно-горьким мыслям.

Смерть. Насколько привычным стало для него это слово. Он сам не заметил, в какой момент слово «смерть» перестало его пугать, удивлять или даже просто расстраивать, а потом стало вызывать в душе лишь злость. Чаще всего, безразличную злость на то, что кто-то так не вовремя скончался за час до окончания смены или во время его ночного дежурства, когда, вместо того, чтобы расслабиться в тепле кабинета приходилось тащиться куда-то на вызов. А там такие же, как и он сам, усталые от этих трупов, вызовов, холода и вечного недосыпания эксперты-криминалисты и дежурные следователи, лишь понимающе кивающие на ворчливое «Черт, ну не мог этот собачник сегодня пойти гулять со своей шавкой в другое место?». И вроде уже стало привычным, что каждый день непременно кто-то будет лежать перед ним в черном полиэтилене, и он будет смотреть на тело без каких-либо эмоций, холодно и скептически оценивая вероятные варианты происшествия.

И самому нажимать на курок давно уже было не страшно. Это в первый раз казалось, что сложно сделать выстрел в человека. В тот момент щелчок предохранителя прозвучал оглушающее, и сталь в дрожащих пальцах неимоверно тяжелела, но стоило ему лишь пересилить себя и свой страх, как дальше палец уже сам жал и жал на спусковой крючок, а люди в прицеле стали для него просто мишенями.

После таких «снайперских» ночей, когда смерть уходила довольная и сытая, он не спешил домой. Отхлебывая обжигающий кофе из бумажного стаканчика с названием ближайшего фастфуда, он сидел в машине, глядя через стекло на спешащих куда-то людей. Отчетливо и пронзительно возникала мысль, что у каждого человека за стеклом был свой мир, своя жизнь, свои интересы, родные люди, любимые. Человек не может быть один, каждому просто необходимо ощущать свою нужность кому-то. Каждому, но не ему… У него внутри росла пустота, черная, беспросветная, физически ощущаемая. Его собственная жизнь в какой-то момент стала ненужной даже ему самому. И, возможно, было бы лучше погибнуть тогда, на складе, в перестрелке с Мельниховскими, чтобы никогда не узнать ощущения этой бездонной пустоты и острого чувства сожаления.

– Это система, Влад, и нам ее не сломать, – голос Воронова до сих пор стоял в ушах. – Но и нас ей не одолеть. Раз случилось так, что мы там, где мы есть, нужно принимать правила игры. Будешь играть не по правилам, тебя «удалят с поля».

Наверное, он заигрался, перестал отличать «черное» от «белого», потерял точку опоры внутри себя. И окружающий мир, словно проекция на мир внутренний, стал терять привычные очертания, принимая уродливые зеркальные формы. Теперь смерть взялась и за его близких, причем подкармливал он эту костлявую и ненасытную старуху своими руками.

Никто не знал, что уже больше года он часто просыпался ночами в холодном поту от еле внятного, но леденящего душу, шепота матери: – Владик, сынок, умираю… помоги, – и словно со стороны слышал свой злой окрик: – Опять набухалась?! Вот когда протрезвеешь, тогда и звони! – А потом еще глуше, еще дальше в ночи звучало: – Инсульт… частичный паралич… если бы помощь была оказана незамедлительно…

При мысли о том, что мать несколько часов умирала в одиночестве на полу в пустой квартире, хотелось выть. Ее бесконечные пьянки, разборки с событульниками, извинения перед соседями переполняли чашу его терпения, постепенно ожесточая сердце. Именно в тот вечер он психанул, решил, что все, хватит с него, пусть разбирается сама, и в итоге потом плакал над темным земляным холмиком, ярким пятном выделяющимся на белом снегу.

Издержки профессии? Профессиональная деформация личности? Профессиональное выгорание? Или какое-то другое мудреное название, придуманное психологами, для обозначения его состояния? На работе при общении с самыми разными представителями криминального и полукриминального мира, он вынужден был соблюдать их права и действовать корректно, а вот с близкими так уже не получалось.

Смерть матери заставила его лишний раз убедиться в своих сомнениях в том, что он живет по совести и чести, доказав, что границы «дозволенного», «правильного», «нормального» пройдены. Смерть давно ставшего чужим отца выбила почву из-под ног, перевернула привычную жизнь с ног на голову. Смерть Лены, как бы дико это ни звучало, встряхнув, заставила взглянуть на свои поступки и поведение за последние время словно со стороны. Глядя на ее фотографию в траурной рамке, свежезасыпанную могилу в обрамлении цветов, он искренне просил прощения, обещал ей исправиться и найти выход из заколдованной пустоты к самому себе.

