Read the book: «Призрачные шаги безумия. Дневник откровений Полины П.»

© Александр Васильевич Топчиев, 2020

ISBN 978-5-4498-5885-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

15 апреля

Сижу на террасе. Легкий весенний ветерок колышет ветви деревьев. Вокруг все прекрасно – голубое небо, ласковое солнышко. Виноградная лоза обвивает затейливую решетку. Уже появились небольшие листики. Скоро они напитаются соком, станут большими, и закроют вид на улицу. В этом есть плюс. Прохожие не будут украдкой коситься сюда. А мне, если захочется посмотреть, что творится на улице, можно будет присесть поближе и в маленькие щелочки между листвой вести наблюдение.

Маленькой я здесь играла. Терраса становилась то шалашом, то уютным семейным гнездышком. Выносила кукол, разговаривала с ними, кормила. Воспитывала. Одни были послушными, другие дерзкими. Одних гладила, жалела. Других ругала. Частенько сажала в ряд, читала книжки. Казалось, они слушали, слегка раскрыв маленькие алые ротики.

Родной с детства уголок. И сегодня вроде все как всегда. Но недостает всего одной детали. Из-за нее весь механизм моей маленькой внутренней вселенной заклинил.

Совсем недавно мы с мамой здесь проводили время. На душе было приятно, спокойно. Тогда я и подумать не могла, что потеряю ее в один миг. А затем и себя. Раз, и все, двери жизни захлопнулись. Наверное, нужно пытаться их отворить, но нет желания. Заканчиваются силы бороться с собой. Они еще есть, но висят на волоске. По нему уже пошли трещины. Я слышу их. С каждой минутой этот невыносимый звук все нарастает, бьет по барабанным перепонкам.

Теперь я одна, не считая бабушки, папиной матери. Он привез позавчера, сказал: «Будешь присматривать за внучкой Полиной. Она у нас взрослая. Но все равно нельзя ее одну оставлять». Старушка кивнула головой. Я не уверена, что она расслышала, а главное, осознала его слова.

Сама подумала, кто за кем присматривать должен? Она старая, слышит плохо и странная какая-то. Почти не разговаривает. Отец говорил, что болезнь у нее какая-то прогрессирует, по-моему, альцгеймера. Я не поняла. Не разбираюсь в этом. Зачем привез? Она мне совершенно чужая. До этого видела ее один раз. Ездили в гости к папиной сестре, Алине, когда мне было семь лет. Бабушка у нее жила. Тогда она еще общалась со всеми. Внучкой называла, пекла вкусные блины. Какие-то особенные. Мама тоже готовила хорошие, но не такие. В то время у меня проснулись родственные чувства к бабушке.

Больше мы с ней не виделись. Я выросла, многое позабыла. Но аромат блинов до сих пор помнится. Как увидела бабушку, ничто во мне не колыхнулось. Сморщенная старушка, покрытая черным платком. Только виртуальный запах блинов коснулся обонятельных рецепторов, моментально добрался до мозга. Но и он никак не расшевелил душу.

Папа сегодня ранним утром уехал на Камазе. Наверное, как всегда, в очередную длительную командировку. Никаких напутствий не сделал. Крепко обнял на прощание, поцеловал в мокрую от слез щеку. Сказал: «Держись, дочка. С бабушкой вам будет веселее». Ее тоже обнял. Молча. Запрыгнул в кабину прогретого Камаза и уехал, оставив за собой темное облако выхлопных газов.

Как мы с бабушкой уживемся, не знаю. До газовой плиты ее опасно допускать. Если скажу, чтобы не подходила, обидится. А мне с первых дней не хотелось портить с ней отношения. И так на душе плохо. Нужно как-то намекнуть. Но как? Ладно, подожду. Время покажет. Еды после недавних поминок много осталось. Пока можно не готовить. Интересно в жизни складывается. Еще недавно отмечали мой День рождения. Мне исполнилось 18 лет. В школе я самая старшая. В начальных классах год пропустила из-за болезни. Мама радовалась моему совершеннолетию. Вместе строили планы на будущее.

***

Внутри полная пустота. Когда отец приедет – неизвестно. Я замечала уже давно, что его поездки стали намного длительнее, чем раньше. «Добрые люди» донесли весть, что у папы есть любовница. Наверное, мама знала обо всем, только ничего не говорила и не устраивала истерик. Бедная мама.

