Бесконечный путь по цикличной спирали. Часть 1

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА СПИРАЛЬНОГО ВИТКА

© Александр Тас, 2018

ISBN 978-5-4483-3438-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Душный бар. Полумрак, довольно громко играет музыка. Но вот парадокс, чем больше пьёшь, тем больше кажется, что музыка играет совсем не громко. Ещё стопка —гвалт становится даже довольно сносным, ещё рюмка – в самый раз. Играет, кстати, какой-то олдскульный рок. Можно было бы сказать, что это рокерский или байкерский притон… Но интерьер, если его можно так назвать, точно не по тематике. Впечатление, что хозяин или не обладал вкусом или просто не стал тратить на это свои деньги и драгоценное время. Шумно, жарко, влажно то ли от пива, которое разлили на полу, и к которому теперь прилипают подошвы, то ли от пота людей, которые пытаются что-то изобразить в углу помещения на импровизированном танцполе, дёргаясь в судорогах эпилепсии под резкие и высокие ноты электрогитары, и мотая головой под бас ударных. Нелепая и дешёвая подсветка создаёт ощущение праздника и веселья… Вечер в разгаре, точнее, уже поздняя ночь. Публика пьяна, всё в сигаретном дыму, так, что кое-где просто тяжело дышать.

Но людям нравится. Они пришли сюда не с целью насладиться покоем и светской беседой, не то это место. Тут, скорее, можно без пользы провести время… Или лучше сказать, потратить… Если не считать пользой полупьяную девушку, которая ещё, может, будет в состоянии сдерживать рвотные позывы, когда кто-то приведёт её к себе домой. Или если не считать удачей парня, который весь вечер казался таким милым, что не верилось, каким ветром его занесло в этот бар, но который съездил своей даме по челюсти, когда та убрала его руку от своей груди и дала пощёчину. Одним словом, классический кабак, в который превращаются почти все заведения средней паршивости с яркими барными стойками, неоновыми огнями и тёмными углами, в которых может сидеть кто угодно, занимаясь не понятно чем…

– Олееем!…

Очень шумно.

– Оолеееем!!!…

Не ясно, это музыка так орёт из колонки в углу, или же те парни по центру барной стойки.

– Бармееен, говнюк вонючий. Олем! Вот дерьмо… Олееем!!!

– Чего тебе?!

– Вискарь повтори.

– Разбодяжить содовой?

Тут Олем пожалел, что спросил это, таким суровым и холодным взглядом его одарил «просящий». Шутка явно не прошла, по крайней мере, клиент её не оценил.

– Дружкам своим малахольным и нежным будешь бодяжить, а мне чистый давай.

Бармен в принципе не любил те моменты, когда встречался взглядом с этим парнем, может, даже не любил самого этого парня, может, даже боялся его. Нннееет, это – не то чувство, скорее, он его слишком сильно уважал, слишком сильно чувствовал уверенность и непоколебимость этого парня… Да и вообще, парня ли? Бармен никак не мог оценить возраст этого человека… Слишком подозрительным казался этот тип. Порой бармен задавал себе вопрос: «А вообще, человека ли?». Он не верил, что человек может обладать такой энергетикой, только маг или чернокнижник из фэнтези.

– Понял, чистоганом…

Бармен снова замялся. Так бывает, когда один из собеседников чувствует превосходство другого и, не зная, куда себя деть, делает от этого много ненужных движений, к тому же много и не по делу говорит. Нужно теперь было как-то оправдать паузу.

– Пятьдесят?

Клиент медленно поднял голову. Глубокий, удивлённый и раздражённый взгляд.

Бармен проклял всё и готов был провалиться прямо тут хоть бы даже в самый ад, так нелепо он выглядел и чувствовал себя полным ослом, как школьник, которого отчитывала мама за первую двойку.

– Понял.

Сказав это, бармен решил засунуть свой язык себе в «задний карман джинс» и налил сто грамм самого хорошего виски, даже не разбавив его водой на всякий случай.

Человек, обладающий, по мнению бармена магией взгляда и нерушимой энергетикой, сидел на краю барной стойки поближе к углу, куда не падал свет от танцпола и неоновые блики от холодильника с алкоголем. Он просто выпивал. До диалога с барменом угрюмый грубиян выпил примерно три или четыре стопаря. Этот парень иногда заходил в бар, и чаще всего просто сидел в одиночестве и пил. Пару-тройку раз, правда, он был участником драк, причём эти драки были самыми запоминающимися и значимыми в истории этого «блудняка». С тех пор заядлые посетители и старожилы перестали рассматривать этого незнакомца как потенциального конкурента в борьбе среди местных альфа-самцов и возвели его в ранг неприкасаемых.