Лены не стало, но жизнь продолжалась. В квартире все осталось на своих местах, как и в тот трагический вечер, за окном жил все тот же безразличный мир. По-прежнему нескончаемый поток машин, пешеходов, спешащих по неотложным делам, «терпилы», чьи дела нужно было срочно раскрывать, не портя статистику отдела, преступники, которым нельзя было давать спуску, и много чего еще… например, Ксения. В его мире была Ксения, за которую он теперь нес ответственность.

– Ты бы помягче с ней, Влад, – увещевал его Воронов перед тем, как привезти девушку домой. – На ее глазах все случилось. Молодая совсем, напуганная… Думаю, она и себя винит в случившемся. Лена ведь за ней побежала?

Он лишь кивнул, занятый своими скорбными мыслями. Несчастный случай… Никто не виноват… Ни Ксения, ни водила, ни он… Это жизнь…

Он уже видел записи с камер видеонаблюдения, установленных у подъезда, и смог убедиться в том, что это был несчастный случай. Лена сама выбежала на дорогу, буквально бросившись под колеса въезжающему во двор автомобилю. Водитель не виноват…

И Ксения не виновата…

И он не виноват… Или виноват? Ослепленный подростковыми обидами и ненавистью к отцу и его «дочери», которую тот любил, о которой заботился, Влад не замечал ничего вокруг. Это он должен был пойти за Ксенией, а, вернее, он не должен был допускать того, чтобы она услышала те слова. Вообще не должен был так о ней говорить!

Рабочий день давно закончился, только Демидов продолжал сидеть в кресле и усиленно делать вид, что его интересуют записи по одному делу в производстве. Игнорируя вопросительные взгляды коллег, привыкших к тому, что обычно начальник оперов старался не задерживаться на работе дольше необходимого, он ждал, когда они наконец разойдутся. Ему же идти домой совсем не хотелось. Глупо и смешно! Он оттягивал время, чтобы попозже вернуться в собственный дом, и совершенно не мог объяснить самому себе, что конкретно его смущало в присутствии Ксении в доме. Само осознание того, что в комнате за закрытой дверью находилась она, приводило его в замешательство, пробуждая неловкость и злость на себя, и на нее. Брат, опекун, родственник… Черт!

Мужики уже давно разошлись, в интернете не было ничего интересного, припасенная бутылка пива подошла к концу. Он же не собирался здесь сидеть до завтрашнего утра? Выйдя на улицу, Демидов достал из полупустой пачки сигарету, закурил, как-то отдаленно думая, что в последнее время стал слишком много курить.

После кабинетной духоты лицо приятно обдувал теплый весенний ветерок. В машине на полную громкость он врубил любимую музыку, стараясь ни о чем не думать и просто жить настоящим моментом. Небольшая вечерняя пробка, оттягивающая приезд домой на лишние полчаса, не портила настроения, а, наоборот, предоставляла возможность немного поразмыслить. Он смотрел на людей в соседних машинах, на то, как они звонят кому-то по мобильникам, жестикулируя руками, скорее всего, объясняя, что застряли в дурацкой пробке и как мечтают скорее вырваться из нее, чтобы встретиться со своими близкими. Все куда-то спешили, к кому-то… Снова обожгла мысль, что ему спешить некуда и его никто не ждал.

Уже на подъезде к своей улице, услышав трель мобильника, опер взглянул на дисплей и съехал на обочину. Звонил Воронов. Как так получилось, что он стал единственным, по-настоящему близким ему человеком и тем, к кому он всегда мог обратиться? Когда-то у них был конфликт, а сейчас он знал, и это не пустые слова, – он всегда был готов прийти на помощь Воронову, если тому таковая понадобится, и был уверен на сто процентов, что и Саша никогда не откажет в помощи ему. Настоящие друзья… Неудивительно, что радостной новостью Саша спешил поделиться с ним.

– Вот только приехали, – голос на том конце провода усталый, но довольный. – УЗИ сделали, сказали, девочка. Дочь у меня, представляешь? Сын и дочь.

– Поздравляю, Сань, – он постарался, чтобы его голос не звучал совсем уж глухо, и не удержался: – А Юля как?