Мне кажется, что отец бросил меня надолго одну. И бабушку привез, чтобы после рейса к любовнице двинуть. Неужели ему меня не жалко? А может, я сама себя накручиваю, отчего больнее на душе становится. Но так хочется, чтобы он приехал побыстрее. Я же его дочь, единственная. Неужели какая-то женщина ему дороже, чем я?

Сейчас в школе уже закончился первый урок. А я все дома. Не могу заставить себя куда-то идти, кого-то видеть, что-то слушать. Что они все могут понять? Противно смотреть, как делают вид, что сочувствуют, и тут же гогочут о чем-то несуразном, обсуждают проблемы, не стоящие выеденного яйца.

Пошла на кухню. Аппетита нет. От одного вида еды желудок наизнанку выворачивается. Налила водки в стакан. Поднесла ко рту. Резкий запах ударил в нос. Поморщилась и поставила стакан на место. Никогда не пробовала спиртного. Какой-же у него противный запах.

– Полина, ты где? – услышала приглушенный стенами голос бабушки.

«Проснулась», – пронеслось в голове. Честно говоря, теплых чувств я к ней не испытывала. Да что там лукавить, вообще никаких. По сути, чужой мне человек. У нее есть дочь с зятем, два внука. Она их любит. А я внучка, как оторванный ломоть. Она с нами практически не общалась. Ну и жила бы себе там, докормили бы родственнички и похоронили на ее малой родине.

Папа говорил, какая она заботливая, как соскучилась по мне. Может, действительно так. Но мне с трудом верится, что бабушка с радостью сюда ехала. Я думаю, что отец ее уговорил, потому что я хоть и совершеннолетняя, но одну оставлять боязно, а сам укатил подальше в рейс. Оставил деньги, будто откупился. Неужели бабло для него важнее, чем я? Бросил бы на время свой долбаный Камаз, устроился на работу. Такую, чтоб без командировок. Хоть бы на время.

Мысли пронеслись в голове со скоростью кометы. И такая злость на меня накатила, что я схватила стакан и опрокинула в рот. Дыхание сперло, слезы брызнули из глаз, закашлялась. Ну ничего-себе…

– Полина, – бабушка вошла на кухню. – Ты что, плачешь?

Я стою, не могу вымолвить ни слова. Одной рукой рот прикрыла, другой машу, дескать, все нормально. А слезы так и текут. Прижалась лицом к ее плечу. Будто действительно к близкому человеку. Она положила шершавую руку мне на голову и нежно погладила. И тут я впрямь разревелась, так что и не остановить. Взахлеб… Не помню, сколько времени мы стояли. В конце концов я успокоилась. Стало немного стыдно, что я восприняла ее приезд холодно. Ведь действительно родной человек. Бабушка. Может, не ее вина, что мы мало виделись и общались. Что я понимаю во взрослых играх?

Какая сложная штука жизнь… А смерть? Что я знаю о смерти? Только недавно поняла, что они ходят рядом, плечом к плечу. Еще недавно мама была жива. Смерть пришла внезапно, глупо. Немного не дошла до дома. Какой-то подонок сбил ее на полном ходу и скрылся. Когда «скорая» увозила, ее сердце еще билось. Умерла через несколько часов, не приходя в сознание. Меня как будто по голове кто-то поленом стукнул. Жизнь разделилась на до- и после. Кажется, я становлюсь другим человеком. Каким? Не знаю…

– Ба, садись кушать, – я взяла чайник, включила воду и стала наполнять его.

– Да, конечно – бабушка открыла холодильник и стала накрывать на стол. Я поставила чайник на плиту и присела.

Голова кружилась от выпитого. Позавтракали молча. Меня разморило. Пойду спать.

19 апреля

Привыкаю к бабушке. Она уговорила меня пойти в школу. Сижу за партой сама. Ни на кого не обращаю внимания. Светка провожает меня домой. Днем хоть как-то отвлекаюсь, а вечером совсем тоска берет. Ночью плачу. Скучаю по маме.