Вот и сейчас он сидел один. Никто не знал, как его зовут… Никто не решался к нему подойти. Он сидел на барном стуле, поэтому точный рост прикинуть было сложно, но, судя по крепкому плечевому поясу, не тощей шее и довольно длинным рукам, могло показаться, что рост его чуть выше среднего, да и бармен частенько замечал, что среди клиентов бара мало кто был выше этого человека, и когда тот сидел на стуле, а кто-то стоял и наоборот.

Во всём чёрном. Штаны – кажется, чёрные очень плотные джинсы. Бадлон, с вырезанным самостоятельно горлом и необработанными краями, тоже чёрный. Чёрные ботинки с плотной шнуровкой. Даже волосы, небрежно подстриженные и уже немного отросшие, тоже чёрные. Одним словом «мутный тип», отщепенец. Казалось, что он какой-то байкер.

– Твой вискарь!

Бармен не знал, как обращаться к этому человеку, но всё-таки набрался смелости и решил не церемониться.

Странно то, что хотя Олему было двадцать восемь и он явно чувствовал, как прогибается под характером этого «урода, мать его», бармен никак не мог определить, сколько тому лет. Не мог определить даже примерно. Иногда ему казалось, что не больше тридцати, ну, может тридцати пяти. Но порой, он видел на лице незнакомца чуть ли не вековую печать времён. Тогда казалось, что перед ним старец, проживший всю жизнь, но не нашедший в ней радости, или что он смотрит на ветерана войны, который вернулся с множества полей брани и отчуждённо смотрит на сделавшийся чуждым окружающий его мир радости и беззаботного веселья.

А самое интересное то, что бармен никогда не мог точно и детально вспомнить лица этого странного человека, а иногда ему даже казалось, что у того несколько лиц, похожих, но не одинаковых. Это странно, но это было так.

Очень шумно… Как будто Олема никто не услышал. Бармена это смутило и снова напрягло. Он начал было смущаться и нервничать, не зная, что ему дальше делать.

– Виск…

Человек за стойкой сполз со стула, словно ленивый медведь спускается с берложьей насыпи к себе в нору.

– Вот деньги за всё… И за вчерашнее тоже… Тут должно хватить.

– Круто, а то конец недели, мне кассу сдавать, отчётность, ну… Кредит там, дебет. Спасибо, ёк-макарёк!!!

Тот, кого бармен считал байкером, уже прошёл мимо, но вдруг резко остановился и замер. Он держал кожаную потёртую куртку в руке, переложил её в другую руку, потом расправил, не спеша надел. Бармен напрягся, почувствовав, что что-то не то сказал, но никак не мог понять что. От этого он судорожно перебирал мысли в голове, но ничего не находил, так как всё, что было путного улетучилось с двумя стопками водки, которые он накинул себе за воротник этой ночью. Но кроме этого парень почувствовал жуткий страх, животный ужас как перед неизбежной карой.

Человек во всём чёрном неотвратимо, как приговор, подошёл к бармену и тот благодарил судьбу, что между ними была сейчас барная стойка шириной полметра.

Когда байкер немного склонился и приблизился к бармену, казалось, что это конец. Но тот лишь произнёс глубоким, властным и негромким голосом так, как отец учит непутёвого маленького сына поучительным тоном.

– Ты знаешь, что значит «спасибо»?

– …Н-н-нуу, т-типо… Д-да… Типо, благ-год-дарность… К-как бы.

– Дарить блага будешь кому-нибудь другому, мне от тебя ничего не нужно.

– Я не понимаю…

– И не поймёшь. «Спасибо» – это «спаси бог».

– Ясно.

– Меня спасать не от чего, я ничего плохого хорошим людям не сделал. Понял?

Бармен начал приходить в себя, осознав, что разговор вроде бы течёт в спокойном русле.

– Ага… То есть, да, понял.

– Так что ты там сказал-то? Повтори.

Снова пошло напряжение, и все те тревожные чувства опять начали возвращаться вместе с дрожью в коленях. Бармену стало дурно.

– А что?

– Ты, бляха, сказал: «Спасибо, ёк-макарёк.».

– …

– Так вот… Не богохульствуй.

Таинственная улыбка появилась на лице байкера. Эта улыбка была с какой-то хитростью и усмешкой, но то ли доброй, то ли издевательской усмешкой было не ясно.