– До сих пор не верит, – помолчав, вздохнул Саша. – Все простить мне не может, что я на похороны ее не пустил.

***

Одна. Она была совсем одна. В пустой, темной и чужой квартире. В чужой жизни. Тишина давила, но при этом каждый звук казался оглушительно громким. Вдалеке раздался едва слышный гул лифта, хлопок чьей-то входной двери, а в квартире было по-прежнему тихо. Ксения не знала, во сколько он придет с работы, как, впрочем, и не знала толком, что у него за работа.

Она свалилась ему как снег на голову, и уже принесла кучу несчастий. У него была своя жизнь, о которой она совсем ничего не знала. Девушка чувствовала, что он никогда не позволит ей войти в свою жизнь, и она не имела никакого права о чем-то просить или чего-то требовать. Глупо было надеяться на то, что они смогут стать родными людьми.

В последние дни ей часто снилась мама, ее ласковые нежные руки. Только теперь она смотрела на дочь так, словно за что-то осуждала. Ксения задумалась. Может, она в чем-то ошиблась? Только вот в чем? Она ведь просто подчинялась судьбе, просто шла вперед, и особого выбора у нее не было. Ей нужно было лишь переждать два года, не обостряя отношений с опекуном, и она радовалась негласному перемирию, воцарившемуся в их «семье».

Как оказалось, перемирие было недолгим, и причиной нового витка войны был Ковылев. На все пары он пересел на последнюю парту позади Ксении и развлекался тем, что доводил девушку – то, приподнявшись над партой, нашептывал непристойности, то тянул за длинные волосы, то проводил линейкой по спине и плечам. Поначалу она пыталась хоть во время перемен скрываться от него в школьных коридорах, но скоро поняла, что это бесполезно и даже еще хуже. Костя знал здание школы лучше нее, и там было много пустынных закутков, поэтому даже перемены она предпочитала проводить в классе, там хоть всегда кто-то был рядом.

– Слушай, Ковылев, ты достал уже! – в сердцах повернулась к неугомонному воздыхателю ее соседка по парте, Алена. – Отстань уже от человека! Докопаться больше не до кого?!

– А ты, че, Клеменцова, самая смелая? – Ковылев уставился на нее наглым взглядом.

– Да, смелая! – огрызнулась девушка, устав от его хамства и похабщины.

– Сиськи покажи тогда!

Его дружки, стоящие вокруг парты, заржали в голос.

– Придурок! – возмущенно выдохнула Алена и, потянув Ксению за руку, вытащила ее из-за парты: – Пойдем отсюда.

Схватив учебные принадлежности и сумки, девушки покинули класс под гогот пацанов.

– Эй, вам математичка кол влепит за прогул!

– Куда вы, только общаться начали нормально?

Новые подруги направились в излюбленное место Ксении в парке напротив дома.

– Этот Ковылев дебил еще тот. Всегда ведет себя по-скотски. Ты бы поговорила с кем-нибудь из взрослых, – советовала ей Алена, пока они лакомились мороженым, сидя на лавочке, – чтобы ему мозги прочистили. У тебя брата нет старшего?

Ксения лишь отрицательно покачала головой.

– Они ко всем новеньким так пристают. За два года уже три девочки забрали документы и ушли из школы.

– Спасибо тебе за поддержку, – чуть коснувшись руки Алены, поблагодарила ее Ксения с чувством.

– Да не за что, – улыбнулась та. – Только тебе бы все равно какого-нибудь защитника найти. А то не отстанут ведь…

Легко сказать «найти защитника», только выполнить трудно. Влада она сама просить не будет, друзей из старого района приплетать тоже было ни к чему, а больше и некого. Если только…

Вытащив телефон, девушка начала искать знакомый номер в контактах, надеясь, что этот человек ей не откажет. Если что, она хотя бы спросит, как можно припугнуть приставалу, и еще попросит, чтобы он ничего не рассказывал Владу.

– Алло, Саша, здравствуйте, – робея, проговорила она в трубку, – это Ксения… Демидова…

Глава 6

– Да, Ксения, внимательно слушаю. Что-то случилось? – в голосе мужчины было столько неподдельного участия, что она поначалу подумала, что он ее с кем-то перепутал.