23 апреля

У меня радость. Спешу поделиться. Кажется, я влюбилась. С Олегом мы познакомились в магазине. Я выбирала продукты и не заметила, как столкнулась с ним плечом к плечу. Он извинился. Завязался разговор. Олег высокий, темноволосый, симпатичный. Провожал меня домой. С ним легко общаться. Не заметила, как добрались до дома. Стояли до темноты возле двора. Бабушка выходила раза два, звала домой. Да куда там! Я стояла, словно примагниченная к Олегу. Наверное, так бы и простояли до утра… Олег на прощание поцеловал меня в губы. Я и раньше целовалась, но от его прикосновения у меня закружилась голова, и легкая дрожь прокатилась по телу. Наверное, он это почувствовал, и мне стало стыдно.

Зашла в дом. На кухне сидела бабушка. Она дремала, склонив голову. Услышав стук двери, она привстала:

– Проходи, поешь, я обед приготовила.

– Ба, так уже ужинать надо, да и то поздно, – сказала я.

– Ага, – согласилась она, – снова присела на стул, склонив голову.

Интересная бабушка. Не кричит, не ругается, что я целый день простояла на улице с Олегом. Все время находится у себя в комнате, а там даже телевизора нет. О чем она думает, с какими мыслями живет?

Вот, думаю, был бы папа дома, я и минуты не простояла с Олегом возле дома. Да я, наверное, за квартал от дома с ним попрощалась, лишь бы папа его не увидел.

24 апреля

Вчера, когда выходили из школы, Олег ждал меня. Я подошла к нему. Мы обнялись. Помимо радости от встречи, мне было лестно, что одноклассницы видят меня с таким парнем. Олег старше меня, говорит, что учится в универе на третьем курсе юридического факультета. Чувствуется, что образованный. Такие истории интересные рассказывает. Нашим пацанам далеко до него. Ведут себя, как дети, а пытаются строить из себя крутых. Иногда смешно становится.

Возле дома долго целовались, не обращая внимания на прохожих. Как я изменилась. Мама меня учила не показывать свои чувства перед людьми. Да раньше я бы никогда так не сделала. Но мамы нет. Меня мучает совесть. Прости меня, мамочка…

29 апреля

Долго не писала. А так много всего произошло. Пытаюсь осмыслить происходящее. Недавно пригласила Олега домой. Мы обедали вместе с бабушкой. Затем остались одни в моей комнате. Олег достал сигареты и попросил разрешения закурить. Я, конечно, согласилась. Да я ради него готова была бежать хоть в вечную мерзлоту, Антарктиду, хоть в открытый космос. Олег открыл форточку, закурил. Дым заполнил часть комнаты и, как джинн из бутылки, спешно вытекал в окно. Мы сидели, расслабленные, слушали музыку. Диск принес Олег. Не попсу, не рок, а какую-то электронную, космическую. Группа так и называется «Space». Время будто остановилось. Даже вздрогнула от неожиданности, когда Олег предложил мне сигарету. Я рефлекторно взяла ее между пальцев.

…Прозрение о случившемся пришло утром, когда проснувшись, я увидела, что рядом со мной спит Олег. В голове шумело, и я с трудом пыталась вспомнить вчерашнее.

После того, как взяла сигарету, затянулась, голова закружилась. Я завалилась на кровать. Как сквозь туман текла музыка, голос Олега ласкал слух откуда-то снаружи и приятно проникал внутрь. Догадалась, что сигарета была с «сюрпризом». Но думать об этом не хотелось…

Я подскочила, когда в голову снарядом врезалось то, что произошло вчера. Посмотрела на простынь – да, это все было, это не сон. Красные следы говорили сами за себя. Я лишилась девственности.

Олег открыл глаза:

– Полинка, ты чего?

От неожиданности я на несколько секунд потеряла дар речи. Когда мозг гоночной машиной тронулся с места, мне стало стыдно, я произнесла:

– Сон страшный приснился.

– Иди ко мне, дорогая, – Олег обнял меня, и я потихоньку стала успокаиваться. Мне было приятно в объятиях Олега. Так бы и лежала, не вставая. Понежившись в постели, мы позвали бабушку и позавтракали. Затем вышли на улицу прогуляться.

– Олег, тебе на пары надо идти, – сказала я.

– Мне не надо, потом подучу и все сдам.

– Тогда я тоже прогуляю.