Последние слова проговаривались очень медленно, отчётливо, членораздельно, нравоучительно и с актёрским выражением.

Уже потом когда бармен придёт в себя и начнёт детально вспоминать, что же случилось… Он усомнится, открывал ли рот байкер, когда произносил последнюю фразу, или слова просто звучали в его голове.

2

На улице было сыро и уже довольно поздно. Точнее сказать, время близилось, скорее, к раннему утру, но ночь ещё была полноправной хозяйкой окружающей природы. Ночь. Темнота. Сырость. Окутывающий холод, который проникает в плоть, наделяя сознание безысходностью и тревогой. Ещё этот мерзкий мелкий дождь. Даже не дождь, а влажная взвесь в воздухе от стопроцентной влажности. Её не видно, но чувствуешь, как на твоём лице конденсируются и оседают капли воды.

Сегодня было темно как-то по-особенному. Может быть, в этом были виноваты просто тучи, затянувшие почти всё небо. Но, вероятнее, всё дело в том, что часть улицы просто не была освещена. В баре говорили, что какие-то проблемы на подстанции, и энергии хватает только на половину «этого чёртова захолустного городишки». Причём продлится это до понедельника, потому что только в понедельник приедет ремонтная бригада специалистов из мегаполиса, чтобы починить «эту срань», а на выходных никто не будет отрывать свой зад от мягких диванов ради нескольких тысяч человек, сидящих без света и электричества.

Человек стоял на пороге бара под козырьком навеса при входе. Перед ним была безлюдная улица. Мокрая. Прямая. Дорога уходила метров на триста по прямой. Освещена она была только на половину, посередине проходила стёртая прерывистая разделительная полоса. Причём было не ясно, действительно ли, она кое-где стёрлась от времени, или изначально её рисовали пунктиром абы как.

Молчаливый байкер тоже заметил, что ночь сегодня въедалась в глаза, и это было немного странно. От этого звёзды, встречающиеся на клочках неба, там, где тучи иногда разрывались, казались особенно яркими, как ксеноны мотоцикла, который стоял неподалёку, шагах в четырёх.

Байкер попытался найти на небе луну, просто ради интереса. Он поймал себя на этой игривой мысли. И улыбнулся пьяной ухмылкой. Игра в поиски луны его действительно позабавила… Он сам иногда удивлялся своей «находчивости».

– Какой затейник, однако… – сказал он сам себе.

Но, так ничего не найдя на небе кроме огромных серо-чёрных туч, байкер резко переменился в лице. Оно приняло свои обычные черты жёсткого, раздражённого, подозрительного человека. Байкер втянул побольше соплей через нос, смачно харкнул, набрав в рот всё, что накопилось за время, когда он вышел из влажного теплого кабака на влажную и холодную улицу и смачно плюнул в сторону, противоположную той, где стоял его мотоцикл.

– Сраная гадская погода, не хватало ещё заболеть.

Рука потянулась в карман короткой кожаной куртки, которая практически идеально сидела на крепком торсе, повторяя все бугры мышечной массы, не раз спасавшей в разных передрягах. Байкеру хотелось курить. Хотелось даже не столько курить, сколько почувствовать что-то тёплое внутри. Дым от сигареты как раз подошёл бы для этого. Поиски пачки продлились несколько секунд. К счастью в ней осталось ещё три или четыре сигареты.

– Оооо! Как раз хватит до утра.

Дым приятно окутывал лицо и даже немного согревал, даря что-то вроде надежды и уюта в такую погоду, а яркий оранжево-красный уголёк чарующе дразнил, то разгораясь при каждой тяжке, то немного затухая, и тлея.

Так человек стоял и курил. Взгляд был полностью теперь прикован к этому огоньку на конце сигареты. Вот байкер поднёс ко рту остатки никотиновой радости, затянулся, прищурив глаза то ли от удовольствия, то ли, наоборот, от неприятного избытка ядов, которые попали в лёгкие от глубокой и длительной затяжки. Глаза смотрели только на край сигареты, изучали тление табака и папиросной бумаги от разгорающегося угля. Байкер явно о чём-то думал. Даже лицо стало более расслабленным, более философским, более мягким. Он полностью погрузился в себя, абстрагировался от всего мира.