– Это Ксения… сестра… Влада…

– Я узнал, Ксюш, – даже на расстоянии она почувствовала, что он улыбнулся в трубку. – Погоди минутку, – теперь его голос зазвучал в отдалении, поясняя кому-то, как правильно заполнить документы. Ей стало неловко, что она отвлекает занятого человека своими несерьезными проблемами. Подумаешь, новенькую в классе задирают – так было и будет всегда, не она первая, не она последняя, никто еще от этого не умирал. – Я слушаю, – приятный голос мягко выдернул ее из грустных мыслей.

– Я… я хотела спросить, – поражаясь своей наглости и кляня себя за неумение врать, Ксения едва подбирала слова: – Вы не могли бы… показать мне, где похоронили Лену… Я… на похоронах не была… Хотела… попрощаться, – окончательно смутившись, девушка замолчала.

Если Воронов и удивился, то быстро совладал с собой – заминка была почти незаметной.

– Да, конечно. Ты когда хочешь съездить?

– Когда вам будет удобно, – выпалила Ксения, чувствуя, что щеки запылали. Она не собиралась к Лене, просто это первое, что пришло ей на ум. Стало мучительно стыдно. – Только Владу не говорите… Пожалуйста…

– Хорошо. Я тебе заранее позвоню, – Воронов положил трубку.

В душе она надеялась, что он забудет о данном обещании, или же работа не оставит ему свободного времени, но ошиблась. Уже на следующий день, забрав ее у школы, Саша вез ее по направлению к Хованскому кладбищу.

Купив у ворот букетик цветов, с гулко-бьющимся сердцем Ксения медленно шагала рядом с мужчиной. В этом тихом, безмолвном царстве усопших, она поняла, насколько мелочны все ее терзания, насколько быстротечна жизнь. Незаметно Саша остался чуть позади, за что девушка была ему благодарна. К глазам вновь подступили слезы, вспомнился вечер трагедии, сердце сжалось от чувства вины.

– Прости, – еле слышно прошептала она, ощутив на щеках дорожки слез. Они прожили вместе немногим больше недели, но Ксении казалось, что она потеряла близкого и родного человека. Появилась уверенность, что они могли бы подружиться, которая тут же растаяла под тяжелым гнетом сожаления и душевной боли.

Хотелось остаться тут насовсем, забыв о жестоком и безжалостном мире за спиной, замереть в мнимом ощущении спокойствия, растянув это мучительное удовольствие, но нельзя. Мертвым – покой, живым – живое… С трудом оторвав руку от холодного металла оградки, Ксения еще раз мысленно попросила прощения у той, кому не суждено было стать ей сестрой.

Саша стоял неподалеку, лишь изредка поглядывая на часы, но не решаясь беспокоить девушку. За то время пока она, погруженная глубоко в себя, стояла у могилы, он внимательно за ней наблюдал. Ее руки поначалу нервно сжимали цветы, губы что-то беззвучно шептали, но потом она успокоилась и замерла неподвижно, не отводя глаз от изображения Лены. Русые волосы девушки были собраны в хвост, открывая его взгляду небольшие золотые сережки в маленьких аккуратных ушках. Похожие серьги он когда-то дарил Вике на ее шестнадцатилетие. На миг показалось, что перед ним снова Вика, его любимая, родная сестренка.

Сделанное открытие было неожиданным, заставляя его по дороге домой снова и снова смотреть на Ксению в зеркало заднего вида. Хорошо, что она не села на пассажирское сиденье рядом с ним, иначе он не смог бы незаметно рассматривать ее, находя все больше и больше схожих черт с Викой. Такой же открытый, высокий лоб, чуть вздернутый нос, выразительные серые глаза. Захотелось сделать что-нибудь особенное, подарить ей хоть секунду радости, чтобы стереть из глаз налет грусти. Совершенно забыв о том, что время поджимает, и его ждут в ОВД, Саша притормозил у небольшого торгового дома. Он сразу же увидел нужный ему отдел, и выбор подарка не отнял у него много времени.

Ксения задумчиво теребила хвост волос, перекинутый на плечо, и терпеливо ждала Воронова. Домой совершенно не тянуло. От постоянного сидения за уроками уже болела голова, торчать безвылазно в своей комнате, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Демидову, уже осточертело, но и шататься бесцельно по улицам тоже не выглядело заманчивым. Лучше уж сидеть вот так в машине в ожидании Саши, чем безуспешно подгонять время, надеясь, что так и два года пролетят незаметно. Рядом с этим мужчиной ей почему-то было спокойно и комфортно. Он не смотрел на нее свысока, не хмурил брови, в душе удивляясь, откуда она вообще взялась, и не вызывал чувства собственной никчемности. Сидела бы да сидела рядом с ним, хоть до скончания века.