Мы гуляли, обнимались, пока желудки не потребовали пищи. Опять повторилось вчерашнее. Мы позвали бабушку, пообедали и разошлись по комнатам. Курили, слушали музыку, любили друг друга. Дни летели чередой. Выходные, майские праздники, школа, подготовка к экзаменам – все это отошло на второй план. Мы даже не вспоминали об этом. Пришла в себя я только тогда, когда Олег сказал, что ему надо уехать на несколько дней.

6 мая

Сегодня я проснулась от знакомого до боли шума. Его я не перепутаю ни с чем – гул папиного Камаза. Вскочила, накинула халат и выбежала на улицу. Скрип тормозов – и я уже у папы на шее. Вцепилась в него, кололась об его небритую щетину. Слезы радости стекали по щекам. Как же я по нему соскучилась. Радость была недолгой. Побыв с нами день, переночевав, он утром дал мне деньги и уехал. То ли в рейс, то ли к своей возлюбленной.

К грусти расставания добавились неприятные ощущения. Меня тошнило, болела голова. К вечеру стало совсем плохо. Я поняла, что начинается ломка. Я ждала Олега как никогда никого другого. Я его любила. Его – и его сигареты.

7 мая

Бессонная ужасная ночь наконец закончилась. Смотрела в окно. Иногда мне слышались звуки его шагов, я оборачивалась – пустота. Смотрела в окно, и каждый прохожий казался Олегом. Но его все не было. Наконец я задремала. Проснулась от звука шагов. Открыла глаза – на пороге стоял Олег. Я бросилась ему на шею. Но он отстранился от меня.

– Олег, ты чего? – закричала я.

– Подожди. Я не один. Познакомься с моим другом. Зовут Кочаном.

В комнату зашел мужчина. Он мне сразу не понравился. Коренастый, лысый – от него веяло каким-то непонятным ужасом.

Они присели на кровать. Я взяла Олега за руку и попросила выйти поговорить наедине. Хотела спросить, что происходит, почему он пришел не один, кто такой этот мужик. Но он перехватил мою руку и посадил себе на колени.

– Говори здесь, у меня от Кочана секретов нет.

– Олег, любимый, ты что, соскучилась, думала, ты сам ко мне придешь, – я прижалась к нему и обняла.

– Я же пришел.

– Да, милый, ты пришел ко мне, а твой друг пришел в гости, а гости когда-то уходят. Он уйдет, да? А ты останешься со мной? Навсегда останешься, да? Я не могу без тебя, – у меня началась истерика, я несла какую-то чушь, но ничего не могла с собой поделать.

– Тихо! Возьми себя в руки, – грубо перебил Олег.

Сегодня он в первый раз нагрубил мне. Так неожиданно. Больно. Я зарыдала.

Они молча сидели, пока я перестала плакать, только всхлипывала.

– Успокоилась? Вот и хорошо. А теперь слушай меня. Ты ведешь себя как истеричная баба. Сейчас мы уйдем, а завтра я приду. Сам или с Кочаном, не знаю, как получится. А ты не будешь закатывать истерик. Хорошо?

– Да.

Я понимала, что с Олегом что-то происходит, и я ни в чем не виновата. Он зашел в мой дом с каким-то ублюдком, как хозяин, да еще меня в чем-то обвиняет. Олега будто подменили. Я его не узнавала. Будто раньше под овечьей шкурой скрывался волк. Наверняка у него что-то случилось. Он зависит от этого Кочана и боится его? Возможно, завтра выяснится. Но как дожить до утра, если на душе не то что кошки скребут, а огромные тигры рвут ее на части?

– Оставь сигарету, – обратилась я к Олегу.

– У меня нет. Спроси у Кочана.

– Дайте, пожалуйста, сигарету, – повернулась я к Кочану.

– Девочка, обращайся ко мне на «ты», я не такой старый, как может, тебе показалось, – сказал он.

– Хорошо. Меня зовут Полиной, а тебя? – спросила, чтобы как-то сгладить конфликт. Да и неудобно называть его Кочаном. Какое-то неприятное погоняло.

– Как тебя зовут, я знаю, а меня называй Кочан.

– Хорошо, Кочан, дай сигарету.

– Молодец. Быстро учишься. Но сигареты я сегодня забыл дома.