В кармане что-то сильно завибрировало. Байкер резко очнулся и пришёл в себя. Это было настолько неожиданно, что у него пробежала дрожь по телу, начиная от места в районе кармана, где лежал телефон, до центра спины и вверх по позвоночному столбу до затылка. Эта дрожь в затылке и привела сознание в чувство. Байкер даже удивился, как он мог настолько отключить своё внимание, что полностью потерял концентрацию и самообладание. А когда он осознал, что в таком состоянии находился по всей видимости несколько минут, пока курил сигарету, то был в ярости, что позволил себе такую слабость и беспечность.

Но телефон всё ещё звонил. Нужно было ответить. Причём байкер точно знал, что ответить необходимо, что это очень важно. Поэтому, не торопясь, как будто зная, что на том конце точно дождутся, он достал трубку старого потёртого телефона-раскладушки, с которыми уже практически никто не ходил, и ответил.

– Говори.

– Я тоже рад тебя слышать…

– Говори.

– Ты знаешь, почему я звоню?

– Говори, бля…

– Сегодня.

– Что сегодня?

– Это случится сегодня.

– Что случится?

– Ты знаешь что…

Байкер действительно знал, что должно случиться. Он точно это знал, он был в курсе всего. Кроме того, что он это знал, он ещё это очень хорошо чувствовал, очень чутко ощущал это, что казалось ему куда важнее, чем то, что он это знал. Именно чувство было самым правдивым доказательством, самым неоспоримым фактом того, что так всё и произойдёт, именно чувство, а не знание… Он искренне верил в это. Оставался только вопрос: «Когда?».

– Значит сегодня?

– Да.

– Где?

– Где мы предполагали.

– Это точно?

– Информация достоверная. Мне сообщил её наш общий друг.

– Друг?

– Да, наш соратник.

– Кто?

– Ты называешь его «Историк-праведник».

– Иофан?

– Да. Он… Его больше нет.

– Он есть, ты знаешь это не хуже меня.

Голос байкера в трубке телефона сделался очень раздражённым, даже злым. На том конце казалось, что собеседник выходит из себя и сильно заводится… Вероятно, это было как раз то, что нужно. Незнакомец продолжил спокойным, размеренным тоном, как будто читал проповедь о жизни и смерти.

– Его нет среди нас.

– Да ты задрал меня! Я уже понял!

– Не выходи из себя, сконцентрируйся на деле.

Невозмутимый тон окончательно добил байкера, он был готов взорваться как бочка, начинённая динамитом. Ему неистово хотелось разбить кулаки до костей, чтобы выместить злобу на чём-то, но лучше на ком-то… И он, кажется, знал на ком.

– Ты готов?

– Ага…

– Ты что пьян?

– Ага.

– Это может помешать делу.

– Когда мне мешали патрули на дороге?

– Ты прав, никогда. Будь осторожен. Это очень…

– Важно, я знаю. Ещё кто-нибудь есть?

– Только ты.

– Бляяя…

– Удачи.

– Удачи нет, ты знаешь и это.

– Удачи.

Разговор был закончен. После него байкеру сразу стало не по себе. Волнующее чувство, когда от выбора зависит очень многое, и выбор этот не между водкой и виски в баре, а кое-что малость поважнее. Но вскоре он понял, что гнетёт его не выбор… Выбора по сути не было. Его беспокоит осознание того, что дальнейшее развитие событий зависит теперь только от него и больше ни от кого. Только он со своей верой и характером, его телом и силой ума. Больше ничего и никого. Если что-то из этого окажется недостаточно сильным, если какое-то звено этой простой цепи выпадет, то рухнет всё. Байкер переживал, боясь оказаться слабым в чём-то, боясь оказаться неготовым и не оправдать надежд, прежде всего своих. И слова в мобильном телефоне лишь усилили в нём эту тревогу: «Только ты…».

– Вот падла… Ненавижу его за это… Знает и издевается… «Только ты.», – вот падла! Падла!

Байкер перешёл почти на крик, хотя был на улице совсем один, и его никто не мог ни услышать, ни увидеть. Он чеканил шаги вокруг мотоцикла и ругался то ли на себя, то ли на голос в телефоне, то ли на весь мир сразу:

– Падла, падла… Ааааааа!… Падла!

Нервы байкера начали сдавать. Он дёргался и расходился всё больше. Ярость постепенно заполняла его сердце, и этот человек мог сорваться сейчас на ком угодно. Куртка и штаны байкера промокли, так как влажная взвесь превратилась уже в стабильную морось.