– Держи, это тебе, – сев за руль, Саша протянул ей большого плюшевого медведя. – На память обо мне, – подмигнул он, улыбаясь.

Ксения медленно взяла мягкую игрушку, от волнения едва выговорив слова благодарности. Даже не сам подарок, а именно внимание, желание сделать ей приятное подкупило ее. Где-то внутри разлилось тепло, к щекам прилила кровь, и стало жарко.

– Если что нужно, обращайся. Не стесняйся, – Воронов продолжал смотреть на нее, не отводя теплого взгляда. – Номер у тебя есть.

И глядя потом вслед отъезжающей машине, Ксения поняла, что пропала. Вот он, парень ее мечты, внимательный, добрый, красивый. Она прижала к груди медведя, который теперь всегда будет ассоциироваться у нее с Сашей, попыталась уловить его запах. Мужественный, приятный, волнующий…

Всю дорогу до квартиры девушка шла, витая в облаках и не замечая ничего вокруг. Ни визжащую во дворе ребятню, ни купающихся в лужах воробьев, ни припаркованную на своем обычном месте машину Влада. Она была вся во власти новых, неизведанных чувств, и, казалось, уже ничто не могло испортить ей настроение.

Открывая входную дверь, Ксения улыбалась сама себе, радуясь, что до вечера она будет совершенно одна и сможет вовсю предаться девичьим грезам о «принце на белом коне». Но, едва войдя в прихожую, она замерла от неожиданности, улыбка моментально сползла с лица. На кухне спиной к ней, засунув руки в карманы, стоял Влад.

Он не повернулся к ней, ничем не показал, что заметил ее приход. Ксения про себя удивилась, что он делал дома посреди рабочего дня? Обычно он приходил лишь ближе к ночи, когда она была уже в постели, а утром уезжал слишком рано, еще до того, как она вставала. Они практически не пересекались дома, не разговаривали, жили каждый своей жизнью. И сейчас девушка даже не знала, что говорить.

– Привет, – сказала она, чтобы хоть что-то сказать. – Не знала, что ты дома…

– Почему тебя Воронов привез? – все так же, не поворачиваясь, глядя куда-то в окно и как будто не замечая ее слов, сурово спросил мужчина. – Ты где была?

– Я… на кладбище ездила… к Лене…

– Куда?! – он повернулся и уставился на нее тяжелым немигающим взором. – А Воронов здесь при чем?

– Я его попросила, – девушка опустила взгляд.

– Ты его что?! Попросила?! – Демидов всем телом подался вперед, и Ксения кожей ощутила волну негатива и злости, исходящую от него. – А ничего, что он мой начальник?

– Начальник? – невольно подняла глаза Ксения и уже тише добавила: – Я думала, он твой друг.

– Может быть… Только он мой друг… не твой, – кратко и холодно отрезал он, но ей послышалось невысказанное: «А ты здесь вообще никто! Не лезь, куда не просят! Не надоедай занятым людям!»

Захлестнула обида, захотелось провалиться сквозь землю и никогда не видеть, не слышать человека, который каждым словом, каждым действием давал ей понять, что она обуза, навязанная ему против воли. Она из последних сил сдерживалась, чтобы не нагрубить ему в ответ, или, еще хуже, чтобы не расплакаться перед ним, выказав свою слабость, но то, что произошло дальше, моментально заставило ее забыть весь предыдущий диалог, буквально лишив дара речи.

Вытащив руку из кармана и швырнув что-то по столу, Влад повысил голос:

– Это что?!

Опустив взгляд под ноги, куда это что-то приземлилось, Ксения сразу же узнала тоненькую белую бумажку с двумя красными полосками. Тест.

– Это же… – она хотела было объяснить, но он не дал ей договорить.

– Ты что, беременная?! А не рановато ли трахаться?!

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она смогла оправиться от шока. Да за кого он ее принимает?!

– Что молчишь?! От кого «залетела», спрашиваю?!

Он стоял через стол от нее, у окна, но ей казалось, что его презрительный взгляд пронзает ее насквозь, пригвождая к полу, не давая пошевелиться и сказать хоть слово в свое оправдание.