Возникла длительная пауза. Я понимала, что он издевается надо мной. Если бы это происходило раньше, я бы их выгнала. Если бы не ушли, открыла форточку и звала на помощь или выскочила из дома. А с несчастной любовью справилась бы, переплакала, перестрадала, и все. А сейчас во мне что-то надломилось. Всей душой желала, чтобы они ушли, но неземной страх остаться одной овладел мной. Тишину и в то же время душевные терзания нарушил Кочан.

– Сигареты у меня нет, но есть кое-что получше. – Он достал из кармана одноразовый шприц, резинку и положил на стол.

Снова в воздухе повисла тишина.

– Я не умею, – проговорила я.

– Ты справишься. Я тебе подробно все объясню. И покажу. В картинках, – Кочан прищурил правый глаз.

Глава 2

8 мая

Вчера они ушли. Сколько терзаний я перенесла. Боль в каждой клеточке тела. Невыносимая. Но это капля в море по сравнению с душевными страданиями… Шприц на столе. Только протяни руку, и закончатся мучения. Выходила на улицу, буквально выползала. Погода была, несмотря на месяц май, холодная. Я тряслась от холода и ломки. Пришлось зайти в дом. Здесь тепло. И шприц на столе. Я последовательно выполнила инструкции ублюдка. Не попала в вену. Небольшой синяк. Снова попробовала. Мутная ядовитая жидкость ручьем потекла по вене, заполнила правый желудочек. Сердце ёкнуло, когда он сжался, наполняя легкие темной кровью. Толчок – и обогащенная кислородом и ядом кровь из аорты понесла заполнять капилляры тела. И вот я снова живой человек. Надолго ли?

Позвала бабушку обедать. Целый день просидела на террасе. Ночью спала плохо.

Сегодня я снова живой труп. Искорка надежды, что придет Олег, мы с ним вместе преодолеем эту беду, и будет все хорошо. О другом думать даже боялась.

Стук в дверь. Сердце замерло. Олег? Никто не заходит. Снова стук. Я побежала к входной двери. На пороге стоял Кочан.

– Разреши войти? – спросил он.

– Заходи, – сказала я на выдохе. Столько боли было вложено в это слово.

Мы прошли в комнату.

– Где Олег? – спросила я.

– Олега больше нет.

– Что с ним? – я схватила его за ворот рубашки и начала трясти.

– Для тебя его больше нет, – с ударением на каждом слове сказал Кочан и толкнул меня. Я отлетела к стенке, больно ударилась головой и сползла на пол.

– А теперь слушай меня. Та дурь, что вы с Олегом употребляли, качественная. Чувствуешь, какая у тебя ломка? Она дорого стоит. Тебе расплачиваться и за него, и за себя. Ментам и отцу ничего не говори, если хочешь увидеть его живым. Вчерашняя доза – это презент. За следующую будешь платить. Я знаю, что у вас есть деньги, украшения. Неси сюда, будем оценивать.

Я залезла в шкаф, достала коробку с драгоценностями. Поставила на стол. Кочан перевернул коробку, вытряс украшения и начал пересматривать. У меня замирало сердце. Каждая вещь была подарена папой маме или мне. И все это уйдет какому-то отморозку. Он сложил все обратно в коробку.

– Теперь неси деньги. Все, – сказал он.

Я принесла всё, что оставлял папа. Кочан пересчитал.

– Хорошо, считай, ты расплатилась за себя и Олега. Я с тобой не прощаюсь, – он повернулся и пошел к выходу.

– Постой, Кочан, а дозу? – выкрикнула я.

– Я же сказал, что за нее надо платить. Что ты можешь предложить?

– Я не знаю…

– А я знаю, что ты хочешь предложить. Но это не ко мне. Это – на панель. Но я тебе этого не советую. У тебя еще будет возможность получать то, что тебе надо. Береги папу. Все, я пошел.

– Кочан, миленький, дай дозу, – я стала на колени, обхватила его руками.

Он остановился.

– Ну, пожалуйста…

– Я же тебя предупреждал, – Кочан ногой резко ударил в грудь. Бросил шприц мне под ноги и ушел.

Не знаю, что со мной произошло. Еще недавно я была человеком. А теперь за дозу я готова лизать ему ноги как собака. Лишь бы на время стало легче. И мне не стыдно. Куда делась девичья честь, и какой толчок мне нужен, чтобы вернуть все назад?