Самообладание взяло верх над сущностью этого крепкого, плотно сложенного и взбешённого человека. Постепенно он пришёл в себя, уставившись на мотоцикл. На чёрном бензобаке виднелось отражение лица, очертания которого он не мог различить и сам. Может быть, это – вода заливала глаза, капая с мокрых давно не стриженых волос, может, это – капли жидкости на мотоцикле мешали разглядеть своё отражение, а, может быть, само лицо уже давно потеряло чёткие линии и контуры. Всё равно.

Окончательно придя в себя, байкер поймал внутри себя чувства неотвратимой отваги и решимости, постаравшись сконцентрироваться на них, держа про запас весь гнев бунтарского духа. Он знал, что сейчас как раз это и важно.

К нему, как будто бы, пришло понимание, почему именно он оказался тем, кто должен разрешить ситуацию… Почему телефон зазвонил именно у него. Конечно, полностью всего он не осознавал, но, как ему казалось, догадывался, принимая такой порядок, как должное.

Взглянув ещё раз на небо, он снова не нашёл там луны, только быстро бегущие облака с редкими разрывами, в которых ярко светили концентрированным светодиодным сиянием звёзды. Он попытался напоследок всё же отыскать луну. Какая она сейчас? Но всё было тщетно.

– Вот падла, – снова произнёс байкер.

Дольше смотреть вверх было невозможно, потому что с неба уже капали струи дождя, и ледяная вода противно заливала лицо. Он стёр всю влагу с лица ладонью, которая ещё пахла табаком от сигареты и зачесал волосы назад с помощью пятерни. Подойдя к мотоциклу, человек вытащил шлем из-под сетки на сиденье. Все знали, чей это мотоцикл, а значит, чей это шлем, поэтому обходили его в радиусе двух метров, и уж, конечно, ни у кого не возникало мысли, взять шлем без спроса.

Кинув последний прощальный взгляд на небо одновременно с надеждой, отчаянием и просто так из любопытства, байкер надел шлем и опустил защитное стекло-забрало. После этого он сел на своего надёжного чёрного металлического «напарника», смиренно стоящего, но с нетерпением ждущего своего часа, и подумал: «Темнее всего перед рассветом.».

Потом человек завёл свой байк, но почему-то помедлил. Склонив голову, он подумал ещё раз, перефразировав: «Темнее всего всегда перед рассветом».

Мотоцикл, томящийся до этого без дела на холоде, и явно скучающий по ветру и скорости, мерно и напористо заурчал, как бы красуясь перед товарищем восседающим сверху. Но как только кисть ездока несколько раз скрутилась на рукоятке руля, этот чёрный зверь издал ровно столько же мощных и яростных рычаний. Теперь стало ясно, что эта парочка настроена весьма решительно, и, вряд ли, найдётся сила, способная заставить их свернуть с намеченного пути.

Ночь, мрак, мокрая дорога, холод – ничто не помешает им доехать до места назначения. Бак почти полный, сомнений уже больше нет. Нет больше и страха… Есть только цель, и дорога к этой цели.

Дождь всё расходился, капли уже отчётливо разбивались о мокрый асфальт. Кое-где были лужи. Заднее колесо с визгом зажужжало, прокручиваясь по влаге на дорожном полотне, мотоцикл немного занесло, но крепкие руки и торс сдержали буйный рывок стальных мускул байка. Мотоцикл прижало к дороге собственной массой, плюс весом седока, и только после этого байк сорвался с места, быстро ускоряясь по центру дороги с двухполосным движение, рядом с то ли стёртой, то ли плохо освещённой прерывистой линией. Доехав до конца прямого участка, мотоцикл резко накренился и ушёл в поворот. Очень скоро он исчез вдалеке, превратившись в тёмное пятно на тёмном фоне.

После того, как байк скрылся, а шум грохочущего мотора стих, на улице не осталось никого. Тучи на маленьком участке неба немного рассеялись, и из-за них показалась яркая, пышная, рыхлая луна, словно издеваясь над брутальным человеком в чёрной одежде и чёрным мотоциклом. Но байкеру было уже всё равно. Короткие минуты романтизма прошли, и ему сейчас не нужна была ночная подруга, которая дала бы немного света и надежды этой тревожной ночью. Теперь он мчался по шоссе в паре с надёжным товарищем, который никогда его не предавал… А свет капризной своенравной луны был уже ни к чему. Подачек и одолжений этот суровый человек ни от кого не ждал. Он к этому не привык, и просто не мог себе такого позволить. «Только ты», – звучало в голове как приговор. Надеяться нужно было только на себя и на свой байк, так как ночь пока была тревожной… Но обещала быть жуткой.