– Кто этот придурок, которому не терпится сесть?! – наседал на нее опер. – Это он тебе всякую ерунду дарит?! Сначала мишек… потом ребенка! Это, что, подарок за радостную весть?! Или тебе так рот затыкают, чтобы ты никому ничего не рассказывала?!

Только тут девушка поняла, что сжимает в руке медведя, которого ей подарил Саша. В ней вскипела злость.

– Да пошел ты! – грубо кинула она ему в ответ, развернулась и хотела уйти к себе в комнату, но мужчина в два счета пересек расстояние между ними и цепко схватил ее за руку, разворачивая к себе. Она смело смотрела в его глаза, лишь немного поморщилась, когда больно ударилась спиной о кухонную дверь.

– Слышь, ты не борзей, а! – прошипел он ей в лицо.

– Руки убери! – огрызнулась она, совершенно не собираясь сдаваться.

– Поговори мне еще! – он все еще крепко сжимал ее руку выше локтя, хотя она пыталась отодрать его пальцы от себя, но ей это мало удавалось.

– Если не отцепишься от меня, я буду всем рассказывать, что мой опекун ко мне пристает! – с издевкой выкрикнула Ксения. – И что я беременна от тебя, братец!

И кто только дернул за язык сказать такое! Лицо Демидова перекосилось. Одной рукой он схватил ее за шею, второй замахнулся для удара, но в последний момент сдержался:

– Только попробуй что-нибудь такое брякнуть!

– Ну, давай ударь меня, псих! – ее лицо пошло красными пятнами. – Я еще и синяки всем показывать буду!

– Дура! – выдохнул он, отпуская ее.

***

Вот так съездил домой за позабытой с утра копией допроса свидетеля по делу! Хотел сразу же перекусить дома, пошел в ванную помыть руки и в поисках нераспечатанного куска мыла полез в шкафчик. Лучше бы не делал этого!

Теперь все мысли крутились вокруг найденного теста на беременность, затмевая собой все остальные. То, что он мог принадлежать кому-то еще кроме Ксении, у него даже и мысли не возникло. Изначально вариантов немного было. Если бы тест делала Лена, он бы об этом знал. Пройдя вместе с ней через множество напрасных попыток зачать ребенка, он теперь многое знал обо всех тонкостях женского цикла: что, когда, почему. Так что Демидов даже не сомневался, что хозяйкой теста была Ксения, и это в шестнадцать лет! И что ему теперь с ней делать?

– Ты уверен? – Воронов был шокирован не меньше. – Она не производит впечатления легкомысленной девицы. Ей всего шестнадцать. Какой секс?

Они сидели в кабинете начальника отдела, разбирая сводки за прошедшую ночь.

– Сань, ты себя вспомни в этом возрасте, – хмыкнул Влад. – Или чуть постарше, когда с шестнадцатилетними девчонками зажигали. Вы только невинные беседы ни о чем вели?

– Ну да, тоже верно, – согласился Саша и, помолчав, спросил: – А ты у нее поинтересовался, у нее парень есть? Ты хоть раз видел, чтобы она с кем-то встречалась?

– В доме у Маринки, подружки ее, они сидели вчетвером. Два пацана, две девчонки. Она тогда сбежала, я ее обратно притащил.

– Думаешь, кто-то из них?

– Не факт, – Демидов покачал головой. – Если бы у нее был кто-то один постоянный, я бы заметил, что он ей звонит или она на свидания к нему бегает. Хотя, – в голове промелькнула мысль, что он сам постоянно дома отсутствовал и не знал, как она проводит свое свободное время. Вспомнились слова отца о том, что ей может угрожать опасность. А если они обоснованы? Тогда получается, нужно бога благодарить за то, что с ней пока еще ничего не случилось. Непоправимого не случилось, а уж с ранней беременностью справиться можно.

– Ладно, понаблюдаю пока за ней, может, кто и нарисуется. Жених какой, – вздохнул Влад. – Если есть кому… А если нет… Все равно узнаю, кто ей ребенка заделал, голову оторву…

– Ты чего? – Воронов опешил от того, с какой ненавистью Демидов произнес эти слова.

– Знаешь, Сань, мы, когда пацанами были, такое творили, – неожиданно проговорил Демидов, уставившись невидящим взглядом куда-то в одну точку перед собой и невольно снова погружаясь в воспоминания тех событий, которые хотел бы забыть навсегда. – Как раз тогда отец ушел, мать бухать начала, а я с плохой компанией связался. До сих пор удивляюсь, как нас не закрыли.