8 июня

Прошел месяц, столько всего произошло. Я изменилась. Как будто не тридцать дней, а столько же лет пролетело и мне сейчас не восемнадцать, а сорок шесть. Или пятьдесят шесть. Физически и морально я состарилась. По крайней мере, так кажется. Мудрее ли стала? Не знаю. Хочется думать, что так. Писать не было сил, но главное – не хотелось. Недавно произошло событие – жизнь преподнесла сюрприз. Напишу все по порядку. Мысли так и просятся перенестись из головы на бумагу.

По числам писать не буду, потому что не помню. Какая-то череда полусна-полуяви. Пыталась анализировать события, произошедшие после внезапной перемены поведения Олега и появление Кочана. Кто Олег – ловелас, прожигающий жизнь за счет таких дурочек как я, или у них спланированная схема заманивания в сети дурмана? Верила и до сих пор считаю, что любовь с Олегом у нас была взаимная и во всем виноват Кочан. Он страшный человек, и вообще, человек ли? Мне кажется, это воплощение дьявола на земле.

Большую часть времени проводила на террасе или на окне, ожидая Олега. Но вместо него приходил Кочан. Как же я его ненавижу. Недавно мне объяснили, что многие даже с одной дозы героина садятся на иглу. Наверное, я одна из них. Негодяй этим воспользовался. А сейчас думаю, что он приносит какую-то дрянь дешевую, потому что облегчение приходит ненадолго, а страдаю я постоянно.

Боюсь смотреться в зеркало. Не узнаю себя. Не девушка, а какая-то больная женщина. Худая, но не стройная. Кожа дряблая. Нет, не как у старухи, но все же. Что делать дальше?

На днях приходила Светлана Григорьевна, классный руководитель. Стояла под воротами, звала меня. Зайти не решилась, наверное побоялась собаки. У нас обычная дворняга Шарик, сидит на цепи в дальнем углу двора. Гавкает когда взбредет. В этот раз желание полаять у него было отменное. Выйти к учительнице я постеснялась. Сердце бешено колотилось, так соскучилась, несмотря на то, что отношения с ней были не очень хорошие. Дорогая Светлана Григорьевна, ты пришла! Слезы катились ручьем. До дрожи хотелось выскочить, прижаться к ней. Знала, что не выйду. Как покажусь ей такая? Внутренняя борьба была невыносимой. Кусала губы до крови. Заметила это, только когда она ушла. Почувствовала боль. Вытерла ладошками лицо. Посмотрела – с них капала слегка красноватая жидкость. Видимо, слезы смешались с кровью из искусанных губ. Пошла к умывальнику.

Дрожь постепенно проходила и в то же время накатывалась злость. Не знаю почему, но радость от прихода учительницы сменялась ненавистью. На нее, себя, на весь мир. Приходила она, ну и что – это ее работа. А на меня как на человека ей наплевать. Всем до меня нет дела. Никому я не нужна…

С бабушкой мы так и не сблизились. Она плохо слышит, забывает, постоянно в комнате пропадает.

Шарик для меня стал близким другом. Только дверь открою, он уже выскакивает из будки и приветствует лаем. Подойду к нему, поглажу, расскажу о судьбе своей нелегкой. А он будто понимает. Смотрит грустным взглядом. Когда есть силы – отвязываю его, бегаем друг за другом, дурачимся. Общение с Шариком, наверное, самые светлые куски моей текущей жизни. А она темная, как рассвет поздней осенью, когда уже что-то видно, но небо пасмурное и льет дождь, бьются брызги о стекло, будто слезы.

Когда приходит Кочан, наступает беспросветная тьма. Он вынес практически все из дома. Даже шикарные шторы унес. Завесил окна газетами, побрызгал белой краской на стекла, наверное, чтобы снаружи можно было подумать, что ремонт идет. Из кухни все вынес, оставил несколько тарелок, сковородку да старые кастрюли. Мебель вывозил ночью. Грузовик заезжал во двор и какие-то мужики грузили товар в кузов. Наконец, остались голые стены, которые Кочан из баллончика с бурой краской нанес странные узоры.

Не заходил только к бабушке. За это ему благодарна. Она ведь не при чем. Объясняла ей происходящее как могла. Не знаю, верила ли она мне. Смотрела грустным взглядом и уходила в комнату.

Потом за дозу он вынес последнее – мою кровать. Бросил на пол тряпки. Старое одеяло, рваное покрывало, застиранные простыни. Спи, говорит, на этом, заслужила. Было очень обидно. Зачем он меня унижает?

На следующий день, как обычно, появился Кочан.

– Чем сегодня расплачиваться будешь?

– Не знаю, – ответила я.

– Тогда я ухожу, – сказал он.

– Дозу дай.

– Я не шалава, чтобы давать. Ха, ха, ха, – неприятно то ли засмеялся, то ли ухмыльнулся он. Я продавец. Торгую дурью.

– Что мне теперь делать?

– Ну, вот ты и докатилась, что продать нечего. Если только себя. Кому ты сейчас нужна? Выглядишь хуже «плечевой» проститутки. Хорошо, давай попробуем, может в деле ты ничего. Пошли.

– Проходи, я в туалет схожу.

Вся ненависть накопилась во мне и сжалась пружиной, которую я еле сдерживала, чтобы не дать ей разжаться, сметая все на своем пути. Проходя мимо, зашла на кухню, взяла нож в правую руку. Я вцепилась в него так крепко, что, кажется, никакая сила не могла разжать ладонь. Опустила руку с ножом в карман.

В комнате возле окна спиной ко мне стоял Кочан. Услышав шаги, обернулся.

– Показывай товар, – усмехнулся он.

Я распахнула халат, оголяя грудь. Глаза его заблестели.

– Трусики снимай.

– Нет.

– Стесняешься?

– Да, – солгала я. На самом деле у меня не было и тени смущения. Мысли заняты тем, как бы подонок не догадался о ноже.

– Хорошо, я сам, – он опрокинул меня на одеяло. Но не грубо, почти нежно. Неужели вид моего тела его возбудил?

Он стянул трусики. Руки его мелко дрожали. Приспустил брюки и повалился на меня. Попытался раздвинуть мне ноги. Не получилось. Я их крепко переплела. Левой рукой обняла Кочана за шею и впилась в его губы горячим поцелуем. Он расслабился. В глазах у меня потемнело от ненависти. Я вытащила правую руку и со всей силы ударила его ножом. Метила в спину, но удар пришелся в плечо.

– Ты что, сука, – вскочил Кочан. Рукав тут же пропиталась кровью. – Какого хрена лежишь, помоги рубашку стянуть.

Я рванула ее за ворот обеими в разные стороны. Пуговицы вереницей посыпались на пол. Разорвала рукав. Темная кровь стекала по его телу и на полу стала образоваться лужица.

– Вену, что-ли повредила. Посмотри, – сказал Кочан.

– Не знаю, – осмотрев порез, сказала я. – Может, сбегать к соседям, чтобы скорую вызвали?

– Ты что, дура? Скорая ментам сдаст. Сложи рубашку в несколько слоев и затяни рану покрепче.

Он оперся о стену, я завязала ему рану. Кочан и достал сотовый телефон с торчащей из него, как маленький сучок из дерева, антенной (в середине 90-х связь стоила дорого и была редкостью, олицетворением богатства и крутизны – прим. авт.). Кое-как набрал номер, что-то пробормотал в трубку. Вскоре сполз по стенке на пол. Лицо его было белое, как стена. Я стояла, как оглушенная. Из ступора меня вывел скрип тормозов у двора. Вошли два парня, взяли Кочана под руки и выволокли из дома. Из окна я увидела отъезжающий джип.

К вечеру мне стало плохо. Крутилась на полу всю ночь.

В последующие дни никто не приходил. Что с Кочаном, не хотелось и думать. Я была рада, что он или его дружки не появляются. Решила, если не умру от ломки, то брошу колоться и начну заново жить. Конечно, к экзаменам меня не допустят, придется учиться в выпускном классе еще год. Почему я раньше не понимала, как хорошо ходить на занятия, общаться, гулять, любить. Раньше обижалась из-за каждой мелочи, раздражалась, нервничала. Жизнь протекала как бы стороной. Сейчас все это кажется раем. Хочу вернуться назад, в прежнюю жизнь. Хотя бы ползком, сдирая кожу до мяса, ломая ногти, продвигаясь по сантиметру, сплевывая сгустки крови вперемешку с землей.

Нужно выжить. Несмотря ни на что. Сердце нестерпимо болит. Колотится молотом, будто хочет разорвать грудь. Внутренности выворачивает. Кажется, что каждая клетка тела пытается разорваться. Сильно хочется пить.

Ночью началась рвота. Вскоре замучила жажда. Кое-как доползла до кухни. Нашла банку, набрала воды. Тут же меня стошнило. Не помню, сколько прошло времени, пока я не догадалась пить маленькими глотками или просто смачивать губы. Не заметила, как впала в забытье.

…Я ходила по полю, собирала одуванчики. Присела, сплела из них, как в детстве, венок. Поднявшись, увидела маму. Надела ей на голову венок, дальше пошли вместе. За нами увязался Шарик, радостно виляя хвостом. Долго шли молча. Стало темнеть. Впереди появилась ветряная мельница. Обдуваемая ветерком, она махала руками-крыльями, будто приглашая войти. Я остановилась, а мама продолжала идти. Открыв скрипучую дверь, она зашла в башню. Шарик заскулил и побежал прочь. Ветер подул со страшной силой, едва не сбив меня с ног. Крылья мельницы набирали бешеные обороты. Стало страшно.

Вдруг из отверстий башни потекла красная жидкость.

– Мама, мама, – закричала я и побежала к мельнице.

Дверь не открывалась. А жидкость подтекала уже до самой земли. И тут мелькнула ужасная мысль – это кровь.

– Мама, что же ты наделала? – кричала я.

Кровь, капая на землю, превращалась в красные фишки. Я хватала их и засовывала в карманы… Откуда-то послышалась музыка. Обернувшись, увидела сияющее разноцветными огнями здание казино. Ноги будто сами повели меня в ту сторону. Вошла. Возле игровых столов толпились люди. Я подошла к рулетке, которая медленно крутилась.

– Девушка, вы ставить будете? – спросил крупье.

– Что? – не поняла я.

– Фишки. У вас в руках.

– А, да, – промолвила я. Увидела, что держу их в руках, положила на стол. Достала и те, что были в карманах.

– На что ставите?

– Не знаю.

– Ставь на зеро, – противно прокаркала в ухо какая-то старуха.

– На зеро, – послушно сказала я.

– Ставки приняты, ставок больше нет, – объявил крупье.

Стрелка замедляет ход. Оборот. Кажется, останавливается возле нуля. Какое там, проехала, делает еще круг. Замирает возле зеро и… перемещается на одно деление.

– Вы проиграли, – крупье сгребает к себе фишки.

– Нет! Нет!

…С криком подскочила и разрыдалась. Плакала долго. Когда слезы высохли, стала всхлипывать. Как ни странно, но становилось легче. Я осмотрелась. Какой кошмар в доме! Встала и пошла дрожащими ногами на кухню (хотя ночью могла передвигаться только на четвереньках). Наполнила ведро водой, взяла тряпку и начала смывать с пола бурые пятна засохшей рвоты и крови. Это оказалось не так-то просто. Как только участок пола высыхал, на нем проявлялись разводы. Сил хватило на половину комнаты. Пот стекал ручьем. Я свалилась на импровизированную постель из грязного белья. Боже, как оно воняет. Нужно все перестирать. Хотя вначале надо себя привести в порядок.

Отдохнув, поплелась в ванную. Чудотворные струи воды казалось, смывали грязь не только с тела, но и с души. Не знаю, сколько стояла. Время остановилось. Вечность – когда время никогда не заканчивается? Если это так, то хотелось бы находиться в таком нереально благодатном состоянии, что невозможно описать. Заслужила ли я его? Столько нагрешила за месяц. Если бы не смерть мамы. Нет, это не оправдание.

С другой стороны, за что мне такая участь? Совсем запуталась в мыслях. Сейчас бы в церковь, свечки поставить. Хорошо, что крещенная. Не помню, как проходило таинство. Малюткой была. Но крестик есть. Точнее, был. Кочан сорвал его вместе с серебряной цепочкой. Господи, прости меня, грешную. И накажи его. Мама говорила, что нельзя желать зла ближнему, нужно всех прощать и даже любить. Как можно любить таких, даже не нахожу слов для описания, людей? Не понимаю. Простить, наверное, можно, но любить… Спросить бы сейчас маму. Она, наверное, подсказала.